Узел 1. Первый марокканский кризис

Итак, Англия начала выходить из изоляции и активно искать союзников в будущей схватке. Это совпало со временем кризиса в Тройственном союзе, срок которого был только что – 28  июня 1902 года – продлён.

Продление произошло далеко не автоматически из-за позиции Италии. Во-первых, итальянцы стали возражать против пункта договора, по которому она в случае войны с Францией должна была направить в район Рейна свои воинские контингенты. Ссылаясь на оголение своего, аппенинского, фронта против Франции, они настаивали на отмене этого обязательства. Во-вторых, они начали вести тайные переговоры с французами. Пытаясь добиться их поддержки в вопросе захвата Триполи, Рим уже в июне достиг с Парижем принципиальной договорённости, а 1 ноября 1902 года заключил с ним тайное соглашение, согласно которому обе страны обязались придерживаться нейтралитета при неспровоцированном нападении на одну из них. Это означало, что в случае нападения Германии на Францию Италия выступать на стороне своего союзника… не будет.

Австро-Венгрия тоже была недовольна. 29 февраля 1897 года сотрудник австрийского МИД Вельзерсхаймб в разговоре с 1-м секретарём германского посольства в Вене К. Лихновским стал жаловаться на неудержимую экспансию русских на Балканах, на ненадёжность Италии как союзника, на изоляцию Австро-Венгрии, оставленную наедине с коварной Россией. Поссорившись с Англией, говорил австриец, Германия лишила Австро-Венгрию шанса договориться с Великобританией. При всём этом Германия безразлично смотрит на развитие событий на Балканах. Чего же стоит тогда Тройственный союз?

«Вот как!» – начертал Вильгельм II на записи беседы Лихновского с Вельзерсхаймбом и дал указание дать Габсбургам такую взбучку, чтобы впредь они больше и пикать не могли. Канцлер А. Хоэнлоэ (1894-1900) язвительно написал австрийскому министру иностранных дел Голуховскому, что если Вена считает, что Берлин мешает ей проводить внешнюю политику, то он охотно освободит Австро-Венгрию от всяких союзных обязательств. Далее Хоэнлоэ ещё раз подтвердил, что Германия свои союзнические обязательства на конфликт Австро-Венгрии и России из-за балканских дел распространять не собирается. Голуховский поспешил заверить Хоэнлоэ в том, что Вена все свои надежды возлагает на Тройственный союз. После этого имератор Франц Иосиф и Голуховский поспешили улучшить отношения с Россией и нанесли визит в Петербург.

Ещё более серьёзный удар по Тройственному союзу был нанесен австро-русским Мюрцштегским соглашением от 4  октября 1903 года. В связи с подъёмом национально-освободительного движения в Македонии у болгарского князя Фердинанда возникли планы воспользоваться смутой в этом районе в захватнических целях. Вена понимала, что изменение статус-кво на Балканах вызовет вмешательство России, а Италия могла оккупировать Албанию. Чтобы предупредить такое развитие, она предложила Петербургу достигнуть по этому вопросу взаимопонимание. 30  декабря 1902 года русский министр иностранных дел граф В.Н. Ламздорф встретился в Вене со своим коллегой А. Голуховским и договорился о поддержании на Балканах статус-кво и о совместном демарше перед Стамбулом с требованием провести в подвластных ему балканских провинциях необходимые для умиротворения населения меры. Окончательная договорённость была достигнута в Мюрцштеге, в охотничьем домике Франца Иосифа во время визита к нему Николая II, и оформилась в инструкции русского и австро-венгерского правительства своим послам в Константинополе к осени 1904 года.

А 15 октября 1904 года австрийский посол в Петербурге барон Лекса, он же Алоис Эренталь, и Ламздорф подписали тайное соглашение, аналогичное франко-итальянскому: Вена и Петербург брали на себя обязательство оставаться нейтральными в случае конфликта одной из сторон с третьей державой, имеющей целью поставить под угрозу её безопасность или нарушить статус-кво. О соглашении с Россией Вена уведомила Берлин, но не Рим, потому что оно в первую очередь было направлено против Италии. Бюлов сделал вид, что это его не шокирует, и сказал австрийскому послу в Берлине Сегени, что договор кажется ему вполне разумным. Кайзер Вильгельм тоже нашёл его весьма полезным с точки зрения монархических интересов и сохранения мира на Балканах.

