Николай и Иоанн-Тайнозритель

«Кто из людей жил – и не видел смерти,
Избавил душу свою от преисподней»? Пс. (88:49)

Николай начал писать книгу Откровения за 43 года до Иоанна. Сын Николая, Иоанн-Тайнозритель создал свою часть книги к Юбилею войны в Коммагене в 13 году н.э. Она открывается сценой у престола бога, изображения которого напоминают святилище на горе Нимрода. По устоявшейся традиции, персонаж, Сидящий на престоле – это Ветхий днями, бог, изображения которого допускаются традицией в виде седовласого старца. Сам Всевышний, бог-Вседержитель, невидим и проявляет себя радугой, грозовыми облаками, громами и другими атмосферными явлениями. Псалмы к престолу и к небу в книге Откровения поют 12х2=24 божественных предков-старцев с «венцами на голове», они представлены в святилище Антиоха двумя рядами стел предков (15 эллинских стел и 17 иранских стел). К их голосу присоединяется ангельское воинство Саваофа, соответствующее 12х12=144 тысячам девственников, молодых воинов-призывников, окропляемых «кровью агнца» Откр. (7:14) в анатолийском ритуале криоболии в качестве воинской присяги. На всех иллюстрациях к Откровению присутствуют четыре фантазийных животных, которые соответствуют четырем гениям-хранителям святилища Антиоха.

У престола бога и Агнца, средневековая гравюра

Сидящий на престоле – это Зевс-Оромазд горы Нимрода. Окружение Сидящего состоит из 4 персонажей: Жениха-Агнца, его непорочной Невесты-Девы и двух Свидетелей-мучеников. Они естественным образом ассоциируются с 4-мя сидящими скульптурными колоссами: Агнец – с Аполлоном-Гелиосом-Митрой, Дева – с Тихе-Анаит, 1-й Свидетель (Артавазд II) – со статуей армянского царя, 2-й Свидетель (Антигон) – с Гераклом-Артагном –драконоборцем. По замечанию А. Азимова об Откровении, «автор составляет свои символы из языка апокалиптических отрывков Ветхого Завета. Особенно ему нравится Книга пророка Даниила, которая вплоть до времени самого Откровения была наиболее почитаемым из апокалипсисов. …Когда Иоанн говорит: "Се, грядет с облаками", это возвращает к Книге пророка Даниила: "…вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий…" Дан. (7: 13)». В этом он следует Николаю. По словам Д. Гатри, у Иоанна «самым очевидным источником идей и образов» становится Ветхий Завет. Из 404 стихов во всем «Откровении» только в 126 нет ссылок на Ветхий Завет». Текст Откровения состоит, по выражению Е.В. Афонасина, «из прихотливо сотканных между собой цитат и литературных параллелей: «это очень трудный для исследования стиль, который иногда называют "центонным"», т.е. лоскутным.

Одна из современных иллюстраций к сцене у престола Бога
(из соцсетей)

Как видим, иллюстрации схожи с обликом горы Нимрода: и в том виде, в каком он сохранился, и с его реконструкциями. Это те картины, которые Иоанн-Тайнозритель видел на горе своими глазами, и описал их.

Сравнение между собой различных иллюстраций престола бога позволяет выявить их основные черты, оставшиеся неизменными на протяжении веков – 2х12 предков-старцев, 12х12 тысяч – небесное воинство, 4 фантазийных животных, 7 светильников. Они помогли художникам раскрыть содержание новозаветных понятий, подобных Троице.

Размещение героев Откровения на горе Нимрода

Иконы Сопрестолие (Новозаветная Троица)

Хотя догматика монотеизма препятствовала изображать Бога, художники рисовали «престолы и сидящих на них» Откр. (20:4), отождествляли персонажей Откровения с евангельскими образами. Откровение даже в греческой и русской иконописи стало основой для изображения лиц новозаветной Троицы, несмотря на канонические ограничения. В сюжетах Сопрестолия мы видим сидящих Отца (Ветхого днями) и Сына, в окружении четырех животных и ангелов, вместе с полноростовыми женской и мужской фигурами Богоматери и Иоанна Предтечи, ассоциируемых с персонажами книги и колоссами – Сидящим (Зевс-Оромазд), Агнцем (Гелиос-Митра), Девой (Тихе-Анаит) и Драконоборцем (Геракл-Артагн). Сами Престолы, на которых сидят Отец и Сын, по канону интерпретировались в духе сакраментации власти как сонмище ангелоподобных предков: «Им создано всё…: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли» Кол. (1:16). Заметим, эти изображения созданы задолго до того, как святилище на горе Нимрода было найдено археологами, а сходство имеется.

