Узел 3. Второй марокканский кризис

В июне 1909 года в Германии у руля страны стал новый канцлер Т. Бетман-Хольвег и новый министр иностранных дел А. Кидерлен-Вэхтер. Кидерлену явно не давали покоя сомнительные лавры австрийского барона Лексы, он тоже захотел войти в историю и поставил перед собой амбициозную цель добиться усиления ведущей роли Германии в мире. Первый его опыт работы на посту врио министра иностранных дел во время боснийского кризиса оказался удачным. Россию с его помощью «поставили на место», теперь была очередь за Францией. Нужно был брать реванш за поражение в Альхесирасе.

Прибывший в 1910 году в Германию с визитом король бельгийцев Альберт был буквально ошеломлён: Германия, закусив удила, неслась навстречу войне. Сначала его ошеломил сам Вильгельм, отпустивший на балу оскорбительную в адрес Франции тираду; после этого кайзер подвёл к Альберту генерала фон Клюка и представил его как военачальника, который «возглавит марш на Париж». «Добил» короля солдафон Х. Мольтке-мл., заявивший, что «война с Францией приближается», поскольку это государство «провоцирует и раздражает немцев».

Придраться к Франции помогли события в Марокко. В 1910 году французский полковник Mangin расстрелял нескольких марокканских солдат-дезертиров, а в марте 1911 года на юге Марокко взбунтовались кочевые племена и стали угрожать Фецу. 28 апреля Франция ввела своих солдат в марокканскую столицу, намереваясь оказать султану военную помощь. Со стороны Германии немедленно воспоследовало предупреждение о том, что этим шагом французы нарушили Альхесирасское соглашение. В Берлине появились подозрения, что под предлогом оказания султану военной помощи французы оккупируют весь Марокко. Более того, Берлин даже обвинил Париж в том, что тот специально инсценировал восстание кочевников, чтобы войти в страну.

Впрочем, первая реакция Кидерлена-Вэхтера на вручённую ему французским послом Ж. Камбоном ноту была спокойной – он только указал французу на то, что введение французских войск в Фец нарушает положения Альхесираса, а посол за оккупацию Феца предложил Берлину территориально компенсировать себя в других регионах Африки. 28 апреля 1911 года германский посол в Париже вручил на Кэ д’Орсэ ответную ноту, в которой не содержалось ни согласия, ни протеста на акцию французов в Феце, в ней только говорилось, что Альхесирасское соглашение практически аннулировано, и что державы-подписанты получили таким образом свободу действий.

На Кэ д’Орсэ ничего дурного в этом не заподозрили, посчитав, что на Вильгельмштрассе¹⁷ всё-таки расположены к переговорам. Но французские дипломаты плохо знали Кидерлена-Вэхтера. За его мнимым спокойствием скрывался коварный план наказать французов. Вильгельм II полагал между тем, что французская военная вылазка в Марокко никакой опасности для интересов Германии не представляет – скорее, наоборот, она отвлекала французскую армию из района Рейна. Ни он, ни Бетман, согласно Альбертини, поднимать бучу из-за Марокко не хотели.

Примечание 17. Улица в Берлине, на которой располагалось здание МИД Германии. Конец примечания.

Но и они плохо знали Кидерлена-Вэхтера. План министра иностранных дел предполагал следующее: запросить Париж о сроках нахождения военных в Феце, и если ответ будет дан неудовлетворительный, то Альхесирасское соглашение следовало объявить недействительным. Германия в таком случае должна потребовать компенсацию и по примеру французов в Феце занять порты Агадир и Могадор – например, под предлогом защиты интересов германских подданных в Марокко. По замыслу Кидерлена-Вэхтера, Англия в марокканские дела вмешиваться не станет, и он под шумок без всяких военных действий «выбьет» из Парижа территориальные уступки. Надо будет только послать в Марокко несколько военных кораблей. 11 мая кайзер, поддавшись на такие «аппетитные» посулы своего министра, дал на его план «добро».

21 мая 1911 года Париж объявил, что оккупация Феца планируется временной, и что в марокканской столице останутся лишь военные инструкторы,  в задачу которых будет входить организация туземной армии султана. Кидерлен посчитал, что удобный момент настал. Пока же  в переговорах с Ж. Камбоном 20 и 21 июня он быстро достиг договорённости об уступке Францией в пользу Германии территорий в Конго. В то время как французский посол отправился в Париж согласовывать условия этой компенсации, Кидерлен 26 июня, не дожидаясь возвращения Камбона, отправился в Киль и послал Вильгельму лаконичную телеграмму: «Суда получены». Это была условная фраза для начала секретной акции: два крейсера ВМС Германии должны были выйти в Агадир, и ещё два – в Могадор.

В Киле, однако, выяснилось, что поход крейсеров затянется по времени, и тогда был отдан приказ находившейся в Средиземном море канонерской лодке «Пантера» бросить якорь на рейде Агадира. 1 июля «Пантера» выполнила приказ и появилась в виду поименованного порта. В историю этот эпизод вошёл под грозным названием «прыжок “Пантеры”».

