Австралийские зарисовки

Золотов Юрий Александрович
Академик РАН

 

Про Алису

Уехал я в подмосковный пансионат: лыжи, кино, книги, разговоры за обеденным столом. Соседка напротив приехала надолго, ей спешить некуда, ей всё интересно, поговорить любит, но и слушать умеет. Меня втягивала в разговоры; выяснилось, что мы учились в одном вузе, только в разные годы. Чем занимаетесь, что за семья, где дача – и пошло-поехало… На вопрос о хобби я после рыбалки назвал графоманию, а увидев её поползшие вверх брови, пояснил, что не совсем уж в плохом смысле, а в исходном – как любовь к писанию. О, расскажите, что пишете. Я ответил, как девушка из анекдота (её спрашивают, что она делает сегодня вечером, она отвечает: «Всё»). Всё, говорю, – путевые заметки, рассказы, эссе, публицистику, даже стихи. Говоря про стихи, упомянул строчку Роберта Рождественского: «Всё меньше и меньше поэтов, всё больше и больше стихов». Мол, поэтом себя не считаю, а стихи кто же не пишет… Повести, романы, пьесы я не назвал, потому что никогда их и не писал (вот вам и «всё»; наверное, у той девушки тоже так).

Алиса зацепилась за путевые заметки. Спросила:

– Вы ведь, наверное, не только по России ездили? Много разных стран повидали? О них что-нибудь писали?

– Ездил, – говорю, – действительно много, а писал мало. Но кое-что есть, могу прочитать, если захотите.

– А о какой стране?

– Написано больше всего об Америке, есть о других странах, но последняя запись об Австралии.

– Вот и прочитайте про кенгуру. У вас о кенгуру-то написано?

– О кенгуру и без меня ужас сколько написали, к тому же они в любом зоопарке есть. Но немного написано.

– Завтра. Давайте в пять часов. Согласны?

– Договорились.

На следующий день Алиса пришла на завтрак какой-то раздражённой (но, как всегда, аккуратно одетой, ухоженной). Оказалось, что она недовольна тем, как убирают её комнату. Точнее тем, что практически и не убирают, только накопившийся мусор выносят, да и то не каждый день: в субботу и воскресенье горничных вообще не видно. Я сказал Алисе, что это всё мелочи, не повод для расстройства.

– И вообще, дорогая Алиса, – говорю, – вы не в стране чудес. Ладно, поехали в Австралию.

Я прочитал ей следующие ниже заметки.

Как туда попасть?

В Австралию из Москвы не было прямых рейсов, но существовало несколько вариантов перелёта с остановками и пересадками. Если посмотреть на глобус – а смотреть надо именно на глобус, а не на карту, – то приходишь к заключению, что самый короткий путь лежит через Сингапур или Бангкок. Туда летают наши самолёты, а оттуда разные авиакомпании доставят вас в австралийские города. Другие варианты, по этой же схеме, это перелёты через Дубай, Сеул или Токио.

Удобнее, да и дешевле, преодолевать весь маршрут, пользуясь одной компанией. Это тоже возможно. «Сингапурские авиалинии» летают и в Москву, и в аэропорты Австралии; но в Москву, к сожалению, не каждый день. Можно летать европейскими компаниями, например KLM, однако по пути вас завезут куда-нибудь в сторону. Скажем, в Амстердам. А зачем лететь в сторону? Или вовсе как бы назад?

Мне было хорошо – не надо всё это сопоставлять, обдумывать, выбирать. Выбирать из многого – занятие вообще непростое, особенно для нерешительных интеллигентов; они, даже приняв после долгих колебаний решение, начинают в нём сомневаться, рефлексировать. Ох уж эти российские интеллигенты… Так меня от перебора вариантов просто избавили: университет штата Квинсленд прислал мне электронный билет для перелёта Москва – Токио – Брисбен. С остановкой (с ночёвкой) в Токио.

Ночёвка – это очень хорошо придумано. Перелёт-то тяжёлый. Долгий.