Иоанн пишет вторую часть книги к Юбилею, на актуальную тему, на злобу дня. У Иоанна-Тайнозрителя, по сравнению с его отцом Николаем, изменились географические и исторические ориентиры книги, из уст старцев-предков зазвучала «новая песня» Богу Высочайшему. У него старцы выступили символическими представителями рассеянных 12-ти колен Израилевых, образующих, как и 144 тыс. «девственников», почитателей Бога Высочайшего. Зверь у Иоанна – это многоголовый Рим, поглотивший при Помпее Сирию и Иудею, покоривший Армению и забравший её славу – славу Дракона. Это Рим, исцеливший свою «смертельную рану», нанесенную ему Парфией и Арменией при Крассе и Антонии. По замечанию К. Юнга, «апокалиптическое животное изображается при помощи соединения атрибутов четырех царств Даниила, и уже одно это показывает, что речь идёт о новом царстве, которое поглощает в себе все прежние. Итак, Зверь, выходящий из моря, это царство римское». У Иоанна прозвище Великого красного Дракона перешло от покоренного Тиграна к Помпею-Магну – видимо, на его триумфальном шествии в Риме в образе Юпитера, в котором на лицо наносится краска киноварь (перс.-кровь дракона). Вели пленных – иудейского царя Аристобула и Тиграна-младшего, сына Тиграна Великого. Прозвище Дракона закрепилось за Помпеем, пополнившись у Иоанна для ясности «семью головами». Как Тигран, так и воинственные Селевкиды забыты всеми. Помпей-Магн-Дракон погиб в 48 г. до н.э. Он побежден кровью Агнца – иудейского царя Аристобула, убийство которого сторонниками Помпея опередило убийство самого Помпея всего на один год. Царь Аристобул не просто был отмщен, он как бы стал мстителем за захват и осквернение храма. Иоанн вспоминает Сион и Армагеддон. Появляются изречения в духе военных действий в Иудее Откр. (17:10): «Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен» (Аристобул и Гиркан – прим.). Кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убитым мечом» (Хизкия и Ирод – прим.). У Иоанна новорожденный младенец с жезлом, – это, видимо, сын убитого Иродом в 46 году до н.э. Хизкии, т.е. Иуда Галилеянин (Иоанн начинал служить жрецом в Коммагене под его началом). Хизкия, сторонник Хасмонеев и «главный мятежник», судя по венценосной матери младенца – аристократ. Слава его такова, что иудейский Синедрион выступил с осуждением Ирода из-за казни Хизкии. Как сын Хизкии, Иуда Галилеянин тоже претендовал на царское достоинство. В его прозвище – «назарей» (от евр.«нецер» – отрасль) вложена принадлежность к «отрасли», роду Давида, по отцу ли, матери ли – неясно. При такой значительной славе отца младенец с жезлом, естественно, нашел приют у престола Бога (т.е. в Коммагене), где, видимо, мечтали о смене вавилонских священников в Иудее в пользу эллинизированных сторонников Бога Высочайшего. Если Иуда Давидов (Галилеянин) вырос в Коммагене, будучи владельцем «жезла железного», он вполне логично стремится к власти в Иудее. Если это пророчество, то обратное, сбывшееся в 6 году н.э. В этом году Иуда Давидов поднимает антиримское восстание и погибает в Галилее, его воинство погибает или «рассеивается» Деян. (5:37) среди фарисеев и назареев. Поэтому в Откр. (14:1): «Агнец стоит на горе Сионе, и с ним 12х12=144 тысячи». Они воины бога Высочайшего. Приблизительно так можно соединить намеки Откровения с содержанием трудов Николая, известных Иоанну.

Храм Артемиды в Эфесе, Сальвадор Дали

В 13 году н.э. уже никакой войны, никакого восстания нет. Это время «покупать и продавать» на «пути Господа». Военные отряды на царской дороге сменились торговцами. В Эфес текут товары по дорожному покрытию, обновленному при Августе (5-6 год до н.э.). Иоанну вспоминается, как 5-й ангел Откровения (Николай) ведет 6-го ангела (молодого Иоанна) показать Иоанну обновленную дорогу к морскому побережью и Эфес – «великую блудницу, сидящую на водах многих» Откр. (17:1).

