Пролог

Берлинский конгресс

Как говаривал древнегреческий историк Фукидид (460-400 гг. до н.э.), у каждого исторического события есть причины непосредственные, а есть более отдалённые. Непосредственным поводом для развязывания первой мировой войны послужило убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда 23 июня 1914 года в Сараево, но этому эпизоду предшествовала целая цепь событий, неуклонно и неумолимо приближавшая большую войну.

Путь к этой войне был долог, хотя уж не так и извилист. С какого же момента начался отсчёт времени, закончившийся роковым первым днём августа 1914 года? Конечно, чисто теоретически можно выстраивать умозрительную цепочку событий какой угодно длины и начать двигаться к этому дню чуть ли не от Адама и Евы, но логическое начало первой мировой войны многие историки берут от лета 1878 года. Последуем и мы этому примеру.

Тогда с 13 июня по 13 июля в Берлине состоялся международный конгресс, на котором при посредничестве «железного» канцлера Германии Отто Бисмарка представители европейских стран пересмотрели условия заключённого между Россией и Турцией Сан-Стефанского мира от 3 марта 1878 года и провели новый передел Балкан. Этот передел ни в коей мере не отвечал истинной расстановке сил на европейском континенте и фактически явился исполнением заговора Англии и Австро-Венгрии и подыгравшим им Франции и Германии против России – заговора, который самым оскорбительным способом перечеркнул блестящие достижения России во время войны с Турцией.

Перед конгрессом Бисмарк произнёс знаменательную фразу: «Нам предстоит сделать то, что мы делывали в молодости. Когда товарищ слишком сильно напивался, то мы давали ему для облегчения рвотное. То же самое надо теперь сделать с Россией».

По Сан-Стефанскому договору Россия получала часть Армении (с крепостями Карс и Ардаган), Батум и возвращала отторгнутую от неё в 1856 году часть Бессарабии. Турция признавала независимость Румынии, Черногории и Сербии, обязывалась предоставить самоуправление Боснии и Герцеговине и провести реформы в славянских областях, остававшихся под её контролем. Создавалась Великая Болгария, к ней присоединялись обширные территории на юге, почти вплотную подходившие к Константинополю (Восточная Румелия), а на западе – часть Македонии.

Англия и Австро-Венгрия были в шоке: Россия в значительной степени укрепляла свои позиции на Балканах и в районе черноморских проливов, а значит, создавала угрозу их интересам! Британский премьер-министр Бенджамин Дизраэли (1804-1881), он же лорд Биконсфилд, и его дипломаты вкупе с министром иностранных дел Австро-Венгрии Юлиусом Андраши сделали всё возможное, чтобы перечеркнуть решения Сан-Стефанского мира и навязать русскому правительству свои решения. Англичанам и австрийцам подыграл Бисмарк, проявивший трогательную заботу о Двойственной монархии Габсбургов и бесстыдно забывший о благоприятном для Германии нейтралитете России во время войны с Францией в 1871 году. Свою «молчаливую» роль сыграл также министр иностранных дел Франции Ваддингтон. Естественно, не обошлось и без демонстрации силы, то бишь, английского флота, и «выкручивания рук» на дипломатических сходках.

Канцлер А.М. Горчаков, впавший к этому времени фактически в маразм, пошёл на большие уступки: от Великой Болгарии остались лишь одни северные территории, Македонию вернули туркам, а сама страна конституировалась как самоуправляющееся княжество под главенством турецкого султана и должна была выплачивать султану дань. Южная область Болгарии получала название Восточной Румелии и становилась автономией, подвластной Порте. Босния и Герцеговина оккупировалась австрийскими войсками и передавалась под управление Вены. Россия, правда, сохраняла приобретения в Армении и Бессарабии, но обязывалась в течение 9 месяцев вывести из Болгарии свою армию. Подтверждалась независимость Румынии, Сербии и Черногории, причём потеря Румынией части Бессарабии компенсировалась за счёт болгарской области Добруджа. Так называемый санджак Новый Базар, отделявший Черногорию от Сербии, сохранялся за Турцией, но австрийцам разрешалось разместить там свои войска. Горчаков почему-то посчитал, что санджак, как и Боснию с Герцеговиной, лучше отдать цесарцам, нежели оттоманам. Он исходил из того, что Дунайская империя не сумеет переварить славянские земли, «подавится» ими и найдёт в этом свой конец. Она-таки подавилась и преставилась, но какой ценой для русских солдат?

