Узел 4. Итало-турецкая война

Италия с 1881 года состояла в австро-германском блоке.

Если союз монархической России с республиканской Францией считался странным, то союз Италии с бывшим своим врагом Австрией выглядел ещё более одиозным. Только что в ходе Рисорджименто¹⁹ Италия вернула себе земли, принадлежащие Австрии, и обида и недоверие с обеих сторон выражались совершенно открыто. Но в политике места для этики и морали не бывает, главное – это интересы. Риму надо было попытаться вернуть обратно Корсику, Ниццу и Савойю, а они принадлежали Франции, так что у Италии был свой интерес в Европе. Кроме того, у итальянских капиталистов родился интерес к колониям. Не могла же просвещённая страна, давшая миру европейскую цивилизацию, остаться на обочине истории без солидных колониальных завоеваний!

Примечание 19. Национально-освободительное движение за самостоятельность и консолидацию Италии середины XIX в. Конец примечания.

Молодой, но наглый итальянский империализм уже поломал себе зубы в Африке. Ещё в 1885 году итальянцы захватили порт Массауа, чтобы оттуда добраться до Хартума. Это привело в 1887 году к столкновению с Абиссинией и первым крупным неудачам. В 1889 году были образованы итальянские колонии в Сомали и Эритрее, а абиссинский негус был вынужден уступить силе и согласиться на итальянский протекторат. Но в 1896 году эфиопская армия нанесла итальянцам сокрушительное поражение в Адуе, и африканские планы Рима снова потерпели сокрушительный крах. Это не образумило итальянских хищников, в 1899 году они пустились в новую авантюру – на этот раз в Китае в виде сумасбродной попытки овладеть бухтой Сан Мун, но, получив отпор, убрались обратно на Апеннинский полуостров.

На сей раз Рим положил глаз на Тунис, Триполи и Киренайку (Ливия). Но Тунис в 1881 году захватила Франция, и Рим засуетился: упаси Боже, приберут к рукам и Триполи с Киренайкой! И тут же вступила в союз с Веной и Берлином. Образовался Тройственный союз, борьба с ненавистными Габсбургами уступила место более прагматическим требованиям. Как иронично замечает английский историк В.В. Готлиб, «высшие национальные интересы Италии были принесены в жертву корсиканским скалам и африканским пустыням».

Союзником Италия была ненадёжным, и это в Вене и Берлине хорошо осознавали. А Риму союзники были нужны для того, чтобы решить свои ирредентисткие проблемы²⁰ и овладеть североафриканским побережьем, но скоро выяснилось, что для исполнения этой мечты влияния германцев не хватало. Начались вихляния, заискивание и заигрыванье с Францией и Англией, ибо без согласия настоящих хозяев Средиземноморья и думать было нельзя о том, чтобы приблизиться к берегам Триполи или Киренайки²¹.

Примечание 20. Ирредента, ирредентизм – националистическое движение в Италии в конце XIX – начале XX вв. за присоединение к Италии пограничных земель, частично заселённых итальянцами, но не вошедших в её состав после Риссорджименто. Так Рим требовал от Австро-Венгрии провинцию Трентино, г. Триест и почти всё далматинское побережье, процент итальянского населения которых едва превышал 10%. Конец примечания.

Примечание 21. Забегая вперёд, скажем, что «вихлянье» продолжалось до весны 1915 года, когда Италия, пробыв несколько месяцев «активно нейтральной», т.е. старалась продать своё участие в войне старым и новым союзникам как можно дороже, присоединилась, наконец, к Антанте. Конец примечания.

В 1887 году между Австро-Венгрией, Англией и Италией были подписаны так называемые средиземноморские соглашения, главным содержанием которых был делёж «турецкого пирога». Высокие договаривающиеся стороны заявили тогда, что нарушение статус-кво в Средиземном море, в частности, уступка Турцией сюзеренных прав на Болгарию и на проливы должна будет повлечь за собой оккупацию странами-участницами совместно или в отдельности «тех пунктов Оттоманской территории, которые они сообща признают необходимым оккупировать». Вот таким «цивилизованным» способом оформлялись в те времена грабежи территорий. То, что этот сговор стал потом противоречить Мюрцштегскому соглашению России с Австро-Венгрией, в Вене никаких угрызений совести не вызвало.