Французское правительство Жозефа Кайо (1911-1912) было настроено на мирные переговоры с Германией и уже согласовывало с германским послом в Париже Вильгельмом Шёном (1910-1914) условия компенсации в Конго. Париж не шёл, правда, на уступки в отношении территории Марокко, потому что против этого возражал Лондон (близкое соседство немцев с Египтом мало устраивало англичан), но предлагал взамен земельные участки в Камеруне и Того. Кидерлен пытался занять жёсткую линию и, пригрозив отставкой, попытался убедить в её необходимости кайзера Вильгельма. Германские министры уже давно усвоили слабость своего монарха и при малейшем его возражении тем или иным авантюрам прибегали к одному и тому же шантажу – угрозой отставки. На сей раз Вильгельм на эту уловку не поддался, и Кидерлен был вынужден занять более гибкую линию. В результате он запросил всё Конго целиком, но и на это Париж, почувствовав в позиции Берлина слабину, не согласился.

Переговоры зашли в тупик, а союзники Франции молчали. Россия в этом конфликте заняла нейтралитет – А.П.  Извольский решил отомстить французам за их нейтралитет в боснийском кризисе. Когда французский посол Ж. Луис в Петербурге указал Николаю II на то, что интересы Франции в Северной Африке не меньше, чем интересы России на Балканах, царь ответил: «Имейте в виду возможность избегания конфликта. Вы знаете, что наши (военные, Б.Г.) приготовления ещё не завершены». И Ж. Луис был вынужден проглотить эту горькую пилюлю. До тех пор, пока Париж напрямую не спросил Грея, может ли республика рассчитывать на поддержку Англии в войне с Германией, Англия тоже занимала умеренную позицию.

19 июля 1911 года Грей, наконец, дипломатично высказался, что провал франко-германских переговоров по Конго оставляет единственный выход – возвращение к Альхесирасскому статус-кво и консолидация позиции Франции в Марокко. В инструкции своему послу Берти Грей написал, что англичане

«обязаны и готовы оказать им (французам, Б.Г.) дипломатическую поддержку, но мы не можем воевать для того, чтобы обезвредить Альхесирасское соглашение и дать Франции виртуальное владеть Марокко… Если уж и воевать, то только в защиту английских интересов. Попытка Германии унизить Францию затронет и английские интересы настолько серьёзно, что нам придётся сопротивляться этому, но для этого в настоящее время нет никаких оснований. Наилучшим решением была бы сделка Франции с Германией во Французском Конго или, на крайний случай, тройной  раздел Марокко между Францией, Испанией и Германией. Франция должна получить львиную долю».

Сэр Грей вскоре выяснил, что франко-германский конфликт всё-таки затрагивал интересы Англии больше, нежели он предполагал. Его заместитель, бывший посол в Петербурге сэр Артур Николсон 3 июля недвусмысленно заявил об этом Меттерниху. 6 июля в парламентской речи сэр Грей попросил Германию заявить о своих намерениях более чётко. Но резче всех выступил премьер-министр Асквит в своей речи в Мэншен Хаус.

«Мне думается, что в самых высших интересах для всех стран и для Великобритании тоже чрезвычайно важно любой ценой поддерживать своё место и престиж среди великих держав мира», – сказал он. – «Если нас вынудит ситуация, в которой мир может быть сохранён сдачей великой и выгодной позиции, которую Великобритания заняла благодаря героизму и предприимчивости в  ходе столетий, или позволить обращаться с Великобританией таким образом, чтобы ущемить её жизненные интересы, как будто она в ряду европейских держав ничего собой не представляет, тогда я торжественно заявляю, что мир такой ценой будет недопустимым унижением для такой великой страны, как наша».

В Германии эту речь восприняли с большим возмущением и негодованием, но на дипломатической работе это никоим образом не сказалось. Меттерних  выразил протест против тона, в котором Асквит произнёс свою речь, но поспешил заверить Грея, что Германия компенсаций в Марокко не ищет и готова удовлетвориться ими в другом месте. Если Германия не договорится с Францией, то Берлин будет настаивать на восстановлении положений Альхесирасского соглашения – при необходимости силой оружия. Грей немедленно предупредил Черчилля и Ллойд-Джорджа: «В любой момент флот может быть атакован. Я послал предупредить МакКенну»¹⁸.

Примечание 18. Р. МакКенна – первый лорд Адмиралтейства. Конец примечания.

В воздухе снова запахло порохом.

Но в последний момент Берлин перестал блефовать и «сменил пластинку». Неуступчивость Парижа и неожиданно твёрдая позиция Лондона отрезвили «твёрдого» политика Кидерлена, полагавшего, что Лондон поведёт себя так, как в боснийском конфликте. Он ошибся: Франция для англичан была дороже России. Кайзер и его ближайшее окружение пока войны не хотели и старались избежать её любыми способами. 2 августа Кидерлен-Вэхтер принял предложение Ж. Камбона о получении компенсации за Марокко в Конго в качестве основы для переговоров.

4 ноября 1911 года конфликт был урегулирован. Германия признала протекторат Франции в Марокко, а в обмен получила территории во Французском Конго, связывающие её владения в Камеруне. Чтобы придать сделке характер размена, Франция не отказалась прирезать к своей территории в Камеруне клочок земли к югу от озера Чад.

Все видели, что Германия потерпела поражение. Блеф Кидерлена-Вэхтера провалился. Вместо развала Антанты произошла консолидация франко-английского сегмента блока. Повторение ультиматума по российскому варианту не произошло благодаря твёрдой позиции Франции и Англии. Если бы союзники России занимали такую же принципиальную позицию три года тому назад, боснийский кризис разрешился бы далеко не в пользу Тройственного союза.

Таков был урок агадирского кризиса.

Григорьев Борис Николаевич