4. Николай, Иоанн, Павел

Д. Гатри [7]: «Повествования (Луки) о детстве Иисуса Христа гораздо полнее, чем у Матфея, и имеют особое значение благодаря своему акценту на рождении Иоанна Крестителя, которому Лука несомненно придаёт большую важность. Эта особенность даёт один из основных ключей к структуре его Евангелия. …В повествованиях о детстве Иоанн Креститель играет большую роль, так как общественное служение Иисуса тесно связано с Иоанном».

Имеется ещё одно загадочное обстоятельство, предшествовавшее рождению Иоанна и требующее объяснения. Это немота его отца Захарии, поразившая его в момент пророчества Гавриила о рождении Иоанна, которая прошла, когда Иоанн родился.

Гавриил и Захария, Ю. Шнорр

Д. Штраус [53]: «За своё неверие он был наказан: ангел объявил, что Захария будет молчать и не сможет говорить до того дня, пока не сбудется все им возвещённое. Точно так же Павел был поражён временной слепотой после того, как ему явился Христос скорбящий Деян. (9:8), а Даниил после появления ангела онемел (от испуга, а не в наказание), пока ангел не коснулся его уст и не вернул ему способность речи Дан. (10:15)». Интересные сопоставления! Но есть и ещё один значимый пример великого немого – Моисей: «Моисей же сказал пред Господом: вот, я несловесен: как же послушает меня фараон?» Исх. (6:30). Пример Моисея для повествования Луки особенно важен, поскольку крещение Иоанна ап. Павел возводит именно к Моисею: «Отцы наши все были под облаком, и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море» 1Кор. (10:1-6). Согласно Фрейду [58], секрет немоты Моисея – в незнании им египетского языка. Моисей был не евреем, а высокопоставленным египтянином периода правления Эхнатона. Имя бога Атона приобретает звучание Адонай – «Господь».

Возможно, и отец Иоанна был, так сказать, «немец» (иностранец, язычник), не знал арамейского языка или плохо говорил на нем. Каково же имя отца Иоанна?: «Яхве помнит» (евр. Захария) – скорее не имя, а прозвище, заменяющее евреям трудно запоминающееся эллинское имя. А. Азимов [16]: «Когда у Елисаветы родился ребёнок, то ожидалось, что он должен был быть назван Захарией, как и его отец. То, что об этом серьёзно утверждал Лука: “в восьмой день пришли родственники обрезать младенца и хотели назвать его, по имени отца его, Захариею” Лк. (1:59), является странным отклонением от еврейской традиции. В Библии нет ни одного случая, чтобы ребёнка называли по имени живого отца, и, несомненно, в наше время для благочестивых иудеев это также неслыханно. Возможно, это тот вид оплошности, который вполне можно было ожидать от язычника, коим считается Лука. Во всяком случае, Елисавета возразила: “на это мать его сказала: нет; а назвать его Иоанном” Лк. (1:60)». Опять виноват Лука! Однако если родственники не были евреями, Луку обвинять не стоит. По эллинскому, римскому, да и персидскому обычаю, сыновей часто называли в честь их отцов. К примеру, у царя Великой Армении Тиграна Великого был сын Тигран, у царя Коммагены Антиоха I был сын Антиох. Главное римское имя (номен) – и есть имя отца (имя рода).

Эта коллизия показывает, что отец Иоанна мог быть язычником-прозелитом, женившимся на еврейке диаспоры и недавно переехавшим в Иудею из окрестных мест, к примеру, из Тарса или Зевгмы, где имелась еврейская диаспора. При Августе в пределах провинции Сирии и её окрестностях, как когда-то при Селевкидах, в повседневном общении снова оказались иудеи, эллины, армяне, которые не были разъединены границами и общались обычно на арамейском языке. Но были и люди, не знавшие арамейского языка (малоазийские греки), без которого они обходились в образованной среде, общаясь по-гречески.

Гавриил поражает Захарию немотой, У. Блейк

Д. Штраус[53]: «Как родители Самуила проживали у горы Ефраим, так и родители Крестителя проживают на горах иудейских Лк. (1:39); и как Самуил, "творец Царей", считался по ново-иудейскому преданию отпрыском колена Левия 1Пар. (7:26), так и у Луки человек, который призван был помазать Мессию, считается по отцу отпрыском левитов-священников, а его мать – даже представительницей рода Аарона и тёзкой жены последнего Исх. (6:23)». Разве это возможно, особенно на фоне ветхозаветного стиля изложения материала, чтобы он был язычником? Ведь он «священник, …и жена его из рода Аарона» Лк. (1:5)? Разве может язычник жениться на дочери иудейского священника? Однако, далеко за примерами идти и не нужно. Сразу вспоминается клеветнический упрёк ап. Павлу от посланцев из Иерусалима: «Утверждали, будто он родился язычником, и только стал прозелитом. Зачем же? С какой целью? Клевета никогда ни перед чем не останавливается: он, будто бы, подвергся обрезанию оттого, что надеялся жениться на дочери первосвященника» (Э. Ренан [25]).

Все-таки отец Иоанна должен быть евреем-левитом, если он священник Иерусалимского храма. Захария – «священник… Авиевой череды» Лк. (1:5), «когда он в порядке своей череды служил перед богом…явился ему Ангел Господень (Гавриил)» Лк. (1:8,11,19). Евангелист настолько погружает нас в атмосферу Септуагинты, что иное и вообразить невозможно. Д. Штраус [53]: «Лука даже форму выражения заимствует из Ветхого завета Быт. (18:11)». Однако, по мнению Б. Деревенского [41], «большинство современных исследователей приходят к выводу, что на иудейской почве не могло появиться сказание о чудесном зачатии Марией от Духа Святого. Для евреев это выглядело бы нелепостью; ведь в древнееврейской и арамейской традиции «дух» (руах) – существо женского рода!».

