2. Лука вуалирует события

Дж. Данн [15]: «Апокалиптическое христианство всегда было одним из самых поразительных и важных выражений христианской веры. Как теперь считается, христианство впервые возникло именно в контексте апокалиптической мысли. Никакая "траектория" так не заметна в историческом христианстве, как та, что ведёт от апокалиптических чаяний поздних иудейских пророков, через раннеиудейскую апокалиптическую литературу, Кумран, Иоанна Крестителя, Иисуса, первоначальную палестинскую общину, раннего Павла, Книгу Откровения. Христианство возникло как одна из иудейских эсхатологических сект, где апокалиптика была тесно связана как с проповедью Иоанна Крестителя, так и с проповедью Иисуса. Поскольку отсюда началось все христианство, в определённом смысле апокалиптика была матерью всего христианского богословия».

Дж. Данн изучает апокалиптическую тему в творчестве ап. Павла [15]: «Самые ранние книги Нового Завета, не являясь апокалипсисами как таковыми, имеют характерные апокалиптические черты (см. особенно 1Фес. (1:9–10, 4:13–5:11, 23), 2Фес. (1:4–10,2:1–12). Не подлежит сомнению, что, по крайней мере, в Фессалониках, проповедь Павла была отмечена апокалиптической эсхатологией. Об этом сам Павел напоминает фессалоникийским верующим 2Фес. (2:5). Яркой особенностью является упование на близкую парусию: было хорошо известно, что фессалоникийцы обратились к Богу в ожидании парусии, пришествия Иисуса, который избавит их от эсхатологического гнева и осуждения Божьего 1Фес. (1:9–10). Очевидно, проповедь Павла привела обращённых им людей к вере в близость эсхатологического завершения. …Саму парусию он описывает характерным апокалиптическим языком – как схождение с небес, с архангелами и облаками, громкими кличами и звуком трубным, с воскресением мёртвых 1Фес. (4:16–17): “Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдёт с неба, и мёртвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем”. Пришествие произойдёт без предупреждения и принесёт неожиданную и страшную гибель неготовым, муки родов нового века, которых "никак не избегнут" 1Фес. (5:2–3). Отметим, что это апокалиптическое предчувствие, видимо, во многом основывалось на пророчестве 1Фес. (5:19–20). Итак, самый ранний текст Нового Завета не только имеет ряд ярких апокалиптических черт, но и показывает, насколько апокалиптичны были по своему характеру учение и чаяния ранних Павловых церквей».

Иное дело Лука, считает Дж. Данн [15]: «По своим причинам Лука предпочёл проигнорировать или подавить этот важный аспект раннего христианства: в первые несколько лет было много провидцев и видений (часто ангелов), но в рассказе Луки лишь немногие повествования оправдывают название "апокалиптика". Лука переинтерпретировал Марка: то, что для Марка (и, возможно, для Иисуса) было неразрывно связано (разрушение Храма и парусия), он разделил на два разных события. У него получилось, что ранняя апокалиптическая надежда частично уже исполнилась, Иерусалим пал, Храм разрушен – "мерзость запустения" была расшифрована через это событие как осада Иерусалима (римскими) армиями Лк. (21:20). В то же время апокалиптическая надежда по-прежнему остается: присутствующие уже у Марка сдерживающие нотки получают развитие с целью разделить разрушение Иерусалима и парусию и обновить надежду на парусию Лк. (21:27–28, 31–32); отметим также Лк. (17:22–18:8). Отметим, что, хотя апокалиптические чаяния Марка (и Иисуса) не исполнились, Лука не убирает апокалиптическую речь. Он лишь переинтерпретирует ее в свете несбывшихся ожиданий, не оставляя выраженную ею надежду. Относительно керигмы (проповеди – [15]) в Деяниях нужно сказать следующее: она не содержит богословия креста и не делает попыток приписать смерти Иисуса определённое искупительное значение. Лука не мог не знать о горячих эсхатологических чаяниях первоначального христианства. Поэтому объяснение может быть лишь одно: он решил эту особенность проигнорировать или скрыть – даже ценой того, что общность имущества покажется не проявлением ревностной веры, а полной безответственностью. Добавим, что, как было широко признано за последние 30 лет, сам факт написания истории первоначального христианства (а не апокалипсиса) был признанием того, что первоначальное упование на парусию было ошибочным и что само это упование угасло».

Дж. Кроссан [8]: «Даже те, кто, подобно Павлу и Марку, настаивали на реальности Царства здесь и теперь, и необходимости войти в него, обещали близкий Конец. Аналогичным образом поступал и автор Апокалипсиса. Но с близким Концом они ошиблись. …Римская империя не была уничтожена Христом, а – к добру или худу – обратилась ко Христу при Константине и его преемниках в IV веке. На такой поворот событий в новозаветном Апокалипсисе нет ни малейшего намёка. Гибель – да; обращение – нет. Лишь автор Луки-Деяний угадал правильно: будущее – за римским христианством».

