Заграничный поход 1813-1814 гг.

После прибытия в Вильно Александра I и состоявшегося там у него совещания с командованием армией была намечена диспозиция войск на всё зимнее время. Впереди предстоял поход в Европу. В высшем командовании армии не все одобряли идею императора переносить боевые действия за пределы России – особенно резко против похода в Европу выступал М.И. Кутузов, полагая, что русская армия достигла своей цели, изгнав врага со своей территории. Поход в Европу, по его мнению, никаких дивидендов России не принесёт. Но царь никого не слушал и призывал закончить войну в Париже. Получилось так, как хотел Александр: война закончилась в Париже, Наполеон был низвержен. Вот только главные плоды победы достались Австрии, Пруссии и Англии.

«В походе 1814 года довершено начатое в Отечественную войну сокрушение ужасного и неслыханного могущества Наполеона; потомству предоставлено судить, благодетельны или вредны для человечества были последствия оного», – сказал участник описываемых событий, а впоследствии – писатель-историк А.И. Михайловский-Данилевский.

Прежде чем начинать поход на Париж, предстояло выполнить ряд дипломатических и организационных мер, призванных в первую очередь включить в военные действия против Наполеона армию Пруссии. Несколько позже к антинаполеоновской военной коалиции должны были примкнуть армии Австрии, Англии и Швеции. Кроме того, армия Кутузова понесла за прошедший год существенные потери, и её ряды нужно было пополнить новыми солдатами и офицерами. Нужно было осуществить масштабный рекрутский набор.

1/13 января 1813 года главные силы армии вступали в Варшаву. Враг был изгнан из пределов России, предстояло добивать его в Германии и Франции. На церемонии вручения генералу Милорадовичу хлеба-соли и ключей от города в почётном карауле во всём блеске стоял эскадрон Ахтырского гусарского полка. Василий Илларионович с братом Дмитрием должен был стоять рядом с Милорадовичем. Войскам был дан продолжительный отдых, армия ждала пополнений и результатов дипломатических переговоров с Пруссией, вышедшей из союза с Францией и желавшей принять участие в войне с недобитой наполеоновской армией.

При приближении к Варшаве в районе боевых действий появился австрийский дипломат Г.Д.С.С. Амштетен. Он вёл секретные переговоры с Шварценгбергом, но появился и в корпусе Васильчикова, сообщает Ушаков. О содержании переговоров Иллариона Васильевича с Амштетеном можно только догадываться. Скорее всего австрийцы просили о возможности спокойно, без кровопролития, уйти со сцены, освободив путь для русской армии на запад.

Начало января кавалеристы Васильчикова неотступно следовали за австрийцами, не вступая с ними в военные действия. А.А. Щербинин в своём «военном журнале» записал, что 4/16 января Васильчиков 1-й находился в польском местечке Менженине. Через 2 дня от Иллариона Васильевича в штаб армии поступило сообщение, что в Варшавском герцогстве поляки начали собирать ополчение, и что Шварценберг обещал не сдавать Варшаву русским. По-видимому, князь был не доволен соблюдением частного Белостокского соглашения и делал угрожающие жесты, ни к чему ни его, ни русскую сторону не обязывающую.

7/19 января Васильчиков со своей 4-й кавалерийской дивизией выступил из Менженина на соединение с Милорадочичем, который в этот день располагался в Радзилове. Через четыре дня Васильчиков уже был в Ломзе, где 11/23 января к нему присоединился отряд графа Палена. В задачу Васильчикова по-прежнему входило наблюдение за австрийским корпусом Шварценберга, для чего он переместился в м. Мястсов, в то время как австрийцы располагались в Остроленке. 15/27 января Шварценберг ушёл из Остроленки, и Васильчиков немедленно занял город. Так русские части постепенно выдавливали противника из герцогства Варшавского.

За взятие Варшавы Васильчиков был награждён орденом св. князя Владимира 2-й степени большого креста. Из письма М.И. Кутузова к жене от 28 января 1813 года явствует, что главнокомандующий в этот момент находился в Плоцке, что на Висле. «Сейчас получил я ключи от Варшавы», – пишет он, – «которые отправятся с генерал-адъютантом Васильчиковым, может быть, завтра в Петербург и при молебне положены будут в Казанской церкви». Но выезд Иллариона Васильевича в Петербург задержался, и 29 января Кутузов пишет жене, что готовит отправить с Васильчиковым новое письмо. В письме от 31 января он из того же Плоцка сообщает жене: «С генерал-адъютантом Васильчиковым послал я, мой друг, бриллиантовые вещи, которыя, пожалуйста, сохрани: табакерку, солитер и часы и шпагу…».

Итак, после взятия Варшавы Иллариону Васильевичу было дано почётное поручение доставить в Петербург ключи от Варшавы, а заодно и передачу для жены фельдмаршала. Несомненно, это была приятная для Васильчикова пауза и хороший повод после длительных и беспрерывных боевых действий передохнуть в кругу семьи.

С вступлением Пруссии в войну на стороне России изменилась и роль корпуса Васильчикова 1-го. Он командовал сначала всей кавалерией во вновь образованном корпусе прусского фельдмаршала Г.Л. Блюхера (1742-1819), а потом, с вступлением Австрии и Швеции в антинаполеоновскую коалицию в августе 1813 года – в составе корпуса генерала Ф.В. Остен-Сакена в Силезской армии под командованием того же Блюхера³².