А может, он был священником другого, не-иерусалимского храма? Ведь и сам Иоанн находился в явной оппозиции к иерусалимскому храму, практиковал обряд, составивший острую конкуренцию храмовым жертвоприношениям. Так, среди учеников Иоанна находились самаритяне, которые поклонялись развалинам собственного храма на горе Гаризим, и не признавали Иерусалимский храм. К примеру, учеником Иоанна из Самарии был Досифей.

Р. Снигирев [39]: «Напряженные отношения между потомками простонародья, не уведенного в (вавилонский – [39]) плен, и правителями вернувшихся на Святую Землю, обусловлены были нежеланием последних признавать принадлежность к народу Божию жителей Самарии, практиковавших к тому же синкретические формы почитания Бога Израилева. Самаряне были отвергнуты при постройке Иерусалимского Храма и с тех пор сделались врагами Иудеи. Для самарян это священная гора, место жилища на земле Самого Бога. Культ поклонения этой горе возник не сразу и связан с построением на ней храма, подобного Иерусалимскому. Евангелие представляет это учение как вполне сформировавшееся. Женщина-самарянка, обращаясь к Спасителю, говорит: отцы наши поклонялись на этой горе Ин. (4:20). “Мы, – говорят самаряне, – никогда не молимся иначе, как по направлению к Гаризиму, жилищу Божию”. …После разрушения Гаризимского храма самаряне продолжали совершать жертвоприношения на священной горе». Иудаисткий храм имелся в Египте [39] до 70 г. н.э. Для сравнения, в наши дни иудеи тоже поклоняются развалинам иерусалимского храма.

Руины самаритянского храма на горе Гаризим,
фото на месте раскопок

У Оригена упоминаются «самарянские лжепророки Досифей и Симон Маг, ещё в апостольский век объявившие себя Мессиями и создавшие собственные религиозные общины», – говорит Б. Деревенский [59]: «Согласно «Псевдо-Клементинам» (III в.), Досифей учился у Иоанна Крестителя и предшествовал Симону Магу (Гомилии, II 24). …Замечание Оригена, что Досифей «убеждал Самарян, что он есть тот Христос (Мессия), о ком пророчествовал Моисей», сближает этого деятеля с самарянским повстанцем 36 года н.э., о котором, не называя его по имени, рассказывает Иосиф Флавий. “Некий лживый человек” побудил самарян подняться на гору Гаризим, уверяя, “что покажет им зарытые здесь священные сосуды Моисея” (Древности, XVIII 4.1). Самаряне, так же как и иудеи, ожидали пришествия Мессии Ин. (4:25), причём нередко он воспринимался как второй или даже как оживший Моисей. Можно предположить, что Досифей представлялся своим адептам как предсказанный во Второзаконии (18:18) пророк, второй Моисей, и обещал самарянам восстановить храмовое богослужение на горе Гаризим».

Другой пример – движение ессеев – называет И. Ратцингер (папа Бенедикт XVI) [60]: «Это была религиозная группа, которая отошла от иродианского Храма и его культа и, удалившись в Иудейскую пустыню, основала монашествующую общину, рядом с которой поселились семьи, объединённые тем же религиозным духом. Они создали не только богатую письменность, но и собственные ритуалы, которые включали в себя литургические омовения и совместную молитву. В этих текстах, исполненных искренней веры, есть что-то волнующее; вполне вероятно, что Иоанн Креститель, а может быть, и сам Иисус и его семья, были близки к этой общине».

Снигирев [39]: «В корне отличался от иерусалимского ессейский культ. Прежде всего необходимо отметить, что кумраниты отказались от еврейского лунного календаря, – они придерживались солнечного, вынесенного из Египта, который употреблялся до Плена. Поводом к разрыву с Иерусалимским Храмом стало учение Учителя Праведности о том, что некогда святое место было осквернено нечестивыми иудейскими священниками. Ессеи ждали пришествия Мессии, с помощью которого они воздвигли бы новый Храм, в котором и будет совершаться богослужение. А до этого они совершали свои ритуалы в пустынных пещерах».

А может быть, отец Иоанна был жрецом  иудео-эллинистского синкретического культа бога высочайшего, ставшим иудейским прозелитом? Последователи культа Сабазия (Саваофа), бога воинств, Зевса-Диониса-Яхве, проводили обряды с использованием змей и приравнивались к иудейским левитам (И. Левинская [37]). Ин. (3:14-16): «И как Моисей вознёс змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому». На Мальте, когда Павел, собрав охапку хвороста, стал бросать его в костёр, ему в руку вцепилась ядовитая змея, которая, спасаясь от жара, выползла из хвороста.  Он стряхнул её в огонь, и она не причинила ему вреда. Местные жители считали его божеством Деян. (28:3-4). В псалмах Откровения, по У. Баркли [3], неоднократно упоминается господь Вседержитель как перевод на греческий язык имени Цваот (Саваоф, Сабазий). «Ибо воцарился господь Вседержитель» Откр. (19:6). «Он топчет точило вина ярости и гнева Бога Вседержителя» Откр. (19:14), т.е. готовит вино Диониса-Сабазия. Автор «Откровения» мог быть последователем Сабазия. Дж. Данн [15]: «Апокалипсис. Здесь много псалмов и славословий. По–видимому, псалмы  возникли под влиянием синагог диаспоры, где святого и праведного Бога иудаизма славили как Творца и Вседержителя, всеобщего Судию. …Мы, видимо, должны видеть здесь типичные выражения хвалы эллинистическими иудеохристианами».

