Картошка

Золотов Юрий Александрович
Академик РАН

 

Школа-семилетка от Димкиной деревни в пяти километрах, каждый день ребята (все, между прочим, мальчишки, ни одной девчонки) ходили туда вчетвером или впятером. Зимой по утрам совсем темно, и дорогу часто заметает. Весной, в апреле и начале мая, в распутицу, ещё хуже – грязь, речки и ручейки вздуваются. Большую реку Ламу можно перейти через плотину, построенную сапёрами, как только прогнали немцев, или переплыть на плоту, который ходит по натянутому с берега на берег толстому металлическому тросу. А вот речку поменьше, у которой тоже было какое-то название, надо переходить по переброшенным через неё двум не очень толстым брёвнышкам, тут нужна эквилибристика, руки служат балансиром, как шест канатоходца. Но проходили, никто не свалился.

Когда зимой шли из школы, видели зайцев или мышкующих на поле лис, их много за войну расплодилось; один раз мальчишки безуспешно гонялись за горностаем, он ловко прятался от них в сугробах, нырял в них и исчезал, а потом выскакивал где-нибудь в двух метрах от того места, где юркнул в снег. Волков в лоб не встречали, но морозными ночами они иногда сами заглядывали в деревню, загрызли двух собак.

Самое лучшее время – ранняя осень, когда ещё тепло и солнечно, в лесу грибы, брусника, орехи. В школу идёшь засветло, на обратном пути можно увидеть родителей-колхозников, которые убирают урожай.

Один раз учителя попросили ребят задержаться после уроков, чтобы помочь выкопать картошку, то ли колхозную, то ли школьную, то ли вообще личную учительскую. Нет вопроса, как теперь говорят; картошку копать все умеют. Однако это для Димки не было вопроса, другие его деревенские сказали, что в гробу они видели эту картошку, и смылись. Димка остался, и в их глазах он сделался штрейкбрекером.

Работали недолго, наверное, час или полтора, не больше. Потом Димка вымыл в пруду руки и пошёл домой. Сентябрьское солнце пригревало, начинающие желтеть листья деревьев слегка колыхались на слабеньком ласкающем ветру.

Димка пересёк маленькую речку, теперь совсем исхудавшую, почти высохшую, легко преодолел по плотине большую реку и шёл себе вдоль ещё сохранившегося, хотя и одичавшего барского парка, по прямому, упирающемуся в далёкий лес большаку. Большак в дореволюционное время обрамили кюветами и обсадили липами. Дорога в деревню с этого большака вскоре после конца парка сворачивает налево, до деревни от поворота остаётся километр, от силы полтора. Возле того места, где дорога сворачивает, на обочине большака лежит груда брёвен, будто кто-то вёз готовый сруб, да и бросил его здесь.

Пригретый ещё довольно высоко стоящим солнцем, шёл себе Димка и шёл. Напевал популярную тогда очень патриотическую песню:

И под звёздами балканскими
Вспоминаю неспроста
Ярославские, рязанские
И смоленские места.

Ему бы на здешние, на подмосковные места лучше смотреть. Уже до брёвен оставалось метров пятнадцать, когда из-за них вышел Женька Игнаткин. Женька неплохой, в общем, парнишка, но на лице неплохого шестиклассника была написана суровая необходимость возмездия.

За Женькой вышли остальные.

Димку ждали.

Руководствуясь справедливым стремлением наказать отступника, не проявившего солидарности, мальчишки сразу пустили в дело кулаки. Димка защищался портфелем, но не пытался дать сдачи. Их всё-таки четверо, и на их стороне моральное превосходство.

Отлупив Димку, мальчишки взяли свои драные портфели, которыми ещё до войны пользовались их старшие братья и сестры, и пошли в деревню.

Не столько Димке было больно, сколько обидно, унизительно, противно. Через какое-то время он тоже поплёлся домой, и про звёзды балканские ему уже не пелось. Клонившееся к закату солнце всё это видело, но, как всегда, не вмешивалось. И ветерок продолжал свою неспешную трудовую деятельность, потихоньку подсушивая Димкины слёзы.

Много лет спустя Димка, прошу прощения – Дмитрий Сергеевич, вспоминая эту историю, корил себя за то, что не вступил в бой, не защищался активно. Впрочем, хорошо храбриться, махать руками после драки, которая была несколько десятков лет назад. И всё-таки сожалел Дмитрий Сергеевич именно о том, что это была не драка, а безответный мордобой.