"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
  бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"

(Фрэнсис Бэкон)


Николаиты и происхождение Иисуса

…когда я созидаем был в тайне,
образуем был во глубине утробы,
зародыш мой видели очи Твои Пс. (138:15-16)

В 72 году Коммагену окончательно лишили царя и присоединили, как когда-то, к Сирии с ее богиней Атаргатис и легендой о Деве. Появилась на свет книга Откровения в ее современном виде с сопроводительным письмом о том, что «время близко», которое писал в Риме Тимофей под диктовку Павла. Он завершил работу над книгой в ссылке на о. Патмос. Раскрывая тайны, авторы ввели в Откровение-Апокалюпсис нового героя, чтобы сделать произведение злободневным. Этот герой – воскресший Иисус.

Вот это да, вот это да!
Сквозь мрак и вечность – решето
Из зала Страшного суда
Явилось то, не знаю что

В. Высоцкий

По словам Б. Эрмана [2], «Апокалипсис, при всех его диковинных образах и фантастических концепциях, понимает Иисуса как реальное историческое лицо; с точки зрения автора, Иисус «жил» и «умер» Откр. (1:18)». Слова псалмопевца: «Пронзили руки мои и ноги мои» Пс. (21:17).

Оплакивание Христа, А. Мантенья (ок. 1480)

Оплакивание Христа, А. Мантенья (ок. 1480)

Имя Иисус в сопроводительном послании упоминается 7 раз, дается его прямая речь: «Я есмь корень и потомок Давида» Откр. (22:16) в согласии с посланием Павла («родился от семени Давидова по плоти и открылся Сыном Божиим») Рим. (1:3-4). В старый текст Иоанна Предтечи, написанный в 13 году, вносятся изменения, «чтобы показать, чему быть вскоре» Откр. (1:1). Это они бережно вводят в книгу приметы римского мира, такие, как богиню Рому: «Семь голов есть семь гор, на которых сидит жена. …Жена же …есть великий город, царствующий над земными царями» Откр. (17:9,18). А. Мень [2] узнает эти приметы: «Это семь холмов Рима». Как и при Иоанне, в основной части от имени Иисуса ничего не говорится. Но зато там теперь 7 раз упоминается его «свидетельство», с литературной точки зрения это результат бережных, почти незаметных вставок в основной текст, связывающих «злобу дня» с предысторией. Появляется, так сказать, литературный след от печатей, сорванных новым Агнцем-Иисусом со свитка.

Воскресший Иисус выступает от имени иудео-христиан против николаитов – языко-христиан Павла. Однако, сопроводительное послание – многозначное произведение, имеющее второе дно, оно само призывает читать его между строк («имеющий ухо да слышит»): «Ангелу Эфесской церкви напиши: «Ты оставил первую любовь свою. …Сдвину светильник твой с места его, если не покаешься» Откр. (2:1). Руководит Эфесской церковью после отъезда Тимофея в Рим Онисим, бывший раб, об освобождении которого позаботился Павел. Для него Павел и есть первая любовь, которую тот оставил, подчинившись братьям из иудеев. Ему недвусмысленно напоминают об этом: «покайся, и твори прежние дела, а если не так …сдвину светильник твой с места его» Откр. (2:5). Имеющий уши да услышит: Павел – наследственный Ангел, передающий наставления Иисуса через Тимофея-Иоанна, Нерон, казнивший Павла – Зверь. В эфесских церквях, а также вдоль «пути Господа», гонимые языко-христиане ещё долго будут сохранять свои позиции, вспоминая «первую любовь» христианства – Павла.

