Явление пятое: Человек, который никак не мог умереть

5 июля 1914 года, спустя неделю после убийства в Сараево, начальник генерального штаба австрийской армии генерал Франц Конрад фон Гётцендорф попросил у императора Франца Иосифа (1830-1916) аудиенцию, чтобы проинформировать его о планах на войну. В частности, генерал предлагал провести мобилизацию австрийской армии и осуществить карательную военную акцию в отношении Сербии.

Император был встревожен. Ему хотелось провести остаток жизни в покое, а тут – война. Накануне, 2 июля, беседуя с германским послом Чиршки, Франц Иосиф сказал:

«Я вижу перед собой мрачное будущее. Особенно меня беспокоит русская мобилизация, как раз приуроченная к моменту, когда мы меняем призывников. Гартвиг великий мастер, а Пашич ничего не делает, не проконсультировавшись с ним».

Старик смотрел в корень.

Конечно, речь зашла о смерти эрцгерцога Фердинанда. Потом разговор коснулся кончины ещё одного человека – то ли генерала Цейтнера, то ли начштаба итальянской армии Поллио. Судя по всему, смерть генерала тронула императора намного больше, нежели смерть племянника, и он сокрушённо вздохнув, сказал:

– Все вокруг умирают. Только я никак не могу умереть.

И император не одобрил предложение Гётцендорфа. Через пару дней он изменит своё мнение, получив из Берлина письмо кайзера Вильгельма о том, что Германия поддержит любую акцию монархии против строптивой Сербии.

Франц Иосиф, император австрийский, апостолический король венгерский, король богемский, далматский, хорватский, славянский, иллирийский, галицийский. иерусалимский и прочая, и прочая, был тогда самым старым монархом в поднебесной. Накануне войны ему исполнилось 84 года. Все его знакомые, друзья и родственники давно умерли, а он всё жил и жил и чувствовал себя очень одиноким. Его портрет висел во всех уголках этой лоскутной империи. К 1914 году срок его правления составил 66 лет. Когда он умер, то перекрыл срок правления английской королевы Виктории на целых два года. В Англии королева оставила по себе название «викторианская эпоха», а вот Франц Иосиф в своей Австро-Венгрии ничего не оставил. Империя вскоре рухнула и распалась. Жители Вены говорили о своём монархе, что он в самом начале своего правления нанёс стране большой ущерб своей молодостью, а потом – своей старостью.

При императоре уже были две войны, и обе он проиграл. При нём Габсбургская империя потеряла Ломбардию и Венецианскую область, при нём Австрию выбросили из союза немецких государств. Его брат Максимилиан, став императором Мексики, был расстрелян повстанцами. Его единственный сын кронпринц Рудольф при невыясненных обстоятельствах вместе со своей любовницей покончил жизнь самоубийством в Майерлинге. Его жена, императрица Елизавета, пала от удара напильника своего придворного  садовника. Его дядя Фердинанд I (1793-1875), которого в 1848 году заставили отречься от престола в его пользу, 18-летнего племянника, сокрушённо потом говорил: «Но за что же меня прогнали в 1848 году? Я способен был не менее моего племянника проигрывать сражения и терять провинции».

Он всё жил и жил и теперь стоял на пороге третьей войны, которая закончится полным крахом и развалом его лоскутной империи.

Империя не была ни полицейским государством, ни уютной «вальсовой» идиллией. За блестящим имперским фасадом не скрывалась система строго регламентированного классового общества, но и социальной справедливостью там тоже не пахло. Первым сортом были подданные немцы, потом шли венгры, за ними – итальянцы, чехи и словаки, а потом уже все остальные: румыны, поляки, сербы, хорваты, украинцы, словенцы, евреи, цыгане... В империи каждый мог легко сделать карьеру независимо от своего социального статуса. Была бедность, но не такая как в Англии или США. Да и демократии в ней было намного больше, чем в парламентской Англии, потому что режим был настолько слаб и немощен, что власти были не в состоянии ни провести реформы, ни установить драконовские порядки. Австрийский социал-демократ Виктор Адлер на съезде Интернационала в 1889 году назвал свою страну «деспотией, смягчённой безалаберностью».

