"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
  бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"

(Фрэнсис Бэкон)


Кампании 1805-1807 гг.

 

Пойдём, братцы, за границу бить отечества врагов.
Вспомним матушку царицу, вспомним век её каков.

Песня-марш русской гвардии

Самый богатый, самый красивый и самый независимый и самостоятельный генерал проделал все кампании войн с Наполеоном – сначала как генерал-майор, а с 1806 года – в качестве генерал-лейтенанта.

Неудачный для русской армии исход кампании на основном театре военных действий, на территории Австрии, закончившейся сражением под Аустерлицем, у всех русских историков и читателей на слуху. Между тем, первая война с Наполеоном задумывалась русским военным командованием вполне грамотно, только исполнению её помешали ненадёжность австрийских, английских, прусских и шведских союзников. Так для отвлечения основных французских сил планировалась совместная диверсия русских, англичан и шведов на севере Европы, имевшая целью вторжение в Голландию и Ганновер и вытеснение оттуда французского контингента. Со стороны России в ней должен был принять участие корпус графа П.А. Толстого (1761-1844) и Балтийский флот.

В сентябре части корпуса в составе 20 363 человек погрузился на корабли в Кронштадте и Ревеле и отправился в шведскую Померанию. Под начальством Толстого находились генералы граф Остерман-Толстой, Кожин, Н.И. Вердеревский (1768-1812), князь И.Л. Шаховской (1777-1860), И.А. Ливен (1775-1848) и Д.П. Неверовский (1771-1813). В штабную и квартирмейстерскую службу были включены два друга - бригад-майор М.С. Воронцов (1782-1856) и флигель-адъютант А.Х. Бенкендорф (1781-1844). Балтийскую эскадру в составе 29 крупных кораблей и возглавлял адмирал Джордж (Егор Егорович) Тет (1745-1826), ирландец на русской службе. Дополнительно для перевозки корпуса были наняты 140 купеческих судов.

К концу плавания экспедиция попала в шторм, суда разметало по морю, в результате чего утонули 400 казаков и были потеряны несколько пушек и зарядных ящиков. Взвод лейб-кирасир был заброшен на далёкий остров и оставлен там на зимовку. Но в конечном итоге все суда и люди достигли цели, и корпус стал высаживаться в районе о-ва Рюген и Штральзунда. Корпус П.А. Толстого поступил в распоряжение шведского короля Густава Адольфа IV (1778-1837).

Планировалось, что экспедиционный корпус должен был соединиться с армией генерала И.И. Михельсона (1740-1807), если тому позволят пройти через Пруссию. Пока же графу П.А. Толстому разрешалось на свой страх и риск вторгнуться на территорию Пруссии и вступить во взаимодействие с основной армией Кутузова. Если пруссаки объявят русским войну, в действие должен был вступить со своей эскадрой адмирал Тет: ему надлежало блокировать побережье, угрожать высадкой десанта и захватывать прусские купеческие суда. Особое внимание Тета обращалось на необходимость завоевания контроля над Данцигской бухтой.

Прошёл сентябрь, и вот Пруссия вроде бы склонилась на сторону России. Но в октябре Наполеон разгромил 100-тысячную австрийскую армию, а прусский король Фридрих Вильгельм III стал склоняться теперь на французскую сторону. Весь октябрь Густава Адольфа тщетно уговаривали начать боевые действия, но он так и не решился. За это время французы смогли беспрепятственно решить свои задачи в Австрии, англичане ловили рыбку в этой мутной воде и тоже не спешили обагрить свои штыки французской кровью. Третья антинаполеоновская коалиция уже испускала дух, но энтузиазм и боевой дух русских офицеров был ещё высок: они надеялись «расколошматить» «корсиканского узурпатора» одни. И.С. Жиркевич3 вспоминал: «Трудно представить, какой дух одушевлял тогда всех нас, русских воинов… Нам казалось, что мы идём прямо на Париж!».

Примечание 3. Жиркевич И.С. Записки, «Русская старина» том XI, 1874 г. Конец примечания.

П.А. Толстой получил приказ договориться со шведами о проходе через Померанию4 и, соединившись с 25-тысячным войском англичан, выступить на запад к Голландии. Если шведы замешкаются, Толстой должен был взять единственную занятую французами крепость Гаммельн с 4-тысячным гарнизоном.

Примечание 4. Часть Померании принадлежала Швеции. Конец примечания.

Наступил ноябрь, а Густав Адольф всё медлил и предлагал дождаться, когда просохнут дороги или наступят заморозки. В конце концов, Толстой, воспользовавшись отъездом короля в Швецию и поручив авангард А.И. Остерману-Толстому, пошёл через Мекленбург на Ганновер. Мекленбуржцы – и герцог, и простые люди – встречали русское войско с большим гостеприимством. Заняв Ганновер, Толстой стал ожидать подхода англичан. Они появились 20 ноября. В день Аустерлицкого сражения их генералы Дон и Каткарт поступили под начало Толстого. Появились и шведы, и у союзников образовалась большая Северная армия в 56 тысяч человек.