Прилетел я в Австралию в сентябре 2006 года. На месяц. Побывал и на восточном, и на западном побережье, в нескольких местах на юге; летал и на Тасманию. Не был в Сиднее, не был в столице Канберре, зато видел пять других крупных городов. Помимо Брисбена, это были Мельбурн, Пёрс (на наших картах Перт), Аделаида и Хобарт. Поездка была деловая – конференция в Пёрсе, везде доклады, лекции, встречи. Но удалось побывать и на природе, два дня даже ездили мы с австралийским коллегой по «сельской местности» на юго-западе материка. Много часов наша «Тойота» катилась по асфальтовой дороге в лесу, мало похожему на леса наши; к тому же в одном месте лес горел, и пожар никто не тушил.

Визит мой в Австралию в значительной степени организовала наша бывшая аспирантка Татьяна Комарова, она живёт и работает в Брисбене, в университете Квинсленда.

Сентябрь и октябрь в Австралии – это весна, всё цветёт; надвигается знойное лето. Если сравнить – по географическим широтам – положение Австралии с чем-нибудь знакомым в северном полушарии, то получим расположение между Астраханью и югом Индии. Не очень холодное место.

Опоссумы, которые живут на крыше

Два раза я был в Брисбене у Евгения Николаевича Синицкого. Родители его были в армии Колчака и в 1920 году, вместе с тысячами других, проигравших красным, попали в северную Манчжурию, в приграничный с Россией район. Евгению было тогда два года, в Манчжурии прошло его детство. Оно, это детство, было русским, российским – не только по языку, но и по общему строю жизни, по мелочам быта; пельмени Евгений Николаевич в свои 88 лет готовит и сейчас отменно. А русский язык у этого крепкого, коренастого, чуть полноватого старика – просто великолепный.

– Женя, – сказал он мне, представляясь, уверенно пожимая руку.

После Манчжурии молодой Евгений попал в Шанхай, где тоже была большая русская колония (мы знаем её, например, по описаниям А. Вертинского), не такая обширная, как в Харбине, но, несомненно, крупная. Во время Второй мировой войны «Женя» оказался в английской армии, служил в ней лет восемь, был – в качестве военнослужащего – в Бирме, Индии и других странах Юго-Восточной Азии. И теперь он считается ветераном, получает в этом качестве пенсию от австралийского правительства как служивший Британскому Содружеству наций.

После войны, после демобилизации Синицкий переехал в Австралию, живёт в Брисбене почти шестьдесят лет. Один из создателей здешнего «Русского дома» – небольшого клуба, где Евгений Николаевич был вроде как содержателем маленького русского ресторана; раз в неделю готовил супы в русском духе, да и те же пельмени. А русские были в Брисбене и в других городах Австралии даже в 50-х годах, до усилившейся эмиграции конца века. «Русский дом» сами и построили, приспособив какую-то развалюху.

Жена умерла недавно. Детей шестеро; все, кроме одного, живут отдельно, в разных местах; один сын, его зовут Майклом, слегка непутёвый, живёт с отцом. Майкл не представляется Мишей, он по-русски не говорит, хотя многое понимает. Дети, похоже, надеются на наследство: у Евгения Николаевича очень большой, по городским меркам, участок земли в хорошем месте; и дом большой. На этом, довольно запущенном, заросшем участке даже змеи бывают; одна задушила попугая, долго жившего в клетке на террасе. Ужас какой-то…

А во время одного из наших разговоров – Синицкий всё время вспоминал жизнь в Манчжурии, всё-таки детские воспоминания самые прочные – во время одного из наших разговоров где-то вверху послышался шум. Я озадачился.

– Да это опять опоссумы, – махнул рукой Евгений Николаевич. – Они живут на крыше.

– На потолке, наверное, – уточнил я.

–Ну да, на потолке. На чердаке. – Все нужные русские слова он не только знает, но и произносит абсолютно без какого-либо акцента. А в России ведь практически никогда не был.

Каждый вечер Синицкий выпивает граммов пятьдесят рома, разбавляя его кока-колой. Может быть, и не пятьдесят, во всяком случае бутылки ему хватает на неделю. И так много-много лет; говорит – шестьдесят. Ром один и тот же, местный, называется Бандерберг. Не знаю, пьёт ли Майкл, но когда мы во второй раз пришли к Синицкому и я принёс бутылку красного вина, Майкл к ней пристроился и попивал винцо, пока не прикончил бутылку.

Русскоязычных в Австралии много, разного помёта, эмигранты нескольких волн. Я встречался с десятком. Часто и после долгой беседы не до конца понимал, зачем они уехали из России, тем более что редко у кого здесь всё складывалось хорошо и сразу. Да почти и ни у кого. Потом, потом налаживалось, многие сейчас крепко стоят на ногах.

