Из японских впечатлений

Золотов Юрий Александрович
Академик РАН

 

Прилетели

В начале ноября 1982 года поздним вечером мы вылетали в Японию, на другой день нас должны были встречать в Осаке. Была отвратительная погода, самолёты в Шереметьеве практически не садились и даже не взлетали. Приехав в аэропорт, мы засуетились. Я, единственный из делегации, мог обслуживаться «депутатским» залом, но, чтобы не отрываться от своих, я в этот зал не заглядывал. Однако, когда положение с вылетом драматизировалось (а нас должны встречать!), пошёл туда и на всякий случаи спросил, нельзя ли добраться до Токио как-нибудь иначе. Неожиданно говорят – можно. Только что сел самолёт авиакомпании «Луфтганза», и через час он полетит в Токио. Говорю, что я не один, симпатичная сотрудница депутатского зала поморщилась, но сказала, что, может быть, ей удастся пристроить ещё одного-двоих. Нас было восемь или десять человек, делиться в наши планы не входило, я попросил поискать возможность забрать делегацию целиком. Ответом было, что это нереально, просили из депутатского зала не уходить и ждать. Я тем не менее тут же спустился вниз сообщить все это коллегам, потом опять поднялся, выпил, но как на иголках, чашку кофе в буфете, рядом со мной кофе (а может, и не кофе) пил Сергей Владимирович Михалков, с которым мы не были знакомы, но кто же его не знает, как вдруг появляется сотрудница в форме, бегает по буфету и громко спрашивает: «Кто тут хотел в Токио?» Я к ней, она бросает: «Быстро! И все (все!), кто с вами! Сдавайте багаж и бегом в самолёт Луфтганзы». Такой в этом самолёте экипаж, ничего не боится, и ему всё разрешают: и посадку, и взлёт.

Мы благополучно долетели, в Токио пересели на японский самолёт и оказались в Осаке. До сих пор переживаю: побежал за сотрудницей депутатского зала, не успев расплатиться за кофе.

В Осаке нас никто не встречает. А это совсем нехорошо, потому что нам нужно переехать в Киото, а главное, неизвестно, в какой гостинице нам заказаны комнаты. Опять уже приближается вечер, только другого, следующего дня. Что делать? К счастью, нашёлся домашний телефон одного знакомого профессора из Киото. Звоним, жена говорит, что профессор на большом банкете, где собрались все химики-аналитики Киото и других городов.

С трудом разыскали по телефону ресторан, где всё происходит, вышли на нашего квартирмейстера, который тоже был на банкете, но чувствуем, что он чуть ли не падает в обморок: ведь он звонил в аэропорт Токио, и ему сообщили, что рейс Аэрофлота Москва – Токио отменён из-за погоды. Нас не ждали, и он ликвидировал бронь на гостиницу. С отелями в Киото очень плохо, и он в полной растерянности.

Номеров в городских гостиницах найти не удалось. Измотанных долгой дорогой, с тяжёлыми чемоданами, нас повезли потом довольно далеко в сторону от Киото, и мы провели ночь в типично японском маленьком провинциальном отеле, где спят на татами.

Эта поездка запомнилась ещё одним. Когда после заседаний мы возвращались самолётом из Осаки в Токио, радио в самолёте сообщило, что умер Брежнев.

Как они живут

Различия между нашим и японским укладами жизни неисчислимы. Вот даже чисто внешне: зелёный огонёк такси означает, что машина занята; короткие гудки в телефоне, что линия свободна; если вам не подают руки, а кланяются, это не признак холодного отношения, а скорее наоборот. Знаменитые на весь мир японские складные зонтики японцы почти не использовали даже в годы максимальной моды на них. Чтобы попасть в метро на токийской станции Сибуя, нужно подняться на третий этаж большого дома. Чтобы сесть в такси в одной из гостиниц Нагои необходимо было подняться на лифте тоже на третий этаж, именно там почему-то оказались машины.

У нас много людей эмоциональных, даже задиристых. «У японцев даже низшего круга не принято браниться или ссориться. Горячо спорить значит проявлять великую неблагопристойность и грубость...» Так писал наш востоковед академик Н.Т. Федоренко.

