Шведские спички, или Как вручают Нобелевские премии

Золотов Юрий Александрович
Академик РАН

 

– Доктор Шварц, доктор Ледерман, доктор Стейбергер, прошу вас принять премию из рук Его Величества Короля!

Король Карл XVI Густав, до сих пор сидевший в небрежной скучающей позе, не спеша встал, взял у сотрудника Нобелевского комитета большой красный диплом и то, что к нему приложено, и торжественно вручил всё это почтительно подошедшему к нему американскому физику Мелвину Шварцу. Оркестр заиграл туш, публика с воодушевлением зааплодировала. Не возвращаясь к своему роскошному голубому креслу, король передал награду ещё двум лауреатам-физикам. Каждый раз повторялись туш и аплодисменты.

В Швецию я попал в первый раз в 1966 году, но был только в Гётеборге и всего одну неделю. Или менее того. Шведские профессора Ян Ридберг и Дэвид Дирсен организовали в тот год международную конференцию. Познакомился тогда со многими специалистами, связи с некоторыми сохранились до сих пор. В памяти от этой поездки мало что осталось. Помню приём дома у Ридберга, человек на пятьдесят, со шведским столом. С тарелками, наполненными едой, расходились по многочисленным комнатам и разговаривали. Потом, если хотели, пополняли тарелки, возвращались к беседе.

И вот через двадцать два года я собрался в эту страну ещё раз. Уже в течение нескольких лет приглашал меня тот же Ридберг – приехать гостём Чалмерского технического университета, что в Гётеборге, выступить с докладом. Но тут пришло ещё одно приглашение – от фирмы «Текатор», с которой наша лаборатория давно сотрудничала. Было даже официальное соглашение. Фирма приглашала троих – меня и ещё двух сотрудников лаборатории. Решение было таким: принять приглашение компании, но Гётеборг включить в программу, посетить Чалмерский университет. То есть оба приглашения как бы объединялись в одно.

На всё про всё – опять одна неделя. Но теперь, кроме Гётеборга, в планах были Стокгольм, Лунд, ещё два рядом расположенных города – Хельсингборг и Хёганес. Вылет в столицу Швеции наметили на восьмое декабря.

А десятого декабря вручают Нобелевские премии. У хозяев возникла мысль: попытаться организовать мне приглашение на церемонию. Ридберг писал, что это дело нелёгкое; надо подстраховаться – попробовать подключить наше посольство, причём заблаговременно. Однако попытки заручиться поддержкой академического управления внешних сношений (УВС) не удались. Там замахали руками: что вы, что вы, это так сложно. Вот даже когда академику П.Л. Капице вручали премию, на торжество не пустили сопровождавшего его сотрудника. С нашим посольством в Стокгольме УВС и не связывалось. Правда, переговоры с управлением внешних сношений вёл не я сам, а наш институтский «министр иностранных дел» – помощник директора по международным делам.

На другой же день после неудачных разговоров в УВС или даже в тот же день представитель фирмы «Текатор» Свен Карлссон сообщил, что разрешение на участие в церемонии получено. О чём я тут же поставил в известность работников академического управления, слегка, конечно, утерев им нос. На вручение Нобелевских премий приглашали меня, с сотрудниками не получилось.

Мужчинам на данном торжестве надлежит быть во фраках. Разумеется, фрака у меня не было. Шведы рекомендовали запастись фраком в Москве: в Стокгольме перед церемонией будет всего один день, да и тот суббота. Мне помогли. При Московском областном драматическом театре им. А.Н. Островского был пункт проката театральных костюмов, там имелись и фраки. Правда, в основном, – как бы это сказать – уже неоднократно бывшие в употреблении. Однако нашли новый. Рукава бы подлиннее, у меня руки нестандартные, как у обезьяны, но в целом костюм смотрелся. Белый жилет и белая бабочка (в правилах оговаривалось, чтобы непременно белые) тоже были вполне сносными.

Трудности возникли с манишкой. У неё небольшой воротник, но сзади-то ничего нет. Ведь манишка, пусть простят мне сравнение, как салфетка-слюнявчик, она только спереди. Когда надевал манишку без рубашки, получалась ерунда – шея сзади была пустой и голой, это было видно. Рубашка одновременно с манишкой – тоже шут знает что такое, оказывается два воротника. Советоваться было не с кем, никто из моего окружения фраков почему-то не носит. Придумано было так: надеваю обычную хорошую белую рубашку, на неё манишку, но этот её уполовиненный воротник загибаю вовнутрь; как бы его и нет. Отрепетировали ещё в Москве. Потом, на церемонии, манишка вела себя как-то не так, на груди она почему-то всё время топорщилась, я испытывал дискомфорт.