Примечание 32. Силы союзников были организованы в 3 армии: Северную, которой командовал наследный шведский принц Карл Юхан (Бернадот), Силезскую и Богемскую (главную) под командованием австрийского фельдмаршала Шварценберга. Конец примечания.

Военная кампания первой половины 1813 года проходила для армий союзников не совсем удачно. Наполеону снова удалось собрать крупные силы (Саксония с корпусом Ренье и некоторые польские части продолжали воевать на стороне Наполеона) и начать мощное контрнаступление. Ушаков сообщает, что Васильчиков в это время находился в авангарде отступавшей от Лютцена к Эльбе армии Блюхера.

Согласно ошибочному, вероятно, мнению Ушакову, Васильчиков в генеральном сражении под Бауценом 8/20-9/21 мая не участвовал, находясь при особе императора Александра I. В то же время библиографический словарь «Отечественная война 1812 года» однозначно сообщает, что Васильчиков в сражении под Бауценом 8/20-9/21 мая был ранен, а потом награждён золотой саблей с алмазами и надписью «за храбрость». Напомним, что армия Блюхера занимала в Бауценском сражении центральную позицию.

Как-то выполнив очередное поручение Александра I, Васильчиков возвратился к себе и, не считая нужным беспокоить императора, отправился спать в сарае, находившемся рядом с царской штаб-квартирой. Но спать не пришлось, потому что его к себе потребовал Александр. Васильчиков нашёл царя одного, ходившего по комнате в сильном волнении. Вмешивавшийся в ход боевых действий Александр, по-видимому, считал себя виноватым в поражении под Бауценом и стал расспрашивать своего адъютанта о состоянии духа наших солдат. Васильчиков объяснил, что войска сильно переживают неудачу, но горят желанием отомстить, и что все боятся только одного: чтобы он, государь, не пожелал мира. Услыхавши эти слова, Александр схватил Васильчикова за руку и, возвысив голос, сказал ему: «Одно из двух: или он или я, но вместе мы царствовать не будем. Он чересчур нагло обманул меня». «Он» – это, конечно, был Бонапарт Наполеон. Позже Васильчиков, вспоминая этот эпизод, приговаривал: «Je ne l'ai jamais vu anfsi beau que dans ce moment³³{Никогда я не видел его таким красивым, как в тот момент (фр.)}».

Пройдёт 7 лет, и степень доверительности Александра к генералу, как мы увидим, подвергнется суровой проверке. В отношениях императора к своему генерал-адъютанту возникнет определённый холодок… Но пока всё шло отлично, насколько это вообще могло быть в самодержавной стране, где всё зависело от произвола царя и его настроения.

Гебхард Леберехт фон Блюхер

15/27 мая Васильчиков, согласно Ушакову, участвовал в бое под м. Гольдберг, а 16/28 мая – при Яуэре. Французы отчаянно сопротивлялись. На фоне французского контрнаступления 14/26 августа произошло известное сражение при р. Кацбах. Обе противоборствующие стороны – корпус Макдональда и корпус Блюхера (первый – не подозревая о наступлении противника) столкнулись в т.н. встречном бое. В этом бою Васильчиков командовал 2-й гусарской дивизией. Сражение шло с переменным успехом, причём части французских войск удалось переправиться на левый берег Кацбаха. Послав генерал-майора Карпова разведать, не занял ли противник селения на левом фланге, и, убедившись, что неприятеля там не было, Васильчиков стал готовиться к атаке на левое крыло противника. Кавалерийская атака состоялась около 5 часов пополудни: генерал-майор Юзефович с двумя полками напал на французов с фронта, генерал-майор Ланской с Ахтырским и Белорусским гусарскими полками ударил во фланг, в то время как Карпов атаковал противника с тыла. Русские кавалеристы захватили 42 пушки. Действия кавалерии поддержала пехота 27-й дивизии Неверовского. В кавалерийском бою с обеих сторон приняло участие около 8 000 всадников. Комбинированная атака кавалерии и пехоты вошла потом в военную историю как «атака Васильчикова».

Французская кавалерия была опрокинута на свою пехоту, Блюхер, в свою очередь, скомандовал своей пехоте поддержать наступление русских, но французы выстроились в каре и попытались сдержать наступавших огнём. Натиск союзных прусско-русских сил был настолько мощным, что французы не выдержали и скатились с занимаемого ими плато в реку. На единственном мосту началась давка, многие французы бросились в воду и погибли. Победа была полной, и Блюхер приказал начать преследование отступавшего Макдоналдьда. Преследовать неприятеля была в состоянии только кавалерия, так что закрепить победу под Кацбахом в полной мере не удалось. В качестве командующего авангардом корпуса Остен-Сакена Васильчиков начал преследовать французов, но наступила ночь, полил проливной дождь, и Васильчиков не смог переправиться через реку. Пришлось идти в обход, и переправа на другой берег состоялась только на следующий день у м. Лигниц. 6/18 августа он выгнал неприятеля из Лигница, а 7/19 августа атаковал его и разбил при Кайзерсвальде. В последнем бою он был ранен, но остался в строю и гнал французов до Томасвальда и Бунцлау.

