II. Россия и Швеция в 30-е годы

1) Россия и Швеция на фоне польских событий

2) Турецкая авантюра

В это же самое время Стокгольм едва не поддался на новое авантюрное предложение, поступившее от Турции. Порта предложила шведам погасить старые долги, наделанные ещё Карлом XII, и заключить наступательный союз против России. У шведов посла в Стамбуле не было, и все переговоры с турками, а вернее с принявшим ислам французом Клодом Бонневалем (он же Ахмед-паша), вели два юных шведа – А.Ю. Хёпкен (сын политика) и Карлсон, оказавшиеся в Турции с торговой миссией. А. Хорн расценил это предложение опасным и авантюрным и спустил дело на тормозах.

Реваншистские настроения «шляп» в значительной степени подогревались событиями, связанными с вступлением России в войну с Турцией. После решения вопроса о польском престолонаследии в свою пользу (1733-1735) Россия была вынуждена обратить внимание на наглые и беспрецедентные действия турецкого союзника – крымского хана, прошедшего со своей ордой через северокавказские территории России на войну с Персией. В результате в 1736 году началась дорогостоящая и не во всём успешная война с турками (1736-1739), в которой довольно неудачное участие приняла также и Австрия. Русско-турецкая война завершилась подписанием 18.09.1739 года весьма невыгодного для России в Белграде мира, «организованного» французским послом в Константинополе маркизом Луи С.Р. де Вильнёвом, который сводил на «нет» все завоевания русской армии в Крыму, на Дунае и в Молдавии. Подвела Австрия, нарушившая союзные обязательства перед Россией и вступившая с турками в сепаратные переговоры. «Судя по тогдашним обстоятельствам, наверное, полагать можно, что Россия одна в состоянии была с турками управиться», – пишет Э. Миних, – «если бы в том же году шведы, подущением Франции, не приготовились вступить в Финляндию…».

Когда началась русско-турецкая война, в которой на стороне России выступила Австрия, энтузиазм шведов поугас, и дело ограничилось заключением с Турцией торгового соглашения. Пример с Турцией показал, как накалились в Швеции реваншистские страсти, и как мало она была подготовлена к каким бы то ни было военным или политическим шагам на европейской арене.

…А Бестужев всё-таки попался в ловушку, расставленную ему Кастехой. Ловкий, циничный и дерзкий представитель Версаля, чтобы посеять недоверие между Бестужевым и Финчем, стал усиленно предлагать русскому посланнику свою дружбу. В значительной степени попытки француза увенчались успехом. Михаил Петрович, несмотря на предостережения Э. Финча и английского посла в Петербурге К. Рондо, начал писать в Петербург о «добром расположении версальского двора», которому он был склонен верить. Поводом для недоверия к англичанам послужила самовольная и недружественная акция английского посланника в Константинополе, пообещавшего Порте шведскую помощь. И хотя Лондон дезавуировал действия своего дипломата, дело было сделано, и между Бестужевым и Финчем пробежала кошка.

Между тем русский посол Антиох Кантемир докладывал из Парижа о двуличном поведении французского правительства по отношению к России, в том числе и в Швеции. На словах кардинал Флёри рассыпался в изъявлениях дружбы, а на деле проводил линию на нанесение русской стороне всяческого ущерба в Швеции и натравливал шведское правительство на восточного соседа. Новый французский посол в Стокгольме граф Сен-Северин, в отличие от своего предшественника, проявлял чрезвычайную осторожность и в деле поддержки профранцузской партии действовал конспиративно, заявляя всем и повсюду о соблюдении своей миссией в Швеции строгого нейтралитета. Бестужев «клюнул» на эту приманку француза и стал писать в Петербург успокоительные отчёты о том, что французское влияние в Швеции стало сходить на «нет». Определённое влияние на эти оценки оказала и посредническая миссия Вильнёва при заключении Белградского мира. Профранцузская партия в Швеции пришла в некоторое замешательство и недоумение, которое, однако, скоро прошло после того, как стало ясно, что Франция просто спасала Порту от разгрома русской армией и сохраняла её военный потенциал на будущее.