Известный американский мифолог и религиовед Дж. Кэмпбелл [28]: «Святой Павел, писавший свои послания и письма по-гречески, будучи евреем, оказался между двумя традициями: жёстким монотеизмом иудаизма и синкретическим многобожием греческой традиции. …Воинственный народ, борясь за своё существование против других, делает акцент на специальных общественных формах и своём образе жизни. Поэтому мы наблюдаем социальные, а не природные акценты. Это может зайти так далеко, что допускается попытка отмены природы, как и происходит в Ветхом Завете. Перечитайте Исход, Левит, Числа, Второзаконие: законы, законы, законы. Как провести пробор на волосах, как сморкаться, что можно есть и что нельзя. Это не имеет ничего общего с природой; это связано с тем, что мы делаем, что держит нас в едином обществе. Мы не можем объединиться с кем-то ещё, нас не перепутают с кем-либо. Законы питания… у евреев изолирующие – для этого они и существуют». Д. Гатри [7]: «Закон мог только наложить проклятие, а Христос снял его Гал. (3:10–14). Это значит, что попечение закона должно прекратиться, когда достигается бесконечно высшее состояние ответственного сыновства. Если закон делает людей рабами, то вера делает их сынами и наследниками Гал. (4:1–7). Дж. Данн [15]: «Павел и его оппоненты спорили не о традиционной формулировке благовестия, а о Павловой интерпретации его. Павел был убеждён: воскресший Иисус назначил его апостолом к язычникам, причём благовестие язычникам свободно от иудейского закона, письменного и устного. Именно это толкование его апостольства и керигматического предания вызывало протест у многих иудеохристиан. Предание могло интерпретироваться по–разному. Многие иудеохристиане толковали его в свете "предания старцев", а Павел – в свете "откровения Иисуса Христа" (полученного им на дороге в Дамаск)». Таким образом, Дж. Данн называет ап. Павла интерпретатором христианского предания. Дж. Данн [15]: «Служение апостола в Павловой церкви было уникальным: его доверил Павлу лично воскресший Христос 1Кор. (9:1; 15:7); Гал. (1:15сл.). Заметим, Лука трижды возвращается к чуду на пути в Дамаск. Дж. Данн [15]: «Взгляд Павла на Иисуса как на "конец закона" Рим. (10:4) коренится не только в его понимании смерти и воскресения Иисуса, но также в убеждённости в …высшем авторитете истолкования Иисусом закона ср. Мк. (7:19). То есть суверенное истолкование Иисусом Закона в свете грядущего Царства … даёт нам другую опорную точку в служении исторического Иисуса». А когда ап. Павел в своей проповеди к язычникам противопоставил Христа Адаму и ограничил действие иудейских законов питания и обрезания, это вызвало ненависть к нему и сопротивление со стороны иудеев и иудеохристиан.

Дж. Кэмпбелл [28]: «С точки зрения такого сдвига в фокусе восприятия грехопадение в Эдемском саду стало впадением …в царство иллюзорных пар противоположностей. Крест становится вторым деревом в саду Эдема, деревом бессмертия, а сам Христос плодом вечной жизни». Лука с большим искусством, следуя Павлу, акцентирует иллюзию противоположных пар: иудеи или эллины, жизнь или смерть. В результате этого значение некоторых событий, связанных с пребыванием молодого Павла в Иерусалиме в роковые дни страстей господних, вероятно, каким-то образом померкло, они почему-то не попали в поле зрения Дееписателя, а со временем скрылись во мраке. По словам Дж. Данна [15]: «Он скрыл очень серьёзное и глубокое разделение между сосредоточенными на Иерусалиме иудеохристианами и расширяющейся миссией среди язычников». Не с этим ли связано отсутствие молодого Павла в Деяниях в эти дни? Итак, Лука вуалирует.

Вуалирует Лука и повествование о пребывании ап. Павла в Риме, вероятно, чтобы не сообщать о его казни. По словам Д. Гатри [7], «некоторые учёные видят в Деян. (20:25) явное указание на то, что автор знал о мученической смерти Павла в Риме» А. Азимов [16]: «Есть признаки того, что автор Деяний фактически был спутником Павла, сопровождавшим его в его путешествиях». Д. Гатри [7]: «Тесная связь между Павлом и Лукой в равной мере объясняет одинаковые у них акценты». Лука упоминается в Посланиях апостола Павла к Филимону Флм. (24), втором послании к Тимофею 2Тим. (4:10) и в послании к Колоссянам Кол. (4:14). Д. Гатри [7]: «Предисловие евангелия Лк. (1:3) обращено к одному человеку, Феофилу, который называется "достопочтенным", что, очевидно, указывает на его высокое общественное положение. Некоторые считают, что Феофил – вымышленное имя для каждого "любящего Бога", но ввиду официального характера предисловия и общепринятой практики адресовать свои труды уважаемым людям, более естественным будет считать Феофила реальным лицом». По словам А. Азимова [16], «некоторые говорили, что Феофил был чиновником римского суда, который судил апостола Павла, и что Евангелие от Луки было, в сущности, кратким изложением защиты, подготовленным близким другом Павла и его помощником. Оно было предназначено для ознакомления суда с тем фактом, что Павел был не предателем Рима, а посланником Бога». У. Баркли [3]: «Лука называет его «достопочтенный Феофил». Такое обращение применялось лишь к чиновникам высокого ранга в Римском правительстве. Феофил, как и сам Лука, был из язычников». Учитывая скрытность Луки, уместно поинтересоваться: а не скрывается ли за именем Феофил («любящий Бога»), другое, но похожее имя Тимофей («почитающий Бога»)? Т.е. имя ученика и приёмного сына Павла. Не он ли заказчик «Деяний» и евангелия? Знаменитый агиограф 17-го века Дм. Ростовский [29]: «апостол Павел везде называет его своим сыном 1Кор. (4:17); 1Тим. (1:2, 18); 2Тим. (1:2, 2:1)». По церковному преданию, евангелие от Луки было написано в Риме. То же у Дм. Ростовского [29]: «В Риме же святой Лука написал своё Евангелие и книгу Деяний святых Апостолов». Д. Гатри [7]: «В прологе "Против Маркиона" говорится, что Лука был в Ахайе, когда писал Евангелие, Иероним в одной из своих книг говорит, что Деяния были написаны в Риме. Скорее всего это был Рим, так как кульминационным моментом Деяний является приезд Павла в Рим. …Прото-Лука (древнейшая часть Лк.) наиболее точно датируется в пределах 60-65 гг. от Р.Х.».