Васильчиков вынес из этого сражения один страшный эпизод (воспоминания в записи его сына):

«Во время столь знаменитой атаки кавалерии отца моего на берегах Кацбаха отец мой был свидетелем жестокого и большого удара простой солдатской саблей. Французский генерал, потеряв лошадь свою, павшую, вероятно, от русского ядра, очутился пеший в интервале атакующей нашей кавалерии; вахмистр какого-то эскадрона гусарского, обгоняя его во весь мах лошади своей, так сказать on pafsant нанес ему удар саблею своею по голове, рассёк на части бронзовую каску его (тогда французские генералы в некоторых войсках носили подобные каски) и раскроил ему весь череп, который развалился на два…»

Человеку, прошедшему через две войны, участвовавшему не в одном кавалерийском сражении, видевшему сотни смертей, запомнилась именно эта драматичная картина. Нет сомнения, что усталость от войны уже отложила на генерала свой отпечаток, ибо сомнительно, чтобы этот суровый и сдержанный человек обладал большой впечатлительностью.

Васильчиков шёл вперёд до 24 августа/5 сентября, пока не получил сведения о концентрации перед собой крупных сил наполеоновских войск. И Блюхер приказал ему отступить. Затем произошло сражение при Райхенбахе, в котором кавалерия Васильчикова тоже приняла самое непосредственное участие. Левенштерн пишет о неудачном для русской кавалерии исходе боя. Тогда нашу кавалерию опрокинула кавалерия французов, и положение спас полковник барон В.И. Левенштерн, в критический момент ударивший французам своим отрядом во фланг и тем помогший нашим кавалеристам относительно спокойно выйти из боя. Отступление армии прикрывала кавалерия Васильчикова. При наседавшем со всех стороне неприятеле Васильчиков сумел переправить своих кавалеристов через р. Нейсс в полном порядке.

Когда Наполеон прекратил преследование Богемской армии и направился исправлять положение своей армии под Дрезденом, пруссаки и корпус Остен-Сакена снова двинулись вперёд. 8/20 сентября Илларион Васильевич успешно атаковал французов в Пульзнице: подвергнув город канонаде, он заставил неприятеля покинуть его практически без боя. 17/29 сентября он, как пишет Ушаков, имел сшибку с французской кавалерией под Проссенгеймом. Русские кавалеристы разбили неприятеля и взяли много пленных.

Когда Блюхеру в преддверии Великой битвы народов под Лейпцигом было приказано идти на соединение с Северной армией Бернадота, Васильчиков в авангарде корпуса Остен-Сакена двинулся к Мейсену. Лейпцигская битва распадалась на ряд локальных самостоятельных сражений, и следующим крупным сражением, в котором пришлось участвовать Васильчикову и его брату Дмитрию, стало сражение под Мёкерном (4/16 октября). Утром 5/17 октября Васильчиков с 2-й гусарской дивизией и несколькими казачьими полками атаковал противника в районе м.м. Эйтерич и Шёнефельд. Атака началась сходу, из походных колонн: впереди шли Мариупольский и Ахтырский гусарский полки под командованием Васильчикова 2-го, а за ними неслись остальные. (В Мариупольский полк, кстати, по приказу Александра I была определена кавалерист-девица Надежда Дурова, до этого успевшая послужить в Польском и Литовском уланских полках). Французы встретили кавалеристов картечью, но остановить их натиск не смогли. Польский генерал Домбровский³⁴ попытался выстроить своих солдат в каре, но ахтырцы и мариупольцы во главе с Васильчиковым-2, окружив их со всех сторон, успешно атаковали их, взяли 5 орудий и много пленных. Примечательно было то, что пехотный строй неприятеля не был нарушен, и русские кавалеристы гнали французскую кавалерию за спинами собственных пехотинцев до самых окраин Лейпцига. Блюхер был в восторге от этой лихой кавалерийской атаки и после боя расцеловал Васильчикова-2 перед всем строем.

Примечание 34. Поляки и после ухода Наполеона из Восточной Европы остались в его армии и продолжали воевать с союзниками до полного её разгрома. По окончании войны Александр I помиловал их всех и разрешил в качестве свободных граждан Царства Польского жить и служить в польских частях русской армии. Поляки «отблагодарили» русских ноябрьским восстанием 1830 года и жестокой резнёй русских. Конец примечания.

6/18 октября кавалеристы и казаки Иллариона Васильевича продолжили преследование отступавших от Лейпцига французов и при м. Марк-Ранштетт отрезали от главных сил, побили и взяли в плен 3 пехотных колонны французов. В следующей фазе битвы корпус Остен-Сакена штурмовал позиции французов в м. Пфаффендорф.

За отличие в Лейпцигской битве Васильчиков удостоился ордена св. Александра Невского. После Лейпцига неутомимый Блюхер повёл армию дальше на запад, к Лютцену. 9/21 октября она подошла к Вейссенфельсу и остановилась у р. Заала. Французы, отступая, сожгли за собой мост и сосредоточились на противоположном берегу. Блюхер приказал поставить сильную батарею и плотным огнём разогнал французов, что позволило его сапёрам построить новый мост, по которому авангард Васильчикова выступил к Фрейбургу. В конце октября – начале ноября Блюхер остановился у Рейна. Он предлагал немедленно переправиться через реку и преследовать противника до полного его уничтожения, но триумвират императоров решил иначе. Было предложено заключить перемирие и собраться с новыми силами. Богданович замечает, что армии союзников в осенних боях тоже были сильно потрёпаны: в большинстве частей выбыло из строя не менее трети, а в некоторых частях – около половины личного состава.