В этой связи необходимо также рассмотреть святилище на горе Немрут-даг с его уже сформировавшимся синкретическим эллино-иранским культом, созданным Антиохом I Коммагенским. Как мы видели, Иуда Галилеянин является прототипом ангела Гавриила у Луки, а также прототипом Победителя-Митры-Агнца в «Откровении». То есть Иуда Галилеянин – это Гавриил-Победитель-Митра-Агнец. Поскольку «Откровение» описывает брак Агнца на горе Немрут-даг, получается, что церемония брака Иуды Галилеянина-Гавриила и Марии у Луки совершилась там же, в отдалении от Иудеи, почти в эмиграции, т.к. Коммагена считалась самостоятельным государством-клиентом. Святилище Немрут-даг – памятное место Иуды Галилеянина. Возможно, в этих краях ему пришлось скрываться в младенчестве, когда «восхищено было дитя к престолу Бога» Откр. (12:1-5). Его мать, жена Иезекии, могла быть родом отсюда, т.к. она описана как Анаит: «жена, облечённая в солнце; под ногами её луна, и на главе её венец из 12-ти звёзд» Откр. (12:1).

Получается, что Захария – жрец этого святилища. Но ведь Захария «из Авиевой череды» Лк. (1:5). А.П. Лопухин [4]: «Череда, к которой принадлежал Захария, приходилась 8-й в числе всех 24 черед» (потомков Аарона)». Но в «Откровении» имеются свои «24 старца» – предки Антиоха, потомки Дария и Александра. А. Маркарян [10]: «Ряд стел ахеменидских предков начинается с царя Дария I. Две стелы разбиты, на третьей изображён прямой предок Антиоха–Ароанд. За ним следует его сын Артасура, затем его сын Ароанд-Оронт. Потом некий предок с окончанием имени …анес, за ним цари Самес, Арсамес, Митридатос». Как ни считай 8-ю череду, выходит, что Захария принадлежит роду Ароанда-Оронта (почти Аарона, если воспринимать на еврейский лад), т.е. царской династии Антиоха, являясь его родственником, аристократом. А. Маркарян [10]: «Другой ряд посвящён материнским предкам Антиоха и начинается с Александра Македонского», т.е. сына бога воинств Зевса-Диониса-Сабазия». Но Захария не говорил  по-арамейски, т.е. был для Коммагены иностранцем. Согласно Е.Г. Маргаряну [61]: «Церемонии на горе Немрут-даг проводились на греческом языке (жрец зачитывал вслух греческие надписи на постаментах статуй): «Простонародье в Коммагене вряд ли хорошо знало греческий и говорило преимущественно на арамейском или армянском языках. Но торгово-ремесленная часть населения и весьма многочисленная интеллигенция (чиновники, жрецы, скульпторы, писцы, музыканты, офицеры армии) была билингвальной и владела греческим не хуже, чем арамейским. Иначе было бы бессмысленно выбивать столь сложные и пространные надписи». Таким образом, вероятно, греческий язык был родным языком Захарии. Будучи эллинским родственником царя Антиоха I, он, следовательно, являлся эллинским аристократом, и, возможно, последователем синкретического культа Сабазия. После рождения Иоанна Лука оставляет Захарию, и о нем больше ничего не сообщает. Когда Иисус говорит в Мф. (23:35) об убийстве Захарии, он вспоминает  другого, ветхозаветного Захарию, а не отца Иоанна. У. Баркли [3]: «Эта история изложена в мрачном отрывке 2Пар. (24:20-22). …Его побили камнями на самом дворе Храма. Можно сказать, что в библейской истории убийство Авеля – первое, а убийство Захарии – последнее».

Есть ещё одно любопытное упоминание о горе. Согласно авторитетному апокрифическому протоевангелию Иакова [62], после рождения Иоанна его мать Елизавета спрятала младенца от убийц царя Ирода в загадочной святой горе: «Елизавета же услышавши, что ищут Иоанна, взяв его, отправилась на гору. И сказала: гора Божия, прими мать с сыном, и тотчас расступилась гора, и приняла её. И просвечивал им свет, и был с ними Ангел Господень, сохраняя их». Упоминание божественного статуса горы и Ангела может дополнительно указывать на Немрут-даг. Исследователь мандеизма Р. Мацух [107] приводит мандейскую легенду из «книги Иоанна», по которой Иоанн  вскормлен на «мидийском нагорье».

Юный Иоанн Купала, Микеланджело Буонаротти,
Испания, музей Виллануэва-Прадо

Сразу после песни Захарии на рождение Иоанна, Лука говорит, а это значит, с историческим подтекстом, что «младенец же возрастал и укреплялся духом, и был в пустынях до дня явления своего Израилю Лк. (1:80), и это, возможно, не иудейская или киликийская пустыня, а коммагенская почти лунная пустыня. Сначала Иуда Галилеянин, а теперь Иоанн. Если это Немрут даг, то это уединённое, охраняемое и безопасное место. По Р. Сантала [14], «некоторые из детей могли жить у кантора какое-то время. Это было своего рода детским садом. Его также называли виноградником». Возникает интересный вопрос. Мог ли иметь сириец Лука какое-то отношение к действующему святилищу Немрут-даг? К сожалению, перед нами лишь косвенные данные: «теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу» ап. Павел, 1Кор. (13:12).