Казалось, что России и Тройственному союзу нечего было опасаться друг друга. Но это было лишь внешнее впечатление – скоро ситуация взорвётся, и видимость внешнего расположения друг к другу сменится недоверием, лицемерием и обманом.

Берлин, отвергнув к этому времени все «ухаживания» Лондона с целью заключения англо-германского союза, не переставал пристально следить за поведением Англии. Получалось, что какие бы шаги он ни предпринимал на международной арене, всё время на его пути возникала тень Альбиона. Чтобы изолировать Англию, Хольштейн и Бюлов придумали план организовать союз Германии, России и Франции и уговорили кайзера вступить осенью 1904 года по этому поводу в доверительные отношения с царём (так называемое Бъёркское соглашение, см. далее). Но неожиданно возник так называемый марокканский кризис, отвлекший Берлин от этого плана.

Началось с того, что Париж решил помочь марокканскому султану осуществить в стране административно-военную реформу. Такое поведение Франции в Берлине посчитали вызывающим, потому что он и сам имел виды на Марокко.

Сначала в Берлине посчитали, что возня Франции на Севере Африки пойдёт ему только на пользу: Франция отвлечётся от своей идеи «фикс» в Европе – Эльзаса и Лотарингии – и завязнет в своих африканских проблемах. Вильгельм даже посоветовал Испании договориться с Францией относительно раздела территорий в Северной Африке. Но Франция, враждовавшая на протяжении веков с Англией, неожиданно вступила с ней в «сердечное соглашение» и договорилась о закреплении за собой Марокко и о передаче в сферу влияния Англии Египта. Немцы поняли, что нужно было посеять у французов недоверие к коварным альбионцам, показать им, что англичане из-за Марокко в войну с немцами на стороне французов не полезут. Но 8 апреля 1904 года между Англией и Францией уже было заключено «сердечное согласие», и все расчеты немцев оказались построены на песке.

Именно в это время, в апреле 1904 года, канцлер Бюлов (1900-1909) – вероятно, по совету Хольштейна – хотел, было, направить к марокканскому побережью военный корабль, но кайзер остановил его. Когда же Франция отправила свою миссию в Фец⁵, Бюлов решил, что настала пора действовать, и взялся за организацию поездки в Марокко самого кайзера. Идея не очень нравилась Вильгельму: во-первых, он не хотел давать повод для раздражения французам, а, во-вторых, он боялся покушения на себя со стороны испанских анархистов. Но Бюлов с Хольштейном были большие мастера уговаривать, и кайзер согласился. Он решил «навалиться» на Францию, пока Россия, завязшая в войне с Японией, не могла оказать Франции поддержки.

Примечание 5. Фец – старинная столица Марокко. Конец примечания.

…Появившись на рейде Танжера 31 мая 1905 года, Вильгельм под предлогом непогоды на море сойти на берег отказался. Но в дело вмешался временный поверенный в делах Германии в Марокко Рихард Кюльман, и кайзер опять уступил. Выехавшему на встречу дяде султана Вильгельм II торжественно заявил, что целью его визита является гарантирование германских интересов в Марокко, что он рассматривает султана как единственного и суверенного правителя страны и только с ним желает вести переговоры. Что касается реформ, предложенных султану Францией, то, заявил Вильгельм, к ним, с учётом традиций и религиозных взглядов местного населения, следует отнестись осторожно.

Это, конечно, была антифранцузская демонстрация, но Германия, согласно Мадридскому соглашению 1880 года, имела на это право⁶. Бюлов не хотел войны с Францией, он хотел лишь припугнуть её такой возможностью. Для этого он задумал свалить со своего поста  министра иностранных дел Франции Делькассе, внести сумятицу в согласие французов и англичан, выбить «континентальный меч» из рук английского короля Эдуарда VII и его генералов, а одновременно установить в Европе pax germanica и повысить авторитет Германии. План был вполне наполеоновский!

Примечание 6. Соглашение определяло, что судьбу Марокко могла решить только конференция держав, поставивших под ним свои подписи. Созыва конференции потребовал и марокканский султан, поддавшись на настоятельные советы германских эмиссаров, идущих вразрез с требованиями французов. Конец примечания.