7 декабря Густав Адольф созвал всех генералов и соизволил войскам идти на Гаммельн, а когда морозы стянут грязь на дорогах – идти аж на Рейн! Но едва кончился военный совет, как прискакал царский курьер князь Гагарин и сообщил о неудачном для союзников исходе сражения под Аустерлицем. Царь сообщал, чтобы корпус Толстого поступил в распоряжение прусского короля. Но Пруссия так и не предприняла против французов никаких действий: Берлин вступил в переговоры с Наполеоном и получил от него за своё пассивное поведение бесплатный подарок – Ганновер.

В это время Остерман-Толстой командовал небольшим отрядом в Ниенбурге на Везере в составе Северной армии, а Северная армия распалась, не успев сделать ни одного выстрела. Англичане и русские замаршировали домой. Михайловский-Данилевский пишет5, что если бы англичане и шведы были готовы к военным действиям в сентябре, то Северная армия могла бы сделать если не решающий, то весомый вклад в кампанию 1805 года.

Примечание 5. Михайловский-Данилевский А.И. Описание первой войны императора Александра с Наполеоном, СПб, типография штаба Отдельного корпуса внутренней стражи, 1844 г. Конец примечания.

Граф Александр Иванович, как и многие его коллеги, покидали Северную Германию с чувством большого разочарования: они горели желанием сразиться с французами, но обстоятельства не позволили…

После проигранной кампании 1805 года император Александр какое-то время склонялся к мысли о заключении с Наполеоном мира и даже послал для ведения мирных переговоров в Париж д.с.с. П.Я. Убри (1774-1848). 8 июня 1806 года Убри подписал мирный трактат, но Петербург его отверг, поскольку, по словам Михайловского-Данилевского, император Александр нашёл его «противным чести и обязанностям России в рассуждении союзников её»6.

Примечание 6. Ох уж эти никчемные и неблагодарные европейские союзники, о которых всю свою оставшуюся жизнь пёкся русский император, и ради которых заставлял своих подданных проливать кровь и класть жизни! Конец примечания.

Между тем «обкарнованная» Наполеоном Священная Римская империя перестала существовать, и её территория сузилась до размеров Австрии. Заключивший с Наполеоном оборонительный союз Фридрих Вильгельм III, предчувствуя аналогичную судьбу, отправил в Париж дерзкий ультиматум с требованием очистить Германию от французских войск и… сразу очутился с Францией в состоянии войны. Последовали Йена и Ауэрштедт и позорный разгром прусской армии. Крепость Магдебург с 23-тысячным гарнизоном и 450 орудиями сдалась без выстрела двум эскадронам французских гусар. Наполеон за 3 недели покорил всю Пруссию. От 185-тысячной прусской армии осталась лишь 14-тысячная дивизия генерала А.В. Лестока (1738-1815), бежавшая под защиту русских штыков.

И вот Россия была вынуждена вновь сосредотачивать свои военные силы на Западе, чтобы попытаться спасти от Пруссии то, что от неё осталось после поражения под Йеной и Ауэрштадтом. 5 дивизий армии И.И. Михельсона расположились на Днестре, в то время как 8 дивизий Л.Л. Беннигсена (1745-1826) и Ф.Ф. Буксгевдена (1750-1811) сосредоточились на западной границе России. Было приступлено к формированию Резервной армии под началом А.М. Римского-Корсакова (1753-1840).

…22 октября граф Остерман-Толстой со своей 2-й дивизией7 в составе корпуса Беннигсена перешёл российскую границу у Гродно. Корпус Бенигсена, насчитывавший около 70 тысяч человек и подчинённый ему 14-тысячный корпус Лестока, сначала заняли позиции у Пултуска. Их положение осложнилось предательством поляков: в середине ноября французы без всякого сопротивления заняли Варшаву. 20 ноября Беннигсен из Пултуска отступил к Остроленке. Французы не последовали за Беннигсеном и занялись переправой своих частей через Вислу. Видя это, Беннигсен через 4 дня снова вернулся в Пултуск. Остерман-Толстой получил участок у Чарнова.

Примечание 7. Дивизия состояла из лейб-кирасирского, Каргопольского драгунского, Изюмского гусарского, 9-го казачьего Иловайского и 2-го казачьего Ефремова полков, а также пехотных гренадерских Павловского и Санкт-Петербургского, Ростовского и Елецкого мушкетёрских, 1-го и 20-го егерского полков, а также из 2-х батарейных и 2-х лёгких рот, 1-й конной и 1-й сапёрной рот. Конец примечания.

С 16 ноября в командование русской армией вступил 69-летний генерал-фельдмаршал М.Ф. Каменский (1738-1809), который к моменту прибытия под Пултуск почти потерял зрение и страдал сильными головными болями.

4 декабря в Остроленку пришёл 55-тысячный корпус Буксгевдена и образовал за Беннигсеном вторую линию обороны. Согласно Михайловскому-Данилевскому, численность в корпусах в реальности была намного меньше. Так у Буксгевдена налицо было всего около 40 тысяч человек. Корпус в основном состоял из потрёпанных под Аустерлицем полков и находился в состоянии приведения в порядок.

Михайловский-Данилевский пишет, что между Буксгевденом и Беннигсеном существовала вражда: первый был старше по званию и считал себя обойдённым, т.к. его корпус был меньше и хуже вооружён. Для связи между враждующими генералами император назначил посредника – бывшего командующего Северной армией графа П.А. Толстого.

