Истоки

Васильчиковы – древний дворянский род, ведущий свое происхождение от некоего Индриса, в крещении Леонтия, который по родословной легенде в 1353 году выехал с сыновьями Константином и Фёдором, как тогда говорили на Руси, из Цесарии (Германии). Причём он прибыл не один, а с дружиной численностью в 3000 воинов, что, конечно же, придавало ему вес в глазах русских князей. Насколько эти сведения соответствуют действительности, судить трудно – дворяне того времени часто произвольно, на основании легенд, относили своё происхождение к древним предкам. В исторических документах его имя впервые упоминается в 1686 году, в частности, в родословных росписях Разрядного приказа.

Согласно некоторым историческим источникам, Индрис был в действительности графом Анри де Монс, отпрыском старинного рода Фландрии. В эпоху крестовых походов, окончившейся неудачной экспедицией на Кипр, он отправился на Русь. Высказывались предположения и о том, что Индрис был внуком Гедимина, а его имя есть искаженное литовское Андриус. Тогда понятны литовские имена его сыновей (до крещения в православной вере) и тот исключительный приём, что был оказан ему князем Михаилом Черниговским: подаренные близ Осташкова обширные земли и дворец на озере Селигер, имевший, по преданию, сто двадцать комнат. Сыновья Индриса-Леонтия: Литвинос (в крещении Константин) и Зимонтен (Зимондент, Женимотист), в крещении Феодор, были в Чернигове боярами и умерли бездетными.

Если Индрис действительно был Гедеминовичем, то Михаил Черниговский приходится ему двоюродным братом, и трехтысячное войско своего кузена воспринимал как дружественное. Впрочем, некоторые исследователи считают и эту версию недостоверной: к потомкам Гедимна хотели «приобщиться» слишком многие наши дворяне.

Правнук Индриса-Леонтия, Андрей Харитонович, переселился из Чернигова в Москву и здесь уже от Василия Васильевича Темного (1435-62) за свою дородность получил прозвище «Толстóй». Его старший внук Фёдор Карпович стал родоначальником Толстых, а от сыновей другого Фёдора – Васильевича – по прозвищу «Дурной» пошли три известных дворянских рода: Дурновó (от Микулы Федоровича), Даниловы (от Данилы Фёдоровича) и Васильчиковы (от Василия Фёдоровича по прозвищу «Васильчик»).

Мы начнём достоверный отсчёт от Васильчика – младшего сына мелкопоместного дворянина Фёдора Васильевича Толстого-Дурновó. Он-то и создал род собственно Васильчиковых. Его сын Киприан наследства не оставил. Сын Осип потомство дал, но и оно прервалось на 5-м колене. А вот третий сын Иван Васильевич оказался более удачливым: он родил Гавриила, Гаврил – Бориса, Борис, сын боярский, родил Григория, а Григорий уже попал в историю зримо и весомо. Посудите сами: в 1550 году дворовый сын боярский в Кашире, он стал видным воеводой и дипломатом у самого Ивана Грозного. В 1573 году входил в опричное войско царя с окладом 50 рублей в год, с 1577 года он – уже московский дворянин и присутствовал на свадьбе царя с пятой женой Анной Васильчиковой, праправнучке Осипа Васильевича, за что сподобился получить поместье в Шелонской пятине, а потом обзавёлся и другими деревеньками. Пятую свадьбу Грозного с Анной Григорьевной Васильчиковой устроил покровительствовавший Васильчиковым Василий Умнов-Колычев. Играли её осенью 1574 года скромно, не по «царскому чину», и присутствовали на ней всего 35 «ближних» к царю людей. Анне Григорьевне, в отличие от других жён царя, повезло: она осталась жива, только её под именем Дарья постригли в монахини и поместили в монастырь.

Что касается дипломатической деятельности, то следует упомянуть о важной миссии Григория Борисовича в Персию в 1588-1589 гг. Миссия оказалась вполне успешной, Григорий Борисович вернулся домой «с честью», и царь Фёдор Иванович наградил его боярским чином. Отметим попутно характер этого Васильчикова: на приёме у персидского шаха он отказался участвовать в церемонии целования его туфель, посчитав её унизительной.

