Явление шестое: Пороховая бочка Европы

28 июня 1914 года, 525 лет спустя после битвы сербов с турками на Косовом Поле, в национальный день Сербии, в Сараево, главном городе провинции Босния-Герцоговина, в результате покушения был убит наследник австро-венгерского трона эрцгерцог Франц Фердинанд. Вместе с ним погибла и его супруга.

Убийство эрцгерцога запустило механизм крупнейшего в мире конфликта и послужило толчком к первой мировой войне. Война началась с Балкан, пороховой бочки Европы. Что же представляли собой Балканы накануне этих грозных событий?

История балканских народов становится предметом пристального внимания в Европе после наполеоновских войн. До тех пор, покорённые османами, они «варились в собственном соку» и никакого влияния на европейские события не оказывали. Турки во главе с султаном Мурадом I появились в 1389 году на Косовом Поле в день св. Вида и разбили там соединённое войско сербов, албанцев и хорватов, возглавляемое князем Лазарем. Но из этого поражения сербы вышли как никогда сплочёнными. Один из сербских воинов проник в шатёр султана и убил его. С тех пор день святого Вида является самым большим праздником сербов, ставший символом их сплочения и единства против османских и не только османских угнетателей.

Во время османского ига многие славяне приняли мусульманство, особенно в Боснии. В 1717 году объединённая европейская армия австрийского принца Евгения Савойского одержала победу над турками и вошла в Белград, на какое-то время облегчив бремя турецкого ига. Когда габсбургская армия спустя 20 лет покинула Белград, за ней на левый берег Дуная ушли многие сербы, считая австрийское иго более лёгким, нежели турецкое. Но австрийское, а потом австро-венгерское правление стало сопровождаться таким насильственным обращением сербов в католическую веру, что  оно оказалось не менее жестоким и немилосердным, чем турецкое. Наступило время противостояния сербов с австрийцами.

Сербия стала самостоятельным государством в 1830 году – правда, всё ещё под эгидой Османской империи. Борьба за свободу и независимость сербов связана с двумя именами: торговца свининой Карагеоргия и скотопромышленника Обреновича. Возможно, Сербия получила бы свободу намного раньше, если бы Карагеоргий и Обренович договорились между собой, но, выступая против турецкого ига, они продолжали бороться друг против друга. В конце концов, Обренович приказал убить Карагеоргия. Вся последующая история Сербии была окрашена в красный цвет: потомки Кагагеоргия и Обреновича мстили друг другу и заливали сербский трон кровью.

Россия давно симпатизировала православным балканским славянам и не раз воевала с турками в защиту своих братьев в Болгарии, Сербии и Черногории. Накануне вторжения Наполеона в Россию Александр I разработал проект привлечения балканских народов к борьбе против французской агрессии и направил на Балканы воинский контингент под командованием генерала П.В. Чичагова, но на осуществление проекта у России тогда не хватило ни средств, ни времени. Потом, когда сил прибавилось, Россия провела несколько успешных войн с турками, в том числе и войну по освобождению от османского ига «братушек»-болгар. Тогда восстание болгар поддержали и славяне в Боснии-Герцеговине, а Россия как никогда приблизилась к своей заветной цели утвердиться на Дарданеллах и Босфоре.

Началась эпоха, которую на Западе назвали эпохой панславизма, лицемерно обвинив славян в агрессии и экспансии, а в России – временем пробуждения национального сознания южных славян и славянства вообще и восстановления их вековой справедливости.

Европа в который раз обеспокоилась усилением влияния России – теперь на Балканах, и в 1878 году Берлинский конгресс усилиями Бисмарка и Дизраели и при усердном содействии австрийской дипломатии свели на «нет» все военно-политические успехи русских и балканских славян и заблокировали продвижение России в этот регион. Боснию и Герцеговину разрешили оккупировать Австро-Венгрии, но на самом деле эта провинция стала составной частью габсбургской империи.