Тогда Англия ещё не находилась в «сердечном согласии» с Францией и очень ревниво следила за ростом французских амбиций в средиземноморском бассейне. Поэтому в 1890 году лорд Роберт Сесил Солсбэри, многократный министр иностранных дел Англии (1878-1880, 1885-1886, 1887-1892, 1895-1900), намекнул итальянскому поверенному в делах в Лондоне Каталини, что Англия не потерпит превращения Средиземного моря во французское озеро, и что если статус моря будет нарушен (читай: французы будут проводить независимую от Англии политику), то оккупация Италией Триполи «станет совершенно необходимой». К этому времени Италия уже вынудила эфиопского Негуса Менелика II к подписанию договора о границах итальянских владений в районе Красного моря. Этот договор стал лишь прелюдией к итальянской колонизации этой единственной православной страны в Африке.

В 1892 году преемник сэра Солсбэри сэр Розбери (1886, 1892-1894) пошёл ещё дальше: он недвусмысленно предупредил германского посла в Лондоне Хатцфельда о том, что если Италия подвергнется неспровоцированному нападению со стороны Франции, то интересы Англии как средиземноморской державы заставят её выступить на стороне Италии. Цена Италии как члена Тройственного союза в глазах Англии поднялась неожиданно высоко.

Тройственный союз, однако, не помешал Франции установить протекторат над Тунисом, не спас Италию от экономического натиска французского капитала и не помог ей завоевать Абиссинию. Потом начал бурлить Балканский полуостров, где о своих интересах заявила Россия, под боком у Италии началась ползучая экспансия Австро-Венгрии, и в Риме стали с большой опаской и недоверием смотреть на Вену и на Петербург и всё чаще обращать взоры в сторону Парижа. Ведь кроме североафриканских земель, Рим положил глаз и на восточное побережье Адриатики. В 1896 году итальянцам удалось договориться с французами по Тунису, а два года спустя – заключить с ними таможенную конвенцию, положившую конец 11-летней таможенной войне между двумя странами. Франция готовилась к схватке с Германией, и ей было важно оторвать Италию от её союзников, поэтому она в 1902 году заключила с Италией секретный договор о признании итальянских претензий на Триполи взамен на признание французских претензий на Марокко. Италия обещала Франции благожелательный нейтралитет в случае неспровоцированного нападения на неё Германии. К этому времени и Париж с Лондоном уже согласились «мирно» разграничить свои сферы влияния в Африке.

Самостоятельная и независимая позиция Италии создала первую трещину в Тройственном союзе.

12 марта 1902 года министр иностранных дел Англии сэр Лэнсдаун (1900-1905) сообщил итальянскому правительству, что Англия не имеет интересов в Триполи, и что если «сохранение статус-кво станет невозможным, то английское правительство приложит все усилия, чтобы изменение существующего положения в Средиземноморье не принесло ущерба Италии». Это был сигнал к действию: давайте, ребята, не зевайте! И «ragazzi» не заставили себя ждать: министр иностранных дел Италии Джулио Принетти (1901-1903) с трибуны парламента громогласно заявил, что если статус-кво в Африке будет нарушено, то «Италия не встретит ниоткуда препятствий и протеста против своих законных стремлений в Африке». Теперь претензии Рима на африканские территории уже назывались законными.

Когда англо-французские противоречия отступили перед противоречиями Англии с Германией, и в 1904 году было, наконец-то, оформлено сердечное англо-французское согласие, отрыв Италии от Тройственного союза стал уже общей политикой Антанты.