Тимофей воспитывался на иудейской литературе и обычаях: «ты из детства знаешь священные писания», пишет ап. Павел в 2Тим. (3:15). О том, что иудейские мифы получили заметное распространение в римской империи при Августе, видно по «Науке любви» Овидия [30]: «не пропусти священного дня сирийских евреев» (советует другу оставить субботу для любовных утех, ст. 75), при Нероне поэт Лукан пишет о культе незримого божества. «Метаморфозы» Овидия [30] содержат адаптацию библейского сюжета об Аврааме и Сарре. «Рассказ о божественных гостях и их радушном приеме Авраамом, – говорит известный английский библеист 20-го века С. Хук [32], – эхом повторяется в рассказе Овидия о приеме Зевса и Гермеса Филемоном-Philemon и Бавкидой-Baucis, после чего водный поток уничтожил негостеприимных жителей городка». А. Азимов[16]: «Когда Зевс и Гермес появились в скромном облике, эта пара, когда их соседи отвергли богов, предложила им все свое гостеприимство. В результате соседи были наказаны, а бедная хижина Филемона и Бавкиды была превращена в красивый храм, в котором они стали служить в качестве священника и священнослужительницы, и в дальнейшем им подарили благо закончить свою жизнь вместе и остаться после смерти соединёнными навеки».

Пейзаж с Филемоном и Бавкидой, П. Рубенс

Месопотамские боги грозы Хадад и плодородия Бау
в сравнении с Кибелой

Philemon – это однолюб, а Baucis, Бау «была колдуньей и помощницей в родах, а позже стала матерью земли – Деметрой, – считает современная исследовательница месопотамских мифов И.Н. Болл [33]. На артефакте слева из Дура Европос (Сирия) и на монете из Иераполиса (Хеттское царство) справа представлен Хадад с его священными быками рядом с Бау и её священными львами. Как Деметра/Кибела она часто изображалась с двумя львами».

Сарра и Авраам в мифе у Овидия превратились в Бавкиду и Филемона – персонажей, похожих на героев местных мифов – Кибелу и её спутника однолюба-Аттиса. У язычников боги и ангелы как будто жили недалеко от людей. О том, что ангелы прельщались красотой греческих женщин и совокуплялись с ними, напоминает ап. Павел, советуя коринфским женщинам одевать в собрании платки на голову, чтобы не соблазнять ангелов: «Посему жена и должна иметь на голове своей знак власти над нею, для Ангелов» 1Кор. (11:10).

Действие сюжета о Филимоне и Бавкиде у Овидия происходит в Малой Азии на территории между Фригией и Каппадокией (Тиана). Это родина Тимофея, жившего в Ликаонии (Листре). Этот рассказ как бы вновь оживает у Луки в Деян. (14:11): «Боги в образе человеческом сошли к нам», где в ролях Зевса и Гермеса выступают Павел (Гермес) и Варнава (Зевс), прибывшие в Листру, в имение, чья хозяйка Лоис – бабушка Тимофея. В их честь намеревались принести жертву богам. Павсаний (ix, 22, 1) говорит, что на празднике Гермеса вокруг городских стен юноша обносил барана, которого затем приносили в жертву. Баран как бы принимал на себя все грехи целого города, тем самым их искупая. Гермес Бараноносец олицетворял молодость и красоту. Эвника, «матерь Тимофея», – пишет Дм. Ростовский, – «с радостью приняла святого апостола Павла в дом свой, заботилась о его содержании и удобствах жизни и, наконец, отдала ему в обучение сына. …Святой Павел возлюбил его даже более, чем его родители по плоти». Р. Сантала [14]: «Возможно, Павел был женат в годы, которые он провёл в Тарсе». По мнению известного православного проповедника К. Безобразова [35]: «Павел знал, что жениться лучше, чем разжигаться 1Кор. (7:9), и, тем не менее, безбрачным и вдовицам советовал оставаться, как он 1Кор. (7:8). Овдовел ли Павел в молодые годы, как думают многие учёные в наши дни»? Согласно [2], у Павла был брак с Эвникой, который возник во время его первого путешествия в Листру и Дервию, но, к сожалению, он был недолгим. Через несколько лет Павел овдовел, а Тимофея, как своего приёмного сына, обрезал по закону Моисея Деян. (16:3). Д. Гатри [7]: «Обрезание Тимофея, мать которого была еврейкой, просто подтверждало его расовую принадлежность». Дм. Ростовский [29]: «Тимофей почерпнул все добродетели от сосуда избранного, апостола Павла, Павел поставил его сначала диаконом, затем пресвитером и наконец – епископом». Ко времени написания Лукой Деяний и Евангелия Тимофей превратился в знатного достопочтенного мужа, римского гражданина, литературного секретаря Павла и епископа Эфеса. У христиан он причисляется к 70 апостолам, т.е. к «бывшим с самого начала очевидцами и служителями Слова» Лк. (1:2), мощи его были перенесены в Константинополь. К кому же, как не к нему обращается Лука в Лк. (1:3-4), представляя своё произведение – «твердое основание того учения, в котором ты был наставлен», – и отчитываясь перед ним о выполнении поставленной задачи – «исследовании всего с начала»?