Ну, а уж встречи с польскими, датскими и иными европейскими послами были рутинной работой Григория Борисовича. В грамоте Кольского приказного человека И.С. Салманова к датским послам Ове Лунге с товарищами от 22 июля 1595 года – это уже было в царствование Фёдора Ивановича (1584-1598) – сообщается о предстоящем прибытии из Москвы в Колу царских послов. Одним из них был дворянин и наместник болховский Григорий Борисович Васильчиков, который участвовал в разграничении русских и датских земель, а потом с дипломатической миссией «ходил в Дацкую землю». Умер он в 1598 году, благополучно вернувшись из второго своего посольства к шаху Персии.

В 1576 году царь пожаловал ему в Ярославском уезде Петрово поместье Маркова (П.И.Марков был дядей Григория Борисовича по матери), которое потом станет предметом спора и будет несколько раз переходить из рук в руки – то к Васильчиковым, то к Марковым, пока оно уже в царствование Михаила Романова окончательно не закрепится за Васильчиковыми. Кроме этого имения, у Григория Борисовича было ещё несколько деревенек, в том числе в 1598 году Борис Годунов наградил его большим поместьем в Московском уезде. Деревеньки тогда ценились, потому что были чуть ли не единственными средствами кормления - царские жалованья выплачивались нерегулярно.

Лукьян (15??-1650)¹{Н.Кривошеин приводит год рождения Лукъяна Григорьевича как 1592, что, на наш взгляд, маловероятно: вряд ли он мог фигурировать в купчей грамоте в 7-летнем возрасте.}, сын Григория Борисовича, ничем особым себя не проявил, если не считать «осадного сидения» в Москве при царе Василии Шуйском (вероятно, во время бунта Болотникова) и исполнения некоторых поручений воцарившегося после Великой Смуты Михаила Фёдоровича. Зато он продолжил укреплять своё материальное положение, «округляя» число своих поместий и недвижимого имущества в Москве. Сохранилась купчая грамота о продаже ему в 1599-1600 гг. в Москве двора в Белом городе, что на Дмитровке, с указанием точных координат недвижимости: «подле Иванова двора Олексеевича Жеребцова, а з другую сторону подле Фёдорова двора Хлопова да Богдана Кожевникова, а позади Петрова двора Пивова», но это было уже в царствование Бориса Годунова.

Семён Лукьянович (?-1678), как и отец, заслугами перед государством вроде бы не отличился – во всяком случае, архивных данных на этот счёт не получено. Он скромно упоминается в приказных архивах лишь в связи с получением в 1657 году от боярина И.Б. Пушкина одного крестьянина взамен зарезанного (вероятно, слугами Пушкина), а также в связи с женитьбой на Настасье Александровне Аничковой в 1658 году и участием в судебных тяжбах. Судебных тяжб на Руси в то время было довольно много.

В архивах имеется челобитная его брата Саввы (?-1687) царю Фёдору Алексеевичу (1679-1682) о пожаловании ему места в каком-нибудь городе после Чигиринской службы. Из неё явствует, что Савва Лукъянович верно служил тишайшему царю Алексею Михайловичу, а последнее время – в полку боярина Г.Г. Ромодановского под Чигирином. Савва Лукъянович пишет, что все его товарищи уже «взысканы твоею государьскою милостью и отпущены все по воеводствам, а мне, холопу, указал ты, великий государь, приискать город». Савва приискал и просит поставить его воеводою в Торопце.

О Григории Семёновиче (около 1663-?) первое упоминание имеется в январе 1679 года и тоже в связи тяжбой по имущественным вопросам. Потом он вместе с братом Василием «возник» в 1687-1688 гг. в связи с делом своей тётки Устиньи Андреевны, жены Саввы Лукъяновича.