Сербия же лежала в «заднем кармане» Габсбургов. Они были очень разочарованы тем, что официальный Петербург бросил их на произвол судьбы, предпочтя им ненавистных болгаров. Когда представитель Сербии в разговоре с членом русской делегации генералом Жомини на Берлинском конгрессе упрекнул за это русских, генерал ответил, что всё это пока временно: «Не позже чем через 15 лет мы будем вынуждены воевать с Австрией». Эти слова оказались пророческими.

Одного из последних сербских королей звали Миланом (1854-1901). Это была ничтожная личность, погрязшая в скандалах с русской женой Натальей и окружившая себя многочисленными любовницами. Его и звали опереточным королём. Он заключил с Габсбургами тайное соглашение, согласно которому Сербия после его ухода должна была стать провинцией Австро-Венгрии. После отречения Милана в 1889 году сербский трон занял его сын Александр, но король Милан продолжал жить в Сербии и своими выходками всячески досаждать правительству и сыну.

Русский посланник в Белграде Персияни в феврале 1891 года проинформировал Н.К. Гирса о необычной просьбе сербского правительства: ссудить его двумя миллионами франков, которыми надо было откупиться от Милана и заставить его «отречься от прав, принадлежащих ему в качестве члена Царственного дома, и навсегда удалиться из Сербии». Александр III написал на полях доклада: «Я не вижу достаточной гарантии невозвращения Милана в Сербию. Он, получивши эти 2 000 000 франков, надует и нас, и Сербию»⁷³.

Примечание 73. В.Н. Ламздорф в своих воспоминаниях пишет, что уже через месяц русские газеты сообщили, что король Милан якобы где-то раздобыл 1 млн. рублей и, наконец-то, освободил Сербию от своего присутствия. «Труднее будет удалить королеву, которую меньше ругают и которая более упорна», – замечает дипломат. Но история с королём Миланом на этом не кончилась. В июле Персияни сообщил из Белграда, что Милан за акт об отречении от трона требует от регентов 2 млн. франков. Реакция Александра III: «Что за подлец Милан, подписавший этот акт!». «Подлец Милан» и в эмиграции продолжал надоедать царю: очутившись во Франции, он стал просить принять его в русское подданство. Эскапады Милана кончились с его смертью в 1901 г. Конец примечания.

В умах сербских патриотов, в основном военных, возникла идея о Великой Сербии, в которую вошли бы Босния с Герцеговиной, Черногория и даже Македония. Босния, тоже заразившаяся освободительными идеями, в культурном и экономическом отношении могла бы считаться жемчужиной этого объединённого королевства и стала играть для Сербии такую же роль, как отобранный немцами Эльзас для Франции или южный Шлезвиг – для Дании. Формально вытесненная с Балкан Россия от поддержки своих братьев-славян не отказалась и продолжала оказывать им тайное покровительство.

Унизительный договор Сербии с Австрией, заключённый Миланом, истёк в 1895 году и больше не возобновлялся. Вена делала вид, что это её не волнует. В представлении австрийцев все сербы были свинопасы, которые иногда переодевались в королей и генералов и даже болтали в своих парламентах о политике. Высокородным Габсбургам не подобало заглядывать в собачью конуру!

Король Александр был обречён на неудачу.

Это был тучный, близорукий и очень нервный господин, рано лишённый родительской любви и ласки. Отец с матерью всё время ругались, а потом мать выслали обратно в Россию. Александр женился на вдове, придворной даме матери, по имени Драга Машин, которая была на 10 лет старше его. Трудно сказать, какие политические планы были у королевской пары, только она не устраивала адептов Великой Сербии. К тому же Александр правил по-диктаторски, отменил конституцию и создал при себе нечто вроде военной хунты. Ходили слухи, что королева Драга планировала сделать наследником трона своего сына от первого брака.