Второй пример введения в Откровение нового персонажа (Нерона) – это вставка Откр. (17:8,11): к семиголовому Зверю добавляется восьмой царь, но «из числа семи», о котором так говорится, чтобы все поняли: этот Зверь – Нерон (А. Мень [2]). Похоже, слова «был и нет его, и явится» Откр. (17:8) сказаны о нем в 64 году, когда он разрушил столицу Армении Арташату («был»), затем его разбили при Рандее («нет его»), и боялись («явится»), пока в Риме он не короновал армянского царя Трдата I, установив мир. В главе 17 Откровения есть и обратное пророчество про «десять рогов» Зверя – к семи царям добавлены «мирные» Тиберий, Калигула, Клавдий. Прежняя тема Зверя из земли получает развитие, т.к. эту роль естественным образом наследует сын Трасилла – астролог Балбилл, который родился около 3 года н.э. Зверь-Балбилл предсказал Нерону долголетие, если он казнит великого человека (намек на Павла-чудотворца). Зверь-Трасилл тоже предсказывал долголетие старому Тиберию в 36 году, что не помешало тому умереть в течение года. Нерон же погибает в 69 году в возрасте 32 года, когда еще жить и жить, не прибегая к предсказаниям. Он погибает в течение срока испытаний Даниила – «времена, время и пол-времени» – через 3,5 года после казни Павла. Предсказание Балбилла провалилось. За это время Нерон успевает побывать в Коринфе, где золотой лопатой начинает строить канал, чтобы пересечь Истм (коринфский перешеек) взамен волока кораблей Павла. Нерон оценил значение торгового пути, и «заключенные, выпущенные из тюрем, были поставлены на работу» (Лукиан [5]). Успевает построить в Риме Золотой дом рядом с колоссом Гелиоса – Непобедимого Солнца, с которым самоотождествляется, пройдя все ступени митраистской инициации (оценил значение солнечного бога). Успевает объявить войну Иудее (принято решение разрушить иудейский храм и забрать его богатства). В роли Гелиоса успевает короновать парфянского ставленника в качестве царя Армении (превратить поражение в победу). Похоже, Нерон – из числа подражателей и завистников Павла и Иисуса, знакомый с его учением и стремящийся занять место «бессмертного» царя. Умирая, но ещё не веря в свою смерть, он скажет: «Какой актер пропадает!», тоскуя по своей неудовлетворенной тяге к воплощению/перевоплощению. По Лукиану [5], «он был уверен, что даже сам Аполлон не выдержит сравнения с его кифарой и голосом». О том, что Нерон еще «явится», будут говорить долго. Его астролог, Зверь-Балбилл своего не упустит: в 64 году дочь Балбилла Клавдия Капитолина вышла замуж за принца Коммагены Антиоха Епифана (ум. 92 г.), сына царя Антиоха IV Коммагенского и его сестры-жены Иотапы. Наследники Балбилла получили в свое управление богатства коммагенского храма и торговлю на пути Господа: «небо – престол мой, а земля – подножие ног моих» Ис. (66:1). Сегодня это называется – «отжал бизнес».

Со смертью Балбилла книга Откровения, наконец, выходит в свет, неся в народ образ Иисуса-Агнца у престола бога. Иисус произносит: «Побеждающему дам сесть со мною на престоле моём, как и я победил и сел с Отцом на престоле его» Откр. (3:21).

На западной террасе коммагенского храма, реконструкция

На западной террасе коммагенского храма, реконструкция

Иоанн описывал, как в 12 году до н.э. короновался Антиох III Коммагенский, опальный и подзабытый ко времени Нерона, как в 6 году н.э. он поддерживал восстание Иуды Галилеянина. Теперь же место царя Антиоха в Откровении занимает Иисус, сын Иуды Давидова (Галилеянина) в соответствии со словами Павла: «Будет корень Иессеев, и восстанет владеть народами» Рим. (15:12). Давид – это сын Иессея, а корень, (древо, лоза) Иессея – генеалогическое дерево еврейских царей от Давида до Иисуса. Ис. (11:10): «К корню Иесееву, который станет как знамя для народов, обратятся».

Дерево Иессея на витраже церкви Св. Марии, Шрусбери

Дерево Иессея на витраже церкви Св. Марии, Шрусбери

Для замены персонажа снова используется литературная техника вставки текста. Агнцу добавляют новую характеристику: «Лев от колена Иудина, корень Давида» Откр. (5:5). В этой редакции погибшим Львом становится Иуда Давидов (Галилеянин), а Агнцем – его сын Иисус. По словам К. Юнга, интронизация Агнца у Иоанна описывается «со всем её метафизическим великолепием». А. Мень [2] пишет: «Заметьте, он …приходит как соискатель, как тот, кого предстоит вознести».

Иисуса «пронзили» Откр. (1:7), как у пророка Захарии Зах. (12:10): «И они воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о нём, как рыдают о единственном сыне». По мнению Б. Эрмана [2], «Апокалипсис изображает Иисуса как Агнца, "закланного" для спасения» Откр. (5:6).