Выше уже говорилось, что соседнее с Листрой имение в Дервии принадлежало Павлу и перешло к нему по наследству вместе с римским гражданством [2]. Его прадед Антипатр Дербет, сын Перелая, династ Ликаонии (Моммзен [6]) греко-македонского происхождения, владел областью горного Тавра с городами Листра, Исаврия и Дервия. Длительное время он являлся сторонником Секста Помпея, сына Г. Помпея, ставшего покровителем пиратов. В 39 гг. до н.э. Антипатр Дербет перешел на сторону Антония, после чего, вероятно, получил в 39 г. до н.э. римское гражданство по Мисенскому договору. В связи с этим он сыграл значительную роль в победе римского оружия в войне с Парфией. Антипатр был, вероятно, союзником и родственником Антиоха I, царя Коммагены. Из переписки М. Цицерона известно, что у Антипатра был сын, который родился около 60 г. до н.э., а с 50 г. до н.э. был заложником у римской власти в г. Тарсе, там и воспитывался, получил образование. Сын Антипатра Дербета и есть дед Павла. От него и римско-эллинское имя ап. Павла Николай. Р. Сантала [14]: «Римские граждане обычно имели три имени» – преномен (личное имя), номен (имя рода) и когномен (прозвище). Применение этого родового имени семейством Павла выявляется сравнением с именами членов семейства Иродов. Иудейский царь Ирод был взрослым, когда его отец Антипатр стал римским гражданином. Также и Николай был взрослым, когда Антипатр Дербет, его отец и тёзка отца Ирода, получил римское гражданство. Поэтому их личные имена стали именами родовыми для них, их детей и внуков, например, для Ирода Антипы и Ирода Агриппы. Итак, римское имя ап. Павла – Савл Николай, а после сделки с проконсулом Кипра Сергием Павлом – Савл Николай Павел. А вот каким было личное имя отца Павла, можно попытаться угадать, предположив, что Павел – «избранный сосуд» и ревнитель «отеческих преданий». Его отец и написал свиток «видений», он и есть тайнозритель, сын очевидца, т.е. Иоанн Николай. Тимофей, секретарь и приёмный сын Павла, имеет греческое имя, но, вероятно, получил от Павла при обрезании ещё и еврейское имя, если по обычаю, то имя умершего деда – Иоанн, которым и подписано «Откровение».

Николай→Иоанн→Павел→Иоанн,

такой гипотетически может быть авторская цепочка «Откровения». Вот что может скрывать Лука Деяний – тайну двух Иоаннов.

По словам И. Иеремиаса, в Ин. (5:19-20а) «Иисус объясняет передачу откровения – сравнивая его с тем, что происходит между отцом и сыном, где сын изображается как ученик: “Истинно, истинно говорю вам: Сын ничего не может делать сам от себя, (но) только то, что видит, как его отец делает. Ибо, что тот делает, в том подражает ему сын. Ибо отец любит сына и посвящает его во все, что сам делает”. Было общепринятым, что сын обучался ремеслу своего отца. Многие ремесла имели свои секреты, которые тщательно оберегались и в которые отец посвящал сына. Следовательно, образ ученика говорит о том, что Отец посвятил Иисуса в свою тайну посредством откровения».

Вероятно, то же и у Павла. Дж. Данн [4]: «Прикосновение Духа, которое, по Павлу, составляет квинтэссенцию христианства, – это прикосновение Духа Сына, взывающего: "Авва, Отче!" Рим. (8:15–16), Гал. (4:6)».

Возможно, именно ради сына-заложника Николая Антипатр стал союзником триумвира Антония и получил римское гражданство в 39 г. до н.э. Поэтому он помог Вентидию Бассу, легату Антония, разбить в 38 г. до н.э. армию Парфии под руководством царевича Пакора I, перешедшую Евфрат у г. Зевгмы. Затем Вентидий осадил Самосату, но она выдержала осаду. Получив денежную компенсацию, Антоний оставил Самосату за Антиохом I, а Коммагена сохранила самостоятельность. Согласно [2], в то время как Антипатр помогал Антонию и Вентидию разбить Пакора, его сын, Николай, видимо, помогал Антиоху оборонять Самосату. Антиох умер в 38 г. до н.э. и был похоронен на горе Немрут-даг. Над его могилой был насыпан курган из речной гальки, и святилище приобрело окончательный вид. Царем Коммагены стал его сын Митридат II. В 31 г. до н.э. произошла битва при Акции, которую Антоний проиграл Августу. Положение на Востоке резко изменилось. У Митридата II, сторонника Антония, Август отобрал г. Зевгма и передал её провинции Сирия. Аминта, сторонник Августа, получил от него Исаврию, отобранную им у Антипатра, и около 30 г. до н.э. убил его. Но в 25 г. до н.э. Исаврия отомстила Аминте, восстала и убила его (Моммзен [6]). Весь этот клубок событий заметно повлиял на евангельскую историю. При этом Лука скрывает от нас информацию об эллинской ветви в происхождении ап. Павла Деян. (14:1-21, 16:1-3), для чего сворачивает повествование о г. Дерба в Ликаонии, через которую проходили три его путешествия. Одновременно он акцентирует внимание на наследственном римском гражданстве Павла, но скрывая от нас, что он внук Николая. Никаких прямых данных о происхождении Павла он не сообщает, как и сам Павел, в связи с чем в [2] пришлось обращаться к косвенным данным.