Итак, отец Иоанна (Захария) – не просто фантазийный литературный персонаж евангелия Луки, а завуалированное Лукой историческое лицо I века до н.э., образу которого искусно придан ветхозаветный колорит. На деле он греческий аристократ, родственник Антиоха и Иуды Галилеянина, имевший непосредственное отношение к святилищу Немрут-даг. Он значительно старше Иуды Галилеянина (на 10-15 лет), т.к. описывается пожилым. Вероятно, он родился около 60 г. до н.э. Святилище Немрут-даг, построенное в I веке до н.э., описано в «Откровении»: «И вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий; и сей сидящий видом был подобен камню яспису и сардису, и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду. И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я …двадцать четыре старца, которые облечены были в белые одежды и имели на головах своих золотые венцы. И от престола исходили молнии и громы и гласы, и семь светильников огненных горели перед престолом, и перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади». И далее Откр. (20:4): «И увидел я престолы и сидящих на них». Откр. (20:11): «И увидел я великий белый престол и Сидящего на нем, от лица Которого бежало небо и земля, и не нашлось им места». Вот что видел отец Иоанна. Вероятно, был он очевидцем многих событий, описанных в «Откровении». Так, очевидец присутствует в Иерусалиме в 37 г. до н.э., измеряет Иерусалимский храм, пострадавший при осаде города, находится в Иерусалиме во время землетрясения (31 г. до н.э.). У И. Мейендорфа [63], одного из крупнейших патрологов 20-века, учёного с мировым именем, есть такая замечательная фраза, которая часто вспоминается: «Интересно отметить для лучшего понимания атмосферы того времени, что средиземноморский мир был очень мал, и в образованных кругах все были знакомы друг с другом». Тем более в Сирии при Августе. Мы уже знаем очевидца книги Откровения – это сын Антипатра Дербета Николай, старательно сокрытый Лукой-Дееписателем дед Савла Николая [2], будущего ап. Павла. Само собой получается, что это он же фигурирует в Евангелии от Луки в качестве родовитого эллина с трудно произносимым именем, у которого во время землетрясения рождается сын Иоанн. Родственники его, как мы помним, спорят, как назвать сына, по-гречески (Николай Иоанн) или по-еврейски (Йоханан). У Луки он Захария, а вся история Захарии дана в древнееврейском стиле. Согласно Луке, после рождения сына он уже владеет арамейским языком, т.к. прилюдно произносит гимн в его честь. Его сын, Иоанн, отец Савла Николая, создавая Апокалипсис, использовал в своём произведении свидетельства своего отца. Сравним биографические характеристики Николая и Захарии, исходя из разных новозаветных источников и современных исследований по святилищу Немрут даг [10,11, 61, 106].

Сравнение биографических характеристик Николая/Захарии

По содержанию книг Откровения и Деяний обе судьбы Николая/Захарии и Иоанна реконструировались в [2]. Евангелие от Луки требует внести в эту реконструкцию новые элементы, вот эти биографии.

В 39 г. Николай стал потомственным римским гражданином, вышел в отставку и убыл в Зевгму, принадлежащую Коммагене, которая в тот момент была союзницей Парфии.

Свадьба Диониса, мозаика, Зевгма II-III век

В Зевгме Николай по воле Антипатра женился на молодой иудейке, можно предположить, родственнице Иезекии, противника Ирода, закрепив браком союз на торговом пути Тарс-Зевгма-Дамаск. Будучи, видимо, учёным по образованию, он мог участвовать в строительстве переправы для парфянской конницы, обороне осаждённой столицы Самосаты. Если он участвовал в насыпке кургана Антиоха I в горном святилище, это объяснит и его звание священника, и проведение им религиозных церемоний, и привилегии, связанные с этим званием. Если не он, то кто же достоин этого звания? Он мог также участвовать в обороне осаждённого римлянами Иерусалима и его восстановлении (37 г. до н.э.). По поручению Митридата II, царя Коммагены, мог посещать Великую Армению в 36 и 34 гг. до н.э. с дипломатическим поручением. Мог видеть вулкан Немрут-даг и его кальдеру – огненное озеро, горящее серою. После битвы при Акции в 31 г. до н.э. ему, как наследнику Антипатра и претенденту на власть в Ликаонии, путь на родину надолго был закрыт. Захария/Николай вынужден был срочно покинуть Зевгму, т.к. в Сирии Квириния ему стало опасно находиться, как о том мы узнаем из камня Квириния. К тому же беременность его жены вызывала опасения, и нужно было обратиться к целителям. В переезде в Иудею ему оказал помощь молодой Иуда Галилеянин (тому было около 20 лет, т.к. он родился около 50 г. до н.э.), его родственник. Николай выучил арамейский язык сразу после своего переезда в «город Иудин» после первой их встречи с Иудой перед рождением сына. У Луки читаем Лк. (1:19): «Ангел сказал ему: Я Гавриил, предстоящий перед Богом, и послан говорить с тобою». Выражение «послан» может указывать на поручение, которое было дано Иуде, прототипу Гавриила, со стороны старших (братьев, т.к. отец Иезекия погиб), в связи с просьбой Николая, обратившегося за помощью к своим союзникам и родственникам из Иудеи: «Но говорит армянское преданье,Что царь небес, не пожалев похвал, В Меркурии архангела избрал» (А. Пушкин, «Гавриилиада»).