К 1914 году население Австро-Венгрии состояло примерно из 10 миллионов чехов и словаков, 9 миллионов немцев, 9 миллионов венгров, 4 миллионов поляков, 3 миллионов сербов и хорватов, 3 миллионов румын и 0,7 миллиона итальянцев, – всего около 40 млн. человек, среди которых во всех слоях насчитывалось около 1,5 миллиона евреев. Когда началась война, многие из них были мобилизованы и поехали на войну умирать за своего императора. А он сидел во дворце и вздыхал: 

– Alle sterben. Nur ich kann nicht sterben⁷¹.

Примечание 71. Все умирают, только я никак не могу умереть (нем.). Конец примечания.

Часто говорят, что Габсбургская монархия достигла пика своего развития в 1867 году, когда Йозеф Штраус написал свой знаменитый вальс «У прекрасного голубого Дуная». Но кроме вальса, в этом году произошло и великое политическое событие – так называемый компромисс Австрии с Венгрией или образование двойственной монархии – Австро-Венгрии. Некоторые, наиболее проницательные, потом зло шутили, что от Австрии осталась только Венгрия, потому что именно она стала доминировать в лоскутной империи. Но большинство ничего не заметило: столицей по-прежнему была Вена, в ней звучали вальсы Штрауса, император был австрийцем. И только немногие посвящённые понимали, что главным и определяющим партнёром в этом союзе была Венгрия.

Потом, в 1918 году, Венгрия предстанет перед миром как освободившаяся из обременительного союза с Австрией нация, «замордованная и затиранизированная» ею до бесчувствия. На самом деле Венгрия оказывала большое влияние и на политику Вены, и на общую атмосферу в Европе. Во главе её были сильные и влиятельные помещики, динамичные и прагматические политики, для которых такие венские материи, как человечество и цивилизация, казались слишком тонкими. Избалованных привилегиями при турецком владычестве венгерских магнатов-феодалов интересовали лишь собственные интересы, поэтому они нещадно, на протяжении веков, эксплуатировали и притесняли на своей территории лютеранскую общину, а также всех «инородцев» – румын, сербов, хорватов и прочих там славян. После наполеоновских войн Венгрия получила в подарок Хорватию и продемонстрировала большой талант в подавлении других народов. При этом венгры не переставали говорить о том, что они подвергаются жестокому гнёту со стороны Австрии.

Во время революции 1848 года Венгрия приобрела права самостоятельности и приобрела роль поборника свободы в Европе. Никто не понял тогда, что свобода существовала только для мадьяр, но не для других народностей, населявших страну. Для мадьяр свобода означала свободу подавлять и эксплуатировать другие народы. 18-летний император Франц Иосиф тогда не смог самостоятельно подавить венгерскую революцию и призвал на помощь царя Николая I. Когда русские войска под командованием графа Эриванского И.Ф. Паскевича (1782-1856) задушили восстание, австрийцы применили террор и в присутствии русских солдат навели в стране порядок. В то время Габсбургская монархия ещё не была «упакована» в чарующие звуки вальсов. Тогда она показывала свои хищные зубы и была окутана порохом и содрогалась от пушечных залпов. Тогда пейзажи Венгрии украшали не колодезные журавли, а виселицы. Офицеры в белых мундирах замелькали по всей империи, начиная от Богемии и Венгрии и кончая Ломбардией и Тиролем.

Венгры никогда не простили русским их вмешательства в дела страны 1848 года. Прежняя скрытая ненависть к славянам переросла потом в перманентное политическое сознание венгров и стала их отличительным качеством. Национализм во всех его формах и проявлениях стал средством выживания венгров. Гордость за прошлое и презрение к славянам стало цементирующим элементом в государственной политике мадьяр. Выразителем этих идей стал воспетый европейским коммунизмом Лайош Кошут (1802-1894), хотя он был не мадьяром, а словаком (впрочем, Гитлер тоже не был немцем).

