"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
  бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"

(Фрэнсис Бэкон)


Явление девятое: Сараево, июнь 1914 года

 

Даже охотясь на слона, иногда надо убить блоху.

Лец Станислав Ежи

Люди из окружения Франца Фердинанда рассказывали потом, что эрцгерцог к поездке на манёвры в Боснию готовился с большой неохотой. Он из-за своих слабых лёгких не терпел жары. Он проконсультировался по этому вопросу с императором Францем – может быть, следовало отказаться и не ехать? Но император с безразличным видом ответил, чтобы эрцгерцог решил это вопрос сам. Неужели по такому пустяковому делу нужно было его беспокоить?

Двор тоже был не в восторге от предстоящей поездки эрцгерцога, но по другой причине: вместе с супругом ехала и эрцгерцогиня София. Вероятно, она решила повысить свой престиж – ведь в Сараево она получит все почести, в которых ей в Вене до сих пор отказывали! Этого никак нельзя было допустить!

14 июня эрцгерцог с супругой, на виду у всей публики, прогуливался по своему парку в Конопиште. Стоял жаркий воскресный день, парк был полон народа, который съехался в Конопишт со всей Чехии посмотреть на наследника. Это был последний для них идиллический, радостный, пропитанный пивом и потом безмятежный день. Эрцгерцогиня хотела, было, последние дни оставить и подержать супруга в спокойной обстановке при себе, но эрцгерцог ни за что не захотел отступать от своего охотничьего режима и 17 июня уехал в своё чешское имение Хлуметц пострелять голубей.

После прогулки Францу Фердинанду пришла в голову необычная мысль. Прежде чем сесть в автомобиль, он вытащил из карманчика свои золотые часы и отдал их своему старому слуге чеху Францу Яначеку со словами, чтобы он подержал их у себя, а если с ним что-то приключится, то позаботился бы о том, чтобы часы остались в семье79.

Примечание 79. Яначек эту просьбу выполнил: и сам он, и часы долго и надёжно служили старшему сыну убиенного – Максимилиану Хоэнбергскому. Конец примечания.

В момент посадки в вагон поезда на ст. Хлуметц в купе, в котором должна была отправиться в Боснию эрцгерцогская пара, случился пожар: проводники слишком сильно растопили печь, и в вагоне загорелась перегородка. Это был один из тех случаев, из-за которых у Франца Фердинанда обычно портилось настроение.

– Да, поездка началась неплохо, – услышал он ироничные голоса прислуги, переходя в другое купе.

И тут полковник Бардольф донёс эрцгерцогу, что обратный поезд из Сараево должен был отправиться не в 18:00, как было запланировано ранее, а в 17:00. Это незначительное изменение в расписании привело Франца Фердинанда в состояние раздражения. «Скажите полковнику Бардольфу, что если он будет и впредь отравлять мне боснийскую поездку новыми сложностями и неприятностями, то пусть он сам проводит манёвры, а я туда не поеду», – громко воскликнул он.

Поезд сделал остановку в Вене, где Фердинанд вышел на Центральном вокзале и поехал в свой Бельведерский дворец. Далее супруги должны были ехать отдельно: он – уже этим вечером, а она – на следующее утро. Встретиться они должны были на водах в курорте Илидже, неподалёку от Сараево, и там поселиться в гостинице «Босния».

Поужинали Фердинанд и Софи вместе. Настроение, испорченное в самом начале путешествия, не улучшилось и после того, как ему за ужином донесли о гибели 8 лётчиков в только что созданном новом роде войск – авиации.

В 23:00 он прибыл на вокзал и сел в поезд. Вместо сгоревшего в Хлуметце нового салон-вагона к поезду прицепили старую модель. При посадке выяснилось, что электрический свет в нём не горел. Принесли восковые свечи. Когда в вагоне появился адъютант, что бы получить от эрцгерцога последние указаниями для эрцгерцогини, то увидел, что эрцгерцог сидел в полумраке при двух свечах. Он уже устал сердиться и мрачно произнёс:

– Как на похоронах.

На следующее утро поезд благополучно добрался до Триеста, и эрцгерцог поднялся там на борт линкора «Вирибус Унитис», что в переводе с латинского означало: «Соединёнными силами» – любимая старая поговорка императора Франца Иосифа, запущенная в обращение ещё в 1848 году. Эрцгерцог с большим удовольствием «прокатился» на любимом детище австро-венгерского флота и провёл 18 часов в Адриатическом море. Настроение стало заметно улучшаться.

В шхерах напротив устья реки Неретвы он пересел на канонерскую лодку «Далмация», которая доставила его вверх по течению до городка Меткович, где была железнодорожная станция. Там его встретил губернатор Боснии-Герцеговины Оскар Потиорек. Официальный визит высокопоставленного лица начался. Как пишет Полетика, охрана эрцгерцога почему-то осталась на вокзале. В последующие часы пребывания эрцгерцога в Сараево она о себе так ничем и не заявила.

В поезде он проехал до Мостара и полюбовался там на местную архитектурную достопримечательность – старый турецкий мост. В 15:00 он прибыл в гостиницу «Босния» и встретился там с супругой. Воодушевлённые удачным прибытием и пришедшие в восторг от турецкого мрамора, оружия и ковров в гостинице, супруги решили поехать в Сараево на восточный рынок и купить там что-нибудь себе. Купцы, вступившие в сговор с управляющим гостиницей и отвечавшие за обстановку в номерах эрцгерцогской пары в «Боснии», добились своего: теперь они могли рассчитывать на богатых клиентов в своих сараевских магазинах.