В том же 31 г. до н.э. в Иерусалиме произошло землетрясение. Его беременная жена в это время, вероятно, находилась у целителей в Кумране, который тоже был разрушен землетрясением. Пришлось срочно вывозить её. Но все закончилось благополучно. Она родила сына. Его назвали Йоханан/Иоанн, т.е. Яхве сжалился. Иоанн, вероятно, был вторым ребёнком в семье – старшего (девочку?) Николай оставил в Тарсе, на попечении отца Антипатра и его жены. Рождение Иоанна стало событием, семейной легендой, которую потом часто вспоминали. У. Баркли [3]: «В Палестине рождение мальчика было событием большой радости. Когда приближалось время родов, около дома собирались друзья семьи и местные музыканты. Сразу после рождения ребёнка объявлялся его пол, и, если родился мальчик, музыканты ударяли в свои инструменты и запевали песни, все поздравляли друг друга и радовались. Если рождалась девочка, музыканты тихо и с сожалением расходились. Была даже такая поговорка: «Рождение мальчика вызывает мирную радость, рождение девочки – мирную скорбь». Поэтому в доме Елисаветы была особая двойная радость. Она родила ребёнка, и этот ребёнок был мальчиком. На восьмой день мальчика обрезали и давали ему имя». Заметим, его полным римским именем стало Николай Иоанн.

В Иерусалиме пришлось надолго задержаться, т.к. для его восстановления была нужда в хороших специалистах. В том же году Николаю пришло скорбное известие о гибели его отца Антипатра. Ужасно, но дорога в Ликаонию, где осталась дочь, была закрыта из-за враждебности царя Аминты, убившего его отца. Николай стал жить около Иерусалима и в Гискале на пути Тир-Дамаск. Гискала (имение жены?) стала родиной для его сына Иоанна/Йоханана, который, как сын еврейки, был принят в качестве еврея, и на всю жизнь сохранил враждебное отношение к царю Ироду и его наследникам.

Николай смог побывать в Тарсе только после завершения карательной экспедиции Квириния (25 г. до н.э.), а окончательно вернуться туда, только когда Иоанн вырос и стал учиться в Иерусалиме (позже 20 г. до н.э.). К этому времени в Сирии Николай уже не был претендентом на власть и мог вступить в права на свои имения в Дервии (Ликаония) и Тарсе (Киликия). Одновременно к нему вернулось его положение в соседней Коммагене. В 6 г. до н.э. император Август приказал строить дороги на территории Малой Азии. Для этого требовались специалисты, знающие местные условия. Поэтому без Николая не обошлось. Не случайно же одна из ветвей Виа Себастиа прошла через Дервию, где жил Николай. К 6 г. до н.э. проект дороги, конечно, уже лежал на столе Августа, и его тоже делали специалисты, знающие местность. К. Кинер [17] к Деян. (14:20б): «Дервия была пограничным пунктом на имперской дороге и, вероятно, получала доходы от таможенных пошлин». Николай сумел встроиться в римскую действительность. Для сравнения, знаменитый географ Страбон (64 г. до н.э.-20 г. н.э.) имел в чем-то похожую судьбу. Он аристократ из Понта, внук одного из генералов Митридата VI Евпатора, современник войн Рима в Азии и событий книги «Откровения». О горном святилище Немрут-даг он не упоминал, хотя его дед – родственник первосвященника Коммагены. Коммагену он описывает просто как часть Сирии времён Августа. Его дед Дорилай воевал в Митридатовых войнах на стороне Понта против Суллы и Лукулла в 70-е г. до н.э. Современный писатель-историк М. Елисеев [64]: «Римляне подготовили в Понте государственный переворот, и совершить его должен был ни кто иной, как Дорилай-младший, молочный брат Митридата (дед Страбона – там же). Страбон несколько раз подчёркивает этот момент: “Царь Митридат, уже будучи взрослым мужчиной, до того был привязан к Дорилаю в силу совместного с ним воспитания, что не только оказывал ему величайшие почести, но окружил заботой его родственников”. “Дорилай …был уличён в попытке склонить царство к восстанию на сторону римлян” (Страбон)». Так семья Страбона, став на сторону римской силы, получила от Г. Помпея римское гражданство.

А Иоанн, вероятно, остался жить в Гискале, стал еврейским патриотом-националистом, ревнителем веры, зелотом из школы Иуды Галилеянина. В 7 г. до н.э. он уже в рядах воинства Иуды Галилеянина на горе Немрут-даг во время церемонии царского брака Иуды и Марии, проведённой Николаем/Захарией, его отцом. К бракосочетанию Иоанн пишет свадебный гимн. Затем он участник восстания 4 г. до н.э. После его поражения он женится на девушке из рода Вениамина, живёт в Гискале, затем становится участником восстания переписи в 6 г. н.э. по призыву Иуды Галилеянина. По мнению современных «альтернативных» историков М. Бейджента и Р. Ли [93]: «Иосиф Флавий говорит о неком учителе по имени Саддук или Цадок, являвшемся лидером мессианского и антиримского иудейского движения. …Иоанн Креститель вполне мог быть тем самым таинственным «Саддуком», который был соратником Иуды из Галилеи, предводителя зелотов». Это высказывание интересно сопоставить с мнением священника советского времени А. Меня [108, 109 с. 250]: «Сохранилась древнерусская версия книги И. Флавия, в основу которой, по мнению некоторых историков, был положен её арамейский вариант, не дошедший до нашего времени. В этой версии Крестителю приписаны следующие смелые слова: “Бог послал меня, чтобы показать вам путь Закона, которым вы избавитесь от множества владык; и никто не будет господствовать над смертными, кроме Всевышнего, пославшего меня”. Если бы Иоанн действительно хоть раз произнёс нечто подобное, Антипа имел бы уже причину для беспокойства». Правда, впоследствии в переписке с церковным руководством А. Мень раскаивался в подобной точке зрения: «Однако сомнительно, чтобы пустынник разделял воинственные идеи Иуды Гавлонита. Даже если приведённые слова подлинны, ясно, что Иоанн не имел в виду свободу, добываемую насилием».