Но самое интересное выяснилось там же, особенно на банкете, когда я всех окрестных мужчин внимательно рассмотрел. Манишек вообще ни у кого не было. Их не носят. Надевают специальные фрачные рубашки со стоячим воротником, с выделкой и красивыми редкими пуговицами. Продаются в любом магазине, причём не очень дорого; потом их там увидел. А я-то настрадался.

Когда прилетели в Стокгольм, мне выдали билеты. На саму церемонию вручения, которое должно было состояться в городском концертном зале, и на банкет, организуемый в городской ратуше. К билетам был приложен красный листок, на котором жирными чёрными буквами на шведском и английском языках было напечатано предупреждение. Не обижайтесь, в целях безопасности при входе у вас могут проверить документы. И только-то? К этому мы приучены, нас не предупреждают, да и обижаться мы разучились.

Церемония в концерт-холле намечалась на 16:30, в билете было указано, что на местах следует быть не позже 16:15.

В гостинице «Эспланада», где мы остановились, спутники и коллеги помогли мне облачиться во фрак, ведь надо тесёмки сзади завязывать у жилета и манишки. Такси заказали ещё накануне. Когда я спустился в вестибюль, там было ещё двое, отправлявшихся на церемонию. Это была высокая старая женщина и средних лет мужчина, похожий на араба. На троих было две машины; с такси в этот день было сложно. Таким образом, я забрал с собой арабского вида мужчину, старая леди поехала одна. Попутчик оказался известным журналистом, председателем Союза журналистов Египта и всей Африки. Приглашён был, видимо, в связи с тем, что премия вручалась египетскому писателю Нагибу Махфузу.

Пошёл снег, машина до самого концерт-холла доехать почему-то не могла, нам пришлось квартал пройти пешком. Пройти сто пятьдесят метров, конечно, не проблема, даже под снегом, но ведь ботинки лакированные и про фрак не забываешь. Площадь перед концертным залом была оцеплена, пускали только чёрные дорогие автомобили. В вестибюле мы с египтянином разошлись и больше не встречались, места у нас были разные.

Фойе заполнялось. Мужчины, как положено, во фраках, женщины в вечерних парадных туалетах, но сдержанных, не вызывающих. Никаких декольте. Тем более что публика почтенная – по положению и возрасту, явно много учёных, они-то пыль в глаза обычно не пускают. Правда, на многих женщинах украшения, но помпезности нет; умеренность и вкус. Проще говоря, кругом бриллианты.

Меня предупредили, что сесть на кресло или стул во фраке дело непростое, нужно не забыть откинуть фалды. Но я про них, разумеется, забыл, а когда вспомнил, не сразу понял, куда же нужно их откидывать. Но посмотрел по сторонам и приспособился.

Зал как зал, только сцена парадная. Там голубой палас, ряды стульев круто поднимаются для большого президиума. На авансцене справа три ряда кресел, причём первый ряд из четырёх тоже голубых кресел явно для королевской семьи. Следующие два ряда потом заняли председатели нобелевских комитетов и другие почётные участники торжества со стороны Швеции. Слева десять кресел для лауреатов. Обе эти группы кресел, справа и слева, поставлены под небольшим углом, чтобы королевская семья и лауреаты сидели бы лицом и к залу, и друг к другу. Над сценой, над амфитеатром президиума, огромная галерея для оркестра, он уже там, готовится. Ещё выше орган.

Президиум заполняется вместе с залом. Появляющиеся там здороваются, рассаживаются; места, очевидно, расписаны заранее, как, впрочем, и в зале.

Ровно в 16:30 на сцену выходит король. За ним королева в длинном, вишнёвого цвета платье, с диадемой на голове, и ещё два члена королевской семьи. Как потом выяснилось, не очень близкие родственники. Все стоя приветствуют короля, он слегка кланяется, королева улыбается и тоже приветствует публику лёгким кивком.

И вот из глубины сцены появляются две рослые девицы в белых студенческих шапочках. Это действительно студентки, они «разводящие». За ними двумя цепочками идут лауреаты к своим креслам – налево, члены Нобелевского комитета – направо. Все рассаживаются. Крайние левые в ряду Нобелевских лауреатов – физики. Их трое, все американцы. Затем три западногерманских химика. Три лауреата премии в области физиологии и медицины, среди них женщина; вся группа из США. Десятый лауреат – экономист, он француз. Махфуза, египетского романиста, нет; он не приехал.

Всё готово для вручения.