Танец юноши, воплощенного Агнца, на празднике урожая, Л. Альма-Тадема

Танец юноши, воплощенного Агнца, на празднике урожая,
Л. Альма-Тадема

Он, как Агнец, «стоит на Сионе» с воинством своего погибшего отца, это 144 тысячи «девственников» – «искупленных от людей» Откр. (14:4), и к тексту Иоанна добавлено: «имя Отца Его написано на челах» Откр. (14:1), чтобы было понятно, что на Сионе стоит сын Отца – Иисус. Это место Откровения является одним из сложных для восприятия. Так, А.П. Лопухин видит в нем Иисуса "закланного" и воскресшего, т.к. он показан среди погибших: «блаженны мертвые, умирающие в Господе» Откр. (14:13). А С.Н. Булгаков видит Иисуса в этой сцене живым во время своего первого пришествия – в дни страстей. Но как же так, ведь живому Иисусу не место среди мертвых! Конечно. Но ведь из 144 тыс. воинов Отца кто-то выжил? Это ветераны, которые пошли за Иисусом, а ветеранов от погибших не оторвешь! С ним апостолы из старших, сам Иисус помнит, как погиб Отец в 6 году н.э., когда ему было 12-13 лет. И, главное: Иисус читал и знал произведение Иоанна, но несмотря на это взял на себя трагическую роль Сына Человеческого, пришедшего для жатвы Откр. (14:15). Иисус говорит: «Жатва есть кончина века, а жнецы суть ангелы» Мф. (13:39) – вот что он вычитал в Откровении, когда читал там про своего Отца и его жатву. Не наблюдаем ли мы в его лице действие синдрома предков (А. Шутценбергер)?. По словам И. Иеремиаса, «Иисус посылает учеников – не сеять (об этом нигде не говорится), но жать, и призывает их просить, чтобы Господин жатвы послал работников на свою жатву» Лк. (10:2), Мф. (9:36-38), Ин. (4:35-38): «Я послал вас жать то, над чем вы не трудились, и вы вошли в труд их». Согласно И. Бахофену, «первое проявление мужской силы на земле имеет облик сына. По сыну судят об отце, в сыне впервые становятся зримы и само существование мужской силы, и её природа. На этом основано подчинение мужского принципа матери».

Как мы видели, в Откровении фигура Сидящего на коне Откр. (19:11-13), победителя Зверя-Антония, сбросившего его в озеро огненное Откр. (19:21), изначально была продиктована победой Артавазда Мидийского, отца царицы Иотапы, в 36 году до н.э. И вот этот образ теперь переходит к Иисусу с помощью характерной вставки: «Имя Ему: Слово Божие». Мессианский образ Жениха и его брак с Невестой с древности тоже переводят на него. Невестой воскресшего Иисуса (как прежде Антиоха) становится утопия Нового Иерусалима. «Ликуй от радости Дева Сион, торжествуй дева Иерусалим, вот твой царь идет к тебе, праведный и спасающий…» Зах. (9:9). По комментарию антиковеда О.М. Фрейденберг, «шумная толпа земледельцев справляет праздник жатвы, и в этот день местный бог торжественно вступает в город в качестве жениха и спасителя местной богини. Здесь, в этих библейских словах, пережито сохранен параллелизм брака юноши и бога, причем божественной невестой является земля или Иерусалим. Что касается образа Иерусалима или Сиона в виде женщины, то мы имеем в этом образе присутствие древнего женского божества в виде матери, дающей жизнь. Праздник жатвы параллелен празднику священного брака. И как жених сочетается с невестой, так Иегова сочетается в день жатвы с Иерусалимской землей, которая отныне называется "замужней" и "любимой богом"». Книгой Откровения, согласно А. Азимову, «в описании Господа как вечного используется язык Второ-Исайи: «Так говорит Господь… Я первый, и Я последний…» Ис. (44:6). Но вот вопрос. В коммагенском храме, у престола бога, где память об Антиохе III не истерлась, недоумевают: Почему Антиох заменен на нового героя – Иисуса, сына Давидова? Почему Иисус, претендент на должность иудейского царя, коронуется на престоле Коммагены? Почему на Иисуса переходят обстоятельства жизни Антиоха III? И главный вопрос: происходила ли эта коронация в действительноти или же только в воображении автора книги? На них надо отвечать.