В 1859 году итальянцы вышвырнули Габсбургов из Ломбардии, а в 1866 году – немцы из Германии. Империя рушилась, и тогда Вена решила ориентироваться на Венгрию, которую она 20 годами раньше поставила на дыбу. Император Франц Иосиф поехал в Будапешт, а в 1867 году произошёл «великий компромисс», согласно которому Вена получила финансовую и военную поддержку, а Венгрия – полную самостоятельность в пределах своих границ. На практике абсолютная монархия Габсбургов стала конституционной, потому что в Венгрии существовал парламент. Куда привёл этот компромисс, рассказал эрцгерцог Франц Фердинанд на встрече с Вильгельмом II в 1914 году.

Либеральные немцы в Австрии были благодарны венграм за то, что они подарили им парламент, но они не знали, что в Венгрии парламентаризм распространялся лишь на мадьяр. Представители других национальностей в выборах не участвовали и в парламент быть избранными не могли. Известный венгерский лидер и премьер-министр Венгрии Иштван Тиса (в Австрии был свой премьер) накануне войны стал поборником мира, потому что выступил против войны с Сербией. Но никто не поинтересовался причинами этой мироборческой позиции, как в своё время никто не вник в мировоззрение Л. Кошута. Оказывается, венгерский премьер не хотел войны с Сербией, потому что боялся, что она благополучно завершится для Вены, и тогда Габсбурги присоединят Сербию к империи, и Венгрия лишится своего ведущего положения.

На самом деле, именно Венгрия была движущей силой вступления Австро-Венгрии в союз с Германией и Италией, потому что, по мнению венгров, лишь в союзе с немцами и итальянцами они могли защитить себя от «славянской экспансии». Так что ось Берлин-Будапешт-Рим возникла ещё в 70-е годы XIX столетия. Вот так Венгрия и пришла к войне 1914 года, постоянно выдавая себя за жертву габсбургского гнёта, а в то же время искусно уводя Габсбургов от «великого компромисса» со славянами и русскими и направляя их по выгодному для себя пути.

Россия, по крайней мере, дважды спасала трон Франца Иосифа от крушения. После венгерских событий на молодого императора выпали новые испытания: прусский король Фридрих Вильгельм IV, воспользовавшись ослаблением Австрии, вознамерился вышвырнуть её из союза немецких государств, в котором швабы традиционно, со времён Священной Римской империи, занимали ведущее положение. Понадобилось энергичное вмешательство России, чтобы в 1850 году восстановить статус-кво.

И какова же была благодарность Франца Иосифа Николаю I?

Император отплатил царю коварной изменой и предательством.

Презрев так называемое Мюнхенгрецкое соглашение и последовавшую за ним Берлинскую конвенцию 1833 года, Вена за спиной России вступила в 1853 году в сговор с Парижем и Лондоном и интернационализировала русско-турецкую проблему. В Вене собралась конференция из представителей Австрии, Пруссии, Франции и Англии и заставила Турцию отменить свои обязательства по отношению к России, вытекавшие из Адрианопольского мира 1829 года, а Россию – освободить Дунайские княжества. Николай I назвал эту конференцию полевым судом над ним и над Россией.

В январе 1854 года Австрия отклонила предложение Петербурга о заключении договора о нейтралитете, в марте заключила наступательный союз с Пруссией, направленный своим остриём против России; в мае привела свою армию в состояние боевой готовности и в июне потребовала от России вывести войска из Дунайских княжеств; в июле вместе с Францией и Англией стала настаивать на сокращении Черноморского российского флота, в августе заняла Молдавию и Валахию, а в январе 1855 года открыто примкнула к антирусской коалиции Франции, Англии и Турции. Русская армия, истекая кровью под Севастополем, была всё время вынуждена держать большие силы на западной границе против австрийцев. Священный союз, уродливое детище К.В. Нессельроде (1780-1862) и К.В.Л. Меттерниха (1773-1859) и один из первых опытов России войти в «европейский дом» и выступить на поприще «спасительницы Европы», слишком дорого обошёлся России⁷².