Здесь, вероятно, опять звучит мотив наследия, на этот раз в управлении южной частью пути Господа, проходящего через Дервию, где была поставлена таможня – источник дохода Николая. В Эфесе: «Я увидел жену, сидящую на звере багряном. …Жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена была золотом, драгоценными камнями и жемчугом и держала золотую чашу в руке своей» Откр. (17:14) – это Артемида Эфесская, вместе с богиней Рома все больше отбирающая доход и претендующая на то, чтобы взять власть на пути Господа. По Иоанну, с этим никак нельзя соглашаться.

Характерно, что Иоанн вводит в Откровение совершенно новый персонаж – это «Зверь из земли», «лжепророк, был каким-то конкретным историческим лицом» (А. Мень [2]), некий «чужой среди своих» для Коммагены, который напоминает астролога Трасилла, «друга» императора Тиберия, мужа сестры Антиоха III – Аки. Результат этого брака: «Зверь из земли» «заставляет всю землю {Коммагену?} и живущих на ней поклониться первому зверю» Откр. (13:11-14). А это означает поклониться метрополии Рима – Эфесу и его храму, т.е. Артемиде, «великой блуднице». Это удар по гордости Коммагены, которая (а не Эфес) всегда управляла царской дорогой, и особенному предмету ее гордости – храму на горе Нимрода, её золотому хранилищу, источнику влияния и власти. Став зятем Антиоха III, он оспаривает перед Тиберием право Антиоха на коммагенский престол в пользу его сестры Аки и её сына Балбилла, по праву матрилинейного наследования. Будучи очевидцем событий в Египте, Трассил стал утверждать, что на самом деле сын у Иотапы не от Митридата, а от Антония (Зверя, Тероса-Пантероса), опираясь на свой статус очевидца и подпорченную репутацию Антония. Это утверждение со временем превратилось в отдельную легенду о солдате Пантера. При Августе оно не могло бы распространяться.

В 13 году н.э. исполнился не только Юбилей (7х7+1 лет) войны, но и 25 лет правления коммагенского царя Антиоха III (12 г. до н.э. – 17 г. н.э.). Заметим, смерть императора Августа в 14 году в Откровении не упоминается, что дополнительно указывает на 13 год. 25 лет правления – хороший повод вспомнить, как проводилась коронация Антиоха III у престола бога в 12 году до н.э. Его отец, коммагенский Лев – царь Митридат III – умер, став Агнцем. Его сын юный Антиох – агнец, который во время коронации превращается во Льва. Звучит мотив передачи книги судеб, известный с ассирийских времен, когда великий герой Нинурта/Нинрод (с намеком на Антиоха I Теоса) отобрал у грифа-дракона Анзо украденную им книгу судьбы (глиняную табличку), чтобы вернуть ее богу. Антиох I (прадед) комплиментарно сравнивается с Нимродом, имя которого закрепилось за священной горой.

Нинурта/Нинрод с молниями в руках в погоне за птицей Анзо

Действительно, Антиох I прославил Коммагену не менее Нинурты, и с тех пор «не нашлось никого достойного раскрыть и читать сию книгу» Откр. (5:4). Но вот Агнец – новый царь Антиох III – взял книгу судьбы у Сидящего на престоле, Ветхого днями, потому что он теперь – Лев, и он победил. Мотив судьбы (жребия, удачи), мотив претензий и амбиций в книге не случаен. Антиох III, сын царицы Иотапы, – не просто тезка своего прадеда, который воздвиг колосс Судьбе-Коммагене. Антиох I Теос получил в свои руки судьбу Коммагены, а он, Антиох III, получил свое великое предназначение на пути Господа, по которому его ведет великая Судьба Коммагены. Его ощущения передает И. Бахофен: «Мать существует прежде сына. Женское начало главенствует. Мужская форма силы проявляется лишь во вторую очередь… Женщина предшествует – мужчина следует за ней. Женщина существует изначально – мужчина находится с ней в сыновьих отношениях». Для кого звучит комплиментарный мотив судьбы, помимо Антиоха? Для царицы Иотапы, жрицы женской богини Судьбы (Тихе-Анаит), матери Антиоха.