Делькассе был настроен против международной конференции, он хотел решить этот вопрос келейно, «по-семейному», с одними англичанами. На предупреждение своего посла в Риме Камилла Баррера о том, что «боши» готовят ему сюрприз и собираются вынудить его к отставке, Делькассе разослал своим послам в Риме, Лондоне и Петербурге указания провести там демарши в свою поддержку.

Международной поддержки для француза, однако, оказалось мало, потому что его атаковали внутри страны свои и справа (Дешанель), и слева (Жорес) за то, что он в марокканском деле отказался иметь дело с Германией. Поэтому он подал заявление об отставке, но президент Эмиль Лубе и премьер-министр Морис Рувье убедили его забрать заявление обратно. В этот момент они уже поняли, что немцам можно не уступать, потому что почувствовали, что англичане окажут им поддержку. И в самом деле: демарш кайзера в Танжере вызвал больше негодования в Лондоне, чем в Париже.

Для получения однозначного ответа относительно английской поддержки посол Франции в Великобритании Поль Камбон в середине мая задал министру иностранных дел Англии Лэнсдауну вопрос:

– Могу ли я сообщить Делькассе, если обстоятельства сделают это необходимым, если, например, у нас будут серьёзные причины поверить в необоснованную агрессию со стороны некоей центральной державы, что британское правительство будет солидарно с мерами, принятыми Францией?

– Да, можете, – ответил англичанин. – Мы к этому вполне готовы.

24 мая Камбон попросил Лэнсдауна подтвердить устное обещание в письменном виде, и Лэнсдаун, хоть в замысловатых и неоднозначных выражениях, сделал это.

Бюлов об этом пока ничего не знал и продолжал «давить» на Париж, требуя от него отставки Делькассе и созыва международной конференции по Марокко. Но к середине июня слухи о достижении «сердечного согласия» между Парижем и Лондоном стали просачиваться и в Берлин. Бюлов выразил своё недовольство английскому послу в Берлине, и Лэнсдаун был вынужден заявить германскому послу в Лондоне Паулю фон Вольфф-Меттерниху (1901-1912) опровержение. В Париже об этой позорной акции союзника не знали.

Итак, Делькассе, уверенный в поддержке англичан, занял по отношению к германскому нажиму твёрдую позицию. Но Бюлов знал теперь обстановку лучше, чем французский министр иностранных дел, и продолжал настаивать на своём. И, кроме того, в Берлине знали о лабильности премьер-министра Рувье. И 1 июня Бюлов пошёл на беспрецедентный шаг: он послал в Мадрид, Рим и Париж депешу, в которой заявил, что поскольку Франция угрожает султану Марокко военными акциями со стороны Алжира, а султан не примет французскую программу реформ, то Германия будет вынуждена пересечь французскую границу.

Это был ультиматум. Это было балансирование на грани войны.

Во многих правительственных кабинетах Европы почувствовали запах пороха. Но никто не знал, что это был чистейший блеф: ни на какую войну с Францией Германия в этот момент не была готова. Однако демарш Бюлова произвёл в Париже нужный эффект. Рувье пришёл к Лубе и сказал, что Делькассе завёл страну к войне, и если он по-прежнему будет возглавлять МИД Франции, то он, Рувье, подаст в отставку. 6 июня состоялось заседание правительства, и судьба Делькассе была решена. Напрасно он объяснял, что никакой угрозы он марокканскому султану не высказывал, и что немцы просто блефуют. Он говорил также о том, что англичане готовы вступить с ними в союз, но его не услышали. Правительство Франции было не готово взять на себя ответственность за войну и за вовлечение в неё Англии. Разве английский флот мог спасти Париж от удара немецкой армии?

Конечно, правительство было право: рассчитывать только на флот Англии было бы не разумно. Россия, окровавленная в войне с Японией, в этот момент не могла оказать своему союзнику никакой помощи.

Избавившись от неудобного министра, Рувье полагал, что теперь марокканский спор с Германией можно решить без созыва международной конференции. Но Бюлов занял по отношению к Рувье даже более жёсткую позицию, нежели к Делькассе. Он именно требовал созыва конференции. И 8 июля 1905 года Рувье по совету президента США Теодора Рузвельта уступил Бюлову и дал согласие на проведение конференции.

В паузе, последовавшей за отставкой Делькассе, кайзер Вильгельм предпринял попытку привлечь на свою сторону и Россию, и Францию. 23 июня 1905 года он встретился с Николаем II в финских шхерах и подписал с ним печально известное Бъёркское соглашение от 24 июня.