Примечание 72. Для Николая I, человека долга и чести, назвавшего в 1849 году Франца Иосифа своим сыном, это предательство было ударом, которого он не смог вынести. «Буди воля Божия! Я буду нести крест мой до истощения сил», – писал Незабвенный князю М.Д. Горчакову. Но сил не хватило, и 18 февраля/2 марта 1855 года он умер. Конец примечания.

Концентрированным выражением экспансионистской политики Дунайской монархии стало высказывание начальника генштаба австрийской армии генерала Франца Конрада фон Гётцендорфа: «Будущее монархии находится на Балканах». Там были рынки сбыта, источники сырья, оттуда можно было распространять своё влияние на Средиземноморье и Ближний Восток. Греческий порт Салоники был предметом особого вожделения Габсбургов.

Но всему этому мешала маленькая независимая Сербия. После балканских войн её авторитет на Балканах сильно вырос, и с этим Вена никак не хотела примириться. Министр-президент (премьер-министр) Австрии К. Штюргк в 1913 году так сформулировал положение дел на Балканах:

«Падение нашего престижа весьма ощутимо. Ослабление сил нашей монархии и неожиданные успехи балканских стран…произвели на наше югославянское темпераментное население самое сильное впечатление. Среди населения растёт неверие в способность монархии защитить свои интересы; многие считают, что Далмация и Приморье будут потеряны империей».

Как мы видим, возникший в Европе миф о Франце Иосифе как о добреньком и дряхлом старичке и миротворце на поверку оказывается ложным. Никто, как сам император, не способствовал экспансии Габсбургов на Балканах. Франц Иосиф был ярым сторонником «укрощения» слишком самостоятельной Сербии или даже её уничтожения как самостоятельного государства. «Съевши не одну собаку» на кознях против России, он во всех действиях Белграда видел руку России. Но он был хитёр и умён, своих агрессивных устремлений не демонстрировал и делал вид, что желает с Россией добрых отношений. Впрочем, пишет Альбертини, император не был заинтересован в крушении своего восточного соседа, потому что боялся, что на месте русской монархии возникнет республика, а с революционерами ему было бы взаимодействовать значительно сложнее, чем с царём. Самое большее, чего хотел дряхлый правитель одряхлевшей монархии – это поставить Россию на место и вытеснить её из Балканского полуострова. И, кстати, он не был так сильно подвержен советам своих придворных и министров, как кайзер Вильгельм или царь Николай. Когда нужно, он проявлял твёрдость и всем давал понять, кто  в империи принимает решения.

Но менять что-либо в своей стране император категорически не желал. Когда его наследник и племянник  Франц Фердинанд в 1911 году, убедившись, что оставшаяся после смерти императрицы Марии Терезы недвижимость не только не приносит дохода, но, наоборот, является убыточной и разворовывается недобросовестными управляющими, пошёл к дяде и предложил ему провести реорганизацию всего дела, прогнать проворовавшихся чиновников, назначить новых и т.п., Франц Иосиф бросил на него взгляд, полный подозрения и… пообещал подумать. Он думал несколько месяцев, и когда у племянника уже иссякло терпение, и он напомнил дяде о деле, сказал, что не может заставить себя пускаться в сомнительные эксперименты и разрушать старое испытанное дело.

После второй балканской войны, когда в воздухе запахло порохом, он, исходя из приверженности к старому, испытанному, в ноябре 1912 года решил послать к царю своего эмиссара, чтобы засвидетельствовать Николаю II своё «искреннее расположение». И в Вене, и в Берлине хорошо знали, как чувствителен был царь к таким изъявлениям дружбы. В Берлине, однако, посчитали, что такая дружественная акция была ни к чему: она свидетельствовала об уступчивости Австро-Венгрии. И постарались свести её на «нет».

Так и жил этот император, как собака на сене, не позволяя ни себе, ни другим каких-либо новшеств и излишеств. Вокруг него сконцентрировалась кучка аристократов, ещё более реакционных и «вчерашних», для которых слово «империя» давно уже стало синонимов «моё благополучие», «мой дом», «мои слуги» и для которых любая перемена была подобна смерти.

Григорьев Борис Николаевич