В Азии существовал синкретический иудео-языческий культ гипсистиариев (греч. υψιστος – высочайший) [36]. Современный российский антиковед И. Левинская [37] говорит о Боге Высочайшем: «То, что евреи называли Бога «высочайший», сомнения не вызывает. В Септуагинте эпитет «высочайший» встречается 110 раз. Он встречается также в некоторых несомненно еврейских надписях. Адептами Бога Высочайшего были язычники, испытавшие влияние иудаизма, квазипрозелиты». Евреи находятся в Малой Азии со времени Селевкида Антиоха III, переселившего туда 2000 семейств из Вавилона (в III веке до н.э.). Об этом периоде напоминает библейская книга Даниила. В 139 г. до н. э. иудеи были высланы из Рима, «за распространение культа Юпитера Сабазия».

По древнему преданию, мать Александра Македонского царица Олимпиада была посвящена в культ рогатого фракийско-фригийского бога Диониса Сабазия, а Александр был сыном этого бога. Плутарх отождествляет Диониса с иудейским богом субботы. Пелла, столица Македонии, была одним из культовых центров этого бога. Культ имел оргиастический характер, на празднествах Сабазия адепты плясали со змеями в руках. Об этом говорит древнегреческий сатирик Лукиан из Самосаты (II век): «В Пелле они увидели огромных змей, вполне ручных и настолько безобидных, что их могли кормить женщины; они спали с детьми, позволяли себя топтать и не сердились, если их начинали мять руками; они кормились молоком, беря грудь совсем как младенцы. Подобные змеи водятся в этой местности в изобилии, поэтому в древности распространилось предание об Олимпиаде; я думаю, что она спала с такой змеей, когда была беременна Александром» [38] (п.7). Эротические моменты этого культа импонируют Овидию [30]: «Была наука страсти нежной, Которую воспел Назон, За что страдальцем кончил он Свой век блестящий и мятежный, В Молдавии, в глуши степей, Вдали Италии своей», говорит А. Пушкин в «Е. Онегине».

Современный автор, протоиерей Р. Снигирев [39]: «О существовании в эллинистическом мире апостольского времени общин боящихся Бога, к которым обращается апостол Павел в своём путешествии Деян. (13:16), имеются археологические свидетельства: из Киликии дошла надпись в честь начальника синагоги, поставленная от имени коллегии почитателей «Бога субботы»; надписи общин «Бога высочайшего» в Малой Азии, во Фракии, на Боспоре говорят о том, что они сосуществовали тогда с иудейскими общинами, причём имена их членов – как иудейские, так и неиудейские».

Дж. Данн [15]: «Псалмы из Евангелия от Луки отражают раннее палестинское иудеохристианство – хвалу простого иудеохристианского благочестия. Судя по тому, что у Луки была возможность их записать, палестинские христиане продолжали их использовать: эти псалмы полностью подходили для их богослужения, несмотря на слабовыраженную христианскую (то есть отличную от иудаизма) специфику». Немецкий учёный, участник семинара по Иисусу Г. Тайсен [40]: «Евангелие от Луки едва ли могло возникнуть на Востоке. Для автора жаркий ветер из пустыни – не восточный, как было бы в Палестине, а южный, как это нормально для всех средиземноморских стран к западу от Палестины Лк (12:55). Вероятно, автор много путешествовал. Рассказ о путешествии в Деяниях апостолов (от первого лица – «мы») начинается с Малой Азии Лк. (16:11 слл.) и ведёт сначала в Иерусалим, а потом в Рим. Автор на удивление хорошо знаком с Иерусалимским храмом. Очевидно, он когда-то побывал в Иерусалиме, добирался туда через Кесарию и по пути пересёк Самарию. Этим можно объяснить его положительное отношение к самаритянам Лк. (9:51 слл.); Лк.(10:30 слл.); Лк.(17:11 слл.). Ясно, что автору известно о разрушении Иерусалима. Оно предсказывается в Лк. (21:20–24) более детально, чем во всех остальных Евангелиях. Автор глубоко поражён судьбой города: у него Иисус оплакивает Иерусалим Лк. (19:41) и призывает иерусалимских женщин рыдать об их участи Лк. (23:27 слл.). Это указывает на то, что 70 г. не был слишком далёким прошлым. Скорее всего, Евангелие от Луки было создано приблизительно тогда же, когда и Мф. (80 – 100 гг. н.э.). Если Мф. отражает взгляды иудеохристиан, то Лк. – книга для христианских общин, состоящих из бывших язычников, которым нужно напомнить об их иудейских корнях». Дж. Данн: «Псалмы из Евангелия от Луки отражают раннее палестинское иудеохристианство, – хвалу простого иудеохристианского благочестия. Судя по тому, что у Луки была возможность их записать, палестинские христиане продолжали их использовать: эти псалмы полностью подходили для их богослужения, несмотря на слабовыраженную христианскую (то есть отличную от иудаизма) специфику».

