VI. «Северный аккорд» Н.И. Панина
XVIII век был веком приведения самых различных отраслей познания в систему. Не избежала «систематизации» и такая область человеческой деятельности, как внешняя политика и дипломатия. Многие страны начинали понимать, что только цельный и упорядоченный план действий мог в длительной перспективе давать на внешней арене нужные результаты и позволять более уверенно действовать при достижении поставленных целей. В Европе применялась идея «регулярного государства» Г. Лейбница, согласно которой государственный механизм должен был быть систематизирован и приводиться в движение, как в часах.
До Панина русская дипломатия уже имела одну систему – А.П. Бестужева-Рюмина, смысл которой заключался в противостоянии и сдерживании Франции и динамично развивавшейся Пруссии в союзе с Австрией и Англией. Швеции в этой системе места не было – главную роль в ней играли крупные европейские игроки. «Северный аккорд» Панина, имевшего длительный опыт работы в Швеции в качестве посланника, не мог не отразить его впечатлений о Скандинавии, и Никита Иванович отвёл в своей системе Швеции почётное место.
«Северный аккорд» – это система взглядов, возникшая в ходе и после Семилетней войны, закончившейся поражением Пруссии. Проанглийская система Бестужева окончательно изжила себя, сам Бестужев сошёл со сцены, и нужен был новый, свежий взгляд и на изменившуюся Европу, и на место в ней России. Идея «северного аккорда» стала формироваться у Панина ещё до подписания договора России с Пруссией, о чём Фридриху II докладывал из Петербурга посланник граф Сольмс: «Честолюбие гр. Панина состоит в том, чтобы доставить своему двору славу установления равновесия между европейскими державами. Он желал бы противопоставить южной лиге союз северных держав. Он убеждён, что как только союз с Вашим Величеством будет заключён и оглашён, Англия, Швеция и, может быть, Дания, помимо протестантских князей империи (т.е. Германии, Б.Г.), заявят о желании присоединиться к нему». Сольмс писал, что будущий договор России с Пруссией должен послужить основанием и примером для подражания другим странам.
Соловьёв напоминает нам, что сама идея «северного аккорда» или союза возникла около 1762 года в голове сподвижника канцлера Бестужева-Рюмина, посланника в Стокгольме и Копенгагене барона Иоганна Альбрехта Корфа (1697-1766). И.А. Корф в 1764 году представил Екатерине II свой проект создания на севере Европы сильного «антибурбонского» объединения. Он предвидел отход Англии от поддержки равновесия между Австрией и Францией и считал необходимым «открыть собственную свою систему», над которой он работал в течение последних двух лет. В письме к императрице от 25 февраля 1764 года он писал:
«Нельзя ли на севере составить знатный и сильный союз держав против бурбонского союза, который, кажется, через австрийский двор получает себе приращение; если венский двор и до сих пор находится в союзе с Франциею, то Англия перестанет по-прежнему поддерживать равновесие между Австриею и Франциею, следовательно, принуждена будет принять чью-нибудь сторону. В таком случае что же ей остаётся делать, как пристать к северным державам? Но при этом какое множество различных интересов надобно принять в соображение!»
Идея очень понравилась «скандинависту» Панину, который после смерти Корфа «усыновил» его идею и к 1763 году представил на всеобщее обсуждение в Европе. Под именем Панина она и вошла в историю. «Северный аккорд» предусматривал соединение России, Англии, Пруссии, Швеции, Дании, Польши, Саксонии и ряда других германских княжеств для противодействия так называемому Фамильному пакту Франции и Испании от 1761 года, к которому была близка и Австрия.
Г.И. Герасимова, описывая систему Панина, отмечает главную её черту: она заключалась в том, что Россия могла следовать своим собственным воззрениям на развитие международных событий, не находясь в постоянной зависимости от эгоистических желаний своих европейских партнёров, как это было, например, при А.П. Бестужеве-Рюмине. «Мы системы зависимости нашей от них переменим и вместо того установим другую беспрепятственного нашего собою в делах действования», – говорил Панин. «Время всем покажет, что мы ни за кем хвостом не тащимся», – вторила ему Екатерина II.