В ночь на 11 июня 1903 года Александр, Драга, её брат и некоторые министры в результате заговора офицеров были зверски убиты. Король с королевой в ночных рубашках спрятались было в гардеробе, и заговорщики, рыскавшие по дворцу, не нашли их до утра, пока какому-то офицеру не пришла мысль заглянуть в шкаф. Трупы убитых были через окно выброшены в сад. Потом их снесли в бильярдную, и вызванный для обследования доктор в каждом из них насчитал следы от не менее 60 пистолетных выстрелов и 40 сабельных ударов. Австрийские власти в Боснии-Герцеговине, кажется, были в курсе заговора, но непосредственного участия в нём не принимали. Заговор и манера его исполнения очень напоминали обстоятельства убийства императора Павла I ста двумя годами ранее.

Во главе заговорщиков стоял 27-летний капитан генштаба сербской армии Драгутин Димитриевич. Личность капитана и его взгляды были тогда окутаны тайной. Известно было только, что капитан был пламенным патриотом Сербии и сторонником то ли Великой Сербии, то ли Югославии. Это вносило ещё большую неясность: идея о централизованной Великой Сербии находилась в явном противоречии с идеей федеративной Югославии. К чему стремился Димитриевич и его сторонники, до сих пор не ясно. Как бы то ни было, но без него первая мировая война, возможно бы, не состоялась, а если бы и состоялась, то не из-за убийства Фердинанда в Сараево, а в каком-нибудь другом городе. Потому что Димитриевич поставил перед собой цель во что бы то ни стало убить эрцгерцога. Но это станет известным позже, спустя много лет после самой войны.

Товарищи звали капитана Аписом. Эта кличка не имела ничего общего с египетским быком Аписом. Апис – это биологическое название пчелы. Таким и был этот человек: беспокойным, усердным, трудившимся с утра до вечера и кружившим, словно пчела, по улицам и кафе Белграда, но упорным, свирепым и грозным, как бык – скорее сербский вариант Овода из романа Э. Войнич. В ночь перед убийством Александра и Драги он взял на себя роль, сыгранную при убийстве императора Павла лифляндцем Паленом и, в отличие от своих друзей-заговорщиков, как и бывший генерал-губернатор Петербурга, оставался трезв, до конца вдохновляя и направляя своих товарищей на «святое» дело. При штурме дворца Апис убил дежурного офицера, но в перестрелке был ранен и сам. Его посчитали смертельно раненым, бросили на полу и забыли. Утром во дворец пришли новые люди, которые занялись составлением временного правительства, и захотели всё-таки отыскать того, кому они должны были выразить благодарность. Димитриевича-Аписа нашли лежащим на полу, истекающим кровью, с сигаретой во рту.

После убитого Обреновича королём был выбран Карагеоргиевич по имени Пётр II (1888-1934). Вене было на всё это сугубо наплевать: подумаешь, свинопасы переоделись в опереточных офицеров и убили своего хозяина! По улицам Вены прошли хорватские студенты и проскандировали странный лозунг:

– Да здравствует король Хорватии!

Пётр Карагеоргиевич хорватским королём не был. Венцы от души смеялись, глядя на фотографии, сделанные на коронации короля Петра: король сидел верхом на коне, голову его украшала непомерных размеров корона, а кругом стояли пажи, похожие на статистов то ли из оперетты Легара, то ли Штрауса. Одним словом, умора!

Между тем, Пётр опереточным королём не был. Он был беден, но хорошо воспитан и образован, долго учился в Швейцарии, закончил французскую привилегированную военную школу в Сен-Сире, исповедовал либеральные взгляды, участвовал в войне Франции с Германией в 1870 году (разумеется, на стороне французов) и в боснийском восстании 1875-1876 гг., жил некоторое время у своего тестя, князя Черногории Миколы. Новый сербский король в принципе не имел ничего против Австро-Венгрии, но вместе со своими подданными стал ориентироваться на Россию.