Д. Гатри [7]: «Относительно повествования о Рождестве у Луки существуют разные мнения. Стиль Луки в Лк. (1:5-2:52) становится …"разгулом гебраистического греческого с некоторыми усовершенствованиями". Начиная с Лк. (3:31) и далее стиль теряет сильные гебраистические особенности и становится, по общему мнению, литературным греческим языком. …Но если Лука умышленно составил свое повествование о Рождестве по образцу Септуагинты, то почему он это сделал?

Представляется неправдоподобным, чтобы это бесценное повествование не основывалось на фактах, и было придумано Лукой ради подражания Ветхому Завету. Оценка исторической достоверности всегда зависит от взгляда на происхождение материала. Если все произведение является вымыслом, то нет смысла говорить о нем с исторической точки зрения. Но если были использованы источники, будь то устные или письменные, то ценность повествований Луки будет зависеть от их достоверности. Многие учёные оспаривают их историчность на том основании, что Лука сделал ошибку, говоря о переписи при Квиринии Лк.(2:3), но археологические открытия помогли нам восстановить доверие к Луке». К числу критиков Луки-историка относился Э. Ренан [26]: «Что касается Евангелия Луки, то его историческая ценность значительно ниже. Это документ второго разбора. …Естественно, что по отношению к документу такого рода требуется большая осторожность. Но было бы также неблагоразумно пренебрегать им, как и пользоваться им без разбора. Лука имел перед глазами оригиналы, которых у нас нет». Итак, в споре с критиками прав оказался Лука-историк.

Б. Деревенский [41]: «Никакой другой евангельский текст не вызывает столько споров, как сообщение Луки о переписи Кесаря Августа в правление Сирией Квириния Лк. (2:1–3) – время, к которому он приурочил рождение Иисуса. Наместничество Сульпиция Квириния в Сирии датируется 6–12 гг. н.э. Лука представляет эту перепись как первую в правление Квириния» Лк. (2:2), из чего можно заключить, что евангелисту были известны и другие переписи в Сирии и Палестине, происходившие позже. Относительно же Квириния предполагается, что он начальствовал в Сирии и ранее. В защиту этого мнения приводится ряд документов.

Камень, найденный в 1764 г. недалеко от Рима, в Тиволи, древнем Тибуре, представляет частично сохранившуюся латинскую надпись (в реконструкции Т. Моммзена): «Публий Сульпиций Квириний, консул... Легат пропретор Божественного Августа провинции Сирии и Финикии, он вёл войну против народа гомонадов (т.е. в Ликаонии – прим.), который убил Аминту, своего царя. По случаю покорения этого народа … он получил … во второй раз, провинцию Сирию и Финикию».

Б. Деревенский [41] продолжает: «Иосиф Флавий [9] сообщает (XV 4.1), что Лисаний, сын Птолемея, был правителем Халкиды Сирийской (Авилинеи) в 40–36 гг. до н.э., т.е. задолго до рождения Иисуса. Этот Лисаний был казнён по приказу Марка Антония». В результате работы современных историков, по выражению Б. Деревенского, «был открыт второй Лисаний, живший во времена Тиберия и соответствующий хронологии евангелиста Луки». А что произошло между двумя Лисаниями? Мы видели, как изменилась обстановка на Востоке после перехода там власти от Антония к Августу. Кстати сказать, вышеупомянутый камень Квириния связывает трагические события в Ликаонии с трагическими событиями в Иудее Лк. (1-2).

В 4 г. до н.э. в Иерихоне умер иудейский царь Ирод, оставив множество претендентов на трон Иудеи. Вопрос о наследовании решался в Риме. Август предпочёл разделить страну между тремя его сыновьями. У. Баркли [3] в комментарии к Деяниям рассказывает о его сыновьях и наследниках, упоминаемых в Новом Завете: «1) Ирод Филипп Первый. Он был первым мужем Иродиады, повинной в смерти Иоанна Крестителя. Он упоминается под именем Филиппа у Мф. 14, 3; Мк. 6, 17; Лк. 3, 19. Он не имел никакого официального титула (т.к. лишён наследства царём Иродом – прим.). Он был отцом Саломеи. 2) Ирод Антипа, был четверовластником в Галилее и Перее. Он был вторым мужем Иродиады и одобрил казнь Иоанна Крестителя. 3) Ирод Архелай, был правителем Иудеи, Самарии и Идумеи. Он был очень плохим правителем, был смещён и выслан из страны Мф. (2:22). 4) Ирод Филипп Второй, был четверовластником над Итурией и Трахонитской областью. Он основал город Кесарию Филиппова, названный в его честь. В Новом Завете он назван Филиппом и упоминается у Лк. (3:1)».