Новый 1814 год корпус Васильчикова, дислоцированный в Маннгейме, встретил на берегах Рейна. Согласно распоряжению Блюхера переправа через Рейн ему была назначена у устья р. Некар, что он и выполнил 20 декабря 1813/1 января 1814 года. После преодоления этой водной преграды Силезская, а за ней и Главная армия под командованием кунктатора Шварценберга³⁵ вошла на территорию Франции. За 2 недели Блюхер прошёл около 320 км, не встречая сопротивления.

Примечание 35. Существует предположение, что император Австрии, связанный с Наполеоном династийным браком, дал Шварценбергу вполне определённые инструкции сильно не «усердствовать» на поле боя против своего французского зятя. Конец примечания.

Первое крупное сражение на территории противника, в котором пришлось участвовать Васильчикову, произошло в районе г. Бриенны-де-Шато 17/29 января. Пехота Нея и Виктора начали бой, но на неё сразу навалилась русская кавалерия под командованием графа Палена³⁶{Сына того самого Палена, который возглавил заговор против Павла I}, куда входили корпус Васильчикова и казаки князя Щербатова. Французы не ожидали такого энтузиазма от противника и ввели в бой новые резервы. В результате Блюхер решил не рисковать и отступил к м. Транн. Васильчиков, как всегда, действовал в арьергарде, прикрывая отход. После отступления он был назначен вместо раненого генерала Палена и перед назначением заехал к своему предшественнику. Здесь его и увидел полковник Левенштерн, автор содержательных мемуаров об этой войне. «Васильчиков был также один из наших доблестных боевых генералов, – запишет он позже в своих воспоминаниях. – Был момент, когда мне страшно захотелось поехать вместе с ним и отведать снова счастье в ежедневных стычках с неприятелем. Граф Пален отговорил меня от этого….».

Французы, выполняя приказ Наполеона, стремились, во что бы то ни стало, уничтожить главное «бельмо» на своём глазу – армию Блюхера и действовали весьма активно и напористо. Во время их атаки на Транн корпус Васильчикова стоял на левом фланге. Блюхер на сей раз решил не уступать, и завязалось упорное двухсуточное сражение. Войдя в контакт с войсками находившейся рядом Главной армии Шварценберга и заручившись их поддержкой, Блюхер 20 января /1 февраля двинул свои войска в контрнаступление, выбрав направление главного удара позиции французов в Ля-Ротьере.

Первой пошла пехота, в то время как русская кавалерия (другой в армии Блюхера практически не было) выжидала благоприятный момент. Рядом с Блюхером оказался император Александр I. Наблюдая за тем, как действовала пехота, он приказал Блюхеру ввести в дело кавалерию и направить её на захват неприятельской батареи. Васильчиков с дивизией генерала Ланского помчался вперёд. Однако темп атаки сильно замедлился, как только кавалеристы попали в топкую местность. Французские артиллеристы не замедлили воспользоваться этим и открыли по русским гусарам огонь. Потом на них обрушилась французская кавалерия, и Васильчикову пришлось отступить.

Тогда императору пришла новая мысль – противопоставить атаке французов нашу артиллерию, и он приказал генералу Никитину, искусному артиллеристу, проявившему свои способности при Бородино и в других горячих делах, выдвинуть конную артиллерию вперёд. Никитин не был слепым исполнителем, а действовал по своему разумению. Он не рискнул тащить в болото тяжёлые орудия и ограничился выдвижением лёгкой артиллерии, за что после боя удостоился похвалы от Блюхера. Картечь его пушки и остановила атаку французской кавалерии.

Потом пошёл густой мокрый снег, который сильно затруднил видимость. Ветер дул в лицо французам, и этим воспользовалась наша пехота под командованием графа Ливена. Пехотинцы шли с барабанным боем и музыкой, а Днепровский пехотный полк пошёл в атаку с песнями. Пехоту поддержала лихая атака трёх гусарских полков – Ахтырского, Мариупольского и Александрийского – под командованием полковника Васильчикова 2-го. Такого ни французам, ни пруссакам видеть вряд ли доводилось. Потом корпус Васильчикова 1-го, отдохнув и перестроившись после неудачной атаки, около половины четвёртого пополудни с обеими дивизиями пошёл в наступление. Это и решило исход сражения: русская кавалерия опрокинула французскую, вместе с казаками Щербатова прорвала линию обороны противника правее Ля-Ротьера и овладела, наконец, 24 орудиями противника. Особо в этом бою отличились Мариупольский гусарский и Курляндский драгунский полки.

Сражение под Бриеннами/Ротьером ознаменовало первое поражение Наполеона на территории собственной страны. Оно могло бы завершиться и более сокрушительной победой союзников, если бы они проявили бóльшую согласованность действий. Впрочем, на другой день французы покинули город, и в Бриенны вошли части Блюхера. Главным «виновником» успеха под Бриеннами все считали корпус нашего Остен-Сакена. За Бриенны Васильчиков 1-й получил орден св. Георгия 2-й степени. Отметил радостное событие и Денис Лавыдов – за участие в сражение под Ла-Ротьером ему было присвоено звания генерал-майора. Но радость была недолгой: ненавидевший его Александр I со ссылкой на какую-то путаницу в рапортах, скоро лишил его этого звания и вернул в полковники. И тут с ходатайством за своего боевого товарища выступил Илларион Васильевич, и звание генерала тому было возвращено со старшинством от 1 января 1914 года – дня, в который оно и было первоначально присвоено.