На «шоппинг» поехали в авто в сопровождении нескольких офицеров. Около часа супруги бродили в самой большой лавке древностей, которую скоро окружила толпа любопытных. Франц Фердинанд вышел из магазина и с вежливой улыбкой поприветствовал густую толпу сараевцев. Люди заблокировали улицу, и их пришлось разгонять силой. В толпе любопытных оказался и Гаврило Принцип. Пистолет был при нём, и он в любое время мог беспрепятственно разрядить его в свою жертву, но он этого не сделал. Сценарий покушения никакой самодеятельности не предусматривал. Убийство было запланировано на воскресенье, и нужно было подождать ещё три дня.

Такое часто случается в истории заговоров и покушений. Их сценарии, как правило, готовятся тщательно и заблаговременно. Они задумываются их авторами в жанре героической драмы. Инструкции непосредственным исполнителям вдалбливаются с такой силой, что они от этого так тупеют, что в критический час не способны ни мыслить, ни поступать разумно и самостоятельно. И чем больше в заговоре участвует людей, тем бестолковее выглядит он со стороны. Главные лица стараются предусмотреть все возможные трудности и препятствия, но жизнь всегда оказывается хитрее и умнее их. И тогда участники  покушения, грозные и зловещие фигуры, превращаются в слабовольных, беспомощных и растерянных школьников, забывших на утреннике свои реплики. Драма становится лёгким водевилем или пошлой опереткой. Но в этом-то и заключается, по всей видимости, зловещий смысл подобных предприятий. Люди вроде бы разучивают драму, потом разыгрывают пошлый фарс или играют в казаков-разбойников, а конечные результаты превосходят все ожидания: фарс превращается в трагедию.

Так случилось и на этот раз.

Контраст между «высокородным», умным, циничным и жестоким заговорщиком Димитриевичем и молодыми глупцами, исполнителями его плана, был настолько велик, что казалось, что план был с самого начала обречён на неудачу. Но, как говорится, дуракам везёт!

Гаврило Принцип пошёл домой, а Франц Фердинанд и София, раздавая направо и налево улыбки и приветственно помахивая ручками, продолжили прогулку, вошли – нет, буквально протиснулись на территорию базара сквозь узкую калитку, забитую народом, – и скрылись в медных и серебряных рядах. Некоторое время спустя они вместе с нагруженной покупками свитой вернулись в Илидже.

Сербы потом утверждали, что манёвры в Боснии были большой провокацией против Сербии, поскольку они проводились неподалёку от сербской границы и являлись репетицией австрийского вторжения в страну. На самом деле, пишет Фэй, манёвры состоялись совсем в противоположной от сербской границы стороне, в 30 км к юго-западу от Сараево. Армейский корпус «голубых» отражал наступление мнимого неприятеля, в роли которого выступал корпус «красных», якобы высадившийся на Адриатическом море. С этой стороны могли прийти только итальянцы.

Манёвры, расписанные сербской пропагандой как имитация скрытого подхода австрийской армии к сербской границе, на самом деле была рутинным мероприятием. В них участвовали около 20 тыс. солдат. Несмотря на проливной дождь, Франц Фердинанд был в хорошем настроении: он съел походный завтрак, понаблюдал за передвижениями частей с седла своего коня, сделал несколько деловых замечаний, по-солдатски пошутил с рядовым составом и прошёлся вдоль шеренги своего любимого полка «Дойчмейстер».

– Отличная выправка, ребята! – отблагодарил он солдат и продиктовал телеграмму императору о том, что манёвры прошли великолепно и получили его высокую оценку.

В субботу он присутствовал на прощальном обеде в Илидже, в котором приняла участие местная военная и чиновничья знать и представители клира. Оставалось в воскресенье утром нанести прощальный визит в Сараево и принять участие в завтраке в губернаторском доме. Оттуда надо было вернуться обратно в «Боснию», а вечером отправиться в обратный путь к своим деткам в Хлуметц.

Во время обеда эрцгерцогиня София удалилась в свои покои, и тогда из-за стола поднялся старший камергер барон фон Румерскирх и сказал, чтобы Его Высочество на следующий день воздержалось от поездки в Сараево, а отправлялся сейчас же, после этого обеда, домой. Барон напомнил эрцгерцогу, что в воскресенье 28 июня сербы будут отмечать 525-ю годовщину своего поражения на Косовом Поле и одновременно – годовщину победоносного начала балканской войны, и присутствие в Сараево эрцгерцога сербские националисты могут истолковать превратно. Среди них было много радикалов, и лучше было не рисковать.

Франц Фердинанд воспринял это предупреждение совершенно спокойно. Да нет, он, кажется, вообще никак не воспринял предупреждение верного Румерскирха. Впрочем, он на всякий случай спросил мнение окружавших его офицеров. Адъютант Потиорека подполковник Эрик фон Мерицци сказал, что губернатор будет страшно огорчён, если Его Высочество не появится завтра в Сараево. Его шеф так долго готовился к этому празднику… Добрый Франц Фердинанд решил не портить настроение губернатору. Бедняга Потиорек столько претерпел здесь от сербов! И он решил остаться  в Боснии ещё на один день.

Григорьев Борис Николаевич


 
Перейти в конец страницы Перейти в начало страницы