По смерти Саввы Лукъяновича вдова его переселилась к жене Семёна Лукъяновича, к матери Григория и Василия Семёновичей. Родственник Устиньи Андреевны, некто Иван Фомич Малыгин, обвинил братьев Васильчиковых и их мать в том, что они плохо относятся к вдове, всячески её третируют и используют в хозяйстве как работницу. Он также обвинил Григория и Василия Семёновичей в присвоении каких-то денег, взятых якобы умершим Саввой Лукъяновичем у своего тестя, и незаконном присвоении его имения. Патриарх, к которому поступила жалоба Малыгина, допросил Устинью Андреевну и признал жалобу законной. И вот возмущённые братья Васильчиковы подают патриарху свою челобитную, утверждают, что претензии Малыгина незаконны, что он попросту врёт, и просят патриарха восстановить справедливость.

Обращение за судом к патриарху выглядит несколько необычным. По-видимому, патриарх рассматривался вроде аналога нашего конституционного суда.

В 1689 году имя Григория Семёновича встречается в связи с приобретением деревенек и пустошей в Кинешемском уезде. Он послужил царевне Софье и князю Василию Голицыну участием во втором Крымском походе 1689 года, но сторонником Софьи не стал: в том же 1689 году он числился уже стольником у молодого царя Петра Алексеевича в с. Преображенском. В 1692/93 году он определён на административную работу – собирал в Брянске хлебные припасы, а в 1703 году, уже явно при содействии Петра, «воеводил» в Костроме. Это означало, что ему посчастливилось попасть в чиновничью «обойму» царя-реформатора. Во время Северной войны Григорий Семёнович занимал некоторые и другие не очень крупные административные посты и выполнял отдельные поручения царской администрации. В 1719 году он вместе с братом Василием был определён в юстиц-коллегию, выезжал с поручением коллегии в Сибирь, а в июле 1720 года получил указ о назначении судьёй в Ярославский надворный суд. Время и место смерти его не известно.

Упомянем одного из сыновей Григория Семёновича, тоже «отметившихся» в русской истории – правда, весьма своеобразным способом. Сын его Семён (ок.1702-1757), согласно указу от 6 апреля 1717 года, был отпущен со смотра светлейшим князем А.Д. Меншиковым и возвращён домой, «понеже он косноязычен». Впрочем, в указе говорилось, что он в любое время может быть вызван на очередной смотр. И точно: военная машина не оставила в покое «косноязычного» недоросля, потому что в 1737 году он уже значился прапорщиком Военной коллегии, в 1744 году – управляющим делами о наследстве князя А.Д. Кантемира, а потом ещё служил казначеем в Монетном дворе. В отставку вышел в чине поручика.

Сыну его, Александру Семёновичу (1744-1813) повезло ещё больше: он «вошёл в случай», т.е. попал на заметку к любвеобильной императрице Екатерине. Будучи корнетом лейб-гвардии Конного полка и часто бывая в караулах в Царском Селе, он обратил на себя внимание жадной до смазливых юношей императрицы. С «подачи» Н.И. Панина и князя Ф.С. Барятинского, которым старый фаворит князь Г.А. Орлов порядком надоел и которому они решили отомстить, молодой Васильчиков в 1772 году стал новым фаворитом императрицы. Поскольку всесильный Орлов всё ещё был «в случае», отчисленному из полка – уже секунд-ротмистром – Васильчикову, знавшему крутой нрав Григория Алексеевича, пришлось у дверей своих покоев на всякий случай выставлять караул.

Прусский посол барон Сольмс, которому Фридрих II приказал немедленно «заискивать дружбу у нового любимца», оставил описание внешности Васильчикова:

«Это человек среднего роста, лет 28, смуглый и довольно красивый. Он всегда был очень вежлив со всеми, держал себя тихо, застенчиво, что сохранилось в нём и до сих пор. Он как бы стесняется ролью, которую играет…»

И в самом деле: Васильчиков оказался самым скромным и самым бескорыстным фаворитом императрицы. Всё, что он приобрёл в материальном смысле как фаворит, он получил исключительно по воле самой матушки царицы. Васильчиков был мил, скромен, красив, но умом не блистал («скучный гражданин», как выразилась сама Екатерина), и через 22 месяца был «отпущен» Екатериной из золотой клетки «на волю». Он уехал в Москву и поселился у брата Василия, доживая свой век анахоретом и безнадёжным холостяком. А.С. Васильчикова заменил «величайший и приятнейший чудак, каких только можно видеть в нынешнем железном веке» – Григорий Потёмкин. Этот уж точно скучен не был.