В это же время к Бресту стал подходить 37-тысячный корпус генерала П.К. Эссена (1772-1844).

Ночью 11 декабря 1806 года началось дело под Чарновом, где с 7 декабря со своим авангардом стоял Остерман-Толстой. Авангард фактически превратился в арьергард, и 2-й пехотной дивизии предстояло препятствовать переправе противника через Нарев и сдерживать натиск целого корпуса маршала Ланна, чтобы дать возможность русской армии выстроить оборону в Пултуске. Дивизия приняла бой в парадных мундирах, потому что ожидала приезда фельдмаршала Каменского.

При невозможности выдавить французов с правого берега р. Нарев Остерман поставил батарею против Помиховского моста и занял крепкую позицию перед Чарновым. Скрывая свои передвижения, французы весь день жгли сырую солому, и Остерман с тревогой наблюдал за густым дымом, покрывшим все окрестности. Когда же в ночной темноте он увидел сполохи пожара в деревне Помихово, то догадался, что это был сигнал к атаке. Элемента внезапности не получилось, и русские встретили французов во всеоружии.

Дивизия Морана атаковала левое, а дивизия Гюдена навалилась на правое крыло Остермана. Графу выпала честь первому сразиться с войсками Наполеона. Натиск французов оказался настолько мощным, что генерал-майор К.О. Ламберт (1771-1843) со своими 6-ю ротами егерей был вынужден по приказу Остермана отступить. Когда французские колонны пошли на батареи, русские открыли по ним огонь картечью, а егеря пошли в штыковую атаку. Первая волна французов была отбита. Во время боя, когда дивизия Остермана стала нести большие потери, он приказал гренадёрам лечь на снег, а сам оставался верхом на лошади и продолжал хладнокровно руководить боем.

Через полчаса, получив подкрепления, французы снова пошли на русские батареи, но опять не выдержали отпора и отступили. В ожидании третьей атаки Остерман распорядился вывезти с Помиховской батареи тяжёлые орудия и заменить их на четыре конных пушки, обеспечив им прикрытие батальоном санкт-петербургских гренадеров под командой майора Мошинского. Положение у Помиховской батареи было восстановлено снова в пользу русских. Остерман-Толстой не раз водил в атаку батальоны Павловского гренадерского полка. Напомним, что всё это происходило в полной темноте.

«На протяжении двух вёрст кипел батальный огонь пехоты, как барабанная дробь», - писал один из участников сражения, – «огоньки ружейных выстрелов сверкали в ночном мраке мириадами искр… Гром орудий ревел без умолку; ядра и пули с визгом резали ночной воздух. Смерть невидимо носилась на всём пространстве боя и каждую минуту поглощала новые жертвы».

Из показаний пленных и восклицаний нападавших французов «Да здравствует император!». Остерман понял, что против него был сам Наполеон, а это означало, что численное преимущество атаковавших было обеспечено. Он вывел из Помихова конную батарею, а вместо неё приказал прикрывать отступление батарее лёгких конных и пехотных пушек. Не успели русские начать отступление, как французы снова пошли в атаку, но снова были отбиты.

На какое-то время всё смолкло. Наполеон размышлял. Отряд Остермана отошёл за Чарново, оставив впереди этого селения батальон егерей и 6 конных орудий. Через полтора часа Наполеон решился двинуть свои войска в пятый раз. Батальон с конной батареей начал отходить, французы следовали по пятам, а Остерман отражал их атаки пушечным и ружейным огнём. Он сам и его генералы и полковник несколько раз ходили в штыковые атаки, Изюмские и Александрийские гусары врубались в ряды французов, и русские удержали свои позиции.

После этого Наполеон попытки сбить Остермана с позиций прекратил и через десять часов боя приказал отступить к Чарнову, надеясь разделаться с ним при дневном свете. Но Остерман, не дожидаясь рассвета, в 4 часа утра снялся с места и отступил к Насельску. Участвовавшему в бою отряду из корпуса К.Ф. Багговута (1761-1812) он приказал срочно следовать из Зегрже в Пултуск и во что бы то ни стало удерживать там мост. «Это самовольное распоряжение – свидетельство воинской предусмотрительности графа Остермана – имело…следствия самые благотворные», - пишет Михайловский-Данилевский.

Обращает на себя внимание методичность и хладнокровие, с каким Остерман отдавал приказы в течение всего боя, и заботливость о солдатах, об артиллерии8. Потери убитыми под Чарновым у русских составили 319 человек, из них четверо офицеров. Донесение Беннигсену от 15 декабря Остерман заключил словами: «Рекомендовать отличившихся в сию ночь нет другого средства, как подать именной список всех налицо тут бывших». Главными «виновниками» успешного боя граф назвал тяжело раненых генералов Ламберта и князя Шаховского. О своём обер-квартирмейстере Берге он писал Беннигсену «Все награды, которые Вы можете доставить Бергу, я почту особенным одолжением для меня».