Петербург поспешил поздравить нового сербского короля с восшествием на трон, в то время как Лондон и Гаага в знак протеста отозвали своих послов из Белграда. В стране была восстановлена конституция 1889 года, главной партией Сербии была радикальная партия, и во главе её стоял Никола Пашич (1845-1926), по образованию инженер, живший в России и оказавший сильное влияние на развитие событий в предвоенной Сербии и послевоенной Югославии. Пашич, по некоторым данным, знал о заговоре против короля Александра, поддерживал контакт с заговорщиками и якобы настаивал на немедленной ликвидации короля и его приспешников, но в момент переворота предусмотрительно удалился за границу. Такую осторожность и предусмотрительность он будет соблюдать и позже.

При Петре II, в правительстве Груича, Пашич стал на первых порах министром иностранных дел, а в 1904 году, после отставки Груича, сформировал собственный кабинет. В течение последующих 10 лет он будет занимать этот пост, а заодно и пост министра иностранных дел, и ещё три раза сыграет роковую для будущей войны роль. После мировой войны Н. Пашич окажется единственным в Европе победителем и даже триумфатором. И не потому, что он оказался в лагере победителей этой войны, а потому, что сумел добиться претворения в жизнь самых дерзновенных мечтаний панславистов – образования великой Югославии.

…После убийства Александра и Драги в Вене, наконец-то, заметили, что Белград перестал быть послушным и покорным. Премьер-министра Пашича в 1905 году венские дипломаты неожиданно для себя обнаружили вместе с болгарским царём Фердинандом, «смертельным врагом» сербов, на курорте в Мариенбаде. Результатом этих встреч стало секретное болгаро-сербское таможенное соглашение. В 1906 году в Вене также узнали, что Сербия вооружается, но оружие купила не на австро-чешских заводах «Шкода», а во Франции на заводах Крезо. Н. Пашич стал часто появляться в Петербурге, а заявления о Великой Сербии стали появляться на страницах белградских и сараевских газет. Повсюду возникли сербские хоровые клубы, земляческие объединения, кружки для чтения и кооперативные объединения. Очагами великосербской пропаганды стали гимназии Боснии и Герцеговины. Все школьные праздники проходили под знаком патриотических сербских лозунгов.

Австро-Венгрия ввела против Сербии экономические санкции и заблокировала страну со всех сторон, препятствуя вывозу за границу её единственного экспортного товара – свинины. Началась «свиная» война, длившаяся более года, но санкции оказались неэффективными, поскольку Сербии всё-таки удалось прорвать «свиную блокаду» с помощью торгового союза с Болгарией. Однако Вена сильно надавила на Белград и на Софию, и до политического союза Сербии с Болгарией пока дело не дошло. Как бы то ни было, Сербия, как писал в Лондон английский посол в Белграде, стала костью в горле у австрийцев.

Под воздействием великосербской пропаганды на территории «двойственной монархии» зашевелились «инородцы». В 1905 году 40 хорватов, членов венгерского риксдага, собрались в Риеке (Фиума) и приняли программу о будущем Хорватии. Согласно ему, Хорватия, входившая в состав Венгрии, должна была стремиться к объединению с австрийскими провинциями Словенией и Далмацией и образованию отдельного королевства – правда, пока в рамках Австро-Венгрии. Вообще же хорваты склонялись к союзу и дружбе с братским народом – сербами. Наметилось движение, которое приведёт позже к образованию Югославии.

Со своей стороны, в Австро-Венгрии, чтобы искоренить «революционное гнездо Сербию», в 1908 году задумали создать Великую Болгарию, которая бы поглотила бóльшую часть Сербии. На болгарском троне уже давно сидел немец, австрийский офицер Фердинанд Кобургский, послушное орудие Вены. Оставшуюся после поглощения Болгарией сербскую территорию планировалось присоединить к «двойственной монархии». Так что идея о ликвидации Сербии возникла не в 1914 году, а шестью годами раньше, ещё во времена австрийской аннексии Боснии-Герцеговины. Главным вдохновителем уничтожения сербского государства выступал, как уже говорилось, начальник генштаба австрийской армии.