Она и жрец Митры и Огня, Иуда Давидов (Галилеянин) поддерживают молодого царя. И вот Антиох-Агнец-Лев открывает свиток, смело ломая печати одну за другой: «Кто поклоняется Зверю и образу его, тот будет пить вино ярости божией» Откр. (14:10). У Иоанна действует Ангел огня (Митра), а не солнца (Гелиос), как у Николая – сказывается зороастрийское влияние Иотапы.

Антиох III бросает вызов Риму на «Пути Господа»: мы видим, что Антиох, «подобный Сыну Человеческому» Откр. (14:14) Даниила, по призыву ангела огня и его жреца Иуды Давидова «поверг серп свой на землю, и земля была пожата» Откр. (14:16). Здесь Иоанн ссылается на псалом Пс. (125: 5-6): «Сеявшие со слезами будут пожинать с радостию» (Степанцов С.А.). Бл. Августин Иппонский комментировал этот псалом, назвав его псалмом надежды: жнецов следует послать туда, где было посеяно, и требуется серп и обмолот. Туда, где уже были пророки – сеятели. Они подготовили почву и посадили семена бога Всевышнего. В Иудее для него была подготовлена жатва. И жнецы были посланы. Но в реальности оказалось, что жнецы пожали больше, чем власть бога – вечность: «Блаженны мёртвые, умирающие в Господе» Откр. (14:13). 14-я глава Откровения звучит как реквием погибшему Иуде Давидову (Галилеянину) и его воинству, участникам подавленного восстания 6 года н.э. Такова Судьба, жизнь находится в ее власти. Здесь, по Э. Ренану, «высказывается прекрасная мысль, что "те, кто умирает за Бога, продолжают жить в Боге"». Печальные плоды этой жатвы обильно политы поминальным вином на горе Нимрода, «и потекла кровь из точила даже до узд конских» Откр. (14:20). Проведя поминальные ритуалы, у престола бога вспоминают свадьбу родителей Антиоха – Жениха, Митридата II, и Невесты, мидийской принцессы Иотапы. Эта свадьба проходила в год поражения Зверя-Антония (в 30 году до н.э.). Иотапа – символ этой победы, Невесту Жених геройски вырвал из лап Зверя непорочной Девой. «И дано ей было облечься в виссон чистый и светлый; виссон же есть праведность святых» Откр. (19:8). Более поздних упоминаний об Иотапе нет. Она так и остается в образе Невесты, непорочной Девы, в качестве царицы возглавлявшей культ Тихе-Анаит. Когда Митридат III умер в 12 году до н.э., царице Иотапе было около 30 лет. Ее сын, Антиох III, ставший царём, был ещё юн, и Иотапа нуждалась в опоре. Такой опорой для нее мог быть жрец вышеупомянутого Ангела Огня, незаменимый советник молодого царя, Иуда Давидов. Может, он её новый жребий? Жребий тайного священного брака под покрывалом Исиды – жребий священного брака незабвенной египетской царицы Клеопатры с триумвиром Антонием. Молчание о Деве является аргументом в пользу тайны, окружавшей ее жизнь. По словам псалмопевца, «положи, Господи, охрану устам моим и огради двери уст моих» Пс. (140:3).

Возникает мысль, что в 13 году Иотапы не было среди живых, т.к. в Откровении о ней говорится только вместе с умершим супругом. Она могла умереть, как тогда гибли не совсем уж молодые женщины – при родах. В случае смерти Иотапы Иуда Давидов с необходимостью становился непосредственным исполнителем своего плана жатвы, и он убыл в Иудею, чтобы добыть себе царство. Как можно думать, в Иудее он появляется около 7 года до н.э. Если так, Дева Иотапа незадолго до этого родила сына от священного брака и умерла. Нельзя исключить и вариант расставания, ведь в Иудее Иотапе не могло быть места. Мальчик убыл бы вместе с отцом, ведь в монастыре Богини его ждало оскопление. Для отца же, самого Иуды Давидова, он был бы Сыном-наследником, ценным претендентом не только на иудейский, но и на коммагенский престол. Если так, то какова жизнь и судьба этого ребенка, жизнь окружающих его людей?