После Бриенн армия Блюхера вместе с русскими пехотными корпусами Остен-Сакена и З.Д. Олсуфьева (1772-1835) и кавалерией Васильчикова двинулась в долину Марны. Следуя наперерез отступавшему корпусу Макдональда, Остен-Сакен наткнулся на одну из его колонн под командованием генерала Монмари и атаковал её. В этом бою, начавшемся у Ферте-су-Жуар, Васильчиков командовал пехотой корпуса заболевшего князя Щербатова. Генерал-лейтенант был мастер на все руки: он умел махать саблей, но и колоть штыком тоже был не дурак. Сгущались сумерки, русские взяли в плен около 200 французов, но наступившая ночь позволила Монмари уклониться от боя. 28 января/9 февраля Васильчикову удалось загнать 2 французские дивизии в г. Монмираль, но атаковать укрывшихся в городе французов у него сил не было – 50-тысячная Силезская армия разбросала свои части на протяжении 80 км.

Вот этим и решил немедленно воспользоваться Наполеон, чтобы свести окончательные счёты с Блюхером. Первой его жертвой стал корпус Олсуфьева, вовсе лишённый кавалерии и не имевший возможности организовать разведку местности (в его распоряжении имелось всего 12 конных вестовых). Французы застали его врасплох, но Олсуфьев отступать отказался, полагаясь на стойкость своих солдат. Богданович пишет, что накануне генерал за пассивные действия корпуса получил реприманд от Блюхера, и теперь решил доказать главнокомандующему, на что были способны его солдаты. Но он не предполагал, какие силы обрушит на него Наполеон, а потому большая часть корпуса погибла в бою и была взята в плен, включая самого Олсуфьева, и только небольшой его части удалось вырваться из окружения и пробиться к главным силам армии. Французы были ещё сильны, а Наполеон оставался всё тем же проницательным, решительным и изобретательным полководцем, который пользовался любым промахом противника и, уступая по численности войск союзников, умел создавать численное превосходство на решающих направлениях.

После разгрома корпуса Олсуфьева Наполеон всеми силами напал на Остен-Сакена и тоже сильно потрепал его. Остен-Сакен если и не проявил легкомыслие, то допустил сильный просчёт, не послушавшись совета прусского генерала Йорка соединиться с ним. В первой фазе боя Васильчиков 1-й, действуя в авангарде корпуса, опрокинул вышедшего из г. Ла-Ферте-су-Жуар неприятеля и захватил 3 орудия и преследовал французов до м. Трильпор, пока не остановился перед взорванным мостом. Но потом ситуация резко изменилась, и Сакену пришлось отступить к м. Вьё-Мезон и Гот-Эпин. Тут и настиг его Наполеон, связав кавалерию Васильчикова атаками собственной кавалерии под командованием вездесущего генерала Нансути. Но задумка Наполеона отрезать Сакену пути отступления в конечном итоге сорвалась: в отличие от Олсуфьева, у Сакена была кавалерия, и Васильчиков сумел отразить все атаки Нансути и к ночи открыть корпусу путь к планомерному отступлению. Сакен не ограничился тем, что приказал Васильчикову прикрывать отход: одновременно он поручил ему спасать артиллерийский парк корпуса. Его кавалеристы впрягались по 50 человек на орудие и тащили их на себе, сколько могли. В итоге 8 орудий пришлось всё-равно бросить. Потом, у деревни Какере, был ещё один арьергардный бой с кавалерией Нансути, но своей цели французы и там не достигли. Русский корпус и его кавалерия благополучно присоединились к войскам Йорка, хотя и понесли при этом тяжёлые потери.

После этого Наполеон, вероятно посчитавший свою цель достигнутой и влекомый другими неотложными делами, оставил армию Блюхера в покое и занялся Главной армией союзников, нацеленной на Париж. Северная армия Бернадота, включавшая шведские, британские и русские части, действовала в районе Дании-Голландии. Бывший маршал Наполеона начал замысловатую игру с французами, имея в виду занять в побеждённой Франции ведущее положение, и тем самым вызывал справедливые упрёки союзного командования. Заигравшись, Бернадот пропустил момент и во взятии Парижа не участвовал. Бои в долине Марны стоили Силезской и Главной армии от 15 до 16 тысяч убитыми и взятыми в плен. Французская армия и её вождь всё ещё представляли грозную силу и поводов для расслабления своему противнику давать отнюдь не собирались.

9/21 февраля Силезская армия, базирующаяся в районе Мери, начала движение на соединение с Главной армией. Блюхер начал было наступление в районе р. Об, но неожиданно Шварценберг отдал приказ по Главной армии на отступление. Возмущение Шварценбергом, имевшим в своём распоряжении 100 тысяч человек, было всеобщим. Австрийский главнокомандующий, как мы уже говорили выше, вероятно, имел приказ своего императора Иосифа не слишком «обижать» своего тестя – Наполеона. Вена вообще долго сопротивлялась перенесению военных действий во Францию. Как бы то ни было, Блюхеру пришлось тоже отходить. Несколько позже у Главной армии отобрали большую часть войск и передали их Блюхеру, который, действуя южнее Северной армии Бернадота, пошёл прямо на Париж.

12/24 февраля Блюхер начал второе наступление в долину Марны, и на следующий день его армия вступила в бой с частями маршала Мормона. Васильчиков со своей кавалерией действовал в авангарде корпуса Остен-Сакена. Она должна была обойти оборону Мормона с правого фланга, но французы стали по всему фронту быстро отступать. Блюхер всё время пытался отрезать Мормону путь на Париж, поэтому русской кавалерии пришлось много «поработать». После переправы союзников через Марну к французским войскам на этом участке прибыл Наполеон.