А «англичанка» под шумок прибрала к рукам Кипр. Просто так.

Все «поощрительные призы» были вручены непричастным к русско-турецкой войне странам за счёт Турции, Болгарии и России. Все выгоды от долгой и кровопролитной войны, которую вела на Балканах Россия, выручая «братушков», получила Австро-Венгрия, не произведшая за время этой войны ни одного выстрела, и дымившая трубами крейсеров и старательно шуршавшая перьями и бумагой Англия. Россию просто вытолкали из балканской гостиной, разрешив ей прикорнуть в уголке прихожей. В гостиной и прочих апартаментах разместились Габсбурги. «Братушки-болгары» уже через год отступились от России и перебрались под крыло Габсбургской монархии и Германии, «успешно» провоевав против своих освободителей как в первой, так и во второй мировой войне…

Ни одно международное соглашение, в котором оскорблялась одна или несколько сторон, в том числе и побеждённая, никогда не заканчивалось долговечным миром. После Берлинского «шемякинского» конгресса в Европе стало тихо, только во все стороны, как по тихому омуту, разошлись пока еле видные круги недовольства. Берлинский конгресс заложил прочную основу для будущих обид, огорчений, претензий и попыток восстановления справедливости. Всё, что потом происходило в Европе, несло на себе отпечаток этой «великолепной» английской дипломатии.

После Берлинского конгресса Англия со спокойной совестью ушла в «блестящую изоляцию», предоставив другим странам разгребать мусор и щебень, оставшийся после работы Дизраэли.

С 1878 года отношения России с Германией стали прохладными. Петербург больше всего был уязвлён позицией канцлера Бисмарка, вставшего на сторону Австро-Венгрии. 15 августа император Александр II написал письмо Вильгельму I и обвинил его канцлера в предательстве интересов России. Император писал, что поведение Германии на Берлинском конгрессе самым катастрофическим образом скажется на отношениях между обеими странами. Русские, как всегда, махали кулаками после драки. Берлин нагло давал понять, что на сближение с Австро-Венгрией его подтолкнула… Россия, якобы не позволившая Германии в 1875 году «окончательно разделаться» с Францией.

А канцлер Бисмарк в это время уже осознал целесообразность опоры Германии на Австрию и Англию. Нет, он не отступился от своего принципа сохранять с Россией дружественные отношения, но ввиду будущих событий решил подстраховаться на первых порах союзом с Австро-Венгрией. Поскольку «гений» австрийской дипломатии Андраши серьёзно заболел и мог в любой момент отдать Богу душу, Бисмарк поторопился заключить союз с Австро-Венгрией. Кайзер Вильгельм I, по словам А. Уткина, искренний приверженец дружбы с Россией, встретил это предложение с опаской – он не хотел создавать дополнительный момент раздражения в отношениях с русскими. Но Бисмарк действовал напористо, он даже пригрозил кайзеру своей отставкой, и кайзер сдался. Ю. Андраши был согласен лишь на оборонительный союз, он не хотел, чтобы Австро-Венгрия в будущем вовлекалась в франко-германский конфликт, и Бисмарк был вынужден с этим согласиться. 

Пока Александр II и Вильгельм I 22 августа (3 сентября) встречались в Александрове (Польша), Бисмарк в Гаштейне (Германия) провёл первую встречу с Андраши, а потов выехал в Вену. 7 октября 1879 года в Вене австро-германский договор был подписан. Он носил ярко выраженный антирусский характер, потому что обязывал партнёров выступить на помощь друг другу, если один из них подвергался нападению со стороны России. При конфликтах, возникающих с другими странами, например, с Францией или Италией, партнёр сохранял благожелательный нейтралитет, но при условии, если на стороне агрессора не выступала Россия. В таком виде договор просуществовал до конца первой мировой войны. 20 мая 1882 года к нему присоединилась Италия, и союз стал тройственным. Вена и Берлин пригласили в союз Италию, подстраховывая себя на южном фланге. 30 октября 1883 года, Румыния, обиженная на Россию за потерю Бессарабии, заключила с Австро-Венгрией оборонительный союз. К нему в этот же день присоединилась Германия, а через 5 лет – Италия. Архитектурная работа «железного канцлера» была завершена.