России предстояло выполнить задачи обеспечения выхода к Чёрному морю, воссоединения украинских и белорусских территорий, находившихся под властью Польши, и укрепления позиций в Прибалтике. Решению этих задач препятствовали в первую очередь Франция, потом Австрия, а затем Турция и Польша. Мы не будем в данном случае углубляться в историческую бездну всей внешней политики России, а остановимся на русско-шведских отношениях и на том, как их трактовал «северный аккорд» Панина. Скажем только, что на пути претворения системы в жизнь нужно было преодолеть два больших препятствия – сопротивление Пруссии и Англии.
При Панине, в отличие от Бестужева-Рюмина, был осуществлён решительный поворот России сторону Пруссии. Уже в 1764 году между Россией и Пруссией были подписаны Санкт-Петербургский союзный договор и Санкт-Петербургская «Секретная конвенция». Обе стороны взаимно гарантировали свои европейские владения и обязывались не заключать никаких договоров с другими странами, которые могли бы нарушить их союз. В случае нападения на одну из сторон другая должна была оказать ей военную помощь. Обе стороны обещали не заключать мира без ведома и согласия друг друга. Четыре секретные и одна «сепаратная» статья оговаривали возможный конфликт с Турцией: если османы нападали на Россию или Пруссию, то другая сторона должна была помочь воюющей стране денежными субсидиями в размере 400 тысяч рублей.
Была согласована общая линия поведения по отношению к Швеции, главным образом направленная на недопущение каких бы то ни было изменений в её конституционной форме правления. Фридрих II гарантировал наследнику русского престола Павлу Петровичу голштинские владения (без Голштинии русская внешняя политика ну никак не могла обойтись!) и поддержку его возможных претензий на них к Дании.
Стороны решили не допускать никаких изменений в польской конституции и добиваться равноправия в Польше католиков, лютеран и православных. И последнее, но не самое маловажное: секретная конвенция предусматривала одобрение обеими сторонами избрания на польский трон Станислава Понятовского и защиту его прав в случае вооружённого против него выступления.
Это был солидный краеугольный камень всей внешней политики России, который без больших затрат одним разом обеспечивал многие её интересы в Европе. С антипрусским курсом Бестужева было покончено раз и навсегда. Но, получив союз с Россией, Фридрих II не захотел присоединяться ни к какой другой системе, в том числе к «северному аккорду» Панина.
Аналогичные усилия Панин направил и на Англию, но попытки уговорить её присоединиться к русско-прусскому союзу результата не дали – Англия предпочитала иметь с Россией отдельное соглашение. В результате с ней удалось заключить в 1766 году лишь торговый договор, впрочем, повлекший за собой заметное потепление отношений и полезное взаимодействие дипломатов обеих стран в той же Швеции. У Лондона и Петербурга был в это время общий противник – Франция, и это многое объясняло. Воронцовско-Шуваловский «роман» с Парижем продолжался недолго, и в данном случае неприязненное отношение Бестужева к Франции оправдалось снова. Положение изменилось лишь после смерти Людовика XV в 1774 году, когда пришедший ему на смену Людовик XVI коренным образом поменял векторы французской внешней политики.
Что касается Швеции, то Панин, как мы уже отметили выше, придерживался по отношению к ней старой догмы: вместе с англичанами его дипломаты стремились сохранить статус-кво в шведском государственном устройстве и вернулись к старой практике поддержания «дружественной» партии «колпаков» путём финансовых подачек. Впрочем, по сравнению со старыми временами новым было то, что «колпаки» возглавляли теперь правительство Швеции.