22 февраля/7 марта началось кровавое сражение под Краоном, в котором русским пришлось иметь дело со всей французской кавалерией. На первом этапе боя французы сильно потеснили корпус графа Воронцова, оставшийся со своими 15-ю тысячами перед превосходящими в 2 раза силами противника. Полки Васильчикова сдерживали напор французов и ходили в беспрерывные атаки – некоторые из них ходили в атаки по 8 раз. В одном узком месте Васильчикову пришлось с трудом сдерживать превосходящие силы французов, чтобы дать возможность Воронцову отвести пехоту. Снова выручил со своей артиллерией генерал Никитин.

Воронцов, по всеобщему мнению, стяжал в этом деле славу героя, но он скромно приписал свой подвиг храбрым действиям другим генералам – Васильчикову, Бенкендорфу и др. Русские понесли большие потери, Мариупольский гусарский полк потерял убитыми 22 штаб- и обер-офицеров. Многие винили в этом деле Блюхера, имевшего в своём распоряжении 100-тысячную армию, но оставившего Воронцова наедине с сильным противником. Богданович пытается извинить фельдмаршала тем, что он в этот момент сильно болел. Впрочем, Блюхер, чувствуя свою вину, в последующих боях намеренно щадил русский корпус и посылал в опасные места своих пруссаков. В отличие от австрийцев, прусские генералы, офицеры и солдаты сражались рядом со своими русскими союзниками честно, храбро и мужественно.

В бою под Краоном в возрасте 18 лет погиб единственный сын графа Строганова. Виктор Илларионович Васильчиков со слов отца так описывает этот эпизод:

«Граф Павел Александрович Строганов, когда открылась достопамятная кампания 13 года, убедительно просил отца моего, с которым он был в весьма коротких связях, взять к себе адъютантом сына его. Отец мой согласился и душевно полюбил молодого Строганова. Человеку столь ревностно занятого ратным делом, каков был отец мой, было жестокое страдание иметь в деле при себе обожаемого отцом своим сына искреннего друга своего, который, кроме того, был единственный потомок главного рода Строгановых и наследник майоратнаго имения. Отец мой часто говаривал, что он за него больше страшился, чем за все свои войска и всегда берег, сколько мог его детскую ещё юность, которой предстояла блестящая без сомнения будущность. Провидение располагало иначе!

Утром в самый день сражения под Краоном³⁷, Строганов проснулся с убеждением, что он должен быть убит в тот же день. В самый жаркий момент сражения батюшка, вспомнив о предчувствии юноши, подозвал Строганова и стал отдавать ему приказание, которое должно было удалить его от опасного пункта, где сосредоточивался огонь неприятельских батарей, и где отцу моему надлежало оставаться непременно. В эту самую минуту роковое ядро снесло голову молодого адъютанта, и брызги крови с частицами его мозга оросили сюртук и лицо покойного отца моего. ˮНе мог я удержаться от слезˮ, – приговаривал батюшка, и всегда слезы эти навертывались на глазах его при рассказе печального этого происшествия. И действительно, какой блестящей может быть будущности положен конец этим пагубным ядром. Портрет молодого адъютанта своего сохранил отец мой до последней минуты своей жизни в кабинете, где он и отдал Богу душу свою.

Вообще Краонское сражение, как не богато славными для русского оружия воспоминаниями, произвело на батюшку самое грустное впечатление. Тут пали храбрые и любимые им бригадные командиры Ланской и Ушаков, тут опасно контужен дядя мой Дмитрий Васильевич Васильчиков, и в тоже самое почти время отец мой был свидетелем смерти Строганова. С восторгом вспоминал всегда батюшка про блестящих храбрых, ловких юношей Ланского и Ушакова? – Н.К., столь скоро достигших лестного тогда звания гусарских бригадных командиров, столь доблестно ознаменовавших себя на поле брани и обещавших еще много подвигов в будущности. Они в один день вступили в службу, в один день произведены в генерал-майоры и получили каждый по бригаде в дивизии Дмитрия Васильевича, в один день и за тоже самое дело награждены Георгиевскими крестами и, наконец, на том же поле сражения в одно почти мгновение пали пораженные неприятельскими ядрами».

Примечание 37. В.И. Васильчиков, автор записок своего отца, эпизод с гибелью молодого графа Строганова ошибочно относит к сражению под Красным, хотя явно пишет, что это случилось в кампанию 1813 года. Он также указывает, что в том же сражении погиб генерал Ланской, хотя определённо известно, что Ланской погиб под Краоном. Кажется, то ли по вине В.И.Васильчикова, то ли редакторов и издателей записок произошла путаница «Красного» с «Краоном». М.И.Богданович тоже уверенно пишет, что Строганов погиб под Краоном. Конец примечания.

Далее И.В. Васильчиков принял участие в знаменитом крупном сражении при Фер-Шампенаузе (13/25.3.1814 г.), в котором снова участвовал корпус Остен-Сакена, а также казаки Платова и партизаны Сеславина. К этому времени Васильчиков насчитывал в своём корпусе всего… 2 000 кавалеристов. Местность была затоплена талым снегом, что сильно затруднило маневр союзников. Французские дивизии генералов Пакто и Амей и присоединившиеся к ним разбитые накануне корпуса Мармона и Мортье спрятались за Гондскими болотами. Победу решила атака русских кавалергардов Васильчикова, в которой было уничтожено не пожелавшее сдаться пехотное каре французов. К вечеру сдалась вся дивизия Пакто вместе со своим генералом.