Панин и Барятинский вряд ли оказали Александру Семёновичу большую услугу, сделав его «проходным» любовником Екатерины. На самом деле они разрушили его личную жизнь. А.С. Васильчиков был влюблён в одну актрису, но отец не позволил ему на ней жениться и предпочёл, чтобы сын воспользовался «случаем». Отвергнутый в конечном итоге фаворит так и не смог создать семью и умер холостяком. Дед его, вышеупомянутый Григорий Семёнович, глядя на несчастного внука, сделал такой наказ на будущее для всех Васильчиковых:

Всем, всем дворянам Васильчиковым блюсти нравственность и чистоту духа и тела, жить крепко с венчанной супругой, не водить любовные игры с крепостными, прислугой и челядью, не заключать браки из-за злата-серебра, не зариться на чужое добро. Пуще всего беречь девиц Васильчиковых, чтобы не было разгула и никогда впредь не позорилось доброе имя дворян Васильчиковых.

…Ветвь Васильчиковых, берущая начало от Семёна Семёновича, является весьма и весьма разветвлённой. Потомки его живут и в наши дни. Но вернёмся к интересующей нас ветви могучего генеалогического дерева. Дед нашего героя, Алексей Григорьевич (ок.1719-1762), служил в Воронежском пехотном полку, в 1754 году владел в Москве домом в приходе Иоанна Предтечи на Знаменке, а в 1758 году показан в чине секунд-майора.

Один сын его, Григорий Алексеевич (1755-1838), дядя героя нашего повествования, стал первым в роду генералом. Он прошёл обычный в то время путь от сержанта лейб-гвардии Семёновского полка до бригадира. Г.А. Васильчиков был весьма боевым офицером: в 1772 году волонтёром воевал с турками, командовал Ингерманландским карабинерным полком, пожалован секунд-майором в гвардейском Преображенском полку, воевал в Финляндии со шведами, потом был переведён в Конную гвардию. При императоре Павле, который благоволил к нему, получил чин генерал-лейтенанта от кавалерии, командовал знаковой процессией перенесения тела Петра III из Невского монастыря в Зимний дворец, участвовал в коронации Павла и в 1797 г. неожиданно уволился на покой. Женат не был.

В архивах РГАДА имеется 2 рескрипта Екатерины II, в том числе один о новом его назначении:

«Господину Бригадиру и Гвардии Секунд-Майору Васильчикову.

Пожаловав вас секунд-майором Гвардии Преображенскаго полку назначили Мы вас к баталионам того полку при армии в Финляндии против неприятеля действующим. Для сего нужно, чтобы вы тотчас же по получении сего сдали команду полку старшему по вас штаб-офицеру и поспешили сюда прибытием вашим. Впрочем, надеемся, что вы ревностию к службе и мужеством попытаетесь оправдать выбор наш в особе вашей к тому знатному посту учинённый.

Екатерина. В Санкт-Петербурге. 21 апреля 1790 года».

Назначение, как мы видим, синекурой не было: вновь испечённому секунд-майору предстояло воевать со шведами. Как воевалось нашему секунд-майору под командованием бездарного Мусина-Пушкина, история умалчивает. Война растянулась на два с лишним года, сторонам никак не удавалось достигнуть перевеса над противником. Во всяком случае, Григорий Алексеевич вернулся с театра военных действий живым и невредимым.

Григорий Алексеевич сделал приличную по тем временам карьеру – в 1790-х годах он командовал полком Конной гвардии и, следовательно, был приближен к особе императора Павла I. Под его непосредственной командой начинали свою военную службу племянники Илларион, Дмитрий и Николай Васильевичи.