Один раз Татьяна Комарова организовала обед с русскими научными сотрудниками. Николай Кинаев окончил химический факультет МГУ, работал в Московском институте тонкой химической технологии, его жена Вера была сотрудницей Института геохимии и аналитической химии Академии наук. Они в Австралии с 1993 года, старожилы. Когда Татьяна Комарова приехала в Брисбен, она несколько месяцев жила у Кинаевых. Две женщины-биолога из фирмы «Вектор», что под Новосибирском, медик из Томска, ещё двое из Москвы, выпускники Физико-технического и Инженерно-физического институтов. Все между собой связаны, созваниваются, иногда встречаются, иногда помогают друг другу, как Кинаевы Татьяне, есть даже русская футбольная команда.

Крашеная блондинка Татьяна – ещё одна Татьяна, не Комарова – работает в медицинском исследовательском центре при правительстве Кливленда. Её муж Краснов – отдалённый родственник генерала Краснова, шеф-повар в одном из бесчисленных ресторанов Брисбена. Приятная в общении женщина. Ветеринар по образованию, из Одессы, работала и в Киеве, давно в Австралии. Два раза выходила замуж на Украине, а нынешний муж – четвёртый в Австралии. У этой блондинки трое детей, старшая дочь уже взрослая. «Трое детей от шести мужей», – сказала мне про неё другая женщина.

Стиль жизни здесь отличается, например, от стиля жизни в Соединённых Штатах. В Австралии – так, во всяком случае, мне показалось – преобладает жизнь размеренная, спокойная; важное место занимает забота о том, как доставить удовольствие себе и близким, особенно удовольствие телу – хорошо поесть, искупаться, заняться спортом.

А что касается опоссумов, змей и прочей живности в городе, так это не редкость. Татьяна Комарова сказала мне, что однажды и она возле своего дома обнаружила сброшенную кожу змеи. А опоссумы часто живут на чердаках, об этом мне говорили и в других городах. Я видел опоссумов, сидящих на деревьях в городском парке, рядом с рестораном. Довольно крупный зверёк, острая мордочка, гладенькая шерсть, не спеша лазает по веткам.

Конечно, не опоссумы самые интересные животные Австралии. Есть тасманский дьявол, вомбаты, страусы эму, динго, кенгуру и коалы. Но они требуют отдельного разговора.

Сейчас лучше об аборигенах.

Аборигены

Коренных жителей Австралии осталось мало. В середине 60-х годов ХХ столетия из двенадцати миллионов населения страны на аборигенов приходилось не более пятидесяти тысяч; ещё семьдесят-восемьдесят тысяч было метисов. В течение нескольких столетий аборигенов не только притесняли, сгоняли с мест, где они веками жили, их уничтожали. Дело доходило до отравления источников воды, которую они пили. Тех, кто исконно населял Тасманию, истребили полностью.

Создается впечатление, что сейчас аборигены – туристская достопримечательность, музейный экспонат. Атрибутика аборигенов – бумеранги, пики, музыкальные инструменты – доходная статья для изготовителей и торговцев изделиями «народных промыслов». Есть небольшие музеи, посвящённые аборигенам, при них магазины с этими самыми изделиями; есть и просто магазины, без выставочных экспозиций.

На банкете во время конференции в Пёрсе местные студенты изображали аборигенов. С набедренными повязками, размалёванные белой и красной красками, с длинными трубами – музыкальными инструментами, издающими низкие, утробные, довольно неприятные звуки, студенты пытались показать пляски древних жителей страны, сцены охоты и развлечений. Живых современных аборигенов – одного, двоих, троих – я видел только в «аборигенских» музеях, где они, по-видимому, и работали, в основном продавая предметы быта и искусства этих «хозяев континента». Картины, аппликации, другие изделия прикладного искусства, авторами которых являются современные аборигены, очень своеобразны и интересны. Как у американских индейцев, здесь бросаются в глаза яркие краски, особенно много красного; пестроты меньше, чем у индейцев; я бы сказал, что у коренных австралийцев-художников больше вкуса.