В 1908 году Вена, как мы знаем, нагло презрев все нормы международного права, включила Боснию-Герцеговину в состав своей империи. Для Сербии Босния и Герцеговина означали примерно то же самое, что для русской государственности означал Новгород, Владимир или Суздаль. Поэтому последствия аннексии оказались самыми болезненными для сербов. Нельзя было более грубо и нагло оскорбить национальное чувство сербов и дружественных с ними народностей, чем это сделала Вена. Сербский историк и государственный деятель М. Нинчич пишет: «…Было чувство непоправимого ущерба, что мы были на пороге национальной катастрофы, и что Австро-Венгрия, заклятый враг Сербии и сербского народа, готовила погибель всякого проявления сопротивления у народа, который хотел лишь одного: жить независимо и свободно».

В ответ на аннексию Боснии и Герцеговины Сербия мобилизовала 100-тысячную армию, была создана военно-патриотическая организация Народна Одбрана (Народная Оборона), призванная защитить национальные интересы сербов в аннексированных провинциях. Сербское правительство обратилось к государствам, подписавшим Берлинский договор, с требованием восстановить статус-кво 1878 года, но, убедившись в тщетности подобной надежды, потребовало компенсацию за потерю Боснии-Герцеговины – так называемый санджак Новый Базар. Ничего подобного не произошло, Германия поддержала Австрию, а Франция и Англия заняли соглашательскую позицию. Вена поставила Белград перед ультиматумом: если Сербия хотела быть хорошим соседом, то она должна была прекратить свою националистическую пропаганду в Боснии и Герцеговине и отменить мобилизацию армии.

В Белграде надеялись на Россию, но надежда эта погасла после того, как стало ясно, что защитить сербов Россия, ослабленная войной с Японией, была не в состоянии. Австро-германский шантаж полностью удался, и в 1914 году Вена и Берлин попытаются его повторить снова.

«Народна Одбрана» объявила своей программой борьбу с австро-венгерским засильем и создание независимой и свободной Великой Сербии. Она создала в Сербии целую сеть просветительских кружков и ячеек и занялась активной пропагандой своих идей. Её влияние быстро распространилось на сопредельные с Сербией территории, в том числе и на оккупированную австрийцами Боснию-Герцеговину.

В марте-октябре 1912 года Сербия, Болгария, Черногория и Греция образовали антитурецкий Балканский союз и при моральной поддержке России начали военные действия против Османской империи. Началась она 8 октября 1912 года с объявления Черногорией войны Турции, после чего мобилизацию в спешном порядке провели Сербия, Болгария и Греция. Время было выбрано удачно: в Турции произошла так называемая младотурецкая революция Ататюрка, империя распадалась, и нужно было, не теряя времени, решать свои территориальные и государственные задачи.

Война, как мы знаем, закончилась полным триумфом балканских стран, но не прошло и года, как союз распался. Болгарии начала войну с Сербией (26.9.1913) за раздел Македонии. Македонию в конечном итоге поделили между Сербией и Грецией, а разбитую Сербией Болгарию лишили всех земель, приобретённых в первой балканской войне.

Сотрудничество Сербии с Черногорией было далеко от идеала. Черногорский князь Николай (Микола) из династии Петровичей хотел играть самостоятельную объединительную роль на Балканах, для чего вступил в определённое соперничество со своим зятем, сербским царём Петром, за влияние и покровительство царя Николая II. Ю.Я. Соловьёв, наблюдавший князя с близкого расстояния, следующим образом описывает его:

«Николай был прирождённым актёром. Он всячески старался произвести впечатление на окружающих, поражая их деланной простотой и добродушием. В действительности он был весьма хитрым и прошедшим через многие трудности политическим интриганом. К тому же он был корыстолюбив и старался всячески эксплуатировать своих высоких покровителей и прежде всего, конечно, Россию… Любимым занятием Николая была политика. Он ссорил дипломатов друг с другом, чтобы поочерёдно получать сведения об их коллегах. Для него было крайне неприятно, если дипкорпус был между собой дружен».