Интересно, что в древней христологии возник образ Ангела молчания. Это Ангел в царском одеянии, «в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа» 1Пет. (3:4). Образ, изображающий Иисуса до его воплощения/рождения, юного, непостижимого, с жестом скрещенных рук, с нимбом Саваофа в виде 8-конечной звезды. Он ассоциируется с Ангелом Великого совета Ис. (9:6): «Ибо младенец родился нам – Сын дан нам; владычество на раменах его, и нарекут имя ему: Чудный, Советник…». По Августину Иппонскому, поскольку Дева зачала и родила Сына, младенец дан нам, а слово стало человеком, оставаясь богом (Эммануил – «Бог с нами»). Он изображается еще без учительского свитка, т.е. до того, как он явился для проповеди. По А.П. Лопухину, на плечах (раменах) у него знаки царского достоинства, т.е. он представляет династию Давида. С этим образом связано изображение Иоанна «в молчании», которое считается одним из древних. Иоанн вслушивается в то, что диктует ему на ухо Иисус: «Имеющий ухо да слышит. …Так говорит Святый, Истинный, имеющий ключ Давидов» Откр. (3:6-7). Одной рукой он держит книгу с евангелием от Иоанна: "В начале было Слово…"». Иисус открывает Иоанну не только «тайну семи звезд» Откр. (1:20), «тайну жены и зверя» Откр. (17:5-7), но и высшей Премудрости. Жестом молчания Иоанн показывает, что тайна не должна быть изречена. На некоторых изображениях «Иоанна в молчании» Иисус представлен в таинственном образе Ангела молчания.

Трансгенерационная психология так характеризует проблему (Ханелия Н.В.). Молчание, своего рода табу, как будто бы призвано сохранить безопасность в семье, но на деле травма как тень присутствует в душах людей и их близких, затрудняя жизнь на протяжении поколений. Чаще всего пытаются скрыть события, которые вызывают интенсивные чувства вины и стыда: факт смерти или усыновления, совершенные преступления, психические заболевания, материальное состояние (Мизинова А.В.). «Об этом» запрещено говорить в семье, но также «об этом» не представляется возможным забыть вследствие запрета. Опыт, который не может быть психологически интроецирован («переварен»), то есть узнан, вербализован и трансформирован в элемент собственной психической жизни, травматичен по своей сути. Такой неинтроецированный объект часто является неким секретом, например, тайным или постыдным событием, участником которого был предок. Объект не становится частью собственной психической жизни индивида, оставаясь призраком молчания, слепой зоной, присутствие которой человек не осознает, но которая может субъективно ощущаться как нечто чужеродное и вызывать странные поступки, реакции и переживания (Абрахам Н.). «Призрак молчания» создаёт у индивида ощущение проживания не собственно своей жизни. Призрак завладевает психикой субъекта, похищает витальность, образует, по метафоре П. Вилговиц (Wilgowicz P.), вампира: а это граф Дракула – дракон-оборотень из ирландского романа Б. Стокера. В результате трансгенерационной передачи субъект носит в себе «дракона» – элементы бессознательного Другого. Другой – паразитирующий чуждый объект, враждебный человеку. Он завладевает психикой, похищает витальность – это враг, противник (евр. – сатан), Дракон.

Молчание, Васнецов, рисунок углём

Идентификация с «призраком молчания» проявляется таким образом, что ребёнок травмированных людей оказывается заключенным в тюрьму родительской травмы, ни мёртвый, ни живой, нерождённый. (Wilgowicz P.).

По Юнгу, у Иоанна «вполне могли быть кошмары, о которых невозможно догадаться по его сознательной программе». Может, поэтому в заключение своего сочинения Иоанн снова выводит на авансцену архангела Михаила, и он, «как Бог» (Михаил – евр. «как бог»), побеждает и пленяет древнего Дракона: «он взял дракона, змея древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет» Откр. (20:2).