Природа на японских островах разная, ибо страна протянулась с северо-востока на юго-запад на значительное расстояние. Много суровых горных районов, холодных, заснеженных, особенно на северо-западном побережье Хонсю и особенно на Хоккайдо. С другой стороны, субтропический климат в районе Хиросимы и на острове Кюсю. Практически везде влажно, бывают весенне-летние дождливые периоды, осенние тайфуны. В один тайфун попали и мы. После того как тайфуны в Японии перестали называть женскими именами, не рискнули давать им и имена мужские, их стали просто номеровать. Нам выпал номер 20-й. Мы ехали на метро из Токио в Иокогаму, на пересадочной станции нас высадили и сказали, что поезда в Иокогаму не пойдут. Пришлось провести под землёй часа два-три, сорвалась моя лекция. Периодически выглядывали на улицу, но там практически нельзя было находиться. Свирепый ветер, проливной дождь, деревья вырывало с корнем. Отменили не только движение поездов метро, выходящих на поверхность, как на пути в Иокогаму, но и поезда железной дороги, и, конечно, рейсы самолётов и морских судов, если они ещё не вышли в море. На другой день газеты писали, что в стране погибло 25 человек, 13 пропало без вести, 247 ранено. Когда утихло, мы вернулись в токийскую гостиницу, так как ехать в Иокогаму уже не имело смысла.

Гостиницы западного стиля в Японии уже и в 70–80-е годы были очень хороши: кондиционированный воздух, цветной телевизор, телефон, ежедневная смена постельного белья и халата; обязательно тапочки (увы, маленький размер) и лодочка, чтобы удобнее надевать туфли; чистота. В 1998 году в новой гостинице для приезжающих в Институт ядерных исследований в местечке Токай, что в провинции Ибараки, мы увидели унитаз, оборудованный как кресло космонавта: сиденье с подогревом, горят какие-то зелёные лампочки; так мы и не разобрались за три дня в этом чуде техники. Гостиницы в японском стиле совершенно иные; впрочем, опыта здесь меньше, я попадал в такие гостиницы всего-то, кажется, два раза. Практически полное отсутствие мебели, небольшая комната, застланная циновками (татами), спишь на матраце и простынях, которые на день убираются в стенной шкаф.

Японскую пищу поначалу встречаешь настороженно, многие блюда уж очень необычны; потом не только привыкаешь, но и наслаждаешься, во всяком случае шабу-шабу или темпурой. Шабу-шабу – это очень тонко порезанное мясо специально выращенных и особо вскормленных бычков; в мясе мелкие вкрапления жира, на разрезе мясо напоминает мрамор. Тепловой обработке его подвергают прямо на ресторанном столе, вы участник этого действа. Темпура – это креветки, кусочки рыбы в тесте, сваренные в кипящем масле; туда же бросают кусочки овощей и грибы. Есть это нужно сразу, используя соусы. Особо гордятся японцы сырой рыбой (сашими), любят осьминогов, грибы. Запивают всё это саке (рисовая водка крепостью 15–18 градусов) или очень популярным в Японии пивом. Есть ресторанчики, где все блюда двигаются на непрерывной ленте конвейера. Клиенты сидят вокруг конвейера и берут всё, что хотят. Разные блюда на тарелках разного цвета. Потом просто считают число тарелок определённой окраски и подсчитывают, на сколько вы съели.

В Японии тесно. Плотность населения – более трёхсот человек на квадратный километр. Много гор. Равнинных пространств не хватает не только для сельскохозяйственных угодий, но подчас и для населённых пунктов. Соседние города нередко сливаются, образуя крупные агломерации, мегаполисы: Токио составляет одно целое с Иокогамой, Кавасаки и Чибой; этот конгломерат имеет своё название – Кейхин-кейя, в нём не менее тридцати миллионов человек. Трудно провести границу между Осакой, Киото и Кобе (ещё один мегаполис), там необозримое море домов, они стоят вплотную, иногда друг над другом. После того как нашли способы сейсмостойкого строительства даже высотных зданий, появились, особенно в Токио, дома в тридцать, сорок и даже в шестьдесят этажей.

Однако теснотой едва ли можно объяснить территориальные претензии Японии к нашей стране по поводу южных островов Курильской гряды. Эти острова довольно пустынны, до войны почти не использовались японцами, за исключением рыбной ловли вокруг них. Да и позднее, обсуждая притязания на острова, мало эксплуатировали проблему жизненного пространства. Упирали на то, что на островах могилы предков, таким путём хотели приобрести широкую поддержку в народе. И приобрели её. Ещё в 1979 году социалистическая партия требовала возврата двух островов, а коммунистическая – четырёх. Был короткий период в послевоенной истории, когда мы чуть было не согласились на переговоры с Японией по вопросу об этих «северных территориях», даже предполагали что-то отдать; но потом Япония заключила не очень нам понравившийся договор с КНР, где упоминалось согласование усилий в противодействии «гегемонизму», и мы отказались обсуждать эту тему.