Бумеранг, конечно, возвращается. Но не всегда. В 60-е годы один сотрудник советского торгового представительства в Австралии В. Кудинов встретился с тогдашним чемпионом мира и Австралии по метанию бумеранга. В своей брошюре об этом континенте В. Кудинов описал, как этот чемпион – его звали Джое Тимберн, он абориген, – бросал бумеранг. Не всякие бумеранги возвращаются, возвращаются – да ещё как! – так называемые барганы.

«Брошенный сильной и умелой рукой, бумеранг на мгновенье замирал на высоте в двадцать-двадцать пять метров, а затем, ускоряя движение и набирая обороты, скользил по наклонной прямо на нас (я стоял бок о бок с Тимбери). Казалось, что ещё секунды две, и он попадёт в Джое или в меня. Однако этого не произошло. В метрах пятнадцати от нас, находясь примерно на высоте около двух метров, бумеранг снова стал набирать высоту и, пролетев над нашими головами, ушёл за спину. Я повернулся на сто восемьдесят градусов. Скорость бумеранга уменьшилась, сократились и его обороты. Он остановился на высоте около шести метров и словно застыл в воздухе, затем опять начал снижаться, скользя по воздуху прямо к нам. Джое Тимбери протянул руку и ловко схватил бумеранг, на небольшой скорости подлетевший к нему. Бросая следующие бумеранги, Тимбери каждый раз ловил их другим способом: то он, подняв согнутую ногу, “прихлопывал” его ладонью на своём колене, то останавливал на обратном его подлёте на своей голове…

Мои попытки правильно бросить бумеранг так и не увенчались успехом, хотя Джое, не жалея ни слов, ни времени, объяснял и показывал, как это нужно делать. Я понял, что искусство метания бумеранга требует длительной подготовки, срок которой измеряется годами».

В одном из аборигенских мифов, записанных тем же Кудиновым, говорится о том, как образовалась луна. Сделал это Байаме, великий создатель в образе человека.

«…Он подошёл к горящему костру и начал осматривать лежащие рядом с ним бумеранги. Выбрав самый большой из них, он взял его за конец, крепко сжал рукой и, став в позу для метания, занёс бумеранг за голову. Какое-то мгновенье Байаме был неподвижен, а затем метнул бумеранг с силой в уже почерневшее вечернее небо. Всё выше и выше поднимался бумеранг, пока наконец не достиг неба и не остановился там. С удивлением и страхом глядели птицы и животные на бумеранг, который светился каким-то невиданным светом, отчего стало светлее вокруг.

Байаме молча смотрел на притихших животных и птиц, а затем сказал им, что самым великим среди всех живых существ на земле является человек.

Так Байаме доказал им свое превосходство, а миру подарил луну. Она и поныне сияет в небе, а в определённые дни своей жизни очень похожа на бумеранг».

В центре Брисбена я зашёл в магазин для туристов и купил красивый бумеранг. По возвращении домой я пытался бросать его на даче. Не очень уж хорошо получалось. А нескольких лет для тренировок у меня не было.

И съели Кука

В Мельбурне (наше произношение не совсем точное: лучше без мягкого знака – Мелбурн), в Мельбурне я зашёл в библиотеку штата Виктория. Прочитал на улицах афишу, что там открыты разные выставки, показавшиеся мне интересными, и зашёл. Библиотека размещена в специально для неё построенном огромном здании, занимающим целый квартал в центре города. Фасад похож на фасад Нью-Йоркской библиотеки, что на углу 5-й авеню и 42 улицы.

Внутри великолепный читальный зал, представляющий собой, кажется, восьмигранник, объём высотой в 4–5 этажей с куполом и широкими галереями по сторонам; на этих галереях и размещены выставки. Вход в библиотеку свободный.

Одна из выставок – редкие книги из фондов библиотеки. Настолько редкие, что я и представить себе не мог, что такие ещё существуют. Первое издание пьес Шекспира, вышедшее уже после смерти автора, в 1616 году. Несколько книг начала XVI века, переводы Гомера, Виргилия XVII столетия. Когда видишь такие книги, начиная с гутенберговских, удивляешься, что общий их вид за прошедшие века практически не изменился. Впрочем, подобный же вид имели и ещё более старые рукописные книги.