А итальянцы только ждали удобного момента, и он наступил. Это случилось как раз во время так называемого прыжка «Пантеры» и наступившего затем второго франко-германского кризиса по Марокко. «Час Триполи близок!», – воскликнул министр иностранных дел Италии маркиз Антонио Сан Джулиано (1905-1906, 1910-1914), который считал, что провинция Триполи должна быть завоёвана, пока Франция с Германией не выйдут из кризиса. В качестве предлога для войны с Турцией Рим решил использовать надуманные факты о притеснении итальянских граждан в Триполи. Итальянцы провели зондаж в Лондоне, и получили – теперь уже от сэра Грея – ответ, превзошедший все их ожидания. Сэр Грей, в частности, сказал:

«Если действительно итальянцы получают несправедливое обращение в Триполи, – место, где подобное обращение особенно невыгодно Италии, – и это развяжет руки Италии, то я, если это будет необходимо, сообщу туркам, что ввиду несправедливого обращения с итальянцами турецкое правительство не может ждать ничего другого».

Английский посол в Риме сэр Дж. Беннел Родд (1908-1921) по незнанию пытался предупредить итальянцев об опасности «ворошить трипольское осиное гнездо», но был дезавуирован своим министром иностранных дел: сэр Грей тут же дал указание своему послу в Константинополе Лоутеру объявить о том, что Англия с пониманием относится к итальянским жалобам о несправедливом обращении с их гражданами в Триполи. А несколько дней спустя сэр Грей уже без всяких дипломатических «выкрутас» дал понять Риму, что Англия окажет всемерную дипломатическую поддержку Италии.

Приложила к этому делу руку и Россия. Замещавший больного министра иностранных дел С.Д. Сазонова А.А. Нератов сказал итальянскому послу в Петербурге, что Россия поддержит выступление Италии против Турции, если при этом не будет нарушен баланс сил на Балканском полуострове. Консульта, политический совет Италии, не замедлила дать Петербургу такие гарантии и заявила, что «никогда не забудет свои соглашения с Россией».

Вена отнеслась к готовящемуся «прыжку» Италии на африканский континент достаточно спокойно. Берлин предпринял ленивые попытки примирить Италию с Турцией, но после того как итальянский посол в Берлине заявил, что «если Германия будет противиться намерению Италии занять Триполи, то возобновление Тройственного союза будет невозможно», пошёл навстречу пожеланиям союзника. Кайзер Вильгельм, не скрывавший своих симпатий к туркам, с вожделением ждал, когда «османы» хорошенько отлупят «макаронников».

Лондон мог торжествовать: военные действия Италии в Триполи будут означать панихиду по «усопшему» Тройственному союзу, Италия всё больше втягивалась в орбиту Тройственного согласия. Впрочем, Италия об этом нисколько не жалела, потому что в случае большой войны Германии с Францией из-за Марокко у Италии был предлог «увильнуть» от выполнения своих союзнических обязательств, что она, кстати и сделала в 1914 году.

Вождь итальянских националистов А.Э. Коррадини заявлял: «Как социализм был методом освобождения пролетариата от буржуазии, так национализм будет для нас, итальянцев, методом освобождения от французов, немцев, англичан, американцев севера и юга, которые по отношению к нам являются буржуазией». Это был искусный метод для оболванивания народа, находившегося в обездоленном состоянии, отмечает Готлиб. «Ссылаясь на бедность страны, виновниками которой они были сами», – продолжает историк, – «итальянские паупер-плутократы использовали её как предлог для своих имперских притязаний… Этот “патриотизм неимущих”… представлял по существу некую разновидность люмпен-империализма».

В сентябре 1911 года итальянский военно-морской флот был приведён в состоянии боевой готовности. Экспедиционный корпус был набран из частей, снятых не с австрийской, а с французской границы. Больше того: Италия усилила все свои гарнизоны на Адриатическом море, где могли высадиться австрийские десанты. В эти дни «английский Вертер», как называли сэра Э. Грея, в здании Форин Офиса стал страдать угрызениями совести и решил дать итальянцам «хороший совет»: «Будет утомительным, если Италия решится на агрессию, и турки обратятся к нам. Если турки это сделают, то, я думаю, мы должны отослать их к Германии и Австрии как союзникам Италии. Это очень важно, потому что ни мы, ни Франция не можем выступить против Италии сейчас».

Бедный сэр Грей! Возня вокруг Триполи стала для него слишком «утомительной». Лондон снова давал Риму карт-бланш и умывал руки.