Это был настоящий восточный деспот, управлявший своим подданными ежовыми рукавицами. В черногорской столице Цетине, пишет Соловьёв, князь Микола был тем же, чем турецкий султан в Константинополе. Он мог, рассердившись, посадить любого своего министра в тюрьму, а потом извлечь его оттуда и вернуть на должность. Министры и чиновники были у него на положении прислуги, подавали ему платок, сметали пыль с сапог и оказывали другие услуги.

Кроме России, Черногорией, имевшей всего ¼ миллиона населения, интересовались лишь Австро-Венгрия и Италия, и князь Микола, играя на стратегическом положении своего княжества, искусно лавировал между своими тремя покровителями. В действительности, пишет Соловьёв, для России Черногория была совсем не интересна, но черногорский князь стал весьма популярной личностью в Петербурге благодаря движению панславизма и удачному замужеству своих дочерей, вышедших замуж за русских великих князей и известных у нас в истории под именем «черногорок».

Играя перед русскими императорами роль верного вассала, князь Микола никогда таковым не был. Тем не менее, царь Николай II ежегодно «отстёгивал» Миколе субсидию в размере 2 млн. руб., которые в основном шли на поддержание черногорской армии. Черногорская армия, которую князь Микола обещал в случае необходимости довести до 50 тыс. человек, тоже была иллюзия, но в Петербурге в неё верили и деньги платили. Дочери князя Милица (1866-1951) и Анастасия – соответственно жёны братьев в.к. Петра Николаевича и в.к. Николая Николаевича – тоже большие интриганки, бдительно следили за тем, чтобы перебоя в деньгах не было. В русскую миссию регулярно «заглядывал» министр иностранных дел Черногории Гавро Выкотич и получал из рук посланника очередную кругленькую сумму в несколько сотен тысяч австрийских крон. Никакого контроля за использованием субсидии не было, и князь Микола тратил их по своему усмотрению.

Третью дочь Миколы Зорка была замужем за сербским королём Петром, а четвёртую он выдал за итальянского короля Виктора Эммануила III (1869-1947). Столица Черногории Цетине практически выполняла роль придворной канцелярии для четырёх дочерей её князя.

Субсидия России на черногорскую армию была не единственной – их было много. Одна из них – 10 тысяч рублей – выделялась на старшего сына Миколы – Данило, который был отъявленным… австрофилом. (Увидев слабость России, князь Николай пытался ориентироваться на Тройственный союз). После гибели русских моряков при Цусиме в 1905 году княжич Мирко, младший сын князя Миколы, и митрополит Никифор захотели отслужить по ним в Цетине панихиду, однако Данило, оставшийся на княжестве при отъехавшем за границу отце, запретил это делать, а в кругу многих лиц позволил себе высказать восхищение храбростью и военным искусством японского адмирала Того. В это время Петербургу было не до Черногории, а потому инцидент с антирусской политикой князя Миколы как-то «рассосался» и забылся.

Таковы были ещё одни «братушки» – черногорские.

 «Нечего говорить», – пишет Соловьёв, – «что роль России в Черногории при всей её внешней значительности была в действительности не только дутой, но и чреватой весьма неприятными для нас осложнениями. Сам по себе князь Николай не внушал никакого доверия, и от него можно было в каждый момент ожидать всяких сюрпризов».

Царь Сербии Пётр по части интриг ни в чём не уступал тестю, и между ними происходила непрерывная подковёрная борьба, полная интриг, заговоров и убийств. Сербский зять и его сын, регент Александр, плели заговоры против черногорского тестя и деда, а тот вёл подкопы под них и под сербский трон, чтобы занять его своими ставленниками.