Здесь надо вспомнить, что такое Нобелевские премии. Изобретатель подводных мин Иммануил Нобель развернул в России бизнес, который потом укрепили два его сына и внук. Один из сыновей, Людвиг, основал в Петербурге завод «Русский дизель». Сын Людвига, Эммануил, владел этим предприятием до самой революции, он уехал из России в 1918 году. Другой сын Иммануила, Альфред Бернхард Нобель (1833–1896 гг.), нас сейчас больше всего и интересует. Химик, хорошо знавший работы русских учёных в области нитросоединений, он изобрёл динамит, бездымный порох, детонатор из гремучей ртути и ещё многое другое. Альфред Нобель был удачливым предпринимателем, организовал много заводов в разных странах, в том числе в России, но и как учёный был весьма известен. Состоял членом Королевского общества и Шведской академии наук.

27 ноября 1895 года Альфред Нобель составил своё знаменитое завещание. Большую часть своего состояния, а именно 31 млн шведских крон в виде акций, облигаций и других ценных бумаг, Нобель передавал в фонд, который должен был называться его именем. Капиталы эти должны были приносить доход, а доход следовало делить на несколько частей, присуждаемых в виде международных премий. Составитель завещания, которое, конечно, вызвало потом недовольство родственников, учреждал пять премий: по физике, химии, физиологии и медицине, литературе и премию мира. Нобель распорядился, чтобы премии по физике и химии присуждала Шведская королевская академия наук. Премию по физиологии и медицине – Каролинский медико-хирургический институт, по литературе – Шведская академия литературы. Премию мира должен был присуждать норвежский парламент (стортинг).

Итого пять премий. Но Нобелевских премий шесть! Есть ещё премия по экономике, её получил в своё время советский академик Леонид Витальевич Канторович. Откуда же шестая?

В 1968 году Шведский банк праздновал своё 300-летие. В честь юбилея и была учреждена премия по экономике. Присуждает её Шведская академия, примерно на тех же основаниях, что и «настоящие» Нобелевские премии. И по названию новую награду приравняли к «настоящим». Размер зависит от уровня доходов, которые приносит Нобелевский фонд. Лауреату вручается чек на эту сумму, если он один, однако премия может быть разделена на две и даже на три части, но не более. Части могут быть и неравными. Каждый лауреат получает диплом и золотую медаль с изображением А. Нобеля.

Право выдвигать кандидатов на премию не предоставляется организациям, это могут делать только отдельные лица по специально составленному списку, который постоянно обновляется. Список не очень большой, но в него входят все лауреаты Нобелевских премий. Выдвижение и обсуждение кандидатур, а также итоговое голосование проходят в секретной обстановке. Премии не присуждаются посмертно. Как правило, эту почётную награду нельзя получить дважды, однако исключения известны. М. Склодовская-Кюри была лауреатом премий 1903 и 1911 годах, Л. Полинг – 1954-м и 1962-м, Дж. Бардин – 1956 и 1972 годах. Премии вручают в день смерти А. Нобеля. Как уже сказано – 10 декабря.

Из отечественных учёных первые лауреаты – И.П. Павлов (1904 г.) и И.И. Мечников (1908 г.), работавший в Париже. Среди лауреатов Нобелевских премий по физике – Н.Г. Басов, А.М. Прохоров, П.А. Черенков, И.М. Франк, И.Е. Тамм, П.Л. Капица, Л.Д. Ландау, Ж.И. Алферов, А.А. Абрикосов. Премию по химии получил Н.Н. Семёнов. Как уже говорилось, Л.В. Канторович – лауреат премии по экономике. А.Д. Сахаров удостоен премии мира. Нобелевские премии по литературе присуждали многим русскоязычным писателям, как живущим в СССР, так и эмигрантам. Это И.А. Бунин, Б.Л. Пастернак, М.А. Шолохов, А.И. Солженицын, И.А. Бродский, С.А. Алексиевич.

Всё готово. Торжественная мелодия, и к микрофону подходит первый оратор. Речь, как и все остальные, которые были потом, произносится на шведском языке, но все желающие при входе в зал могли получить книжечку, где тексты речей напечатаны и по-английски. Все могли взять и подробную программу церемонии, включая информацию о музыкальных заставках.

Первым выступает председатель совета Нобелевского фонда профессор Гилленстен. Он благодарит всех собравшихся за то, что они сочли возможным почтить своим присутствием эту церемонию. Отмечает, что одновременно, в тот же день, одна из Нобелевских премий вручается в Норвегии. Председатель совета приветствует лауреатов, говорит, что они уже провели несколько дней в Стокгольме, прочитали свои Нобелевские лекции и имели встречи с коллегами.