Начало военных действий надо было облечь в галантную форму. 23 сентября 1911 года итальянское правительство сделало заявление, в котором предостерегло Порту от продолжения младотурецкой организацией «Единение и прогресс» агитации в Триполи, якобы усугублявшей угрозу жизни итальянских граждан в Триполи, и от посылки в Триполи дополнительных турецких войск.

Сэр Э. Грей как в воду смотрел: турки побежали жаловаться к английскому послу. Тот запросил Лондон. Турецкий посол в Лондоне, со своей стороны, стал просить о помощи. Это было, конечно, очень утомительно – беспокоить главу внешнеполитического ведомства по такому пустяку! Ответ сэра Грея был – ах! – неутешителен: турок «послали» за помощью в Вену и Берлин, английское правительство-де не имело никаких оснований для вмешательства в это дело.

В отчаянии Порта 26 сентября предприняла попытку заверить Рим в том, что никакой дискриминации итальянцев в Триполи не было, нет и не будет. Но эти заверения были подобны просьбе нищего, которому должен подать Бог. 27 сентября Сан Джулиано в беседе с русским послом сказал, что если ещё совсем недавно «Италия могла удовлетвориться признанием её исключительного положения в Триполи, то ныне этого уже недостаточно: права Италии должны быть установлены прочно, ясно и бесповоротно»²².

Примечание 22. Автору представляется, как при этих словах итальянский маркиз сделал зверское, как у Муссолини, лицо и в знак непреклонности дёрнул головой и посмотрел вдаль. Итальянцы умели красиво и эффектно демонстрировать свою воинственность. Конец примечания.

В этот день в Триполи прибыло военно-транспортное судно Турции «Дерна» с военным грузом, но лучше бы оно затонуло по пути: это и послужило поводом для войны. Утром 28 июня 1911 года посол Италии в Константинополе Джакомо Мартино вручил великому визирю ультиматум, в котором говорилось, что итальянское правительство решило «положить конец беспорядку и нищете, в которых Турция оставляла Триполитанию и Киренайку», что оно устало от постоянной враждебной оппозиции турецких властей и от агитации против итальянцев, и обвиняло Турцию в том, что та послала военный груз в Триполи.

Заключительную часть ультиматума приводим полностью из-за её дипломатической беспрецедентности:

«Ввиду этого итальянское правительство, вынужденное побеспокоиться об охране своего достоинства и своих интересов, решило приступить к оккупации Триполитании и Киренайки. Это решение – единственное, на котором Италия может остановиться, и королевское правительство надеется, что султанское правительство соблаговолит отдать соответствующие приказания, чтобы Италия не встретила со стороны турецких представителей никакого противодействия…»

Каково? Мы вас придём завоёвывать, а вы соблаговолите отдать указание встречать нас с оркестром и флагами!

В октябре турки предприняли ещё три демарша в Лондоне (они знали, куда следовало обращаться), ходатайствуя о посредничестве, но каждый раз посол Тевфик-паша получал ответ, что английское правительство не видит никаких оснований для вмешательства или посредничества²³. Вмешательство уже имело место, но в пользу итальянских люмпен-империалистов.

Примечание 23. В разгар первой мировой войны младотурки отомстят Англии войной в Месопотамии и тяжёлым поражением в Галиполи. Конец примечания.

Туркам пришлось вступить в войну с Италией и проиграть её – правда, не сразу. Высадившийся в Триполи итальянский 34-тысячный экспедиционный корпус пришлось увеличивать в три раза, а войну с африканского Средиземноморья переносить на Ионические острова и даже в район черноморских проливов. Так что кайзер Вильгельм хорошо позабавился.

Итало-турецкая война вызвала в Европе настоящую сумятицу: континент стал похож на курятник, в который ворвался злостный хищник и принялся хватать, кого попало без всякого разбора. Всё перемешалось в европейском доме: ссорились союзники, находили общий язык противники, политическая линия европейских кабинетов менялась чуть ли не ежедневно.