Примечание 8. Кстати об артиллерии: во все времена потеря пушек считалась у военных чуть ли не наравне с поражением. Михайловский-Данилевский пишет, что в Аустерлицком сражении один русский офицер-артиллерист с расстройства просто сошёл с ума, когда французы захватили его батарею. Конец примечания.

Михайловский-Данилевский так оценил бой под Чарновым: «…славная оборона графа Остермана, командовавшего авангардом у Чарнова, удержав на переправе французов более 10 часов, лишила их возможности предупредить Л.Л. Беннигсена у Пултуска и отрезать его от переправы через Нарев…» и добавляет, что этот бой стал рассветом военной славы Остермана-Толстого. Автор «Описания» приводит в своём труде наблюдения одного иностранного свидетеля кровопролития под Чарновым: «Благоговейно и доверчиво смотрело войско на своего вождя, бесстрашного в величайших опасностях. Граф Остерман и отряд его покрылись славою…им казалось стыдно уступить неприятелю поле сражения, и неохотно последовало необходимое отступление». Французы позже писали: «Граф Остерман маневрировал, как настоящий военный, а войско его сражалось с великим мужеством и твёрдостью».

Фаддей Булгарин, проделавший эту кампанию в составе Уланского гвардейского полка, в своих «Воспоминаниях»9 тоже пишет, что в последних сражениях стали обрисовываться военные характеры многих будущих русских военачальников, и называет среди них Остермана-Толстого.

Примечание 9. Булгарин Ф.В. Воспоминания, М., Захаров, 2001 год. Конец примечания.

Пултуск был рядом, и Чарнов послужил для Остермана-Толстого лишь прелюдией к более кровопролитному бою. В Насельске уставший отряд графа отдыхал недолго: 12 декабря в час пополудни французы подошли к Насельску и колоннами стали обходить его позиции. Пришлось снова отступать под натиском превосходящих сил неприятеля. Очевидцы в один голос утверждают, что отступление у Остермана происходило как на учёбном плацу: планомерно, без паники и с сохранением живой силы, техники и лошадей.

12 декабря авангард маршала Ланна появился под Пултуском. В задачу маршала входило перерезать русским переправу через Нарев. И опять замыслу Наполеона помешал правнук вестфальского немца граф Остерман-Толстой. Первую атаку французов отбил находившийся в Пултуске Багговут. Часть корпуса Беннигсена (11 полков) не успела подтянуться к Пултуску и была отрезана в районе Голимина. Русские потеряли в раскисшей грязи обозы и около 50 орудий. Но воспользоваться возникшими у русских трудностями находившийся в Насельске Наполеон не смог. На его взгляд, необъяснимые маневры выходивших из окружения русских полков могли указывать на какие-то хитроумные ходы фельдмаршала М.Ф. Каменского, а его гвардия и конница поспеть к сражению у Голимина не успели.

Дав указание построить русскую армию у Пултуска побригадно в три линии и порекомендовав командирам в случае неудачи отступать к Неману и Вильно, Каменский в ночь с 13 на 14 декабря 1806 года вызвал к себе Беннигсена и, сославшись на свои болезни и старческую немощность, передал командование войсками Буксгевдену. Михайловский Данилевский пишет, что находившийся рядом с ними граф Остерман-Толстой (кстати, родственник фельдмаршала) стал уговаривать его отложить намерение на более позднее время, но старик остался непреклонен. Так закончилось его скоротечное командование русской армией.

Перед тем как покинуть армию, Каменский порекомендовал Беннигсену в сражение с неприятелем не вступать, а начать отступление. В последние минуты пребывания в армии он успел отменить приказ дивизиям Эссена и Анрепа, и они, вместо того чтобы идти к Пултуску, стали отступать к границам России.

Император Александр, получивший пространный рапорт Каменского тут же уволил его с должности и предписал ему оставаться на жительстве в Гродно. Тот отвечал, что ему безразлично, где жить, лишь бы не потерять уважения государя. Странный10 был старик Каменский!

Примечание 10. В письмах из Гродно к своему сыну Николаю, шефу Архангелогородского полка в корпусе Эссена 3-го, написанных по свежим следам, 70-летний фельдмаршал просит у сына прощения и напоминает ему о сохранении фамильной чести: «мою за чужие грехи замарали». Конец примечания.

Результатом бегства фельдмаршала из армии был переход его адъютанта, будущего декабриста, С.Г. Волконского (1788-1865), под крыло графа Остермана-Толстого. Начальник канцелярии и штаба фельдмаршала А.И. Рибопьер (1781-1865), по происхождению швейцарец, перешёл к Бенигсену, получил звание дипломатического комиссара и вместе с К.В. Нессельроде обеспечивал дипломатическое прикрытие кампании. С этого момента два Александра Ивановича – Остерман-Толстой и Рибопьер, дальние родственники – становятся хорошими знакомыми. Кстати, эти два красавца-мужчины были очень похожи друг на друга.

Михайловский-Данилевский пишет, что 40-тысячный корпус Беннигсена расположился севернее Пултуска, соприкасаясь левым крылом, которым командовал Остерман, с этим населённым пунктом. Щербинин указывает, что правым крылом командовал Ф.В. Остен-Сакен (1752-1837), впереди Пултуска стоял отряд К.Ф. Багговута, перед оконечностью правого крыла, в кустарнике, располагался отряд А.Х. Бенкендорфа. Ещё правее Остен-Сакена стоял со своим отрядом М.Б. Барклай-де-Толли (1761-1818).