Временное заблуждение относительно Хорна, французов и недоверие к англичанам было конечно недопустимым просчётом Бестужева и преждевременным ослаблением бдительности. По всей видимости, его сбили с толку массовые случаи смены шведами своей политической окраски. Неопределённая ситуация в Швеции сохранилась вплоть до 1738 года, когда в Стокгольме вновь собрался риксдаг, и внешнеполитические страсти закипели с новой силой. К этому времени одряхлевший А. Хорн уже собрался в отставку, и риксдаг и правительство попадало под контроль воинственных, демагогичных, крикливых и малокомпетентных «шляп». На бурных заседаниях риксдага верх стали брать единомышленники Юлленборга и Хёпкена, кандидат партии Хорна на пост лантмаршала Пальмфельдт потерпел поражение, и на этот пост, как мы уже упоминали, был выбран граф К.Г. Тессин. В секретную комиссию, фактически узурпировавшую безраздельное право заниматься внешними делами, вошли молодые, энергичные, но безответственные представители партии войны. Сен-Северин сбросил маску и открыто выступил в пользу тройственного антирусского военного союза Франции с Данией и Швецией в противовес англо-русскому соглашению о взаимодействии на севере Европы. Чтобы свергнуть неугодное Версалю правительство, профранцузская партия решила лишить «колпаков» поддержки короля, для чего устроили травлю его любовницы фрёкен Хедвиг Таубе. Из Константинополя пришло повторное предложение шведам о заключении наступательного союза против России. Хорн во избежание лишнего шума попросил русского посланника на некоторое время прекратить с ним общение.

«Подай, Всевышний, добрых известий из армии вашего величества», – писал огорчённый развитием событий Бестужев Анне Иоанновне, имея в виду известия с полей сражения с турками. Сам он всё ещё находился в плену иллюзий относительно действий Сен-Северина в Стокгольме. «Я не слышу, чтоб французский посол побуждал здешний народ к войне против России», – писал он далее в своём отчёте. А 30 июня он донёс в Петербург о том, что по решению секретной комиссии Швеция в счёт долга Карла XII собирается отправить в Константинополь морем 10 000 мушкетов.

Именно в это же время начались переговоры с турками. М.П. Бестужев внимательно следил за всеми «телодвижениями» шведского правительства, используя для этого не только официальные связи, но и агентуру. Шведско-русские отношения всегда характеризовались стабильной напряжённостью, но время от времени обострялись неприятными мелкими эпизодами. Так зимой 1738 года по личному приказу Анны Иоановны был объявлен персоной нон-грата и выслан из России секретарь шведского посольства Мориан. Императрица вдогонку Мориану послала М.Б. Бестужеву приказание объявить шведскому двору своё неудовольствие поведением шведского дипломата, осмелившегося произносить в русской столице слишком свободные речи.

Но в политической обстановке в Швеции после подписания русско-шведского оборонительного союза были для России и благоприятные моменты. Убедившись в двуличности и непоследовательности действий версальского двора, официальный Стокгольм, как мы уже отмечали, сильно охладел к Парижу. Этому способствовало и поведение зарвавшегося в своей агрессивности де Кастехи, оставшегося после прибытия Сен-Северина в качестве частного лица и пытавшегося с помощью Юлленборга и Хёпкена настроить общественное мнение Швеции и против Хорна, и против короля. В результате проавстрийски настроенный король Фредрик I стал рьяным противником всего французского.

Хорн, между тем, не очень-то доверял Константинополю и его щедрым обещаниям и внимательно следил за перипетиями русско-турецкой войны, чтобы не пропустить выгодный шанс и для шведской армии. В этих целях летом 1736 года на южный театр военных действий были направлены два шведских офицера-разведчика – Малькольм Синклер²⁹ и Ю. Шульц. Они выезжали под легендой коммивояжёров, отдельно друг от друга.