К этому моменту возникают евангелия. Они представляют Иисуса как коренного иудея. Павел того же мнения: «от них Христос по плоти» Рим. (3:2,9:4-5). Хотя, по мнению Л. Шиффмана, «христианская традиция, утверждающая, что местом его рождения был город Бет Лехем (Вифлеем), где родился царь Давид, представляет собой лишь попытку идентифицировать Иисуса с мессианским потомком Давида, которого еврейский народ ожидал как избавителя от римского господства. Иисус вырос в Галилее, где он и начал проповедовать». Богоматерь Марию, по общему мнению, считали еврейкой. Р. Грейвс в романе «царь Иисус» предположил, что она – отпрыск хасмонейской семьи (Хасмон – полумифический предок этой семьи – возводится к Давиду). По Луке, родители Иисуса Лк. (2:27) прибыли в Вифлеем, на родину Давида, где Иисус появился на свет, по случаю «первой переписи» населения «в правление Квириния Сириею» Лк. (2:3). Прибыли они из Назарета, вероятно, через Иерусалим. Люди из Галилеи считали, что родителями Иисуса были Мария и Иосиф: «был лет тридцати и был, как думали, сын Иосифов…» Лк. (3:23). По толкованию священника А. Таушева на Матфея, «назаретяне либо не знали, либо не верили чудесному воплощению и рождению Иисуса Христа, считая его просто сыном Иосифа и Марии». Павел также не упоминает о чуде рождения Иисуса. Значит, об этом заговорили не сразу. Убеждение, что родив Иисуса, Мария осталась девой, распространилось постепенно. Появляясь одно за другим, об этом по-разному пишут евангелия. Если у Марка Иисус – сын Марии, что является ранним примером опоры на матрилинейное происхождение Иисуса, то у Матфея и Луки Иисус – сын Иосифа и Марии, но «от Духа святого», о чём возвестил Ангел Иосифу у Матфея и Марии у Луки (у Луки Ангел назван Гавриилом). У евангелиста Иоанна Иисус представлен в патриархальном ключе как сын Отца (евр. – bar-Abba). В прологе к этому евангелию дается метафизика происхождения Сына (он «логос-слово»), которая по одной из интерпретаций соответствует гипотезе Р. Амбелена о том, что физическим отцом Иисуса был Иуда Галилеянин (ч.3). Иисус у него много говорит об Отце, а мать появляется только в сцене распятия и погребения: «при кресте его стояли мать его и сестра матери его, Мария и Мария Магдалина» Ин. (19:25), в других трёх евангелиях мать при кресте не упомянута. Автор книги «Сын Человеческий» А. Мень так и писал: «В последний раз перед долгой разлукой она видела Иисуса, скорее всего, в Кане Ин. (4:46). Её не было среди женщин, сопровождавших Христа во время Его проповеди». Действительно, евангелиста Марка можно так понять, что при кресте матери Иисуса не было, а «была и Мария Магдалина, и Мария мать Иакова меньшего и Иосии...» Мк. (15:40). То же у Матфея: «были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии…» Мф. (27:55-56) и у Луки Лк. (24:1): «То были Магдалина Мария и Иоанна, и Мария мать Иакова». Христианство так и живет с загадкой, была ли мать Иисуса на его погребении? Чтобы мать не пришла на погребение? Да быть того не может! Ведь это обязанность матерей и жен – «плакать о Таммузе». А, может быть, у евангелистов были причины не считать Марию матерью? Тайна молчания Марии глубока, как тайна непорочного зачатия. Согласно трансгенерационной психологии, в результате трансгенерационной передачи человек носит в себе элементы бессознательного Другого. Он идентифицируется с потерей, с чем-то неотгорёванным, с чужим стыдом, которые не были интроецированы в предыдущих поколениях должным образом, например, через траур, осознавание или проговаривание. Травмы прошлого не умирают вместе с теми, кому они принадлежат, а выбирают объект для продолжения «жизни» и возвращения в систему. Люди, ужаленные призраком, как драконом, попадают в его власть. Как мы видели, Откровение-Апокалюпсис, стремясь к раскрытию тайн, показывает Иисуса сыном Иуды Галилеянина, служившего в Коммагене жрецом огня (Аполлона-Гермеса-Митры), т.е. не противоречит гипотезе Р. Амбелена (ч.3).

Иустин Философ в своем послании «Апология» римским императорам Антонину Пию и его сыну Марку Аврелию в защиту христиан опирается на Септуагинту: «Исайя ясными словами предрек, что Христос родится от Девы: «вот дева зачнёт во чреве и родит Сына; и нарекут имя Ему Эммануил ("с нами Бог")» Ис. (7:14). В осуществлении предсказания он не сомневается. Он ещё и уточняет: «Слова значат, что дева зачнёт без совокупления. Сила Божия, нашедши на деву, осенила её и сделала, что она зачала, будучи девою (33)». Заметим, у Иустина Философа его персонаж Иудей Трифон убеждал автора в том, что Исайя предсказывал не Деву, а молодуху, и не Иисуса, а царя Езекию, но не убедил; Иустин убеждал Трифона, что «в Иудее тогда была перепись, первая при Квиринии, он из Назарета, где жил, отправился записаться в Вифлеем». И Иустин тут же пишет: «подкидывать новорожденных младенцев есть дело худых людей (27)». Но Иисуса подкидышем он не считает. Хотя даже Моисея подкинули, Иустин уверен: «если мы говорим, что Он родился от Девы, то почитайте это общим с Персеем (22)». Тем самым Иустин сближает Иисуса не только с героем Персеем, но и с другими сынами божьими – Аполлоном, Гермесом, Митрой. Иустин – христианин из язычников, и свои убеждения он так объясняет: «Мы, люди из всякого народа, прежде также поклонялись Дионису, сыну Семелы, и Аполлону, сыну Латоны, и…Афродите, пришедшей в неистовство из-за Диониса(25)». У него звучат и апокалиптические мотивы: «У нас начальник злых духов называется змеем и сатаною и диаволом. Он будет послан в огонь со всем своим воинством и с последующими ему человеками, чтобы мучиться бесконечный век (28)».