По И. Флавию [9], пока Август решал вопрос о наследстве, Иудею охватили мятежи, среди которых выделялось восстание Иуды Галилеянина: «Этот Иуда собрал около галилейского города Сепфориса огромную толпу отчаянных людей, сделал набег на царский дворец, захватил все находившееся там оружие, вооружил им всех своих приверженцев и похитил все находившиеся там деньги ИД (17:10:5). Мятежи были подавлены, «было казнено (через пригвождение к кресту) две тысячи человек" ИД (17:10:10). Р. Снигирев [39]: «Разделение державы между наследниками послужило сигналом для новых массовых выступлений, которые стали нарастать после преобразования Иудеи в 6 г. по Р.Х. в императорскую провинцию с центром в Кесарии Палестинской, где находилась резиденция римского префекта. После этого преобразования Иерусалим утратил статус столицы – им правил первосвященник и синедрион, а префект появлялся лишь во дни величайших праздников, когда Иерусалим наполняли толпы народа, относившегося к римской власти отнюдь не благосклонно».

В 6 году н.э. Август отстранил тетрарха Иудеи Архелая от власти, а Иудею включил в состав Сирии. И. Флавий [9]: «Область, некогда подчиненная Архелаю, была включена в состав Сирии. Император же послал туда бывшего консула, Квириния, чтобы сделать перепись в Сирии и продать дом Архелая ИД (17:13:5)».

Тетрархия Филиппа

К Сирии примыкала труднодоступная горная местность Гавлонитида (Голаны), где находился город  Гамала, родина Иуды Галилеянина. По версии Краткой еврейской энциклопедии [36], после плена «населённый пункт на месте Гамалы основали выходцы из Вавилона. Победа в борьбе с греками стала толчком к возвращению в Землю Израильскую части вавилонских евреев, которые в том числе расселились и на Голанах». Гавлонитида входила в тетрархию Ирода Филиппа, на территорию которой стекались в 6 г. н.э. мятежники, уклонявшиеся от переписи  (см. карту в приложении).

По словам И. Флавия [9], «хотя иудеи при первых слухах о переписи с самого начала были возмущены этим, но, в конце концов, оставили всякую мысль о сопротивлении, … беспрепятственно допустили расценку своего имущества. Галилеянин Иуда, происходивший из города Гамалы, вместе с фарисеем Саддуком стал побуждать народ к оказанию сопротивления, говоря, что допущение переписи поведет лишь к рабству» ИД (18:1:1).

По Брокгаузу [34], учитель ап. Павла Гамалиил упоминает в своей речи перед синедрионом некоего Февду, который выдавал себя за важную личность («кого-то великого») и привлёк 400 приверженцев; впоследствии он был убит, а его сторонники рассеялись Деян. (5:36). Из контекста следует, что это произошло до 6 г. по Р.Х.; возможно, речь шла о попытке восстания, вызванного политическими причинами, но более точных сведений нет. Иосиф Флавий упоминает некоего волхва и лжепророка Февду, казнённого при прокураторе Куспие Фаде (46-44 гг.). На этом основании некоторые исследователи делали вывод, что в Деяниях допущен анахронизм, но, вероятно, речь здесь идёт о разных лицах». Библейская энциклопедия архимандрита Никифора [68] добавляет, что имя Февда может быть греческой транскрипцией имени Иуда: «слово Февда служило другою формою имени Иуды, который произвёл возмущение в конце царствования Ирода». Далее, Брокгауз: «Иуда Галилеянин поднял мятеж против римлян во время переписи народа: “во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлёк за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались” Деян. (5:37). Это была не та перепись, о которой упоминалось в Лк. (2:2), а вторая, проводившаяся после того, как Иудея стала римской провинцией (6 г. по Р.Х.) Иосиф Флавий пишет, что Иуда, книжник из Гамалы, поднял иудеев на борьбу против римлян. Иуда объяснял, что уплата налогов захватчикам ведёт к порабощению евреев. Его отряд был разбит, а сам он погиб. Иуда Галилеянин вместе с фарисеем Саддуком организовал партию зилотов». Неудивительно, что после его гибели и поражения восставшие «рассыпались» Деян. (5:37) и искали приют. Приют воинам Иуды и их капиталам дала тетрархия Ирода Антипы (Назарет, Кана, Капернаум).

Р. Снигирев [39] о традиционном иудейском семейном укладе: «Бейт-аб («фамилия») – большие отцовские семьи, состоявшие из трёх-четырёх поколений потомков одного отца, владевшие родовой землёй. Род имел общие празднества и общее место захоронения, земельное имущество должно было оставаться в роду, непременным атрибутом которого была общая генеалогия. Жизнью и деятельностью бейт-аб руководил cap («глава»), имевший право контроля над семьями в коллективе, распоряжения их трудом и частью их доходов». Из колен сохранились только левиты, а основной единицей остальных иудеев стал бейт-аб. Вероятно, таким был уклад большой семьи Иуды Галилеянина, по И. Флавию [9], претендовавшего на звание царя.

В период между двумя переписями в Иудее, упоминаемый в Лк. (2:2, 3:1), Киликия, Ликаония, Финикия, Сирия и Иудея оказались под единым административно-территориальным управлением в составе провинции Сирия римской империи Августа (так было и при персах). Согласно энциклопедии архимандрита Никифора [68], это и есть Арамея (страна высокая; Быт 24:10, 25:10) – под этим именем вообще разумеется Сирия в смысле не одной Сирии, но Сирии и Месопотамии вместе. Это возвышенное плоскогорье, в 2 000 фут, над уровнем моря, простирающееся от истоков Иордана до Евфрата. Говорили здесь на арамейском языке.