Подчеркнём ещё раз, что двойственный альянс носил – пока – сугубо оборонительный характер. Так его потом интерпретировал и сам автор – канцлер Бисмарк. Союз, говорил он, вовсе не означает, что «одна из стран поставит на службу другой все свои силы и всю свою политику. Это абсолютная невозможность. У Австрии существуют свои интересы, которые мы не обязаны защищать, а у Германии – свои, которые не обязаны защищать Австрия». Выступая 7 декабря 1876 года в рейхстаге, канцлер сказал летучие слова: «Весь восточный¹ вопрос не стоит костей одного померанского гренадёра». Давая в 1887 году инструкции своему послу в Вене, канцлер писал: «…Мы не должны поощрять поползновения, к которым склонны австрийцы, эксплуатировать ситуацию для использования германских вооружённых сил в интересах венгерских и католических амбиций на Балканах… Для нас балканский вопрос ни в коем случае не является мотивом для войны».

Примечание 1. Балканы тогда считали Востоком и в России, и на Западе. Конец примечания.

Заявка на особую роль Германии была сделана Бисмарком в речи, произнесённой в рейхстаге 6.2.1888 года: «Мы больше не просим о любви ни Францию, ни Россию. Мы не просим ни о чьём одолжении. Мы, немцы, боимся на этой земле Господа Бога и никого более!».

Не проявлял канцлер интереса и к колониальной политике.

В декабре 1889 года он сказал путешественнику Э. Вольфу: «Моя карта Африки находится в Европе. Вот здесь находится Россия, а вот здесь – Франция, а мы между ними». Бисмарк планировал договориться с Англией, с которой, как он считал, Германию связывала старая дружба и с которой она никогда не воевала. Англо-германский договор, согласно итальянскому историку Альбертини, задумывался Бисмарком не против России, а для сдерживания Франции. В августе 1888 года «железный канцлер» для переговоров с британским премьер-министром Солсбери послал в Лондон своего сына Херберта, но Солсбери ответил, что союз с Германией никогда не будет одобрен ни парламентом, ни общественным мнением. Первая попытка сближения Берлина с Лондоном дала осечку.

После Бисмарка у власти в Австро-Венгрии и Германии окажутся другие люди. Их последующие правительства отойдут от основных принципов политики Бисмарка и возьмут курс и на приобретение колоний, и на противостояние с Россией. Если при Бисмарке антирусские «взбрыкивания» австро-венегрских дипломатов как-то тормозились и приглушались, то при канцлере Лео Каприви и особенно при Бернхарде Бюлове (1849-1929) никаких тормозов уже не будет. Берлин, схватившись за хвост «кометы» австро-венгерских латифундистов, понесётся навстречу авантюрам.

…А пока Бисмарк не сжигал мостов с Россией и, следуя своему принципу связать Европу конструкциями договоров  и альянсов, начал переговоры с русским послом в Берлине П.А. Сабуровым. Переговоры прервались из-за убийства императора Александра II и были завершены уже при Александре III подписанием в Берлине 18 июня 1881 года так называемого Союза трёх императоров². Договор был тайным и предполагал нейтралитет партнёров в случае нападения на одного из них какой-либо четвёртой страны. Стороны официально подтверждали статус-кво  в отношении Турции, а в секретном приложении к договору оговаривали право Австрии на аннексию Боснии и Герцеговины и оккупацию санджака Новый Базар и возможность воссоединения Восточной Румелии с Болгарией. Подразумевалось, утверждает Л. Альбертини, самим Бисмарком, что Балканы разделялись на две сферы влияния: западную – для Австро-Венгрии, и восточную – для России. На какое-то время опасность столкновения России и Австро-Венгрии вроде была предотвращена. Одновременно Бисмарку удалось предотвратить опасное для Германии сближение России с Францией.