При чтении Иустина возникает вопрос: могла ли легенда о чудесном рождении Иисуса вообще возникнуть в Иудее, где у неё нет почвы? Действительно, легенда исходит из Септуагинты, которая со временем всё больше отвергалась Иерусалимским храмом и воспевалась в святилище на горе Нимрода. Септуагинта предоставляет религиозную основу для евангельской легенды о непорочном зачатии. К тому же в Сирии распространена местная легенда о богине Атаргатис – Деве, упавшей с неба в озеро и спасенной рыбами (Лукиан). Атаргатис – это сирийское искажение имени Астарта, Иштар. А с воцарением Иотапы в Коммагене усиливается греко-армянский культ женской богини Тихе-Анаит (двух младших дочерей Иотапы назвали в честь царицы, также назвали и двух внучек), крепчает зороастризм (принцы вступают в династические браки с родными сестрами). Здесь уместна зороастрийская легенда о том, что спаситель родится от семени Зороастра через Деву, которая придёт искупаться в священном озере. Стоит обратиться ещё раз к авторитетному апокрифу «История Марии (Протоевангелие Иакова)», вбирающему в себя евангельские сюжеты Луки и Матфея и сообщающему дополнительные подробности. Ранее мы говорили о нём и заметили, что происходящее в нём соответствует коммагенскому храму. Госпожа-Мария {евр. Мария – госпожа} живет и воспитывается при храме, у первосвященника Николая-Захарии, до возраста замужества – 12 лет. Значит, девушка – юная жрица женской богини Тихе-Анаит, богини судьбы и удачи. По Страбону, жрицы Анаит в Армении занимались храмовой проституцией. Бывало, беременили, рожали, детей оставляли при храме (при этом мальчиков оскопляли). Как видим, Иустин-Философ возмущён подобными случаями: «27. …почти все такие не только девочки, но мальчики употребляются на любодейство. …Мы отвращаемся подкидывать детей…, чтобы из подкинутых не умер кто, если не будет скоро взят».

Чтобы избежать учести блудницы для Марии, имевшей царское происхождение, Ангел Огня Гавриил предложил первосвященику Захарии, которого мы уже отождествили с Николаем, с целью сохранения девственности Марии обручить её с пожилым вдовцом и передать этому жениху на сохранение девственности. Выбор жениха он предложил предоставить жребию – фактически жрецам коммагенского храма. Жребий падает на пожилого Иосифа, вдовца с детьми, имеющего профессию плотника. Иосиф отказывается, т.к. Мария очень молода. Она, видимо, не намного старше его сыновей. И по настоянию храма «Иосиф взял Марию, чтобы блюсти её», по «жребию», как тот, «кому Господь явил знамение» (посох зацвел). Обручение проводит Николай-Захария. Заметим, помимо Иосифа, на руку Марии имелись и иные претенденты.

Николай-Захария обручает Иосифа и Марию по жребию, Рафаэль

Николай-Захария обручает Иосифа и Марию по жребию, Рафаэль

После обручения Мария переезжает в дом Иосифа, а Иосиф отправляется на плотницкие работы. Николай-Захария поручает Марии ответственное задание: прядение багряницы под руководством своей супруги Елизаветы. По замечанию Р. Грейвса в его романе «Царь Иисус», «на полотне свивальника проставлялись знаки, которые определяли социальное положение ребенка». Пока эта работа ведется, домой к Марии является ангел Гавриил с возвещением о непорочном зачатии ею сына.

Благовещение, мозаика, Равенна

Благовещение, мозаика, Равенна

На мозаике из Равенны наглядно видно, что ангел является Марии, когда она уже прядёт в коммагенском храме. Значит, и зачатие Марии отсчитывается от времени прядения в коммагенском храме, уже после обручения. Иосиф вернулся с плотничьих работ и, войдя в дом, увидел её беременною. Ангел сказал ему во сне: «то, что в ней, от Духа святого». Вскоре первосвященнику поступает донос о беременности Марии, по адюльтеру, как думают, с Иосифом, который нарушил неприкосновенность невесты. Иосиф это категорически отрицает: «Побледнев, срываюсь с места, Как напудренный я, До сих пор моя невеста Целомудренная!» (В. Высоцкий). Популярна версия вины Марии: по словам писателя Э. Лимонова, «мать Иисуса пришла в дом Иосифа уже беременной», т.е. зачатие произошло ещё до обручения, как и в романе Р. Грейвса «Царь Иисус». Для выяснения истины к Иосифу и Марии Николай-Захария, как первосвященник, применяет божественную проверку горькой водой обличения, выпив которую виновный в адюльтере должен погибнуть.