Примечание 29. Удивительная судьба этого человека. Молодым прапорщиком он участвовал в Полтавской битве и попал в плен. В 1724 году он убил своего земляка за то, что тот вступил в русскую службу. Его с трудом освободили от казни и репатриировали на родину. И вот теперь он своей смертью послужит новой войне с Россией. Конец примечания.

Отчёт разведчиков, однако, сильно воодушевил Хорна: огромные, прямо-таки непосильные для русской казны затраты на войну с османами свидетельствовали о том, что второго фронта России просто не выдержать. Возможно, время решительного удара на северном фланге было уже не за горами. Юлленборг призвал к созыву внеочередного съезда риксдага, который должен был решить вопрос об объявлении войны России. Сен-Северин тоже не сидел, сложа руки, но, в отличие от Кастехи, действовал осторожно, соблюдая конспирацию. Из министров правительства Юлленборга поддержал лишь влиятельный граф Магнус Делагарди – больше горячих голов в руководстве страной пока не нашлось. Но положение создалось довольно критическое, и М.П. Бестужев это хорошо понимал.

Секретная комиссия³⁰ риксдага чуть ли не экспромтом приняла решение о том, чтобы Швеция немедленно воспользовалась русско-турецкой войной и напала на Выборг и другие приграничные пункты русской обороны. В Стокгольме легкомысленно считали, что 7-8 тысячной армии будет достаточно для достижения цели – вернуть утраченные по Ништадтскому миру прибалтийские провинции. В то время как Франция отнеслась к этим планам с прохладцей (ей на данном этапе было достаточно, если бы Швеция просто время от времени раздражала Россию), из Константинополя, от дипломатов-любителей Карлссона и Хёпкена, пришли сведения о том, что Порта была готова вести с Россией войну до тех пор, пока Швеция не вернёт всё утраченное в Северной войне. Сдерживающего фактора в лице Хорна уже не было, и правительство «шляп» бросилось в первую из своих многочисленных авантюр.

Примечание 30. В её составе во время правления «шляп» было около 100 депутатов риксдага. Внутри секретной комиссии был ещё рабочий постоянный орган – так называемая секретная депутация, состоявшая примерно из ¼ состава комиссии, занимавшаяся вопросами внешней политики. Конец примечания.

Датский посол в Стокгольме Рохус Фридрих Люнар писал в Копенгаген:

«Юлленборга и военную партию поддерживают те, которым нечего терять, и которых среди дворян большинство. Эти люди как никогда демонстрируют свою необузданность и безрассудность… Никогда ранее мы не видели у шведов такого ожесточения по отношению к соседу на востоке. Им не приходит в голову, что Англия и Голландия ради своей торговли должны будут поддержать владение Россией бывшими прибалтийскими провинциями. Не обращая на это никакого внимания, военная партия воображает себя в состоянии вернуть эти бывшие владения, но игра может закончиться тем, что шведы потеряют ещё и Финляндию».

Провидческие слова, которые сбудутся всего через 5 лет!

Для доставления из Порты важных документов о предстоящем союзе секретная комиссия в глубокой тайне стала готовить в Константинополь курьера. Выбор снова пал на уже упомянутого выше Малькольма Синклера (1690-1739), стяжавшего известность знатока обстановки вокруг русско-турецкого конфликта. О сути предстоящего дела в секретной комиссии знали лишь четыре человека: генерал К.Э. Левенхаупт, барон Самюэль Океръельм, епископ Эрик Бенселиус и правительственный чиновник Салин. Курьера снабдили несколькими паспортами, выписанными на разные фиктивные данные членом госсовета Густавом Бонде, и никто, кроме самого Синклера, не знал об этом, пишет Мальмстрём. Но о миссии Синклера узнал Бестужев-Рюмин и доложил о ней в Петербург.