О том, как оценивал свою победу в Бъёрке кайзер Вильгельм, свидетельствует А.П. Извольский, тогда посол России в Копенгагене. На обратном пути из Бъёрка Вильгельм нанёс неофициальный визит датскому королю Кристьяну IX и пригласил Извольского к себе на тайную аудиенцию. Извольский вспоминал потом, что он так до конца и не понял, с какой целью он вдруг так неожиданно понадобился кайзеру.

Вильгельм II, конечно, проинформировал посла о своей встрече с Николаем II и даже показал ему текст своего послания императору, отправленного из Засница (о-в Рюген) 2 августа 1905 года, в котором Вильгельм уже предупреждал Николая о неизбежности нарушения нейтралитета Дании и её оккупации русско-германской армией в случае войны с Англией. Но о Бъёркском соглашении кайзер не обмолвился ни словом. Зато он пространно говорил о возможности и желательности тройственного союза Германии, России и Франции как гарантии прочного мира в Европе. Извольский заметил, что, конечно, такая комбинация была бы идеальной, но кто возьмётся за её осуществление? Вильгельм спросил посла, что он имеет в виду. Извольский ответил, что Франция никогда не станет союзницей Германии из-за Эльзаса-Лотарингии. Это замечание привело кайзера в бешенство. Он вскричал, что Франция, потерпев дипломатическое поражение в марокканском вопросе, молчаливо дала понять всему миру, что она навсегда отказалась от Эльзаса-Лотарингии. (Забегая вперёд, скажем, что прав был всё-таки русский посол, Франция отказалась поддержать Бъёркскую идею кайзера). Между тем, Германия была уверена в успехе на предстоящей конференции по Марокко (16 января – 07 апреля 1906 года), созванной в испанском городке Альхесирас. Настояв на созыве этой конференции, она рассчитывала на то, что Франция и Англия на ней окажутся в изоляции, а её поддержат США и Россия. Но расчёты оказались неверными.

Инструкции Бюлова главе германской делегации и послу Германии в Мадриде Йозефу фон Радовитцу (1892-1908) гласили: оспаривать французский мандат на проведение реформ в султанате и защищать в Марокко право открытых дверей для всех стран. Но против Германии неожиданно единым фронтом выступили Россия, Франция и Англия, а в некоторых вопросах их поддержала даже Италия, так что фактически Германия эту конференцию проиграла. Альхесирасская конференция подтвердила исключительный мандат Франции на Марокко, и усилия Бюлова своей цели не достигли.

Таким образом первый марокканский кризис принёс Германии всего лишь сомнительную дипломатическую победу в виде отставки Делькассе, которая, по мнению Томаса Вольфа, известного германского публициста и друга Бюлова, заставила замолчать французских пацифистов и прогерманское лобби во Франции и доказала и для французов, и для англичан актуальность и необходимость Антанты. Шеф Форин Офис сэр Грей облёк характеристику этого этапа в следующую пафосную форму: «Ветер вооружённого германского нажима в 1905 году хоть и смёл министра иностранных дел Франции Делькассе, в конечном счёте заставил Францию ещё плотнее запахнуть на себе плащ Антанты».

А.П. Извольский в своих лаконичных мемуарах пишет, что Альхесирас стал для России водоразделом, окончательно разведшим Россию с Германией. По воспоминаниям Александра Петровича, случилось так, что инструкция Ламздорфа русской делегации на конференции о поддержке Франции была по инициативе русского посла в Париже А.И. Нелидова передана французскому журналисту Тардье, а тот озвучил её в газете «Temps», что вызвало взрыв негодования со стороны Вильгельма II. Кайзер в самых резких выражениях критиковал царя за чёрную неблагодарность по отношению к Германии, занявшей в русско-японской войне благоприятную для России позицию.

Всё объяснялось просто. В.Н. Коковцов в своих мемуарах однозначно пишет, что  премьер-министр и министр иностранных дел Франции Рувье поставил непременным условием получения Россией французского займа поддержку Франции Россией на Альхесирасской конференции.

А с канцлером Бюловым случился курьёз: отвечая в рейхстаге на вопрос лидера социал-демократов Августа Бебеля о поведении России в Альхесирасе, он неожиданно упал в обморок.

Григорьев Борис Николаевич