Примечание 2. Первый вариант Союза трёх императоров был заключён 22.10.1873 г. присоединением кайзера Германии Вильгельма I к союзу Александра II с кесарем Авсро-Венгрии Францем Иосифом. Конец примечания.

Но судьба уготовила Союзу трёх императоров короткую жизнь. Он не устранил основных противоречий, возникших двумя годами раньше, так что обстановка недоверия между его партнёрами, в первую очередь меду Веной и Петербургом, продолжала лишь усугубляться. Возмутителем спокойствия выступала Австро-Венгрия, аппетиты которой возбуждались по мере поглощения за обедом всё новых блюд. В частности, она отнюдь не удовлетворилась разделением сфер влияния на Балканах и не захотела смотреть безучастно на то, что Россия играет первостепенную роль в Болгарии. Со своей стороны, Россия категорически выступила против аннексии Веной новобазарского санджака.

В Болгарии в апреле 1879 года, не без участия России, на трон был посажен Александр Баттенбергский (1857-1893), который, однако, не захотел плясать под дудку Петербурга и стал реализовывать мечту о Великой Болгарии самостоятельно и за счёт сербских территорий. Сербия решила предупредить события. Король Милан, чувствуя себя под защитой цесарской силы, в ноябре 1885 года объявил войну Болгарии, но потерпел жесточайшее поражение и запросил помощи у австрийцев. Австрийский эмиссар Хевенхюллер прибыл в штаб-квартиру болгарского князя и заявил, что если болгары вторгнутся на сербскую территорию, то встретят там австрийские войска, в то время как с востока в Болгарию вторгнутся русская армия. Этот шантаж возымел действия, и конфликт Софии с Белградом был улажен.

В России поведение Австро-Венгрии справедливо расценили как нарушение союза трёх императоров, положения которого запрещали какой-либо одной стороне менять статус-кво на Балканах. Позицию России поддержал Бисмарк, в который раз пытавшийся образумить «цесарцев» и заставить их признать разделение Балкан на сферы влияния.

Осенью 1886 года в Софии не без участия русских военных произошёл заговор против Александра Баттенбергского, он бежал из столицы, потом сумел снова захватить власть, но ненадолго: 7 сентября Россия заставила его навсегда отречься от трона. На болгарский трон, при активном содействии болгарского регента Стефана Николова Стамболова (1854-1895), был посажен ставленник Вены, австрийский офицер князь Фердинанд Кобургский (1861-1948), которого ни Петербург, ни Берлин не признавали до 1896 года.

Бисмарк заявил, что он не намерен «держаться за хвост венгерской кометы» и признал, что Союз трёх императоров потерпел крах. Во Франции с реваншистскими антигерманскими заявлениями выступил генерал Буланже, а в России в пользу сближения Петербурга с Парижем выступил влиятельный издатель и публицист Катков.

Срок договора трёх императоров истёк в июне 1887 года, но ни Александр III, ни Бисмарк не удовлетворились этим, и русский посол (1885-1894) в Берлине Павел Андреевич Шувалов (1830-1908)³ начал с канцлером переговоры о заключении двустороннего договора, который был заключён 18 июня 1887 года. Согласно ему, Германия и Россия обязывались соблюдать нейтралитет за исключением того случая, если бы Австрия подверглась нападению России, а Франция – со стороны Германии. Берлин признавал исторические интересы России в Болгарии и Восточной Румелии, обязывался поддержать усилия России по восстановлению там законного правительства и по недопущению на болгарский трон свергнутого Александра Баттенбергского.

Примечание 3. Не путать с братом Петром (1827-1889), послом в Англии в 1874-1879 гг. Конец примечания.

Договор, известный под названием «подстраховочного», недвусмысленно подтверждал также положения бывшего Союза трёх императоров в части, касающихся интересов России в районе черноморских проливов: «Если Е.В. Император России сочтёт необходимым для соблюдения своих интересов защитить вход в Чёрное море, то Германия обязуется соблюдать благожелательный нейтралитет и оказывать моральную и дипломатическую поддержку Е.В. в тех мерах, которые он посчитает необходимыми для безопасности своей империи». Подстраховочный договор получил для России антианглийскую направленность, а Бисмарк предотвращал дрейф России в сторону Франции. Тогда германское правительство никаких интересов на Ближнем Востоке ещё не имело и, в отличие от своих генералов, к эскападам Вены относилось с большим подозрением.