В знак подтверждения своего согласия на предложение Порты шведское правительство, в которое теперь вошли в основном лица, начинавшие свою карьеру при Карле XII (Океръельм, Крунстедт, Эренпройсс, Эрик Врангель, Лёвен, Карл Спарре, Адлерфельд, Поссе, Росен и Шёшерна) и мечтавшие о возврате былого шведского могущества, решило передать туркам несколько военных кораблей, которые должны были окончательно погасить долги Карла XII, сделанные им в Турции в 1709-1715 гг. В обход полномочий короля и правительства секретная комиссия утвердила упомянутых выше Карлссона и Хёпкена официальными посланниками Швеции в Константинополе и распорядилась выдать Бонневалю вознаграждение на сумму в 1 000 дукатов. В Финляндию было решено отправить два вновь завербованные пехотных полка солдат. Для выработки конкретных предложений об использовании армии и флота в предстоящей войне с Россией правительство Юлленборга весной 1739 года организовало комиссию из 12 виднейших генералов, экспертов и чиновников, включая лантмаршала К.Г. Тессина.

В Константинополь из Швеции отправились два корабля – военный фрегат «Швеция» и торговое судно «Патриот», – загруженные мушкетами, порохом и др. товарами в счёт долгов бывшего короля. В Петербурге были возмущены демонстративными антирусскими шагами Стокгольма. Императрица была возмущена бездействием Фредрика I и выступила с угрозами в его адрес: «Придётся мне этого лантграфа отправить обратно в его маленький Кассель!». Русские и австрийские дипломаты предприняли демарш перед Мальтийским рыцарским орденом и попросили его перехватить шведские корабли в Средиземном море, доставлявшие военную помощь врагам христианства. Но вмешательство Мальты не понадобилось: фрегат «Швеция» потерпел крушение поблизости от испанского города Кадиз, и ценный груз был потерян. «Патриот» же благополучно добрался до порта назначения, и довольный султан отпустил М. Синклера домой, вручив ему долговые расписки Карла XII.

В течение столетий какой-то рок висит над русско-шведскими отношениями: то русская сторона совершает глупость,  убивая шведского дипломатического курьера, то в 1945 году советские военные арестовывают шведского дипломата, увозят его в тюрьму, где он беcследно исчезает; то в 1950-е годы советские лётчики сбивают над Балтикой разведывательные самолёты шведов, то русская подлодка в 1981 году оказывается в акватории базы ВМС Швеции, и шведы в течение 30 лет обвиняют советско-российскую сторону в нарушении их территориальных вод. Но независимо оттого, кто нёс вину за все эти печальные происшествия, результат был предсказуем: все они подрывали и без того хрупкое доверие и усложняли отношения между двумя государствами...

И вот дело Малькольма Синклера…

Принятых секретной комиссией мер конспирации в деле Малькольма Синклера, очевидно, было недостаточно, ибо тайна секретной комиссии риксдага стала достоянием русской миссии. Именно М.П. Бестужев в 1738 году дал наводку на шведского курьера Маккольма Синклера, выехавшего в Константинополь за документами, содержащими результаты тайных переговоров шведов с турками по вопросу войны с Россией, и даже дал его подробный портрет. Об этом Э. Финч доложил уже 11 июля 1738 года, что косвенным образом указывает на то, что и английский посол тоже был посвящён в это сверхсекретное дело. Очевидно, что Бестужев заранее через свою агентуру узнал о направлении майора с важным заданием в Турцию и доложил об этом в Петербург, присовокупив к реляции рекомендацию о том, чтобы «анлевировать» шведа на обратном пути, «а потом пустить слух, что на него напали гайдамаки или кто-нибудь другой». Посол уверял Петербург, что, как ему было сообщено «от знатнейших персон», «такой поступок с Синклером будет приятен королю и минстерству». Какие «знатные персоны» могли подтолкнуть Бестужева на такой провокационный шаг, не известно, но если это было на самом деле так, то у нас почти нет никакого сомнения, что эти персоны явно лукавили и подталкивали русского посла на опасный путь. Вряд ли среди шведов, будь то «колпаки», приближённые Хорна, окружение короля, не говоря уж о партии «шляп», нашёлся бы кто-то, кому убийство своего дипломатического курьера было бы «приятно».