Бесцеремонные действия итальянцев всполошили Лондон, и «утомлённый» сэр Грей через посла Италии в Лондоне маркиза Гульемо Империали ди Франкавилла (1910-1926) сделал Риму внушение, призвав итальянское правительство всё-таки «вести дела так, чтобы не вызывать смущение у других держав». Позиция Франции по отношению к Италии, наоборот, была благожелательной и даже сердечной. Довольный урегулированием дел в Марокко, Париж великодушно разрешал Риму решать свой ливийский вопрос по собственному усмотрению. Действия Италии вызвали одобрение и в Петербурге. Русские помнили секретное соглашение с Италией от 24 октября 1909 года и надеялись на её поддержку в вопросе о черноморских проливах. Авторы соглашения Титтони и Извольский представляли теперь свои страны в качестве послов в Париже и тесно сотрудничали по всем вопросам.

Барон Лекса высказал в Вене опасение, что итало-турецкий конфликт может нарушить статус-кво на Балканах, а кайзер Вильгельм вообще желал победы туркам. Выразив опасение, что конфликт в Африке всё-таки может спровоцировать мировую войну, Вильгельм на одном из документов сделал пометку:

«Если у турок в Стамбуле хватит нервов и выдержки, и если они дадут арабам оружие, офицеров и снаряжение, то итальянцы, в конце концов, испытывая нехватку провизии и амуниции, откажутся от Триполи! Тем более что десантные возможности зимой ограничены. Пусть турки спокойно ждут. Итальянцы сами придут к ним и будут умолять о пощаде!» 

Опасения кайзера в части последствий итало-турецкого конфликта вполне могли бы сбыться, если бы начальнику генштаба австрийской армии дали возможность осуществить свой план напасть на Италию. Неутомимый «рыцарь империи» Конрад фон Гётцендорф только и делал, что вынашивал планы кого-нибудь уничтожить. Ещё в феврале 1910 года он представил Францу Иосифу меморандум со своими предложениями развязать войну против Италии, но тогда победила умеренная линия барона Лексы. 15 ноября 1911 года состоялась ещё одна аудиенция генерала у императора, закончившаяся бурной сценой, но на генерала это не подействовало, и как только началась война в Ливии, он снова обратился к императору за содействием, считая момент удобным для того, чтобы рассчитаться с итальянцами за их неверность Тройственному союзу и за потерю Венеции и Ломбардии. Неожиданно Конрада поддержал эрцгерцог Франц Фердинанд. Но Франц Иосиф и на сей раз отверг бредовую идею своего генерала и рассердился на него так, что 30 ноября 1912 года уволил его с поста начальника генштаба и с большим понижением назначил инспектором армии.

Италия, между тем, заверяла всех, что конфликт будет локализован североафриканской территорией. Но этого не произошло: возникла необходимость перерезать турецкие морские коммуникации и переносить военные действия в Эгейское море, что вызвало большое недовольство Вены. Но Рим решил не обращать на Вену никакого внимания и продолжал расширять зону конфликта, приближаясь к берегам Малой Азии.

Тогда забеспокоились и французы с англичанами, неожиданно изменилась и позиция России. С 15  ноября Петербург, в надежде получить у турок разрешение на проход военных судов через Босфор и Дарданеллы, решил установить с Константинополем тёплые отношения, и посол России в Порте Н.В. Чарыков проинформировал турок о том, что Россия намеревается употребить своё влияние на Италию и призвать их воздержаться от нанесения ударов по чувствительным местам Оттоманской империи.

В новой ситуации Италия обратилась к Франции и Англии с просьбой склонить Турцию к удовлетворению итальянских претензий в Африке в обмен на выплату ей солидной компенсации. Но Париж и Лондон отказались проявлять какую бы то ни было инициативу в этом вопросе без согласия Вены и Берлина. Союзники России к идее Сазонова получить разрешение на проход через черноморские проливы судов Черноморского флота отнеслись довольно прохладно. Когда Турция обратилась к ним за советом, в Париже и Лондоне ответили, что они в принципе против открытия проливов для русских не возражают, но никакого дипломатического давления для решения этого вопроса оказывать не будут. Когда Вена и Берлин высказались против, Сазонов был вынужден отступить. Чарыкову была дана команда заигрывание с турками оставить, и Россия снова вернулась в русло традиционной по отношению к ним политике враждебности.