Как мы видели, Швеция сама сильно помогла Петербургу и Лондону вытеснить Францию из сферы своего влияния, вступив в переговоры с Англией о заключении союзного договора. Франция, после длительной ангажированности в шведских делах, теперь добровольно устранилась от активных действий в Скандинавии, а Россия вместе с Англией могли спокойно занять её место во внешних связях шведского королевства.
В 1765 году Панин сумел привлечь в «северный аккорд» Данию, пожертвовав при подписании договора с ней виртуальными голштинскими владениями в.к. Павла Петровича. Копенгаген и Петербург приняли также взаимные обязательства и по конституционному устройству Швеции, и по выполнению условий датско-шведской помолвки датской принцессы Софии Магдалены со шведским наследником принцем Густавом.
Сепаратные соглашения с отдельными странами Панин стремился теперь объединить в «систему», которую он назвал «Северным аккордом» («аккорд» в данном случае означал «согласие»). В это внешнеполитическое объединение Панин планировал вовлечь не только скандинавские страны, но и Саксонию, Баварию, Англию, Голландию и Польшу: «Сохраняя за Швецией лишь пассивную роль в её союзе с прочими северными державами, эти последние, кажется, получат всё, чего они могут желать», – писал он в своём проекте.
Барон Корф предвидел сложность гармонизации многих и разных интересов в этом союзе, но именно Панин воспринял его идею в практическом смысле и приложил все свои усилия на её претворение в жизнь.
Конечно, барон Корф был прав, говоря о трудностях создания союза северных стран. В некотором смысле система Панина была слишком идеальна и схоластична для того, чтобы она была долговечна вообще. Царский дипломат ХХ века и специалист по международному праву Ф.Ф. Мартенс назвал систему Панина «доктринёрством в политике», не выдерживавшим при ближайшем рассмотрении никакой критики. Всё это было так, но в середине XVIII века система казалась вполне реальной вещью, хотя и трудно выполнимой, и КИД, и её руководитель неустанно трудились над воплощением своей идеи в жизнь.
Швецию, как мы уже упомянули, Панин предполагал наделить в «Северном аккорде» пассивной ролью, но это не означало, что без неё «аккорд» рассматривался живучим и важным. «Пассивность» по Панину означала нейтралитет. Панин, вслед за Бестужевым, любой ценой стремился сохранить в шведском королевстве уже существующее государственное устройство, и это на первых порах устраивало шведское правительство «колпаков». Мы видели, что правительство Лёвенъельма благоприятно восприняло руководящую роль в северном союзе России, и в этом был залог успеха идеи Панина в Скандинавии.
Как мы уже говорили, Фридрих II, по наблюдениям английских дипломатов (и, вероятно, русских тоже), к идее первенства России в сохранении европейского баланса относился скептически и даже с недоверием. Он полагал, что для этого достаточно союза Пруссии с Россией, и никаких других союзов ему не надобно. Убедить прусского короля в обратном Панину так и не удалось. И это вполне понятно: умный и проницательный Фридрих понял, что идея «Северного аккорда» играет в основном на руку России, выдвигая её на ведущую роль в делах Европы, а это было для него, да и других европейцев слишком неприемлемо. Такую же позицию к идее Панина заняла и Англия – ей тоже казалось достаточным вытеснить Францию из Швеции и на этом успокоиться, но пускать Россию в европейский «курятник» – no, I beg your pardon!
Убедившись в невозможности преодолеть сопротивление Берлина и Лондона, Никита Иванович скоро и сам охладел к своей идее. В результате были созданы лишь контуры «Северного аккорда» и начали выполняться некоторые предсказания её автора, в частности, в Польше и Швеции.
История русско-шведских взаимоотношений в последующем стала развиваться далеко не по графу Панину и будет насыщена такими же драматическими событиями, как и в описываемый здесь период. При этом роль Швеции в международных делах будет неуклонно снижаться, в то время как влияние России будет неуклонно возрастать.