В 1887 году начальник германского Генштаба Хельмут Карл фон Мольтке (1800-1889) внёс предложение вместе с Австрией начать «превентивную» войну против России, но Бисмарк счёл это предложение «преждевременным». Заметим, что канцлер в принципе такой войны в будущем не исключал.

А 18 декабря 1887 года был продлён Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии. Когда Италия стала жаловаться, что от членства в альянсе ничего существенного не получила, «железный» канцлер ответил, что Тройственный союз создавался не для того, чтобы обеспечивать своим членам новые завоевания, а для того, чтобы обеспечивать в Европе мир. Примерно такой же ответ получил и премьер-министр Румынии Йон Братиану в 1883 году, когда заключалось австро-румынское соглашение, ставшее основой присоединению к нему Германии и Италии.

Бисмарк, как выразился кайзер Вильгельм I, продолжал маневрировать между европейскими государствами и «скакать верхом сразу с пятью шарами в руках, не роняя наземь ни одного». После смерти Вильгельма I и прихода к власти его сына Вильгельма II положение канцлера-жонглёра сразу осложнилось. Новый кайзер, ещё не сформулировавший собственную внешнеполитическую концепцию, по словам Л. Альбертини, был на первых порах настроен прорусски, но потом изменил ориентацию и взял курс на сближение с Англией. Это и стало одной из причин возникших несогласий и недоразумений между кайзером и его канцлером, который считал, что вместо войны с Россией Германия должна была искать предлог для начала войны с Францией и одновременно нейтрализовать Россию. Если же Германия начнёт войну на востоке, Франция немедленно воспользуется этим и нападёт на Германию с запада.

И Бисмарк на первых порах убедил молодого Вильгельма.

Кайзер собирался нанести свой первый зарубежный визит русскому царю, а посол Шувалов уже получил все полномочия на продление с Берлином «перестраховочного» союза, срок которого истекал в 1890 году, ещё на 6 лет, но тут произошла отставка «железного» канцлера. Ему подставил ножку собственный подчинённый, барон Хольштейн: он, по версии Альбертини, «подсуетился» и доложил кайзеру материалы о так называемых военных приготовлениях России против Германии, которые Бисмарк якобы специально утаивал от монарха. Кайзер немедленно довёл их до сведения Франца Иосифа. Бисмарк счёл противоречия с кайзером непреодолимыми и в марте 1890 года подал в отставку. Новым канцлером стал пехотный генерал Лео фон Каприви (1831-1899), отказавшийся от политики балансирования Бисмарка, заявив, что подобным искусством жонглирования не владеет. «Какая ерунда!», – пишет немецкий современный историк В. Гёрлиц. – «Он просто ничего не понимал в дипломатии». Возможно. Зато в дипломатии много понимали Ф. Хольштейн, Кидерден-Вэхтер, Маршалл и др. Зато сам канцлер хорошо овладел милитаристской риторикой, заявляя «об удовлетворении психологической потребности» немцев в войне с Россией.

П.А. Шувалов заявил о сомнениях русской стороны в возможности продолжать переговоры о перестраховочном секретном договоре с другим канцлером. Вильгельм переполошился⁴ и объяснил ему, что Бисмарк отправлен в отставку по причинам слабого здоровья, и что внешняя политика страны остаётся неизменной. Но Хольштейн и тут не «сплоховал»: он повёл дело с новым канцлером Лео фон Каприви и послом Германии в Петербурге Х.Л. Швейнитцом таким образом, что убедил их в несовместимости «подстраховочного» договора с Россией с германо-австрийским оборонительным договором, и кайзер под их влиянием был вынужден оставить идею договориться с русскими. 27 марта русско-германские переговоры по этому поводу прекратились.