Французы в 10 часов утра одновременно атаковали Багговута и Бенкендорфа. С первых минут сражение стало всеобщим. На подкрепление Багговута Беннигсен направил лейб-кирасирский полк и два эскадрона каргопольских драгунов. За ними граф Остерман повёл два полка пехоты и один полк гусаров. Багговут предпринял контратаку на ближайшую французскую колонну, во фланг ей генерал-майор Кожин врезался со своими лейб-гусарами, смял её и взял в плен 300 французов. Вместе с изюмскими гусарами генерал-майора И.С. Дорохова (1762-1815) Остерман со своей пехотой отбросили части маршала Ланна и восстановили прежние позиции Багговута.

Ланна первый неуспех не остановил, и он возобновил атаку. Генерал Дорохов командующий конницей Остермана, навёл французскую колонну на свой Изюмский гусарский полк, а затем быстро ушёл с ними влево, оставив нападавших под дулами пушек. Вскоре туда прибыл Остерман с пехотой и завершил разгром неприятеля.

Позже Ланн отказался от нападения на Барклая-де-Толли, и, дождавшись дивизию Гюдена, атаковал Остен-Сакена по фронту, в то время как Гюден стал обходить его справа. Дивизия Сюше обрушилась на Остермана. Выдержав натиск противника, Беннигсен приказал Барклаю атаковать левое крыло дивизии Гюдена, а Остерману произвести атаку на дивизию Сюше. Сам Беннигсен возглавил контрнаступление на правом фланге. Первым пошёл в контратаку с криками «ура!» Остерман-Толстой.

Ковалёв пишет, что личное участие генерал-лейтенанта в штыковых атаках было не только и не столько выражением какого-либо молодечества, а желанием утвердиться во мнении солдат и офицеров после длительного отсутствия в армии. Многие генералы делали это, и Остерман-Толстой полагал себя не вправе требовать от подчинённых того, чего не испытал сам. «Его мужество, благородство и честность, в конце концов, привлекли к нему сердца подчинённых», - пишет Ковалёв, и его солдаты и офицеры отвечали ему взаимностью. Генерал не жалел своих средств, чтобы накормить голодающих в этой войне солдат. Не размышляя, он отдал свою коляску тяжело раненому полковнику Давыдовскому, чтобы доставить его в Россию. Он шёл в бой, как рядовой солдат, считая, что звание солдата выше всяких богатств и званий. Равнодушный к тому, что о нём говорили в свете, он радовался, когда слышал, что его называли «наш граф».

Одновременное наступление обоих флангов русского корпуса и отличная работа русской артиллерии заставили Ланна перейти к обороне, но, убедившись в невозможности решить поставленную Наполеоном задачу, к 7 часам вечера отступил. Метель и ночные сумерки не позволили русским преследовать неприятеля. Это была победа: русские взяли в плен 700 французов, а их невосполнимые потери оценивались более чем тремя тысячами убитых. Беннигсен потерял до 3,5 тысяч ранеными и убитыми. Наполеон тоже назвал бой под Пултуском победой, и эту ложь французские историки повторяют до сих пор. Ковалёв пишет, что исход боя решили войска Остермана-Толстого.

Временно исполнявший обязанности главнокомандующего Буксгевден никакого участия в сражении под Пултуском не принимал, поскольку получил от Каменского приказ на отступление. К нему в Маков Беннигсен отправил графа П.А. Толстого, который изложил ему ситуацию с командованием и предложил поспешить в Пултуск, но Буксгевден ответил, что может попасть в Пултуск только к вечеру, когда сражение наверняка закончится. (От Макова до Пултуска было 15 вёрст).

Итак, инициатива принять сражение, как мы видели, исходила исключительно от Беннигсена. В случае поражения его самовольство обошлось бы весьма дорого, но победителей не судят. А.И. Остерман за Пултусское сражение был награждён орденом св. Георгия 3-й степени.

Одновременно с Пултусским боем происходило сражение под Голимином, где выходившие из окружения полки князя Голицына и генерала Д.С. Дохтурова (1756-1816) и присоединившиеся к ним полки графа П.П. Палена (1778-1864) и генерала Е.И. Чаплицы (1768-1825) успешно отражали натиск дивизий маршалов Сульта и Ожеро. К вечеру русские снялись с позиций и организованно отошли на Маков. Отрезать, окружить и уничтожить русскую армию Наполеону не удалось.

А между тем вражда Беннигсена и Буксгевдена продолжалась. Первый не признал второго за главнокомандующего и действовал самостоятельно. Доходило до смешного, а от смешного до трагического был один шаг: Беннигсен без всякого предупреждения сжёг мосты на Нареве, и Буксгевдену пришлось наводить через реку понтонный мост! Конечно, при таком бардаке в командующей верхушке думать о каких-то там победах было трудно11.

Примечание 11. Буксгевдена потом назначили рижским военным губернатором, а его жалобы на Беннигсена царь оставил без последствий. Конец примечания.