Когда Иуда Галилеянин погиб, то рассыпалось и его воинство. На беду, умер Николай, отец Иоанна, строительство дороги через Дервию стало ему памятником. Иоанн оказался в сложной ситуации, ему пришлось уехать из Гискалы. Иоанн и его семья переселились в Тарс. Как человек богатый, он, вероятно, привлекал средства для поддержки восставших. После поражения у него остались огромные долги, возможно, в Эфесе, возникли финансовые трудности. Он, конечно, пытался их преодолеть. Находкой явилось изготовление кожаных и шерстяных тентов и палаток, оказавшихся востребованной продукцией, а также киликийских власяниц, которые пригодились аскетам и путешественникам. Вероятно, вначале он представлял себе отчий край идиллически, как Фауст у Гёте, оказавшийся вместе с Еленой в Аркадии. Об этом пишет психолог Э. Эдингер [66]: «“Где бога с сумкою пастушьей Изобразили овчары, Соприкоснулись в простодушье Все виды жизни, все миры” (Гёте). Аркадия …эквивалентна Эдемскому саду или первому золотому веку человечества, т.е. изначальной целостности, божественности, из которой рождается эго. …Для средневекового алхимика этот эпизод должен был представлять таинственное coniunctio Солнца и Луны в реторте  (с. 275-277)», т.е. алхимическую свадьбу [66, 91]. Результат coniunctio не замедлил себя ждать.  А. Азимов [16]: «Так как Тарс был важным центром торговли, в нем собралась колония иудеев, которая развивалась и процветала. В какой-то год, который совершенно неизвестен, но можно рискнуть, предположив, что это был 10 г., там родился Савл из Тарса, и это стало действительно самое известное событие в истории города». Сын назван в честь первого иудейского царя Саула и является потомственным римским гражданином по имени Николай Савл. Идиллия иллюзорна: проблемы, возникшие у Иоанна Николая, обострились и, в конце концов, вынудили его отказаться от торговли на отрезке караванного пути, проходящего по территории Малой Азии от  Зевгмы на Евфрате к Эфесу, детища его отца Николая. Э. Пейджелс [65]: «Иоанн, очевидно, хотел, чтобы божии «святые» бойкотировали экономические контакты с Римом в любой форме, …означает ли это принятие имперской печати, или присоединение к торговой гильдии, или даже просто римскую монету в руках». Чувство ненависти к Риму его переполняло, а жить приходилось в римско-эллинистической среде, признавшей правление Августа золотым веком. К. Юнг [49]: «Бессознательное не изолирует и не расчленяет свои объекты, как это делает сознание. Оно не мыслит абстрактно или отстранённо от субъекта: личность экстатика и визионера всегда втянута и включена в него». Ему с горечью вспоминался написанный им победный свадебный гимн в честь Иуды Галилеянина и его невесты, в котором он превозносил его как нового Митру. Он сам не заметил, как стал переделывать его, повинуясь чувству мести. По словам К. Юнга, комментирующему «Откровение» [49], «проблема Иоанна была не личностного характера. Это было связано с видениями, которые приходили к нему с такой глубины понимания». Воспоминания и дневники его отца Николая дали ему неоценимый материал. История надела апокалиптические маски и заговорила языком еврейских пророков об Иуде Галилеянине и жертвенных иудейских царях. Образ запечатанной книги с семью печатями мог быть навеян, вероятно, обычаями делового оборота Коммагены, по которому сделки запечатлялись семью свидетелями (Кинер [17]). Семь печатей придают достоверность торжественному свидетельству у престола бога. К. Юнг [49]: «Я склонен полагать, что его характеристика как Сына, рожденного для мщения, …напросилась автору «Апокалипсиса» на перо как …естественное для него толкование». Свадебный пир у него превратился в пир птиц-стервятников, пожирающих трупы вражеских воинов, царей и военачальников. «Во веки веков» идёт дым от пожара храма Артемиды Эфесской, безжалостного и назойливого заимодавца, как предзнаменование неистового и беспощадного суда у престола Бога в сопровождении 24 старцев. На него Бог призывает даже мёртвых и присуждает победу-жизнь не сильному, а праведному, не зверю, а агнцу.

Всех, кроме избранных, ждёт смерть вторая в огненном озере, горящем серою. Бесчисленные ангелы поют и возливают у престола Бога вино ярости и гнева божьего: «И истоптаны ягоды в точиле за городом, и потекла кровь из точила даже до узд конских, на тысячу шестьсот стадий (Откр 14:19–20). Великая книга была закончена, когда Иоанн восхитился новым видением невесты Агнца: небесно-иерусалимской крепости с престолом Бога и Агнца, где Агнец, последний судия, совершенно не нуждается в мщении. В его руки передаётся суд, а у всех других изымается. Как не вспомнить ап. Павла, интерпретатора произведения своего отца: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь». Рим. (12:19–20).

«О Рим, о гордый край разврата, злодеянья!
Придёт ужасный день, день мщенья, наказанья.
Предвижу грозного величия конец:
Падёт, падёт во прах вселенныя венец».