Примечание 4. Американский историк С.Б. Фэй сообщает подробности поведения Вильгельма II. Ночью 21 марта 1890 г. посла П.А. Шувалова разбудил адъютант кайзера и сообщил ему, что Вильгельм ждёт его в 8 часов утра у себя. Посол явился на аудиенцию в назначенное время и был сразу тепло принят кайзером. Вильгельм усадил Шувалова в кресло и стал сбивчиво говорить: «Вы знаете, как я уважаю Вашего суверена…Прошу передать Его Величеству, что я, со своей стороны, весьма расположен к возобновлению нашего соглашения, что моя внешняя политика всё та же и останется такою же, как во времена моего дедушки». Александр III, прочтя донесение Шувалова, сказал: «Ничего более удовлетворительного и ожидать нельзя. Подождём – увидим, соответствуют ли дела словам». Конец примечания.

Министр иностранных дел России Н.К. Гирс не успокоился на этом и сделал ещё один заход, и Швейнитц предложил Каприви вернуться к переговорам. Хольштейн и его компания в составе советников МИД Германии Маршалла, Кидерден-Вэхтера и Рашдау всполошились и принялись за составление нового длинного меморандума, в котором снова доказывалось, что «подстраховочный» договор с Россией опасен и противоречит союзу с Австрией. Английский историк М. Больфруа расценил поведение Берлина как удар по лицу России.

Антипод Хольштейна, адмирал Альфред фон Тирпиц, с горечью констатировал в своих воспоминаниях: «Развитие принципов Бисмарка, касающихся наших отношений с Россией, применительно к современным условиям было… главным условием внешней политики».

Теперь канат был обрублен окончательно, и лодка под названием «Россия» отделилась от причала на Шпрее и возобновила свой дрейф в сторону Франции. Потом, как пишет Фэй, был визит французских кораблей в Кронштадт, пение запрещённой в России «Марсельезы» и братание восхищённой русской интеллигенции с французскими моряками.

По мнению американского историка Фэя, у канцлера Каприви, торпедировавшего перезаключение «подстраховочного» союза с Россией, были для этого веские причины. Он-де был вынужден учитывать такие «неблагоприятные» для этого факторы, как рост экономической мощи и стремление Германии к колониальной экспансии(?), а также рост панславистских настроений в России и стремление русских к господству на Балканском полуострове.

Нам такие доводы кажутся притянутыми за уши. Именно упомянутые выше «факторы», если они вообще существовали, и диктовали Берлину насущную необходимость сближения с Петербургом, но Хольштейн с Каприви решили иначе. Так что франко-русское «сердечное согласие» 1891 года, переросшее потом, после подписания между обеими странами военной конвенции в 1894 году, в формальный союз, было логическим следствием поведения Германии, становившейся на путь милитаризации и экспансии.

Охраняемый Англией силовой баланс в Европе оказался под угрозой. Основное противоречие намечалось на стыке колониальных интересов Германии с Францией и Англией. Согласно взглядам русского историка и генерала А.Е. Вандама, динамично развивавшейся и стеснённой со всех сторон Германии к концу ХIХ века потребовалось дополнительное жизненное пространство. В Европе территорий уже не хватало, и потому взгляды её обратились на другие континенты. Но и там всё давно уже было «схвачено» англичанами или французами. Чтобы захватить новые экономические плацдармы, нужно было потеснить англичан.

Претензии Германии к колониальным державам Европы простенько и непритязательно в 1911 году, в разгар марокканского кризиса, изложил германский посол в Лондоне граф Вольф-Меттерних. Обращаясь к заместителю министра иностранных дел Англии Артуру Николсону, он сказал буквально следующее: «Между 1866 и 1870 гг. Германия стала великой державой. Но побеждённая ею Франция и Англия поделили между собой мир в этот период, и Германии остались лишь крохи. Теперь для Германии наступило время выставить справедливые претензии».

Германия понимала, что обладавшую огромным военным и торговым флотом Англию в море одолеть будет невозможно, и что главный её козырь находился на суше. Поэтому наряду со строительством торгового и военно-морского флота, Германия заблаговременно начала устраивать длинную коммуникационную линию от Берлина через союзную Австрию, Балканский полуостров в самый центр мусульманского мира – в Турцию, Персию и Аравию. Возник проект знаменитой Багдадской железной дороги. Для обеспечения этого проекта Берлин приступил к укреплению турецкого участка и реорганизации турецкой армии в соответствии с требованиями нового времени. В тех же целях немцы стали поощрять Дунайскую империю, т.е. Австро-Венгрию, к наступлению через Балканы к Салоникам.