Первосвященник коммагенского храма поит Марию и Иосифа водой обличения

Первосвященник коммагенского храма поит
Марию и Иосифа водой обличения

Так как Иосиф и Мария остались в живых после испытания, они, как заявляет Николай-Захария, оправданы богом, он не обвиняет в адюльтере ни Иосифа, ни Марию. Николай-Захария, получив предсказание Гавриила, перезжает в город Иудин (вероятно, Эйн-Карем возле Иерусалима), где у него спустя положенное время рождается сын Иоанн. Это происходит после Великого землетрясения в Иудее (31 год до н.э.). Елизавета, жена Николая-Захарии, недавно родившая Иоанна, опасаясь за жизнь ребенка, бежит к божьей горе (т.е. в Коммагену). «Елизавета, услышав, что ищут Иоанна (сына ее), взяла его и пошла на гору. И воскликнула громким голосом, говоря: гора Бога, впусти мать с сыном, и гора раскрылась и впустила ее. И свет светил им, и ангел Господень был вместе с ними, охраняя их». Она не зря так напугана. Происходит избиение младенцев: по приказу Октавиана Августа без вины казнены царские дети Цезарион и Антоний Антилл, сотрясаются малоазийские династии, на слуху недавние римские проскрибции во время гражданской войны, а Николаю предстоит пугающая встреча с этим человеком, исход которой непредсказуем. И это 30 год до н.э. Следом Иосиф везет беременную деву Марию в Вифлеем, где должен появиться на свет потомок Давида, будущий иудейский царь (тоже около 30 года до н.э., т.к. сроки беременности говорят сами за себя). Половину пути Мария желает пройти пешком, из чего обычно делается вывод, что они выехали из окрестностей Иерусалима (8 км от Вифлеема), где проживает Николай. Туда они могли прибыть раньше и откуда угодно, например, из Назарета, пригорода галилейской столицы Сепфориса, как утверждает евангелист Лука.