Ещё одна выставка посвящена истории изучения и освоения Австралии. С выставкой книг эта выставка объединена изданиями, в том числе – и главным образом – старинными, о растительном и животном мире континента (с великолепными рисунками XVII–XVIII веков), о географических открытиях. Здесь изображения каторжников, в том числе уже и фотографии XIX столетия, рисунки о жизни аборигенов.

Среди этих материалов выставлены книги знаменитого британского мореплавателя и исследователя Джеймса Кука. Книги о его экспедициях, написанные им самим. Кук пожил в Австралии, а в одном из городов сохранился его небольшой двухэтажный коттедж, теперь туристская достопримечательность. Один из австралийских университетов носит имя Дж. Кука. Жизнь Кука многократно описана, хотя обстоятельства его гибели продолжают оставаться спорными. Может быть, его и не съели.

Одна выставка была совсем уж не библиотечная. В XIX веке в штате Виктория орудовал смелый и изобретательный грабитель Нэд Келли. Его долго не могли ни поймать, ни убить. Одна из причин его неуязвимости – «бронежилет», который он носил, более напоминающий рыцарские доспехи. Это защитное устройство выставлено в библиотеке, как и многое другое, что связано с именем знаменитого разбойника, в частности его оружие, фотографии Келли – узника тюрьмы, куда он в конце концов попал.

Третий Брайтон Бич

У нас больше на слуху второй, нью-йоркский. Первый же Брайтон, тоже с пляжами, в 80 километрах от Лондона, на берегу Ла-Манша. Третий Брайтон – пригород Мельбурна. С длинным и широченным песчаным пляжем.

Довольно красивая и тоже очень, очень длинная набережная; на ней, помимо обычной проезжей части для машин, хорошая дорожка для велосипедистов. В воскресенье утром я вышел из гостиницы, что на набережной, и поразился обилию велосипедистов. Едут группами, то ли соседи, то ли сослуживцы, то ли родственники; это явно не тренирующиеся спортсмены; люди просто отдыхают.

Если посмотреть вдоль пляжа направо, на север, увидишь вдали, но далеко, Мельбурн. Если посмотреть прямо, на залив, кроме поблёскивающей на утреннем солнце водяной глади ничего, пожалуй, не увидишь. Залив большой. На другой его стороне должен быть город, второй по величине в штате Виктория, город Джилонг. Там проводилась одна интересная для меня конференция, однако я в ней не участвовал и сейчас в Джилонг не попал.

Брайтон мельбурнский почти как Рублёвка, привилегированный район с богатыми домами. Мне говорили, что цена их под два миллиона долларов и дороже. Я видел эти дома. Хорошие дома. Обычно двухэтажные, с заборами вокруг, но участки земли крошечные; правда, с обильной зеленью. На узких тихих улочках почти нет машин, во всяком случае транзитных.

Погулять по пляжу времени нет, сейчас приедет Никки и повезёт меня в зоопарк. Я сам выбрал на воскресенье зоопарк, а не какой-нибудь музей или что-нибудь ещё. А Никки Портер – сотрудница аналитической лаборатории Мельбурнского королевского технического университета, милая женщина лет пятидесяти.

Это был уже второй зоопарк во время поездки по Австралии, всё-таки живая природа этого континента совсем не обычная.

Ещё про животных

Австралийцы, как японцы или финны, обожают природу во всех её проявлениях. В городах много парков, причём в английском стиле – ну в каком же ещё могут быть парки в британском доминионе? – относительно редкие крупные, иногда просто огромные, деревья, подстригаемая трава, есть и дорожки, но без унылой прямизны и симметричности. В Аделаиде вообще вся центральная часть города – в кольце парков; граничащие с парками улицы, с домами по одной стороне, называются террасами, вроде как набережные у зелёных «водоёмов».

Незадолго до моего приезда в Австралию морским скатом был убит Стивен Ирвин, широко известный во всём мире и чрезвычайно популярный в Австралии человек. Наши газеты тоже писали о его гибели. Он был широк по интересам и возможностям, он был активен и необычайно смел. Стив снимал фильмы о живой природе, которую понимал и любил; фильмы о разных животных. Его память отмечал премьер-министр страны и сотни тысяч граждан. Его чтили как национального героя.