Всё это позволило бы Германии и Австрии выйти в Средиземное море, создать там базы для своих флотов, а подготовленную турецкую армию двинуть на Египет и с её помощью перерезать Суэцкую «пуповину», связывавшую английскую метрополию с её колониями. В качестве опорной базы на Средиземном море планировалось также привлечение на свою сторону Марокко. При осуществлении этого плана Тройственный союз располагал бы возможностями вести войну против Англии и на дальних, колониальных, и на ближних подступах к ней.

В Лондоне всерьёз встревожились такой возможностью и приняли свои меры. Англичане не могли примириться с потерей своей ведущей роли в Европе, в которой им с помощью дипломатии, разведки и журналистов долгое время удавалось направлять события в нужное русло. Они и на сей раз сумели внушить европейцам, в том числе и русским, безотчётный страх перед германской экспансией и вместе с французами нанесли немцам удар, не пустив их в Марокко.

Затем они решили внести сумятицу в Тройственный союз и оторвать от него Италию. Изменив своей традиционной линии на поддержку Османской империи, Лондон позволил итальянцам захватить у Турции район Триполи и Киренайки. Это была мастерская комбинация, ослабившая две державы германской группы междоусобной войной, лишавшая Турцию последних африканских владений, укреплявшая английские позиции в Египте и перечёркивающая планы Германии в Средиземном море. Берлин попытался найти с Лондоном modus vivendi, но тот выдвинул практически неприемлемые требования о свёртывании германской военно-морской программы, и все усилия сблизиться ушли в песок.

Далее английская дипломатия сосредоточила свои усилия на России. Во-первых, она решила более не препятствовать освободительным войнам балканских народов. Её главным и послушным орудием на Балканах стала Греция и её премьер-министр Элефтериос Венизелос, фактически агент английского правительства и ставленник английского капитала. В результате Балканских войн Турцию выбросили из Балкан к проливам. Правда, в этих планах произошла маленькая осечка: Болгария и Румыния подпали под влияние Австро-Венгрии и Германии, и англичане воспользовались плодами победы над турками лишь частично, потому что османам в результате возвратили часть потерянной ими территории.

Решив свои стратегические задачи на второстепенном театре борьбы, Англия с той же энергией перешла к подготовке операций на главном театре. Закупоривание Российской империи на Дальнем Востоке в союзе с Японией, а потом и с США она уже успешно решила в 1905  году. Перед царём Николаем II англичане стали вертеть боспорско-дарданельской «морковкой» и поощрять втягивание России в балканские дела. Нужно было во что бы то ни стало не допустить сближения Германии с Россией, и в 1907 году следует заключения соглашения с Россией по Тибету, Персии и Афганистану, преследовавшие сразу три цели: предупреждение возможных движений России в южном направлении, страховку своих колониальных приобретений в Индии и привязывание России к франко-английской колеснице.

Убедившись в сложности решения своих стратегических задач на западном – атлантическом – направлении, Германия и её военно-промышленные круги, подхлёстываемые беспрецедентной националистической кампанией, в поисках «жизненного пространства» всё настойчивее стали бросать вожделенные взгляды на восток. Англия добилась своего: они отвлекли Германию от экспансии в сторону Атлантики и направили её на восток в сферу интересов России. В Петербурге ни у кого не оставалось сомнений в том, что рано или поздно немцы совершат бросок на Россию. Молодой кайзер Вильгельм II, по утверждению Альбертини, после ухода со сцены Бисмарка, собственной концепции внешней политики не имел и в большой степени был подвержен влиянию своих канцлеров. Главными архитекторами новой германской политики стали на весь период до 1914 года канцлеры Л. Каприви, Б. Бюлов и Т. Бетман-Хольвег, которых вдохновлял и которыми «руководил» ярый русофоб барон Ф. Хольштейн.

Такова была логика событий после Берлинского конгресса. Подробности мы раскроем в последующих главах.

Григорьев Борис Николаевич