Что же мы видим? Перед нами рассказ, основанный на реальной истории госпожи Иотапы, только с заменой действующих лиц и бытовых обстоятельств. Мария (евр. – госпожа) заменяет госпожу Иотапу – непорочную Деву, прибывшую к коммагенскому престолу Бога. Иотапа была ранее обручена жениху, но девственность её не нарушена, по заверению Николая. Там Иотапа вступает в брак с коммагенским принцем Митридатом и рождает Антиоха III, будущего царя. У непорочной Марии, обрученной Иосифу, переехавшей в Иудею и прибывшей в город Давида, тоже родится будущий царь Иисус. Небольшое отличие – он родится без совокупления. Если освободить этот рассказ от деталей, в том числе последней, мы увидим в нём непорочную Иотапу и свидетеля её безукоризненного поведения Николая. Прототип этой истории мог быть создан самим Иоанном (Предтечей) и прозвучать в коммагенском храме в ответ на инсинуации Трасилла. Вместе с тем, в этот рассказ вмешаны дополнительные роли – Иосифа (Обручника) и юной Марии. Как Мария заменяет Иотапу в роли матери ребенка, так Иосиф – Антония в роли обручника. Несмотря на общее впечатление их полного несходства, между мужчинами немало общего. Оба аристократы (Иосиф ведь происходит из рода Давида). Оба пожилые вдовцы, имеющие сыновей. Оба участвуют в обряде заочного обручения с Девой для ее передачи некоему жениху. Оба были заподозрены в адюльтере, который не подтверждает жрец-очевидец (Николай). Оба на время оставляют Деву и уезжают, Антоний на войну, Иосиф на плотницкие работы (прим.: в современном переводе – это строительные работы). Плотницкие работы Иосифа очень способствуют несходству, но могут скрывать жреческую должность Иосифа (Ирод обучал жрецов Иерусалимского храма строительным профессиям, чтобы отремонтировать храм, не нарушая его сакральности). Антоний – жрец бога Диониса. Было бы просто, если бы подлинная история Иотапы была перенесена в дворцовый роман, подобный роману «Сусанна и старцы» Септуагинты, где Сусанну по сюжету тоже обвиняли в адюльтере. Однако, история Марии представляет собой рассказ о семье реального человека Иисуса – исторического лица со своей тайной происхождения. Значит, имеется смешение (контаминация) разных историй. Что выделяет «Историю Марии», так это вездесущее присутствие ангела Гавриила из Септуагинты, предсказателя и вестника, идентичного Аполлону-Гермесу-Митре. Согласно А. Азимову, «в Новом Завете именно Гавриил объясняет Марии, что она должна родить Иисуса». Гавриил фактически берет под свой контроль всю ситуацию, включая действия Иосифа. Из этого следует то предположение, что Иосиф имеет право действовать от имени Гавриила, он – жрец Гавриила. Может, всё-таки он виновен в добрачном адюльтере с Марией, и как отец её ребенка и честный человек, женился (вопреки проверке Николая, которому мы, может и зря, доверились)? Обратимся к психологу. К. Юнг характеризует факт происхождения Иисуса от девы как противоречивую информацию: «Тот факт, что Христос рождён девой, для одних является предметом веры в качестве физического события, другими же отвергается как физически невозможный. Для любого человека очевидно, что это противоречие логически неразрешимо». Юнг называет причину противоречия: «матриархальное и патриархальное ещё смешаны друг с другом». Гавриил – проводник патриархата, отцовского права, в то время как Тихе-Анаит (Дева) – проводница матриархата, материнского права. По Р. Грейвсу, при матриархате ответственность за деторождение возлагается на ветры (духи) и реки, а «непорочное» зачатие – исконный атрибут материнского права. Материнство – это факт, отцовство – дело мнения, веры и признания отцом (усыновление). Согласно новозаветному посланию к евреям Евр. (11:1), «вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом». Посмотрим на факт рождения Иисуса, как он описан в «Истории Марии». Иосиф с двумя сыновьями и беременной девой Марией направляются в Вифлеем на перепись: «Сыновей своих запишу. Но что делать мне с этой девой? Кем записать её? Женою?». Останавливаются в одной из пещер. Иосиф оставляет ее с сыновьями, уходит за повитухой и приводит её в пещеру к Марии. Подойдя, они видят: «в пещере засиял такой свет, что они не могли вынести его, а немного времени спустя свет исчез и явился младенец, вышел и взял грудь матери своей Марии». «Явился» и «вышел»: разве это факт рождения? Это похоже на эпифанию, а не на адский труд рождения из материнской утробы. Повитуха даже не приближается к роженице, не пытается оказать ей помощь, видимо, в этом нет необходимости, а повторяет предсказание: «Родила дева и сохранила девство свое». Похожим образом ведёт себя Саломея, которая считается кормилицей Иисуса, хотя в «Истории Марии» её так не называют. Правда, Саломея готова признать материнство Марии, но сомневается, что Мария родила, оставшись Девой, и пытается проверить ее девственность. И только протянула палец, как вскрикнула: «Рука моя отнимается как в огне», что, по мнению авторов рассказа, достовернее любой проверки. Но факта проверки, увы, нет. Таким образом, младенец Иисус есть, а факта материнства Марии нет. Не давая факта материнства, «История Марии» дает факт признания Марией Иисуса своим сыном, т.е. факт усыновления и призыв к вере. По патриархальным римским законам усыновление ребенка требовалось и отцу, если ребенок родился вне брака. В библии тоже имеются примеры усыновления внебрачного ребенка. Агарь родила Измаила в патриархальную семью Авраама и Сарры. В семье Иакова Рахиль, видя, что не может родить Иакову ребенка, сказала: «вот служанка моя Валла; войди к ней: пусть она родит на колена мои, чтобы я имела детей от неё» Быт. (30:1). По замечанию З. Косидовского, вавилонское законодательство Хаммурапи предусматривало имитацию родов при усыновлении: «наложница должна была рожать на коленях у бездетной супруги. Это был акт формального признания сына рабыни законным наследником рода». Патриархальная семья Иосифа усыновляет сироту, т.е. сына от бога, по старинным образцам, с имитацией родов. Происходит имитация рождения сына перед богом и людьми (повитуха и Саломея) на родине Давида, в Вифлееме. Имитация рождения со временем расценивается как чудо рождения в Вифлееме сына от бога, зачатого Марией без совокупления. Как видим, Николай справедливо отказался подтвердить адюльтер Иосифа и Марии. Иосиф и Мария оба признают ребенка своим и на этом основании они приносят его в Иерусалимский храм Лк. (2:22-23).