Коалы совершенно очаровательны, особенно на ощупь, ну такие душки ласковые. Они почти всё время спят, укрепившись на ветвях деревьев. Их меню не отличается разнообразием; если китайские панды питаются лишь бамбуком, то коалы только листьями эвкалиптов, да и то не всех. В Австралии несколько сотен сортов эвкалиптов, есть даже специалисты «эвкалиптоведы», коалы едят листья только примерно пятидесяти сортов. В зоопарке Мельбурна фотографируют желающих с коалами на руках, как с ребёночком. Коалы удивительно напоминают мягкую детскую игрушку; точнее было бы сказать наоборот. Рядом нечто вроде выставки ранее сделанных фотографий. Майкл Джексон, Джейн Фонда, Михаил Сергеевич Горбачёв; все с этой игрушкой. В Брисбенском зоопарке жила коала, которую звали Сарой; она попала в книгу рекордов Гиннеса: жила 23 года при среднем возрасте коал в 12 лет.

Из непривычных для нас животных – а все сумчатые, все австралийские эндемики для нас непривычны – из этих обитателей зелёного континента глаз останавливается на вомбатах. Это неторопливые толстенькие и довольно крупные сурки; они больше на свиней похожи. Динго трудно отличить от собак, их потому и называют дикими собаками; говорили, что у кого-то они сожрали на пикнике ребёнка.

Про кенгуру вам рассказывают множество деталей, особенно подчёркивают, что этих животных в Австралии больше, чем людей. Живут кенгуру в лесах, едят траву – ту, которую не съели расплодившиеся в своё время привезённые кролики. Коричневые кенгуру – небольшие, светло-коричневые и серо-коричневые крупнее. Короткие передние ноги при беге кенгуру не используют, в отличие от зайцев, у которых тоже задние сильные – толчковые. И, в отличие от зайцев, кенгуру своими мощными задними ногами и лягаться могут. А ещё у них толстый сильный хвост, на который они опираются. На местных дорогах попадаются особи, сбитые машинами.

В одном из зоопарков – шоу с собаками-пастухами. Несколько очень подвижных, на первый взгляд даже суетливых, собак управляют отарой овец. Не дают овцам разбредаться, собирают их в загон, выгоняют, если надо. В загоне, где овцы стоят, очень плотно прижавшись друг к другу, собаки бегают по их спинам, ловко запрыгивая на них и спрыгивая обратно. Могут и постоять на спинах ёжащихся, не способных сопротивляться животных, сознавая и демонстрируя свою власть над ними и свою прыть.

Есть в Австралии животные, которых называют брамби. Это дикие лошади. Если во всем остальном мире домашние лошади имели своими предками лошадей диких, то в Австралии всё было наоборот. Аборигены лошадей не знали, лошадей, как и овец, завезли европейцы. Брамби – это потомки когда-то отбившихся, потерявшихся лошадей. Они расплодились, заселили центральную и северную часть континента. Частично их отлавливали, объезжали, одомашнивали, но стадо оказалось очень большим, брамби поедали корм, им не предназначавшийся, поэтому дело дошло до того, что их с середины прошлого века стали отстреливать.

Четвёртый Порт-Артур

В Большой Советской Энциклопедии было три Порт-Артура: наиболее нам известный, павший во время русско-японской войны, ещё один в США, в Техасе, и третий в Канаде, про четвёртый энциклопедия умалчивает.

Туда свозили каторжников. Убежать из этого Порт-Артура сложновато; помимо всего прочего, предусмотренного в такого рода местах, чтобы исключить побеги, Порт-Артур на острове. Правда, на большом, на Тасмании.

Я в Порт-Артуре не был, хотя он в полутора часах езды от главного города Тасмании – Хобарта. Не был не потому, что, как Хлестаков, не очень хотел ехать в тюрьму, а потому, что времени не было. Каторжников теперь там нет, сохранились руины зданий, где они жили, руины показывают туристам. А судя по разным там проспектам-буклетам, места вокруг великолепные: изрезанное морское побережье, поросшие лесом острова с крутыми берегами. И климат здесь замечательный. Одним словом, не Магадан, не Норильск, даже не Нерчинск.

Алиса слушала внимательно и, мне показалось, с известным интересом. Хотя, я думаю, ничего особенно впечатляющего в этих австралийских зарисовках не было. Да и нового немного, об Австралии столько всего написано. Те, кто читал австралийских писателей, например Колин Маккалоу с её «Поющими в терновнике», чувствуют дух страны, знают её особенности.