Наступила зима и временное затишье. Противоборствующие армии были достаточно истощены и нуждались в отдыхе. Кампания 1806 года вообще была необычной: европейские армии продолжали воевать в разгар зимы. Обычно с наступлением морозов и зимней слякоти войска уходили на зимние квартиры, чтобы отдохнуть, отоспаться, залечить раны и пополнить ряды.

Главное командование армией царь предложил Беннигсену и подчинил ему резервную армию Римского-Корсакова. В свои права Леонтий Леонтьевич вступил 1 января 1807 года. Оставив в тылу 10-тысячный резерв, Беннигсен решил действовать наступательно, имея в виду не допустить французов к Кёнигсбергу и Пиллау. 4 января армия двинулась вперёд, имея корпус Остермана-Толстого на левом фланге, в центре – Д.С. Дохтурова, а на правом фланге – Н.А. Тучкова (1765-1812).

9 января 1807 года Беннигсен достиг м. Бишофштейн и узнал, что корпус маршала Бернадотта находился под Эльбингом, а маршала Нея – в 70 верстах от него. Возникла идея отрезать французов друг от друга, а потом разбить одного из них. Ней узнал о движении русских и принял меры к сбору своего рассеянного по зимним квартирам корпуса, поставив в известность Наполеона. 11 января передовой отряд Беннигсена во главе с генералом Марковым занял город Либштат, взяв в плен 16 офицеров и 270 рядовых. Среди бежавших из города французов (они принадлежали корпусу Бернадотта) было много убитых.

Бернадотт немедленно двинул корпус к Морунгену, навстречу Маркову, а тот шёл к Морунгену, не имея сведений о передвижениях французов. Вскоре его казаки захватили передовой пикет Бернадотта, и Марков, заняв удобные позиции, приготовился к обороне и послал вестового к генералу Анрепу. Отбив первые атаки французов, Марков ничего не смог сделать против посланных Бернадоттом частей, действовавших в обход его позиций. Пришлось отходить, и во время отступления он соединился со своим начальником Анрепом, который, к сожалению, вскоре был убит, не успев распорядиться боем. Ночное сражение перешло уже на улицы города Георгенталя, куда, заслышав пальбу, примчались кавалеристы графа П.П. Палена, и французы были вынуждены оттуда бежать. 10 офицеров и 350 человек рядовых были взяты кавалеристами в плен, но половина из них разбежались в ночной темноте во время конвоирования. Русские захватили обоз Бернадотта, оставив его в мундире, в котором он вступил в сражение. Беннигсен проявил галантность и вернул обоз его владельцу. Таковы были нравы и обычаи того времени.

На другой день Беннигсен пошёл на Либштат в надежде атаковать Бернадотта, но не нашёл его там – француз отступил, избегая столкновения. Между тем, до Наполеона дошло, чем грозило ему появление русской армии в Старой Пруссии, и он отдал приказ обойти Беннигсена и отбросить её к Висле. Русским повезло: их пикеты перехватили курьера начштаба наполеоновской армии Бертье к Бернадотту и ознакомились с операционными планами Наполеона.

Натиск наполеоновских корпусов оказался слишком сильным для армии Беннигсена, и русские постепенно отступали к своим границам. К 26 января (8 февраля) армия оказалась сосредоточенной на позициях вокруг населённого пункта Прейсиш-Эйлау (ныне г. Багратионовск Калиниградской области), где и произошло ещё одно кровопролитное сражение. В этом сражении Остерман-Толстой сумел выдержать атаку корпуса Даву и по сути стал спасителем всей армии.

Последуем описанию битвы, сделанному почти сорок лет спустя Михайловским-Данилевским. Русская армия заняла позиции восточнее Прейсиш-Эйлау. Остерман-Толстой командовал 2-й дивизией и всем левым флангом русской армии. Правым крылом командовал П.А. Тучков (1776-1858), а центром - Остен-Сакен. Левее Остермана располагалось местечко Серпален, где стоял Багговут. У Беннигсена было около 68 тысяч, а у Наполеона, по некоторым данным, – около 80 тысяч человек. Сражение на рассвете открыли залпы 60 орудий артиллерии Тучкова, им ответили выстрелами 80 пушек французов. Огонь этот постепенно усиливался и продолжался около 3 часов. Французы под аккомпанемент пушек развёртывались в боевые порядки.

Части корпуса Ожеро, наступавшие в центре, были встречены картечью артиллерии Остен-Сакена, маршал и некоторые офицеры были ранены, французы оцепенели, и в это время русская пехота пошла в штыковую атаку. В ходе ожесточённой схватки, в которой участвовали около 20 тысяч человек, корпус Ожеро был опрокинут, увлечённые преследованием русские пехотинцы оказались в сотне шагов от самого Наполеона, который в это время находился на кладбище городка. Императору пришлось пускать в дело гвардию и стоявшую в резерве конницу Мюрата. Сражение в центре продолжилось до полудня с переменным успехом для обеих сторон, и в нём подразделения Остермана, кроме артиллерии, пока не участвовали.

Багговут, атакованный сразу двумя дивизиями (Фриан и Сент-Илер), был вынужден отступить к Саусгартену, который оборонял Рязанский полк Остермана. Беннигсен двинул к Саусгартену дивизию графа Н.М. Каменского (1776-1811), резерв левого своего крыла. Он расположился по одну сторону, а Багговут – по другую сторону от рязанцев.