А. Пушкин «Лицинию»

К. Юнг [49] продолжает свою характеристику Иоанна: «У него вполне могли быть кошмары, о которых невозможно догадаться по его сознательной программе. Его речь звучит так, будто он познал не только греховное состояние, но и совершенную любовь». И ещё, К. Юнг (цитируется по [66]):  «Современный человек, разбираясь в образе Фауста и, … ставя себя на место Солнца, овладевает Еленой или Луной, его собственной внутренней, женственной противоположностью. Таким образом, объективный процесс соединения становится субъективным действием мастера: вместо того, чтобы наблюдать драму, он становится одним из действующих лиц. Фауст возвращает coniunctio в сферу личного психологического опыта и, сдедовательно, в сознание. Этот решающий шаг означает не что иное, как решение алхимической загадки и в то же самое время освобождение ранее бессознательной части личности. Но каждый рост сознания таит опасность инфляции. …Поспешные попытки Фауста присвоить Елену как свою собственность парадоксальным образом порождают греховную инфляцию и потребность в героических свершениях (с. 277-278)». Только кто в его военной поэме является Луной-Еленой? Психолога можно так понять, что после гибели Иуды Галилеянина у Иоанна  были шансы оказаться по отношению к Марии на месте обручника Иосифа. Однако, он не использовал их, в «Откровении» он не отождествил себя с фигурой Артагна-Геракла-Ареса [106] из святилища Немрут-даг.  Э. Эдингер [97]: «Арес был богом войн, распрей, борьбы. Принцип Ареса – агрессивная энергия. В мифах он предстаёт преимущественно как любовник Афродиты с.40». Иоанн избежал роли Ареса, воина-любовника Луны-Тихе-Фортуны, а, значит, избежал и роли мстителя. Роль мстителя в поэме целиком отдаётся Агнцу, который таким образом в отмщении не нуждается.

Когда Иоанн закончил поэму, он стал похож на Геракла, возвратившегося из райского сада. Э. Эдингер [97]: «Предпоследним заданием Геракла было принести золотые яблоки из сада Гесперид, которые охранял дракон, свернувшийся вокруг дерева – эти характеристики указывают на явную аналогию с Эдемским садом. Геракл договорился с титаном Атлантом, что подержит за него небосвод, пока тот достанет ему золотые яблоки. …Яблоки Гесперид и весь образ рая является выражением целостности, которая не может быть достигнута, пока индивид не может выдержать вес всего мира на своих плечах. Эта задача должна быть выполнена (Геракл попросил Атланта снова принять ношу [97]). Последним подвигом Геракла была поимка Цербера, подземного пса, охраняющего вход в ад с. 67-68». Иуда-Агнец – это Атлант с ношей мщения. Иоанн, как Геракл, возвращается с золотыми яблоками.

Тихе-Фортуна – это судьба, счастье. Стоики, и в их числе М. Цицерон, превозносили Тихе-Фортуну, считали, что перед ней бессильны даже боги: «Но если ничто не происходит без судьбы, то и обращение к богам ничем не может помочь» М. Цицерон, «О дивинации». У. Баркли [3]: «Греческое слово баптицейн означает погружать или опускать. Так погружают одежду при крашении, судно может погрузиться под волны. Это слово может быть употреблено и по отношению к человеку настолько пьяному, что он весь пропитан спиртным». И человек, как судно, может навсегда погрузиться под волны, если у него такая судьба. В [2] вслед за У. Баркли, был намёк на то, что Иоанн спился, погиб от вина, но под напором фактов автору пришлось изменить своё мнение. Не спился он. Нет, не зря Иоанн верил в спасение. Это старые боги Олимпа бессильны, а мистериальные боги, как стали думать, могут спасти от судьбы. Обращение к мистериальным богам спасения Митре, Аттису стало увлечением эллинского мира, и Иоанн не исключение, он избранный. О том и его книга. Иоанн не погиб в кровавом бою, не пришлось ему погибнуть и от вина. «Откровение» – это и есть золотые яблоки из сада Гесперид, которые принёс Геракл и приступил к новому заданию.

Артагн-Геракл-Арес на горе Немрут даг

Существует «нетрадиционное мнение» (по оценке [23]), принадлежащее Джозефине Форд [67], согласно которому перед престолом бога оглашалось не просто свидетельство, а разводное письмо Агнца с неверным Израилем. Так это или нет, но внезапно золотая чаша гнева божия оказалась в руках его жены, она потребовала развода. Пока он добывал золотые яблоки, она решилась на новый брак (см. далее). И он совершенно отрезвел. Жена не была равноправной ему гражданкой Рима, поэтому он был вправе дать ей развод, который уже назрел. Однако, её повторный брак при живом муже был бы по назорейским меркам его собственным прелюбодеянием. Завязался гордиев узел, и он, как когда-то Александр Македонский в Азии, решил его разрубить. Он инкогнито возвратился в Галилею на Иордан, чтобы принять обет и стать аскетом согласно вещим словам Гавриила: «Он… не будет пить вина и сикера» Лк. (1:15), евр. shekar – «крепкий напиток». А что при этом говорили в Тарсе? Могли говорить, что он дал жене разводное письмо или же, скорее, отказался дать такое письмо. Могли говорить, что он погиб на пути из Дервии, утонул в Кидне, пытаясь спасти новую партию палаток, упавшую в ущелье при переходе через Киликийские ворота. В такую смерть легко было поверить, учитывая род его занятий, а также слухи о его возлияниях. Для сравнения, ведь и ап. Павел «много раз был в опасности на реках» 2Кор. (11:23-31). По мнению Р. Сантала [14], при Гамалииле, учителе ап. Павла, «если супруг женщины умирал, то теперь одного, а не двух свидетелей было достаточно для того, чтобы подтвердить что «она свободна и может снова вступить в брак». Таким образом, с ним произошло невероятное событие, оно же обыкновенное чудо. Он утонул в Кидне, а вышел невредимым из Иордана!