Война за Триполи и Киренайку неожиданно всё-таки обострила отношения Италии с Францией. Турки учредили в Марселе своё агентство и контрабандой стали вывозить из Франции оружие, боеприпасы и другое снаряжение для своей триполитанской армии. Контрабанду выгружали в Тунисе и на верблюдах доставляли в турецкую армию в Ливии. Сопровождавшие груз турецкие офицеры имели на руках французские документы и пропуска на пересечение тунисско-ливийской границы. Контрабандные грузы пошли и через Египет, но англичане по требованию итальянцев скоро положили этим операциям конец. Французы же от каких-либо противоконтрабандных мер на своей территории не предприняли.

Тогда итальянцы стали останавливать подозрительные суда, идущие из Марселя в Тунис и проверять их грузы. 16  января 1912 года итальянское военное судно «Агордат» задержало французский пароход «Карфаген», на борту которого итальянцы обнаружили самолёт и французского лётчика Дюваля. Судно отвели в итальянский порт, груз конфисковали, а Дюваля интернировали. Только что пришедшее к власти правительство Пуанкаре потребовало отпустить «Карфаген», что итальянские власти были вынуждены сделать, но без возврата самолёта и при условии, если Дюваль даст слово не служить в турецкой армии.

Пока шли переговоры о «Карфагене», итальянские военные моряки задержали французский пароход «Мануба», на борту которого под видом медицинского персонала плыли 29 турецких офицеров. Требование об освобождении судна итальянцы выполнили, а вот судьбу турецких офицеров предложили решить Гаагскому трибуналу. Не успели решить проблему с «Манубой», как итальянский торпедный катер арестовал ещё одного «француза» – теперь пароход «Тавиньяно», который, однако, вскоре был отпущен из-за отсутствия на нём контрабанды. Инцидент был разрешён мирным путём, но «утомленный итальянцами» Пуанкаре, поддерживаемый шовинистской волной негодования, выразил итальянцам самый резкий протест.

Чтобы быстрее закончить войну с турками, Италия решила нанести решающий удар по Константинополю и обратилась к Вене и Петербургу за содействием в форсировании Дарданелл и Босфора. Австро-Венгрия категорически возразила против планов Италии расширить зону военных действий, Лондон и Париж также призвали Рим к сдержанности, но Россия заняла колеблющуюся позицию.

Судя по всему, запрос итальянцев застал Певческий Мост²⁴ врасплох. 2 февраля 1912 года Сазонов высказался в пользу оказания итальянцам помощи, но уже через 3 дня засомневался в её целесообразности, резонно опасаясь непредсказуемых последствий. Однако 18 февраля он опять высказался за вход итальянского флота в проливы и 3 марта отверг соображения держав по недопущению итальянцев в Дарданеллы, а 13 марта снова «заколебался» и… предложил итальянцам нанести удар по Салоникам. В начале апреля он снова передумал и призвал итальянцев войти в проливы, пока это было не поздно. Таков был наш Сазонов!

Примечание 24. Адрес в Петербурге, по которому располагалось здание МИД России. Конец примечания.

25 марта 1912 года итальянский король встретился с кайзером в Венеции и, ссылаясь на членство Италии в Тройственном союзе, уговорил его оказать благоприятное для Италии влияние на Вену. Если Вена будет препятствовать намерениям Рима, сказал Вильгельму Виктор Эммануил III (1869-1947), то Италия не возобновит соглашение об участии в союзе. Но переломить сопротивление великих держав Италии не удалось, и вместо рейда к Константинополю ей было предложено занять Додеканезские острова на юге Эгейского моря.

Трудно сказать, как долго бы продолжалась война Италии с Турцией, если бы на Балканах не заговорили другие события. Порта оказалась не в состоянии парировать балканские вызовы и поторопилась заключить с Италией мир. По Лозаннскому соглашению 1912 года Италия освобождала Додеканезы, а Турция – Триполи. Локальный итало-турецкий конфликт был урегулирован, но он повлёк за собой целую цепочку непредсказуемых последствий. «Последовавший кризис привёл к непосредственному столкновению интересов России и Австрии и не однажды угрожал нарушением европейского мира», – справедливо замечает в своих мемуарах Дж. Бъюкенен.

Григорьев Борис Николаевич