За Фрианом и Сент-Илером к Саусгартену двинулись дивизии Гюдена, Морана и кавалерия. Французы несли потери от артиллерийского огня Остермана, но упорно продвигались вперёд. Они вошли в Саусгартен, но были выбиты оттуда рязанцами. Граф Пален и Корф двадцатью эскадронами атаковали Морана, но ему на помощь пришла конница Клейна, и положение снова восстановилось, но не надолго.

После этого Остерман приказал оставить Саусгартен и развернул оконечность левого фланга назад, пристроив к своим позициям части Багговута и Каменского. Позиция русской армии теперь представляла собой подобие прямого угла. Даву продолжал давить на Остермана, стараясь охватить его позиции своим правым флангом. На помощь Даву Наполеон двинул разбитый корпус Ожеро и часть кавалерийских резервов. Дохтуров пришёл на помощь Остерману, но это уже мало помогло, положение Остермана осложнилось, и он был вынужден снова отступить. Во время боя генерал, как всегда, увлёкся и, страдая близорукостью, не заметил, как оторвался от своих и оказался в гуще неприятельских рядов.

В бою он надевал очки, но видно они мало помогали ему, потому что в аналогичные ситуации он будет попадать и ещё. На сей раз его отбили павловские гренадеры во главе с полковником Мазовским12. Между тем Беннигсен нервничал в ожидании прусской дивизии Лестока, но, не дождавшись её, выехал к нему навстречу. На целый час армия оказалась без своего командующего, и среди командиров распространилась тревога. Остен-Сакен обратился к стоявшим рядом Остерману и командиру его конницы графу Палену и сказал, что берёт главное командование как старший по званию на себя, и что для спасения армии надобно отступить.

Примечание 12. Портрет полковника будет потом висеть в кабинете Остермана в Петербурге, и граф, показывая его своим гостям, будет говорить: «Вот мой благодетель: он спас мою честь в сражении под Прейсиш-Эйлау». Конец примечания.

Предложение не было реализовано, потому что в этот момент неожиданно появился начальник артиллерии правого крыла 23-летний граф Кутайсов с 36-ю орудиями. Ему надоело стоять на позиции и время от времени перестреливаться с неприятелем. Увидев, что левый фланг испытывает трудности, он снял с позиции 3 конных роты и с ними примчался в центр сражения. Французы уже торжествовали победу, когда раздались первые выстрелы пушек Кутайсова. Картечь стала косить их ряды, как косой. Особенно невыносимым стал их огонь, когда были выставлены все 36 орудий. Положение сразу изменилось в пользу русских, и этого было достаточно, чтобы восстановить порядок в дрогнувших было частях Остермана, Багговута и Каменского.

Даву, получив подкрепление, снова двинул свои полки вперёд, но Остерман с помощью артиллерии крепко удерживал свои позиции. Ему было нужно только небольшое подкрепление, чтобы сломить Даву. И оно появилось: это была прибывшая, наконец, дивизия Лестока. Она тут же была введена в дело, подкреплённая казаками М.И. Платова (1751-1818). И французы бежали. Остерман шёл по пятам Даву и вместе с Каменским, Багговутом и пруссаками не давал ему передышки. Наполеон, увидев происходившее и не дождавшись подхода корпусов Нея и Бернадотта, дал отмашку на отступление.

Наступил вечер, и в темноте сражение постепенно утихло. Увидев, что части правого фланга были достаточно свежими, Беннигсен в 22:00 приказал Тучкову продолжить наступление, но неожиданно поступили сведения о подходе с севера корпуса Нея, и приказ пришлось отменить. Наутро Наполеону и Беннигсену нужно было решать одну и ту же дилемму: сражаться дальше или отступить. На военном совете у русских мнения генералов разделились, сам Беннигсен был склонен к отступлению.

И русская армия замаршировала к Кёнигсбергу.

Потери русской армии составили убитыми и ранеными 26 тысяч человек. Французы оценили свои потери на 8 тысяч меньше, но независимые эксперты считают их заниженными. Число пленных у той и у другой стороны было одинаковым – около 700 человек. Ни пушек, ни знамён русские не потеряли13. Обе стороны считали себя победителями, но у русских было больше оснований считать себя таковыми14. Ф.В. Булгарин пишет: «Прейсиш-Эйлаусский крест – это истинный монумент русской славы!». Сам Наполеон спустя некоторое время говорил Чернышеву: «Если я назвал себя победителем под Эйлау, то это потому только, что вам угодно было отступить».

Примечание 13. Наполеон сообщил в Париже, что взял в  плен 15 тысяч русских и захватил 18 русских знамён. Конец примечание.

Примечание 14. С французскими знамёнами получилась неувязка. Рапортуя о результатах сражения, Беннигсен доложил императору Александру о 12 захваченных французских знамёнах, но выслал в Петербург только 5. На вопрос императора, где же остальные 7, лукавый Леонтий Леонтьевич ответил, что во время написания рапорта знамёна ещё не были собраны в одно место, и русские солдаты, ценя прикреплённые к ним золотые орлы, распродали их потом на базаре в Кёнигсберге. Конец примечания.