Зайдём теперь с другой стороны, отец Иисуса известен по Откровению-Апокалюпсису, раскрывающему тайны. Невестой Митридата и матерью царя Антиоха была Иотапа (параллель Марии); впоследствии в результате литературной переработки сюжета Антиоха заменили Иисусом, а Митридата Иудой Галилеянином, жрецом Аполлона-Митры-Гавриила и Огня. Замена лиц – общность подходов двух произведений. Значит, жрец Гавриила – это Иуда Галилеянин, историческое лицо, а Иосиф, как следствие, – псевдоним Иуды, скрывающий его настоящее имя для безопасности семьи, ведь он – мятежник. Окружающие, считая Иисуса сыном Иосифа и Марии, могли догадываться, что Иосиф – это и есть Иуда Галилеянин. У Луки-евангелиста трогательно описывается, как Иуда-Иосиф и Мария (родители Иисуса) приносят младенца в иерусалимский храм, где знаменитого Иуду, видимо, знает в лицо храмовый старожил Симеон, а по нему он узнает в Иисусе будущего царя, родившегося «на восстание» Лк. (2:34). И точно, восстание Иуды начнется сразу после смерти Ирода. Б. Деревенский замечает: «Епифаний Кипрский считал, что на момент смерти царя Ирода Иисусу было четыре года (Панарион, 20, 5; PG 41, 276)». Тайна Марии не в том, что Иисус – Агнец и родился «от духа святого», а в его генетическом происхождении. Мария посвящена в тайну и обречена на молчание. Д. Флюссер: «Все же один психологический факт из жизни Иисуса нельзя пропустить – его негативное отношение к собственной семье. Как мы видели, между Иисусом и его родственниками установились весьма натянутые, вероятно, даже окрашенные аффектами, отношения». Евангелисты подтверждают подобное мнение. Лк. (11:27-28): «Одна женщина сказала: блаженно чрево, носившее Тебя и сосцы, Тебя питавшее! А Он сказал: блаженны слышащие слово божие и соблюдающие его». Мф. (12:49-50): «Кто матерь моя? И кто братья мои? И, указав рукою своею на учеников своих, сказал: вот матерь моя и братья мои; ибо, кто будет исполнять волю отца моего Небесного, тот мне брат, и сестра, и матерь». Психолог Э. Эдингер делает свой вывод: «Природа исторического Христа всегда составляла проблему для ученых и теологов. По-видимому, Иисус был незаконнорожденным ребенком». Парадоксально, но благодаря загадке рождения, Мария со временем обрела статус Богоматери и даже Богородицы. Христиане-выходцы из Самосаты, в т.ч. Несторий (5 век), с этим утверждением не согласились, и были обвинены в ереси. Контаминация (смешение) сюжетов имела грандизные религиозные последствия.

Агнец как родной сын. Дева Мария, А. Бугро

Агнец как родной сын. Дева Мария, А. Бугро

Когда Иисус стал проповедовать, оказалось, что ученики ему ближе, чем его домашние. Мк. (3:21): «…ближние его пошли взять его, ибо говорили, он вышел из себя». Ин. (7:5): «…братья его не веровали в него». Мф. (10:34-36): «И враги человеку домашние его». Э. Эдингер: «Он сознавал опасность психического отождествления с родителями и семьей. Враги человеку – домашние его, потому что он наиболее склонен к бессознательной идентификации с теми, кто ему наиболее близок. Такие идентификации подлежат устранению, так как сознание полной отъединенности составляет предварительное условие индивидуации. Иисус достаточно ясно высказался по этому вопросу». Вокруг Иисуса образуется, согласно трансгенерационной психологии, своего рода лакуна, в его окружении поселяется травмирующий призрак молчания, который передается из поколения в поколение. Конфликт, не разрешённый в предыдущих поколениях, становится частью психической жизни потомков.

Так кто же генетическая и биологическая мать новорожденного Иисуса? В сущности, для нас этого вопроса уже не остается, т.к. метод исключения указывает на царицу Иотапу как мать Иисуса, внучку Антиоха I по женской линии, и на Иисуса как правнука Антиоха I Теоса по матрилинейному счету. Она – жрица Тихе-Анаит и имеет материнское право на непорочное зачатие. В 1 веке каждый третий ребёнок оставался сиротой. Сирот притесняют Исх. (22:21), на них поднимают руку Иов (31:21), обкрадывают Иов (24:3), превратно судят Ис. (1:23). Согласно трансгенерационной психологии (М. Прихожан, С. Щербина), сироты отстают в развитии, имеют серьезные эмоциональные нарушения, чаще болеют и нередко умирают. По Э. Нойманну, «человеческий вид – единственный, в котором ребёнок в первые годы жизни может считаться "эмбрионом вне матки" в социальном окружении, по существу определяемом матерью». В отношении приемной матери к ребенку отсутствует материнский компонент, механизмы, запускающие инстинктивную основу материнства с момента зачатия, поскольку материнское отношение имеет биологическую обусловленность. Пс. (21:11): «На Тебя оставлен я от утробы; от чрева матери моей Ты – Бог мой». Комплекс сироты, персональный хранитель боли, ведет к недостатку автономности, к ощущению жертвы, стремлению к замене семьи коллективом, вере в страдания как ценность. Сироте присуще иррациональное чувство вины (без вины виноватый). Пс. (9:35,38-39): «Сироте Ты помощник. …Господи! …Открой ухо свое, чтобы дать суд сироте и угнетенному». Счастливый ребёнок владеет мамой, папой, бабушкой, дедушкой – это опора его детского мира. Отвергаемый сирота, не имея такой основы, хочет владеть всем миром, страдая, вернуть к себе внимание. Если мне больно, значит, я есть. Э. Эдингер делает свой вывод: «В психике остается своего рода прореха, через которую проникают мощные архетипические содержания коллективного бессознательного. Такое состояние чревато серьезными опасностями. Если же эго способно преодолеть опасность, тогда "прореха в психическом" превращается в окно, позволяющее заглянуть в глубины бытия».

Чурсин Валерий Николаевич


 
Перейти в конец страницы Перейти в начало страницы