Рассказ, записанный в пансионате

Золотов Юрий Александрович
Академик РАН

 

В пансионате «Юность», что по Щёлковскому шоссе, на пути к Черноголовку, я отдыхал несколько раз. Прежде это была база отдыха Министерства иностранных дел. Когда я приехал в первый раз и вышел в парк осмотреться, почти сразу же встретил женщину, которая показалась мне чем-то озабоченной. Мы разговорились, и она мне, незнакомцу, тут же рассказала свою историю, которая её и беспокоила. Я попробую эту историю изложить.

...Она была в постели с мужчиной; не с мужем. То, что она испытала, было ярко и непривычно. Тут же через ощущения стала пробиваться мысль, она поняла, что почти тридцать своих взрослых лет прожила не так. Совсем не так. В горящих глазах её было полно слёз – и от бабьего счастья, и от этой почему-то сразу всплывшей мысли об упущенном. Но всё-таки больше от счастья. С мужем ничего подобного не было, даже в самом начале их тридцатилетнего супружества.

У неё сразу пропали все угрызения совести. Ещё час или два назад она комплексовала. Привести едва знакомого мужчину в свою квартиру и использовать – с едва знакомым – супружеское ложе! Да ещё дрожать, бояться, не вернутся ли случайно, мало ли что бывает, муж, или сын, или жена сына.

Какие ещё угрызения совести! Боже, думала она, почему этого не было раньше? Ему двадцать один год, он крепок, страстен и ненасытен. Он, вероятно, даже опытен; впрочем, ей особенно не с чем сравнивать.

Она вышла замуж без особой любви, боялась упустить возможность; не известно, как сложится потом; может быть, никто больше не предложит, не возьмёт. Жила, как многие, исполняя долг, считая, что так оно и должно быть. Родила сына. Муж её любил и, похоже, ей не изменял; она, во всяком случае, в этом почти уверена.

Но психологически она была всё-таки подготовлена; что-то стало её беспокоить. Она встречала интересных людей, которые оказывали ей знаки внимания; она стала задумываться о том, что возможна другая жизнь. Особенно это ощущение окрепло после прогулок в доме отдыха с одним интеллигентным человеком, кажется, писателем.

Из дома отдыха она приехала домой с не очень-то хорошим настроением; опять те же лица, та же круговерть; ни вспышек, ни поворотов; завтра на работу, потом дома одно и то же. И в постели всё привычно, буднично, даже уныло; если вообще что-то происходило в постели. Спали они на разных кроватях, и повод для этого был вполне оправдывающий – муж часто храпел. В общем, супружеская жизнь протекала по такой схеме: дети образоваться могут, но удовольствия немного.

Вскоре после дома отдыха, дело было в августе, шла она в своём цветастом, как летняя клумба, сарафане по лесной тропинке, где все ходят на работу и с работы. На скамейке сидели смуглые молодые люди, то ли таджики, то ли узбеки, одним словом, сезонные рабочие, или, как их у нас теперь по-немецки называют, гастарбайтеры. Один из них, довольно высокий, с коротко постриженными черными волосами, отделился от группы и зашагал рядом с ней. И сразу сказал: меня зовут так-то. Какой-то вопрос, какой-то ответ, она не замкнулась, не отрезала, втянулась в разговор. Он был вежлив, внимателен и явно заинтересован; у него была цель. Она это поняла, женщины это всегда хорошо понимают.

Одним словом, разговор закончился договорённостью о встрече. Они увиделись, и довольно быстро речь зашла о полноценном свидании. Она в общем-то не возражала, только варианты реализации её не вполне устраивали: общежитие, где он живёт, или просто лес, ведь август на дворе. И она предложила свою квартиру. Ей пятьдесят, ему двадцать, она постоянно живёт здесь с семьёй, он сезонный рабочий; узбек, как потом выяснилось.

Но мы сказали, что психологически она была готова; ей нужно было что-то, что внесло бы в её жизнь нестандартное и взбудораживающее. И очень скоро он оказался у неё дома.

То, с чего мы начали наш рассказ, было не в первый его приход. В тот раз он был поспешен и груб, она испытывала дискомфорт. При второй встрече она ему это сказала, он оказался обучаемым, стал нежен и заботился о её ощущениях.