После небольшой музыкальной заставки (оркестр играет Моцарта) – у микрофона председатель Нобелевского комитета по физике, член Шведской Королевской академии наук профессор Г. Экспонг. Он говорит о решении академии присудить Нобелевские премии 1988 года трём американским физикам. Старается не использовать очень уж сложных понятий и терминов, но совсем-то без них не обойдёшься. В присутствии королевской семьи и широкой публики нельзя говорить сухим языком. Речи должны быть украшением церемонии. Следующие выступления были тоже не слишком заформализованными.

Вручение Нобелевских премий для шведов – событие национального значения. Телевидение, радио, газеты много пишут о лауреатах, о самой церемонии. Шведы, видимо, гордятся тем, что причастны к присуждению самых престижных наград для учёных всего мира. Да и не случайно эта роль выпала Швеции. Ведь это страна с очень богатыми научными традициями. Здесь было открыто много химических элементов – марганец, хлор, никель, скандий, литий, несколько редкоземельных элементов. Карл Шееле нашёл способ получения кислорода, да, собственно, был одним из его открывателей. В Стокгольме работал великий химик Якоб Берцелиус. Одну из первых Нобелевских премий вообще и первую, присуждённую шведскому учёному, получил в 1903 году Сванте Аррениус, создатель теории электролитической диссоциации. Нобелевские премии присуждались и другим шведским учёным – Сведбергу за создание метода ультрацентрифугирования (1926 г.). Тиселиусу за метод электрофореза и адсорбционный анализ (1948 г.). Отец и сын Сигбаны – оба лауреаты, первый за работы по ядерной спектроскопии (1924 г.), второй за создание метода рентгеноэлектронной спектроскопии (1981 г.). За исследования в области физики плазмы эту же высокую награду получил Альфвен в 1970 году. Нобелевские премии получали также шведские биохимики, особенно за работы по ферментам и витаминам. В науку вошли имена Ангстрема, Цельсия (был директором обсерватории в Упсале), Ридберга (постоянная Ридберга; это не тот Ридберг, о котором уже шла речь). Не говоря уже о первом президенте Шведской академии наук знаменитом ботанике Карле Линнее. В третьем издании Большой Советской Энциклопедии говорится: «Во второй половине XIX – начале XX века в Швеции были сделаны важные изобретения и усовершенствования во многих отраслях промышленности, получившие мировое признание. Г.Э. Паш изобрёл (1844 г.) безопасные, так называемые шведские, спички, а Ю.Э. Лундстрем разработал технологию и оборудование для их массового производства».

Король вручает премии химикам. Снова «музыкальная пауза» – исполняется полька Йозефа Штрауса. Потом профессор Ф. Сьёквист от имени Каролинского института говорит о лауреатах премии по физиологии и медицине. Ими стали один англичанин, два американца, в том числе Гертруда Илайон – единственная женщина из нынешних лауреатов. Им удалось предложить новые подходы к созданию лекарственных препаратов. Оратор находит интересный ход; он касается темы «Нобель и лекарства»: тринитроглицерин (динамит) – нитроглицерин – болезнь сердца Альфреда Нобеля. В письме к близкому другу, написанном за несколько месяцев до смерти в 1896 году, Альфред Нобель писал: «Моя сердечная болезнь задержит меня здесь, в Париже, ещё по крайней мере на несколько дней... Это ли не ирония судьбы, что мне предписали принимать внутрь нитроглицерин! Они называют его “тринитрин”, чтобы не пугать аптекарей и публику». В последней фразе Нобель имел в виду использование нитроглицерина в качестве ингредиента динамита.

Затем вручили премию по экономике; француз Морис Алпе получил её за фундаментальный вклад в теорию рынка и эффективного использования ресурсов.

Все десять сидевших в почётных креслах в левой части сцены лауреатов уже держали в руках дипломы. Но одна премия ещё не была вручена. Писатель Нагиб Махфуз, как уже говорилось, не смог приехать в Стокгольм. Сообщали, что он не очень здоров. На следующий день, 11 декабря, ему исполнялось 77 лет. Наша газета «Известия» ещё 4 декабря сообщала: «Отправляться за премией в Европу писатель не собирается. По своей натуре он домосед, лишь дважды в жизни покидал Египет. Сказывается и возраст. Даже регулярно посещать любимую кофейню, где в разговорах с завсегдатаями Махфуз не раз черпал сюжеты для своих произведений, становится все труднее». Премию всё-таки вручили. На торжестве присутствовали две дочери египетского романиста, им и передал её король. Именно этот момент – король вручает премию по литературе двум молодым египтянкам – был запечатлён в одной из главных утренних газет на другой день.