Архангел Михаил, Доре

Но это еще не конец всему. Мир, в конце-то концов, подводится Иоанном под действие мрачной фарисейской утопии всеобщего воскресения, когда воскресли и «судимы были мёртвые» Откр. (20:12-15), а Дракон («диавол»), и те из них, «кто не был записан в книгу жизни», брошены в огненное озеро. Это – смерть вторая, избавление от страха перед которой есть спасение. Те, для кого второй смерти нет, кто верит в свое спасение от неё, «идти на смерть считают за ничто». От первой смерти Иоанн не ищет спасения, здесь ничего сделать нельзя, т.к. жизнь и смерть находятся во власти судьбы – женской богини: «вавилонская блудница» «яростным вином блуда своего» напоила народы Откр. (14:8). Спасение от второй смерти – это воскресение. По Даниилу (12:1-2), спасение сводится к тому, чтобы попасть в некий список, свиток, книгу жизни, которую пишет ангел Огня (Енох?, Агнец?). После всего вместо Иерусалима с его храмом в воображении Иоанна возникает утопия «нового Иерусалима»: «Я покажу тебе жену, невесту Агнца …святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога» Откр. (21:9-10).

«Небесный Иерусалим»,
Миниатюра из Апокалипсиса, 13 век

Поскольку Антиох мечтает захватить и присвоить себе землю Иерусалима, то он ритуально и получает её как богиню – в жены от Ангела. По замечанию Э. Ренана, «его небесный Иерусалим представляет собой нечто неуклюжее, детское, невозможное, противоречащее всем правилам хорошей архитектуры». В нём «храма нет», смерти нет, а престол Бога и Агнца есть, и 12 апостолов есть (т.е. иудейский храм как бы заменяется на коммагенский).

Победа патриархального Бога Высочайшего – это победа над матриархатом, символом которого является Зверь-Дракон (блудница – она на звере). Согласно Э. Нойманну, «богиня, связанная с богиней охоты, изначально была драконоподобной фигурой». По А.Ф. Лосеву, «имя этого дракона {Пифона} одни считали мужским, другие женским». В сочинении Иоанна утопия патриархата одерживает литературную победу в надежде вытеснить матриархат из реальности. Утопия помогает Иоанну выступить на защиту целостности мужчины-воина. Ритуал приема в воинство Бога Саваофа юноши-новобранца он переосмысливает как его выкуп у матери-города, что избавляет того от жертвы оскопления или обрезания, а гибель его в бою – как переход в состояние вечной девственности, что избавляет того от второй смерти. Коллизию между мужским и женским началом Иоанн разрешает с позиции патриархата путем перевода лунных женских богинь в подчинение-брак солнечным мужским богам, в силу чего женская половина семьи оказывается под династическим контролем мужа. Хотя без матери – не родиться, происхождение по матери теряет значение. Патриархальная идея находит изобразительное выражение в иконах Отечество, сюжет которых также взят из Откровения.

Ветхий днями (Отец) и Спас Эммануил (Сын) с 4-мя животными
Откровения на престолах в виде сонма огнеликих предков,
икона «Отечество», Никитский монастырь, 17 век

По Э. Нойманну, патриархат не изменяет «материнское происхождение трона»: «изначальные образы матери-трона, трона как матери, «воцарившегося» ребенка всё ещё живут в глубинах современной психики». При патриархате никакой «дракон» не в силах изменить отцовство потомков. Победа Бога – это победа династии и обеспечение ее продолжения по мужской линии – вот чем Иоанн озабочен. Он не пустой мечтатель – у него есть опора в Иудее: «экстремистски настроенные, верившие в приход Мессии фарисеи стали объединяющим ядром для тех, чьи национальные надежды и чаяния привели их к вере в грядущий золотой век под царским покровительством рода Давидова» (М. Грант). Вновь возникает вопрос о том, является ли Откровение пророчеством о том, «чему быть вскоре». На него отвечает К. Юнг: «Иоанн чересчур уверен, а, значит, рискует впасть в диссоциацию. Именно при таких обстоятельствах и возникает бессознательно-противоположная позиция, которая может внезапно прорваться в сознание в виде какого-нибудь откровения». Отвечает на этот вопрос и история. Через 3,5 года, по сроку испытаний Даниила («времена, время и пол-времени»), литературная победа царства Бога Высочайшего на деле обращается в поражение: после смерти в 17 году царя Антиоха III император Тиберий присоединяет Коммагену к римской провинции Сирия, а юных наследников коммагенской династии заложниками забирает в Рим. Дракон-Зверь временно торжествует, ликвидируя патриархальную коммагенскую династию. Э. Фромм «видит победу» над матриархальностью в ином ключе, как «победу отцовского духовного принципа над материнским материальным принципом, исторически реализованную в победе Рима над Востоком, особенно над Карфагеном и Иерусалимом».

Чурсин Валерий Николаевич