…29 января армия вошла в Кёнигсберг, где находился прусский королевский двор, и расположилась западнее города. Наполеон прислал своего генерал-адъютанта Бертрана с предложением о перемирии, но Беннигсен ответил отказом. Император Александр тоже был настроен на продолжение войны и уговаривал англичан и австрийцев вступить в новую коалицию. Александр распорядился усилить армию новыми дивизиями, в том числе из резерва Римского-Корсакова. Уже в начале февраля русская армия пошла следом за отступавшими французами, встречая повсюду не захороненные трупы убитых при Эйлау наших и французов. Беннигсен остановился в районе Гейльсберга и простоял там до мая 1807 года.

21 мая армия Беннигсена двинулась в направлении города Гутштата, имея намерение рассчитаться с маршалом Неем. 24 мая авангард Багратиона-Дохтурова, куда входила дивизия Остермана-Толстого, принял удар превосходящих сил противника. 25 мая Остерман был ранен пулей в правую ногу навылет. 24 мая Беннигсен докладывал императору Александру, что «маршал Ней разбит с его корпусом. Генерал Рожер, несколько офицеров и около 100 солдат взяты в плен. Потеря наша не важна, убитых немного; но, к сожалению, ранены генерал-лейтенант граф Остерман и генерал-майор А.А. Сомов (17?-1815), первый в ногу, а последний – в руку».

Остерман был не только тяжело ранен в правую ногу, но и едва не попал в плен к французам. Он снова увлёкся, оказался в самой гуще боя, и к нему уже устремились французские солдаты, но и на сей раз его выручили гренадеры Павловского полка.

Своей цели в походе Беннигсен не достиг: участвовавшие в походе генералы Горчаков, Сакен и Платов к сражению опоздали, а когда они появились на месте, Ней уже ушёл. Рибопьер пишет, что генералы, командующие дивизиями А.И. Остерман-Толстой, Ф.В. Остен-Сакен и П.А. Толстой демонстрировали открытое неповиновение Л.Л. Беннигсену. «Если бы Сакен выступил вовремя», – пишет Рибопьер, – «то Гутштатское дело было бы блестящей победой»15.

Примечание 15. Остен-Сакен утверждал, что Беннигсен дал ему невнятные и путаные приказания. Специальная комиссия целых три года разбиралась в этом деле, свидетелем от Беннигсена выступил генерал Мантейфель, в то время как обвиняемого активно защищал граф М.С. Воронцов. В конечном итоге вина генерала была доказана, но наказание «в уважение его прежних заслуг» не последовало. Конец примечания.

За отличие в боях под Гутшатом Остерман-Толстой получил звание генерал-лейтенанта, орден св. Георгия 3-й степени и золотую шпагу с алмазами. Бои вокруг Гутштата ещё продолжались с переменным успехом для обеих воюющих сторон. Потом был Фридланд, но для раненого Остермана война была уже закончена. Он надеялся быстро вылечиться и вернуться в строй, но скоро был подписан Тильзитский мир, подведший черту под военными действиями.

По излечении графа назначили командиром лейб-гвардии Преображенского полка и начальником 1-й пехотной дивизии. Он не скрывал своего мнения по поводу мира, резко и последовательно высказывал его везде и заслужил у наполеоновского посла в Петербурге А. Коленкура звание главного военного оппозиционера. Остерман демонстративно игнорировал приёмы во французском посольстве и не приглашал Коленкура к себе в дом. Независимость поведения и суждений сошла ему с рук – Александр I пока благоволил к прославленному генералу, но в другой раз император решил его наказать.

Поводом для возмущения Остермана и для недовольства монарха послужило производство в чин генерала от инфантерии М.Б. Барклая-де-Толли, о чём в марте 1809 года было напечатано в «Санкт-Петербургских ведомостях». Остерман-Толстой тут же демонстративно подал в отставку. Нет, граф отнюдь не испытывал зависть к чужой славе – он просто считал более справедливым поощрить военную доблесть и смекалку в войне со шведами в Финляндии своего хорошего товарища генерала Д.В. Голицына (1771-1844). Именно Голицын разведал переход через замерзший Ботнический залив и предложил воспользоваться им для осуществления рейда на шведскую территорию. Но операция была поручена Барклаю, чего чувство справедливости Остермана не было в состоянии вынести. Тем более, что Остерман, как и некоторые другие генералы, не считали, что Михаил Богданович чем-то особым отличился в кампании 1805-1807 гг. Так, после боя под Чарновом дивизия Остермана лишилась всего обоза, который захватили французы по причине слишком поспешного отхода Барклая-де-Толли. Ермолов высказывал мнение, что поведение Барклая в бое при Гофе тоже не делало ему чести.

Узнав об этом поступке графа, Александр I пришёл в ярость и на прошении об его отставке начертал: «Вычеркнуть из списков!» «С тех пор и тот и другой верховодят в антифранцузской партии», – писал в Париж Коленкур, имея в виду и Голицына.

Граф получил отставку с правом ношения мундира.

Григорьев Борис Николаевич


 
Перейти в конец страницы Перейти в начало страницы