О другом сыне (кстати, двойничном) Алексея Григорьевича, Василии (1755-1830), который родился при Елизавете Петровне, а «жил и трудился» уже во времена Петра III, Екатерины II, Павла I, Александра I и Николая I и стал отцом героя нашего рассказа, имеются более подробные сведения. В 10-летнем возрасте он вместе с двойничным братом Григорием был зачислен в артиллерию, а через 5 лет стал сержантом лейб-гвардии Семёновского полка. Действительную службу начал в 1771 году вахмистром Конной гвардии, 14 октября 1772 года вместе с братом получил младший офицерский чин корнета. В следующем году был пожалован камер-юнкером высочайшего двора, но оставлен в полку.

По всей видимости, Василий Алексеевич был человеком интересующимся и не чуждым веяниям эпохи, потому что в 1774 году вступил в масонскую ложу Беллоны, где мастером был князь И.В. Несвицкий².

Примечание 2. Ложа «Беллоны» была основана в 1774 г. и входила в систему русского масонского деятеля И.П. Елагина (1725-1793). Иван Перфильевич Елагин – крупный государственный и политический деятель, историк, литературовед и филолог России времён Елизаветы и Екатерины II. В 1758 г. арестовывался и ссылался по делу канцлера А.П. Бестужева-Рюмина, масон с 1750 г. Подвизался на театральном поприще, был директором придворных театров, помогал А.П. Сумарокову в издании его трагедий, при Екатерине Великой – тайный советник (1767) и обер-гофмейстер (1782). Конец примечания.

Если учесть, что Иван Васильевич Несвицкий (1740-1806) был участником возведения Екатерины второй на престол, а также видным деятелем масонства – он был членом Великой Английской провинциальной ложи, камергером и тайным советником, – то можно представить, в какой круг общения попал рядовой офицер Васильчиков. Эти-то связи при дворе и в аристократических (нельзя забывать, что он был кузеном фаворита императрицы А.С. Васильчикова) и масонских кругах позволили Василию Алексеевичу составить весьма выгодную партию и жениться на богатой невесте – Екатерине Илларионовне Овцыной (1754-1832), единственной дочери генерал-поручика И.Я. Овцына (1719-1755)³.

Примечание 3. Илларион Яковлевич Овцын в 1762 г. участвовал в возведении в.к. Екатерины Алексеевны на трон, так что императрица потом щедро отблагодарила его поместьями и крестьянами, в  том числе, имением Выбити. Конец примечания.

О сватовстве и свадьбе Василия Васильчикова существует красивое предание. Судя по всему, корнет Василий Васильчиков обольстительный завсегдатай петербургских салонов и балов, высокий стройный красавец с широким разворотом сильных плеч, посватался к Екатерине Илларионовне около 1774 года. В имение Выбити, где проживали Овцыны, он со своим многочисленным семейством появился в составе кортежа из семи троек, разукрашенных кольцами и лентами. Сам жених сопровождал кортеж на белом норовистом скакуне и выглядел довольно картинно. Екатерина Илларионовна, наблюдая за прибытием гостей из окна, якобы сразу влюбилась в статного красавца-всадника и попросила отца выдать его за него. Насурдинова пишет, что Овцын, нахмурив брови, огрел её плетью, дабы она не выказывала открыто своих чувств и вела себя с подобающим достоинством. Дочь упала на пол и в полусознательном состоянии услышала, как отец приказал ей одеваться. Она поняла, что батюшка против жениха не имел ничего.

Свадьбу сыграли незамедлительно. Она продолжалась целый месяц. В своём приданом жена принесла мужу несколько тысяч крестьян в Новгородской, Псковской и Тверской губерниях. Князь В.П. Кочубей с супругой Марией Васильевной, урождённой Васильчиковой, привёз из Полтавы молодым подарок – домашний крепостной театр. Василий Алексеевич в одночасье стал одним из крупных и богатых русских помещиков. Молодые сразу поселились в Выбити, а когда в 1785 году старик Овцын умер, то Выбити перешло к его дочери. Здесь родились и получали домашнее воспитание все дети, рождённые в этом браке, в том числе и герой нашего повествования.