Это дополнительно подтверждает апокалиптическая преемственность в творчестве его сына – ап. Павла. Не случайно А. Швейцер [69], Дж. Данн [15], И. Иеремиас [1], Д. Гатри [7] и другие авторы говорят о преемственности апокалиптического христианства ап. Павла. Дж. Данн называет Павла интерпретатором [15]: «Для Павла керигматическое предание было преданием интерпретированным, – интерпретированным в свете его личной встречи с воскресшим Иисусом». Преемственность творчества и его личная встреча с Иисусом трактуется им как следствие чуда на пути в Дамаск. По словам Дж. Данна [15], «Павел добился больших успехов как миссионер и основатель церквей 1Кор. (3:5сл., 10; 9:2; 15:9сл.); 2Кор. (10:13–16); его роль была глубоко эсхатологической (Рим 11:13–15; 1 Кор 4:9)».

Но чудо на пути Павла в Дамаск, которое Дж. Данн [15] называет встречей с воскресшим Иисусом, – в будущем, а пока он – мальчик Савл Николай. По словам Р. Сантала [14], в Тарсе «он получил основы образования, будучи тщательно наставлен в отеческом законе» и прибыл учиться около 23 г. в Иерусалим, где, вероятно, в 27 г. он окончил училище Гамалиила. Ему 17 лет. Одновременно в 27 г. его отец Иоанн начал проводить в Иудее публичные проповеди и окунания. Его уже называли Баптист (Купала). Иоанн хранит тайну своего происхождения то ли из-за своего мятежного прошлого, то ли ввиду полного отказа от прошлой жизни на фоне развода или с тем, чтобы не навредить жизни и карьере сына. Слухов о Савле, что он сын Иоанна, почти нет. Закономерен вопрос: встречались ли отец с сыном? Прежде всего, заметим, к этому не имелось препятствий со стороны сына, т.к. отец не мог быть инициатором развода с женой, матерью Павла. Это мать Павла вступила во второй брак, коли родила сына Руфа, когда Павел, вероятно, был ещё маленьким мальчиком. Нам об этом известно из послания Павла Рим. (16:13): «приветствуйте Руфа, … и матерь его и мою». После отъезда матери Павел остался в Киликии и сохранил за собой владения Иоанна. Р. Сантала [14]: «Отцы нередко склонялись к мнению, что после того, как их мальчики подрастали, их следовало отправлять в Иерусалим для дальнейшего обучения. Рабби Гамалиил основал там школу на пятьсот учеников». Прибыв в Иерусалим в возрасте около 13-ти лет, Павел получил возможность общения с отцом (он жил вблизи Иерихона на расстоянии всего нескольких километров от Иерусалима). Грех было бы этой возможностью не воспользоваться, прежде всего, отцу, вынужденно оставшемуся без сына. Павел рос без отца. Естественно, если они обрели друг друга и постепенно сблизились. Их общение периодически могло иметь место во время обучения Павла. Бывая у него или следуя за ним, молодой Савл мог познакомиться и с его учениками, что было для него полезным и лестным. А последователь (тальмид) и есть ученик. Хотя Павел в своих посланиях не упоминает об отце, охраняя свою тайну, зато он признает себя «неумеренным ревнителем отеческих моих преданий» Гал. (1:14) и, конечно, знаком с его великим произведением, свитком «видений» Апокалипсиса. Вступая в общение, Савл естественным образом становится учеником Иоанна, своего отца, известного проповедника, основателя собственной религиозной школы. Среди учеников Иоанна его могли именовать, как, к примеру, и Нафанаила (Варфоломея), назорейским прозвищем-отчеством Савл бар-Иоанн, или просто бар-Иоанн. После казни Иоанна для Павла быть сыном казненного иудейского мистика-патриота стало смертельно опасным. И его сыновство осталось тайной.

Дж. Кэмпбелл [28]: «В переводе на христианскую терминологию главной темой мистических религий становится смерть старого и рождение нового. …Мотив духовного рождения свидетельствует о перемещении внимания с первоочередных забот о существовании человека, как существа исключительно биологического, к пробуждению чувства духовного как цели жизни. Нам следует понять, что животный аспект призван поддерживать эти духовные усилия, а не делать их тщетными». Й. Ратцингер (Папа Бенедикт XVI) [60]: «В обряде Окунания (крещения) …присутствует символика смерти: за погружением в воду скрывается символ смертоносного, все уничтожающего, все разрушающего потопа. Вместе с тем, водная стихия являет собой символ жизни: вспомним великие реки Нил, Евфрат, Тигр. Точно так же и Иордан воспринимался …жителями окрестных земель как источник жизни. В таинстве Окунания происходит очищение, освобождение от скверны прошлого, отягчающей жизнь и замутняющей её, то есть речь идёт о новом начале – в конечном счёте, о смерти и воскресении, о новом рождении. …Его нельзя повторить, и оно должно знаменовать собою начало преображения, дающего всей жизни совершенно новое направление и определяющего весь её дальнейший ход».

Чурсин Валерий Николаевич