Из речи профессора, представлявшего писателя: «В день Нобелевской церемонии 10 декабря 1911 года Морис Метерлинк получил Нобелевскую премию по литературе из рук короля Густава V здесь, в Стокгольме. На следующий день в Каире родился Наджиб Махфуз Абдель Азиз Ибрагим. Столица Египта оставалась его домом, и он покидал её только в очень редких случаях. Каир же каждый раз снабжал его сюжетами для его новелл, рассказов и пьес».

Вся процедура вручения продолжалась часа полтора. По её окончании участники поехали в ратушу на банкет. Кто в чёрных мерседесах, кто в автобусах. В вестибюле ратуши все могли взять брошюрку со списком приглашённых (а их тысяча двести человек) и планом размещения. Против каждой фамилии – номер стола и номер места. По плану легко находишь и то, и другое. К тому же на каждом месте лежит ещё и карточка с указанием фамилии. Посреди огромного зала с невероятно высоким потолком длинный стол для самых почётных гостей – королевской семьи, лауреатов нынешнего года, их жён и мужей.

Когда наша поездка подходила к концу, Свен Карлссон, догнавший нас в Хельсингборге, сказал мне, что в фирму, организовавшую мне участие в церемонии, позвонил профессор А. Магнели и интересовался мною. Кто такой профессор Магнели? Ну, во-первых, председатель Шведского национального комитета химиков и бывший – в течение многих лет – учёный секретарь Нобелевского комитета по химии. Член Международного союза теоретической и прикладной химии. А во-вторых, мой родственник. Его сын женат на моей троюродной сестре Рите, она живёт в Швеции. Но встреча наша не состоялась, из Хельсингборга мы уже должны были, переехав в Мальмё, а потом в Копенгаген, двигаться домой. Магнели просматривал после церемонии списки участников банкета и обнаружил знакомую фамилию.

Перед каждым из участников банкета – программа, включая подробное меню. Соседи знакомятся. Напротив меня лауреат Нобелевской премии шведский учёный Улоф Лёвдин, известный специалист в области квантовой химии. Половину времени своего он проводит в США, в Гейнсвилле, штат Флорида, где и я тоже бывал; хорошо знает моих коллег химиков-аналитиков, которые работают в университете Флориды. Был профессором в Упсале, теперь профессор-эмиритус, то есть почётный. Слева профессор Леннарт Паалсов, тоже из Упсалы, фармаколог. Справа медик, из Каролинского медико-хирургического института. К концу банкета выясняется, что скромно держащаяся не очень молодая женщина, сидящая рядом с Лёвдиным, совсем уж коллега, химик-аналитик.

За несколько минут до начала банкета по радио дважды или трижды сообщили почему-то на английском языке, что все должны занять свои места и быть готовыми приветствовать Его Величество короля и тех, кто в этом году удостоен премий. И вот под звуки возвышенной мелодии по широкой лестнице спускается Карл XVI Густав под руку с единственной женщиной-лауреатом американкой Гертрудой Илайон. Королева во второй паре, с одним из награждённых. Следом и остальные почётные гости. Все они рассаживаются за центральным столом. Как мне потом говорили, телевизионные камеры более всего показывали этот стол, в том числе супругу короля. Королева немка, причём, как говорят, из простых. Король познакомился с ней во время мюнхенской олимпиады. Будущая первая дама Швеции была молода, красива и умна. Всё могут короли, даже жениться по любви, известная песенка теперь едва ли актуальна. В доме российских императоров сие, однако, не дозволялось. То есть в принципе можно было жениться на ком хочешь, но в этом случае теряешь право на престол.

Тостов мало, и они короткие. Согласно ритуалу, король на хорошем английском языке чтит память Альфреда Нобеля.

За каждым столом тридцать человек, их обслуживают три официанта, итого сто двадцать официантов, и мужчины, и женщины. Мне потом сказали, что их долго тренируют.

Едва ли надо описывать дальше этот банкет. Только про спички надо сказать. Перед каждым гостем лежали маленькие коробки с памятной надписью о церемонии. С профилем А. Нобеля золотого тиснения. Когда расходились, многие, почти все, брали спички с собой на память. Кое-кто, особенно студенты, и по несколько коробков – главным образом с большого центрального стола, сидевшие за которым, видимо, не хотели мелочиться. У меня на московском письменном столе долго лежал этот коробок – белый, аккуратненький, с надписями золотистыми буквами. А внутри – обычные безопасные спички. Так называемые шведские.