Антитурецкий балканский союз, как мы знаем, создавался под эгидой России. В договоре Балканского союза содержался секретный пункт, по которому Россия определяла момент нападения его членов на Турцию и способы распределения между участниками освобождённых от османского ига завоёванных провинций. Конечно, на Певческом Мосту знали о возможном сильном противодействии этой политике со стороны Дунайской монархии и Германии, но очевидно там полагались на веское слово Франция и Англия. Однако ни союзница Франция, ни прохладно настроенная к России Англия в балканский конфликт вмешиваться не захотели. «Сердечное согласие» должно было, по мнению его создателей, распространяться на интересы Парижа и Лондона, но отнюдь не Петербурга.

В 1912 году Сербия в ходе первой балканской войны достигла берегов Адриатического моря и была близка к тому, чтобы получить, наконец, долгожданный выход к морю. Но тут Вена и остальная Европа сказали своё «веское» слово, и на пути к морю возникло новое государство – Албания. Запад быстро соорудил албанский трон и посадил на него немецкого принца. Сербия некоторое время не хотела выводить из будущей Албании свои войска, но когда 18 октября 1913 года Австро-Венгрия предъявила ей очередной ультиматум и предложила вывести войска в течение 8 дней, а за спиной Вены угрожающе замаячил Берлин, сербы сдались. Россия и на сей раз в войну ввязываться не захотела. Это дало Берхтольду лишний повод для возникновения иллюзии об  ультиматуме как действенном оружии.

Сербия в войне с Австрией, конечно же, не была заинтересована и хотела мира. Это была отсталая сельскохозяйственная страна, а балканские войны чрезвычайно истощили её ресурсы. Сербам требовалась передышка. В военном отношении она сильно уступала Дунайской монархии: она могла мобилизовать до 400 тыс. человек, из которых только около 250 тысяч были кадровыми военными. Сербская армия находилась в процессе реорганизации и перевооружения, в чём ей активно помогала Россия, сама страдавшая тем же недостатком. У сербов не было ни тяжёлой артиллерии, ни другой современной военной техники, плохо обстояло с обмундированием, медикаментами, средствами связи. Россия могла поставлять оружие по Дунаю, но Румыния и Болгария чинили препятствия в пропуске грузов до Белграда. Лишь в ноябре 1914 года, когда война уже шла полным ходом, в обстановке строжайшей секретности удалось договориться с Бухарестом о пропуске военного груза сербам. (Дело тогда шло к переходу Румынии в лагерь Антанты, сомнительную выгоду которого потом долго обсуждали русские военные и дипломаты).

После второй балканской войны Сербия и Черногория получили общую границу, и у населения с обеих сторон возникло стремление к объединению в одно государство, тем более что обе страны связывали родственные династийные узы. Но недоверие и неприязнь между князем Николой и королём Петром были слишком сильными, чтобы идти на союз. Есть сведения о том, что Никола предлагал австрийскому послу Гизлю союз Черногории с Австрией против Сербии в обмен на финансовую и экономическую помощь Вены и приращение черногорской территории за счёт албанского Скутари. Берхтольд и Гётцендорф немедленно ухватились за эту идею, но стали выторговывать для себя у Николы стратегический район Ловчена, на что черногорский хитрец и интриган не пошёл.

Идея объединения южных славян ещё не созрела, она станет актуальной лишь после распада Габсбургской империи. Тем не менее, царь Никола в своём послании к королю Петру 15 марта сделал формальное предложение о союзе двух государств, ссылаясь на благословение «защитницы нашей матушки России». Ответ короля Петра был, как ни странно, положительным. По всей видимости, он не знал о том, что накануне своего обращения (24 февраля) Никола в беседе с германским послом недвусмысленно сказал, что у него нет ни малейшего намерения к объединению двух славянских династий.