Хозяйство взяла в свои руки практичная Екатерина Илларионовна, муж занимался только лошадьми и псовыми собаками (супруга увлекалась кошками, разгуливавшими повсюду). В 1789 году Василий Алексеевич стал новгородским губернским предводителем дворянства (1789-1795) и на протяжении 6 лет исправно исполнял свои обязанности. Судя по всему, карьеры служебной он, в отличие от брата Григория, не сделал, уволился со службы в армии в чине бригадира, но постоянно вращался в мире сильных и влиятельных людей. Похоронен он рядом с женой в приделе церкви Знамения Пресвятой Богородицы на Струпинском погосте Новгородского уезда.

Василий Алексеевич и Екатерина Илларионовна родили следующих детей:

– Илларион (1775-1847), который и является героем нашего повествования, а также Дмитрий (1778-1859), Алексей (1780-1854), Николай (1781-1839), Татьяна (1781-1841) и Елизавета, о которых мы тоже расскажем кратко ниже. Заметим только, что все они сделали хорошие карьеры или партии и прочно вошли в высший слой русско-дворянской и придворной аристократии ещё до получения старшим Илларионом графского, а потом и княжеского достоинства.

Из вышеизложенного становится понятно, почему в роду Васильчиковых так популярны были имена «Илларион» и «Василий», и почему своего первенца Василий Алексеевич назвал Илларионом – в честь деда по матери.

Мы видели также, как петровское правление позволило Васильчиковым «выйти из тени», безвозвратно вступить на стезю государственного, в основном военного, служения и тем самым определить судьбу практически всех последующих поколений.

6 декабря 1831 года, сын бригадира Василия Алексеевича Васильчикова, член Государственного Совета, генерал от кавалерии, герой Отечественной войны 1812 года, кавалер нескольких высших орденов Российской империи Илларион Васильевич Васильчиков при возведении в графское достоинство⁴{М.А.Корф в своих «Записках» пишет, что вопрос о гербе и девизе возник при возведении Васильчикова в княжеское достоинство. По всей видимости, Модест Андреевич ошибся.}, согласно традиции, должен был выбрать девиз для герба. По совету своего близкого приятеля и единомышленника, известного реформатора М.М. Сперанского, он остановился на изречении, принадлежавшем знаменитому французскому роду Монморанси: «Душа моя принадлежит богу, тело – королеве, а честь – мне самому». На совете с родственниками и друзьями сошлись на том, что изречение в русском переводе выглядело как-то неловко и выбрали более лаконичный вариант: «Жизнь – царю, честь – никому». Министр юстиции князь Д.В. Дашков принял этот девиз, а государь его утвердил.

Как пишет Н.В. Кривошеин, вся история древнего рода Васильчиковых как нельзя лучше и вернее соответствует этому девизу: «За более чем пятисотлетнее существование рода представители как титулованной, так и нетитулованной его ветвей ни разу не позволили усомниться в своей преданности государству и трону, тем более совершить какие-либо действия, противоречащие общепринятому пониманию дворянской чести». Почти все мужчины этого рода находились на военной службе и участвовали во всех войнах, которые вела Россия с внешними врагами. В их роду были воеводы, администраторы, чиновники, дипломаты, 10 боевых генералов, более 20 бригадиров и полковников, 4 кавалера военного ордена Святого Георгия, а двое имели высшую награду Российской империи – орден Святого апостола Андрея Первозванного.

И что весьма важно и показательно: находясь на самой вершине российской аристократической иерархии, ни один Васильчиков не дал повода сомневаться в своей безупречной репутации. Они могли не соглашаться с сильными мира сего, говорить им правду в лицо, защищать слабых и обиженных, но воровать, интриговать, подличать, жульничать они не умели. Жизнь – царю, честь – никому!

Пусть этому примеру последуют нынешние ставшие у кормила власти выходцы из «народа»!

Григорьев Борис Николаевич