Когда спустя месяца два она мне всё это рассказывала, я спрашивал её о деталях, стараясь казаться невозмутимым, объективным, как врач, у которого пятнадцать пациенток в смену, тем более что мой возраст облегчал задачу. Чем именно он её поразил? Едва ли её ответы должны быть в этом рассказе, но они оказались очень откровенными. Тут был, надо признаться, не столько мой интерес нейтрального собеседника, сколько любопытство мужчины; мужика, как предпочитают, имея в виду данный контекст, говорить наши женщины. Я понял, что у неё не было в этой сфере опыта, не накопила она его, а в пятьдесят два года испытать то, что можно было в двадцать, – это потрясение, шок, удар по психике.

После второй их встречи всё закрутилось уже на полную катушку. Он ей звонил, они договаривались о следующей встрече. Всегда у неё дома, когда все на работе. Она потеряла голову. Когда видела его, у неё мутилось в глазах. Даже когда звонил по телефону.

Потом, рассказывая мне всю эту историю, она спросила: это что – любовь? Я ответил, что назвал бы это страстью; раньше говорили – роковой страстью. Любовь бывает без секса, секс бывает без любви; роковая страсть – и на той, и на другой территории, тут всё.

Продолжались встречи месяца два. Штампованная характеристика этого романа – бурный.

Она очень быстро, почти сразу, всё рассказала мужу; тот и так уже догадывался. Он взорвался внутри, внешне демонстрировал как бы терпение и даже понимание; хотя иногда его прорывало, он готов был пойти и убить молодого соперника. Но мы помним, что жену он любил, это во многом диктовало его поведение.

Их разговор с мужем случайно подслушал сын. Его реакция была неожиданной и недостойной: он обозвал мать нехорошим словом и перестал с ней разговаривать. Ей ничего не оставалось, как тоже к нему не обращаться. Она поделилась всем с подругой: женщины ничего не могут удержать в себе.

Скорее всего, муж был готов её простить. Но драма была в другом. Всё как у Анны Карениной: муж ей стал невыносим, он ей опостылел, она говорила мужу, что не любит его. Готова была расстаться с ним, уйти.

Вопрос – куда? К узбеку, у которого нет угла и которому, по большому счёту, целиком она не нужна. Квартира у её семьи в их Луховицах двухкомнатная, в одной комнате она с мужем, в другой сын с невесткой.

Когда дома оказалась большая бутылка «Мартини», она, сидя в кухне и туповато глядя в телевизор, где смотреть было нечего, выпила её чуть ли не половину. А за два следующих дня, несмотря на осуждающие взгляды мужа, дотянула до конца. Потом были ещё две бутылки, поменьше. Хороший, умиротворяющий напиток этот «Мартини».

Мысль, что же делать, свербила постоянно. Был разум, который говорил ей, что всё это наваждение, блажь, надо с этим кончать. И была женская натура, тело, инстинкт самки, и они были против.

В конце концов, она, преодолевая себя, заставив себя, пишет узбеку на мобильный телефон, что им нужно расстаться, что он её больше не должен искать. Он быстро ответил, что любит её, что она ему нужна и просит не прерывать отношений. Эта переписка состоялась накануне его отъезда на родину, в Узбекистан. Как всякий сезонный рабочий, он должен месяца на два съездить домой.

И вот он уехал на эти два месяца, а она, чтобы привести мысли и чувства в порядок, едет на три дня в тот самый дом отдыха, где начала прозревать три месяца тому назад. Здесь мы оказались за одним обеденным столом, и в первый же вечер, ещё, кажется, не зная, как меня зовут, она выплеснула на меня всю эту историю; ей надо было разрядиться. Вот уж действительно, о самом сокровенном рассказывают только совершенно чужим людям. Кажется, это сказал Честертон.

Что будет, когда узбек вернётся? Она не уверена в себе. Она мечется, нервничает, не знает, как быть. Рассказывая историю, она хотела сочувствия и, возможно, совета.

Что я мог посоветовать? Мой возраст и принадлежность к мужскому сословию, которое считает логику своей принадлежностью, толкали меня руководствоваться тем, что называют здравым смыслом. Ох уж этот здравый смысл! Скольких он обманывал, с точки зрения здравого смысла даже Солнце вращается вокруг Земли. Но я принял сторону здравого смысла. Узбек её рано или поздно, конечно, оставит; она для него, скорее всего, приятна, даже в каком-то смысле необходима на то время, что он здесь. Там у него, возможно, семья; во всяком случае, про невесту он говорил сам. Уходить ей некуда и незачем. Угар пройдёт. Даже за два месяца его отсутствия страсти утихомирятся, время всё поправит. И с мужем нужно жить. В конце концов заведите любовника, но уж не такого молодого. Под поезд бросаться не следует. Вот так или примерно так я рассуждал.

Надеюсь, потом всё как-то улеглось.