Как бы то ни было, понадобилось вмешательство русского монарха, чтобы пресечь все эти «вредные» объединительные попытки. 22 апреля 1914 года французский посол Морис Палеолог из беседы с царём Николаем II узнал, что последний убедил князя Николу повременить с союзом с Сербией, чтобы не злить пока Вену, и что тот принял совет с радостью. Трудно теперь сказать, насколько правильными были перестраховочные действия Петербурга, потому что в Берлине против объединения Черногории с Сербией никто не возражал, да и в Вене постепенно пришли к выводу, что из этого союза большой беды не будет.

Освоение новых приобретённых в результате войны с Турцией и Болгарией территорий, в частности, Вардарской Македонии, Косова, Метохии и Новобазарского санджака, вошедших в состав Сербии в 1912-1913 гг., стало предметом споров сербских военных с правительством Пашича и привело к напряжённости в нестабильной стране. Вардарская Македония в военно-стратегическом отношении играла особую роль. «История показывает», – говорил премьер Н. Пашич, – «что тот, кто имел Македонию, всегда был первым на Балканах». Сербские военные хотели побыстрее ввести в Македонии военно-оккупационный режим и критиковали гражданскую администрацию Пашича за бюрократизм и неразворотливость.

Н. Пашич, как и большинство сербских революционеров, проживавших в Швейцарии, испытал на себе влияние русских анархистов Кропоткина и Бакунина. Только он не сразу решил идти к цели путём эволюции, для чего в 1881 году создал свою радикальную партию. Так что в сербской политике к 1914 году продолжали существовать две тенденции: одна, представленная радикалами во главе с Пашичем, а другая – революционно-террористическая, выросшая из организации «Народна Одбрана» и воплотившаяся в секретной организации «Единство и смерть», alias «Чёрная рука» во главе с Димитриевичем.

Даже в то время, когда бороды носили почти все государственные деятели, внешний вид Пашича всё равно привлекал внимание. Его борода была очень длинной – почти как у Карабаса-Барабаса. Как и всех балканских политиков, Пашича несколько раз осуждали на смерть, а потом миловали. Пашич считался очень хитрым человеком. Давая интервью западным или немецким журналистам, он имел обыкновение вставить в него какое-нибудь броское, не соответствующее истине и вызывающее заявление относительно своей личности, чтобы потом, когда выяснится «неудобство» опубликованного материала, всё официально опровергнуть и обвинить журналиста в недобросовестности. Когда Австрия аннексировала Боснию, Пашич поехал в Петербург и сделал там громкое заявление о том, что сербы все как один поднимутся в бой и, если нужно, все лягут на поле битвы, как это было в 1389 году на Косовом поле. Потом утверждали, что это заявление было сделано не для того, чтобы повлиять на Николая II, а для того, чтобы припугнуть Австро-Венгрию и склонить её к уступкам. После первой Балканской войны он заявил, что следующий удар балканские страны нанесут по Габсбургской монархии.

Основой решения сербских проблем, т.е. создания Великой Сербии, Пашич и его радикальная партия считали союз с Россией. В этом они расходились с возглавляемой Аписом-Димитриевичем организацией «Единство или смерть», которую просто называли «Чёрной рукой». Своим идеалом члены «Чёрной руки» считали Югославию, в которой нашлось бы место всем балканским народам – сербам, хорватам, словенцам, македонцам и черногорцам. Кроме того, «Чёрная рука» выступала за республику и использовала в своей деятельности методы терроризма.

Н. Полетика утверждал, что «Чёрная рука» имела своих людей практически во всех механизмах управления страной. Она оказывала своё влияние на все решения правительства и практически правила страной. К тому же «Чёрная рука» планировала убрать правительство Пашича и сформировать своё собственное. Понятно, что Пашич относился к этой организации с большой опаской и не без оснований видел в ней опасного соперника.

Григорьев Борис Николаевич