Богданович описывает один интересный эпизод этого сражения. Батарея полковника Маркова открыла огонь по укрывавшимся в лощине французам. Некоторые ядра при этом стали залетать в расположение гусар Васильчикова. Тогда он приказал выкатить несколько орудий и подавить «вражескую» батарею. Прежде чем недоразумение было устранено, 4 ядра из орудий Васильчикова упали рядом с императором Александром I.

После Фер-Шампенуаза дорога на Париж оставалась свободной.

При взятии Парижа армия Блюхера действовала в направлении Монмартра.

Васильчиков, диктуя свои воспоминания сыну Виктору, говорил, что всегда питал сильную неприязнь к национальному характеру французов, но отдавал им полную справедливость в отношении храбрости на поле брани. Отец всегда говаривал, пишет Виктор Илларионович, что у французов «нет той правоты чувств, той привязанности к отчизне, которая составляет основание величия каждого народа». Он даже употреблял более сильные выражения, например, что т.н. французское легкомыслие должно «возбуждать презрение всякого благомыслящаго человека».

В подтверждение этого мнения Илларион Васильевич всегда рассказывал эпизод вступления наших войск в Париж в достопамятный 1814 год.

«Я вступал, – говорил он, – перед войском рядом с Щербатовым и Голицыным³⁸. Народ кричал ˮураˮ, толпился около войск и принимал императора Александра как искупителя своего. Между тем несколько человек выбегали один за другим из толпы и отпускали нам разные пошлые приветствия. Один из них (теперь вижу его перед собой), чопорно разодетый во французское платье, в чулках и башмаках, напудренный как маркиз, и с треугольной шапкой под мышкой, подлетел к Голицыну и, танцуя перед ним разные балетные pas, торжественно воскликнул: ˮBelle troupe – superbe generalˮ³⁹ и потом исчез в толпе.

Этот неестественный восторг, с которым французы принимали врагов победителей, был тем отвратительнее для нас, что в памяти каждого был еще свеж прием сделанный Наполеону нашими соотечественниками при вступлении его в Москву. Во всё время нашего пребывания в Париже народ публично ругался перед нами над Наполеоном, которого он недавно превозносил и которого год спустя он должен был принять с теми же восторженными восклицаниями, которые он тогда осквернял, расточая их врагам. Je vois demande après cela si clest une nation»⁴⁰.

Примечание 38. Князь Голицын Дмитрий Владимирович, бывший потом московским губернатором; князь Щербатов Алексей Григорьевич занимал этот пост в более поздние времена. Конец примечания.

Примечание 39. «Прекрасная армия, великолепный генерал» Конец примечания.

Примечание 40. Я хочу спросить после этого: и это – нация? Конец примечания.

Заграничный поход русской армии в 1813-1814 гг. не был сплошным триумфом. Более того, ввиду сильного сопротивления, оказываемого наполеоновскими войсками, а также удачно спланированных Наполеоном контрнаступательных операций, наши войска, как и союзники, нередко терпели поражения и неудачи. Генерал Левенштерн, к примеру, вспоминал, как в 1814 году кавалерийские дивизии Васильчикова и Корфа не смогли прорвать оборону пехотной колонны противника, которой командовал генерал Пактгод. Только с появлением на поле боя конной артиллерии, «приведенной самим императором Александром, победа склонилась на сторону русских», – пишет он.

Это был первый освободительный поход русской армии в Европу⁴¹.

Примечание 41. За ним через 130 лет последует другой, ещё более кровавый. Европейская земля пропиталась кровью русских солдат, но удостоилась ли Россия за свой порыв истинной благодарности спасённой от посягательств узурпаторов Европы? Конец примечания.

Весной-летом 1815 года союзникам вновь пришлось собирать силы для свержения Наполеона, с триумфом вернувшегося во Францию с острова Эльба. Выступив за спиной Александра в сговор против России, австрийцы, французы и англичане сразу завопили о помощи, очевидно позабыв, что ещё вчера распускали на Венском конгрессе грязные и гнусные инсинуации в её адрес, утверждая, что она представляет Европе угрозу. И Александр закрыл глаза на подлые поступки союзников и повёл свою армию на запад. К счастью, пруссаки с англичанами справились со своей задачей, разбив Наполеона под Ватерлоо. Во втором походе операции русской армии ограничились осадой нескольких крепостей (Мец и др.), так что её потери, по словам Александра, составили всего около 50 человек.

И вот мы видим Александра I в 1815 году в Париже – триумфатором, в блеске славы и почитания. Наполеон отомщён и отправлен узником на остров св. Елены. Все от Александра без ума, всех он очаровывает своей любезностью, вниманием, лаской. Он приветствует прибывшего из Испании герцога Веллингтона и часто беседует с ним. Н.И. Греч в своих мемуарах рассказывает, как Веллингтон, однажды пригласив к себе трёх генерал-адъютантов императора – И.В. Васильчикова, П.А. Строганова и М.С. Воронцова (1782-1856), был неожиданно вызван Александром. Уходя, он попросил гостей задержаться и подождать его, так как рассчитывал скоро вернуться. Вернувшись от императора, герцог долго сидел молча и нахмурившись, не решаясь начать разговор. Наконец, русские гости попросили его рассказать, в чём была причина такого настроения хозяина.