Каждый народ дорожит своей историей. Японские школьники ежегодно осенью садятся в автобусы и ездят по стране, посещая её достопримечательности. В 1979 году мы попали в сезон этих экскурсий, Киото и Нара были забиты девочками и мальчиками в синих и чёрных форменных платьях и костюмчиках, в белых прорезиненных тапочках, с дешёвыми часами и лёгкими фотоаппаратами. Эти поездки и посещения – важный элемент исторического, патриотического и эстетического воспитания детей.

В японском языке лишь около пятидесяти иероглифов истинно японского происхождения, зато многие сотни, вероятно, тысячи, – китайского. Влияние Китая было очень значительным тысячи и сотни лет назад, до 30-х годов семнадцатого века, когда правители из рода Токугава закрыли свою державу для иностранцев более чем на 200 лет, заодно запретив и японцам покидать свои острова. Только в середине XIX века американцы, наведя пушки на один из городов Японии, потребовали ликвидировать изоляцию, открыть страну. Вскоре произошла революция Мейджи, после чего Японию стали наводнять европейцы и американцы, но уже в меньшей степени китайцы, ибо китайская империя приказала долго жить.

Хиросима

В Хиросиме мы были на огромном автомобильном заводе, который тогда делал «Мазду». Но Хиросима есть Хиросима, город, практически полностью уничтоженный 6 августа 1945 года. Из 370–400 тысяч человек, находившихся в городе, 200 тысяч погибло. Дома, сделанные из дерева и бумаги, сгорели, от каменных строений остались стены. Сооружён мемориал, открывающийся музеем; там фотографии, сохранившиеся при бомбардировке вещи со страшными следами. Никакая книжно-газетная информации не в состоянии передать весь ужас случившегося; экспонаты музея потрясают. Далее, в том же комплексе, – мемориальная скульптура параболической формы, памятник жертвам. Она небольшая. На одной оси с ней вечный огонь и развалины каменного дома, который оказался в эпицентре взрыва. Есть и другие памятники, в частности погибшим детям.

Мы встречались с одним профессором Хиросимского университета, пережившим бомбардировку в здании химического факультета университета.

Хиросима стала центром японского движения за мир, против атомной угрозы. Много внимания всегда уделялось пострадавшим во время войны, при бомбардировке. Не только в этом городе, но и во многих других после войны были сделаны дорожки вдоль тротуаров, из металлических пластин с выступающими «пупырышками»; оказалось, что дорожки сделаны для слепых – слепой чувствует их ногами. Теперь и у нас такие делают.

Вернёмся к автозаводу. В 1979 году он выпускал 850 тысяч машин в год. Нас встретил заведующий лабораторией и несколько аккуратно одетых молоденьких девушек, единственная обязанность которых состояла в том, чтобы кланяться и улыбаться на входе, выходе, на поворотах – это так типично для Японии. Были на главном конвейере; высокий темп, работать могут только молодые мужчины, и то не более нескольких лет. Мы решили, что не смогли бы выдержать. В этом гигантском, светлом и чистом цехе мы видели пример эксплуатации не из изучавшихся тогда учебников политэкономии и не из советских газет. Предприятие процветало, Япония уже тогда начинала завоёвывать даже американский рынок. Между прочим, в Японии работали тогда и в субботу.

Перед первой длительной поездкой в Японию я прочитал в Большой Советской Энциклопедии, что в Хиросиме строится метро; это оказалось ошибкой, геологические условия в этом городе считались для метро неподходящими. Но метрополитен, конечно, есть во многих японских городах. Гордятся, однако, не подземкой, а железнодорожной линией Синкансен, где средняя скорость поездов уже тогда была 200 километров в час. Почти девятьсот километров от Токио до Хиросимы – за пять часов, поезда ходят очень часто, аварий на линии никогда не было, она почти везде поднята на эстакаду. Распространены такси, в машинах очень чисто, белые чехлы с кружевами, водители в белых перчатках.

Японцы – нация весьма образованная, своей системой образования очень гордятся, много читают; в универмагах может быть целый этаж с книгами, причём людей там не меньше, чем за ширпотребом. В Токио был район книжных магазинов, очень интересный и богатый (у станции метро Джимбочо), я нашёл там два магазина русской книги, в один из них заходил в каждый свой приезд; книги, правда, довольно дороги. Много музеев. Новое искусство находилось под влиянием западного, особенно, вероятно, французского. В Японии картин импрессионистов, как кажется, больше, чем во Франции. Некоторые японские художники пытались писать в той же манере, но я не уверен, что они далеко ушли в этом деле. Всё-таки у японцев свой взгляд; другой. «Тайна национальности каждого народа заключается не в одежде и кухне, а в его манере понимать вещи» (Н.Т. Федоренко).