Побережье Средиземного моря и Арамея оставались питательной средой для непокорных и могущественных пиратов-разбойников (архилестес И. Флавия [9]), с которыми не удалось окончательно расправиться ни Августу, ни Тиберию, ни Клавдию, совершавшими экспедиции против морских пиратов и мятежных купцов. Экономической основой их могущества были как морские, так и караванные торговые пути в Азию, Грецию и Рим, проходившие по этой территории. Дж. Кэмпбелл [28]: «Тут мы уже имеем дело не с аграрным обществом, но с обществом космополитическим. Люди озабочены не только ростом сельскохозяйственных культур, хотя этот аспект, конечно, остаётся. Они живут в городах, они купцы, путешествующие по великим торговым путям мира. Они уже люди, подобные нам, оторванные от почвы, имеющие психологические проблемы».

Так как политические и экономические союзы на востоке и западе скреплялись брачными сделками участников или их родственников, то появление родственных связей между Антиохом и Иезекией, Антиохом и Антипатром Дербетом, Иезекией и Антипатром вполне естественно. Мать Иуды Галилеянина (прототипа Агнца Откровения), могла быть родственницей Антиоха, т.к. представлена с атрибутами армянской Анаит («жена, облечённая в солнце, под ногами её луна»).

Известный французский историк и мистик Р. Амбелен [42]: «Гипотеза о том, что Иисус был сыном Иуды Галилеянина  Деян. (5:37), не нова. Она была неудобной ещё в первые века христианства, коль скоро Лука, сочиняя «Деяния апостолов», поместил это восстание после другого – восстания Февды, произошедшего между 44 и 47 годами нашей эры, тогда как Иуда из Гамалы поднял восстание в 6 году. Э. Ренан в своей «Жизни Иисуса» [26], опубликованной в 1863 году, лишь смутно намекнул на неё». Эта гипотеза используется автором в [43]. Таким образом, и Э. Ренан, и Р. Амбелен обратили наше внимание на табуированную для Луки-историка тему. К. Кинер [17], комментируя Деян. (18:14-16), также обращает внимание на «стремление Луки освещать только благоприятные для христиан правовые прецеденты». С другой стороны, он, единственный из Евангелистов, пусть в завуалированном виде, но упоминает Иуду Галилеянина. …Часть информации он излагает в аллегорической форме, и тем самым «вуалирует» её. «Имеющий уши да слышит», приводит Лк. (8:8) слова Иисуса, когда тот обращает внимание на аллегорический характер своих слов. Он вуалирует также исторические факты из жизни своих героев, обращаясь к ветхозаветным образам. Он вуалирует информацию, делая её доступной только для узкого круга посвящённых лиц, что, впрочем, вполне в духе мистических религий того времени. Дж. Данн [15]: «Эсхатологический пыл первохристианских общин Лука в основном проигнорировал или затушевал».

А. Азимов [16]: «Греческий, на котором написано Евангелие от Луки, имеет значительно большие литературные достоинства, чем Евангелие от Матфея или Марка (и действительно, данное превосходство Евангелия от Луки кажется очевидным даже в его английском переводе), так что автор имел, по-видимому, всестороннее греческое образование». Известный писатель-библеист З. Косидовский [44]: «Лука был настоящим писателем, отличающимся высокой культурой слова и литературным мастерством. Его стиль исполнен такта и достоинства, словарь очень богат, построение фразы неизменно правильно; грамматические формы тщательно подобраны; синтаксис ритмичен и естествен. Кроме того, Лука – талантливый рассказчик. Сцены из жизни Иисуса полны драматического напряжения, динамичны и пластичны, а их герои описаны столь выразительно, что навсегда остаются в памяти. Сам же Лука считал себя прежде всего историком. Единственный из евангелистов, он попытался хронологически связать жизнь Иисуса с историей Римской империи и таким образом подкрепить своё повествование конкретными датами». Э. Ренан [26]: «На первых же своих страницах он приводит легенды о детстве Иисуса, рассказанные с теми длинными дополнениями, с теми песнопениями и условными приёмами, которые составляют существеннейшие черты апокрифических евангелий. Он не столько евангелист, сколько биограф Иисуса. Но это биограф первого века, дивный художник, который независимо от разъяснений, почерпнутых им в самых древних источниках, изображает характер основателя необыкновенно удачными штрихами, с воодушевлением, рельефностью, которых нет у других синоптиков. В чтении его евангелие наиболее обаятельно, ибо к несравненной красоте общего фона он прибавляет художественность, чрезвычайно оригинально усиливающую впечатление от всего портрета, без малейшего ущерба его правдивости». Знаменитый писатель и драматург Б. Шоу [45]: «Когда мы берем в руки евангелие от Луки, мы встречаемся с его природным талантом в повествовательном искусстве. В самом начале он являет нам очаровательнейшую идиллию всей библии: историю Марии. Этот рассказ настолько всецело поглощает нас и поражает наше воображение, что обычно мы полагаем, будто бы он записан во всех евангелиях; но это – повесть Луки и его одного».

Чурсин Валерий Николаевич