Веллингтон поведал им свою беседу с Александром, в которой тот стал жаловаться на одиночество и отсутствие друзей. Герцог стал возражать ему, указывая на то, что вокруг него всегда было очень много верных и надёжных друзей, особенно за последние три года. На это император ответил:

– Нет! Они мне не друзья, они служили России, своему честолюбию и корысти.

При этих словах все трое генерал-адъютантов расплакались – такой обиды и несправедливости от своего монарха они никак не ожидали. Н. Шильдер пишет, что Александр, играя на публике роль обольстителя, испытывал в это время глубокий психологический кризис: он сильно разочаровался в союзниках, которые на Венском конгрессе (Меттерних и Талейран) фактически составили против России военный заговор; он шокирован беспринципностью французов, с восторгом встретивших возвращение на трон Бурбона, а потом с таким же легкомыслием в одночасье поменявших его снова на Наполеона. Он испытывал моральные страдания от критики любимого учителя Лагарпа, не рекомендовашего ему выступать против Наполеона, вернувшегося на трон Франции после изгнания на о-в Эльбу; Лагарп считал, что если французский народ снова предпочёл Наполеона Бурбонам, значит, это следовало признать и оставить так, как есть⁴². Император уже находился под влиянием известной мадам Крюденер и «ударился» в религиозный мистицизм.

Конец примечания 42. Кстати, Наполеон в 1815 году сделал шаг по сближению с Александром. Обнаружив в кабинете сбежавшего Бурбона текст военного договора Австрии, Франции, Англии, Баварии, Голландии и пр., направленного против России (так Европа «отблагодарила» Россию за освобождение от Наполеона), он послал его текст царю. Но царь, как в каком-то дурмане, продолжал «таскать каштаны из огня» на потребу союзникам. Конец примечания.

Именно с этого момента, с вторичного пребывания в Париже, начинается отход царя от либеральных идей и переход к неограниченной реакции. Отдав всю страну на откуп А.А. Аракчееву, он, поддавшись на козни австрийского канцлера Меттерниха, устранил от внешних дел талантливого дипломата графа И. Каподистрию и поручил их вести Нессельроде – «мальчику на побегушках» у князя Мететрниха. Россия на долгие годы лишилась самостоятельной внешней политики. Дело просвещения и церкви он поручил ханже и сектанту князю А.Н. Голицыну, окружившего себя мракобесами типа М.Л. Магницкого и Д.П. Рунича.

Именно в это время Александр вдруг сменил милость на гнев и стал не хуже свергнутого отца придираться к своим военным за самую малую оплошность. Решив устроить Европе показательный парад своей армии, он наказал двух заслуженных боевых полковников за то, что их взводы на смотре сбились с ноги, посадив их на гауптвахту к англичанам. А.П. Ермолов пытался доказать императору, что русская армия пришла в Европу не на парады, а для освободительных целей, но царь уже «закусил удила» и никого не слушал. В Ахтырском гусарском полку царь придрался к тому, что некоторые унтер-офицеры полка повесили на удила серебряные цепочки. Не по уставу! (Хорошо ответил на вопрос Николая I о пользе парадов генерал П.Х. Граббе: «…манёвры могут иметь значение лишь до расстояния пушечного выстрела, а затем начинается действие сил нравственных»).

Напомним читателю, что Строганов вместе с Чарторыйским, Кочубеем, Сперанским и некоторыми др. входил в начале царствования Александра в т.н. Комитет общественного спасения – кружок ближайших единомышленников царя, мечтавшего тогда о либеральных реформах. Когда Александр потом круто поменял свои взгляды, Строганов вернулся в армию и вместе с Васильчиковым и Воронцовым храбро воевал против французов. Спрашивается: каково могло быть потом отношение Васильчикова к своему государю, и могло бы между ними возникнуть чувство истинного доверия?

Апофеозом русского присутствия во Франции был праздник, устроенный Александром в м. Вертю, под Парижем. Император собрал всю русскую армию и показал её одним разом своим союзникам на грандиозном параде. А потом он устроил роскошный обед на 300 иностранцев, в котором участвовали император Австрии, король Пруссии, герцог Веллингтон и весь генералитет и высший дипломатический слой этих стран. На следующий день император угощал своих. Присутствовали все генералы и полковники вплоть до полковых командиров. Среди них был И.В. Васильчиков. Это был символичный пир, когда за одним столом встретилась вся боевая элита русской армии. Их объединяла победа, гордость за совершённые подвиги и за свою страну. Скоро они должны были разъехаться, покинуть Францию и вернуться в Россию к её повседневным и безысходным в своём противоречии проблемам. Мирная жизнь заставит потускнеть блеск боевого братства, превратит их если не в противников, то в чужих, посторонних друг к другу людей, поставленных перед своими личными проблемами. Война – страшное бедствие, но она выполняет цементирующую, объединяющую функцию для нации.

Сразу после войны П.М. Волконский писал Иллариону Васильевичу, который уже был командиром гвардейского корпуса: «Давно бы пора перестать говорить о кампании 1812 года…» Вероятно Васильчикову, в отличие от Волконского, кампания 1812 года оказалась намного дороже, чем другим, чем и навлёк на себя замечание своего сановного приятеля. Впрочем, карьера Иллариона Васильевича продолжала круто подниматься вверх.

Григорьев Борис Николаевич