Посол, повторивший свои предложения «анлевировать», т.е. ликвидировать Синклера в нескольких своих отчётах, полагал, что шведский курьер повезёт с собой домой важные сведения о шведско-турецком сговоре против России. В Турцию Синклер отправился через Париж и Марсель, а вот данные о том, когда и каким путём шведский курьер должен был вернуться из Турции в Швецию, добыл, кажется,  тоже агентурным путём, киевский губернатор И.И. Неплюев (1693-1773) и сообщил их фельдмаршалу и главнокомандующему русской армией в Крыму и Бессарабии Б.Х. Миниху. Миних, с одобрения Э.И. Бирона и А.И. Остермана, 23 сентября 1738 года отдал следующий приказ поручику Тверского драгунского полка Левицкому:

«Понеже из Швеции послан в турецкую сторону с некоторой важной комиссией и с письмами майор Синклер, который едет не под своим, а под именем одного, называемого Гогберх, которого ради Высочайших Ея Итмператорского Величества интересов всемерно потребно зело тайным образом в Польше перенять и со всеми имеющимися при нём письмами. Для которого важного дела посылаетесь Вы и для того будете при сем поступать следующим образом:

1. При прочтении сего взять с собой унтер-офицеров или капралов человек трёх, ехать в Польшу под претекстом якобы Вы отпущены в дом свой или к родственникам для свидания. И для того же тех унтер-офицеров иметь под видом своих служителей.

2. Понеже, без сомнения, тракт оного офицера будет или на Каменец-Подольский, или через Хотин, или в Сороку, того ради ездить Вам более по тем  местам и везде, будучи в разговорах, пристойным образом спрашивать об оном офицере тем именем, под которым он едет, объявляя, что он человек знакомый.

3. Ежели по вопросам о нём где увидаете, то точас ехать в то место и искать с ним случая компанию свесть или иным каким образом его видеть. А потом наблюдать, не можно ли его на пути или в каком другом скрытом месте, где б поляков не было, постичь.

4. Ежели такова случая найдёте, то стараться его умертвить или в воду утопить. А письма прежде без остатка отобрать, токмо при том таким образом поступать, чтобы никакого подозрения полякам не показать и ими того уведано не было.

5. И ежели оное благополучно исполнится, то тотчас ехать обратно. А письма, которые от него отобраны будут, везти во всяком бережении и сохранении. А по приезде обо всём подать ко мне обстоятельный рапорт.

Впрочем, будучи при сем важном деле, поступать так, как надлежит Ея Императорского Величества верному рабу и искусному человеку, ожидая за исполнение того высочайшей Ея Императорского Величества милости и награждения, смотря при том, чтобы от подчинённых Ваших польским подданным никаких малейших обид, позлобления чинено не было.

Миних.

Инструкцию фельдмаршал неосмотрительно подписал лично.

В апреле 1739 года Малькольм Синклер, имея при себе письма султана, великого визиря и долговые расписки Карла XII, отправился в обратный путь. Швед знал, что где-то его караулили русские разъезды, но полагал, что под охраной турок, а потом поляков он уже преодолел самую опасную часть пути и въехал на территорию австрийской империи. Но 17 июня, в районе г. Бреслау, он неожиданно подвергся нападению со стороны неизвестного кавалерийского отряда. Его схватили, отвели в сторону, убили и захватили сумку с документами. Следовавшего вместе с ним французского купца Кутюрье переправили через саксонскую границу и предоставили в распоряжение русского посланника в Дрездене Кайзерлинга. Посланник несколько дней продержал француза в здании миссии, а потом выдал ему компенсацию за «претерпевшие неудобства» и отпустил на все четыре стороны. Кутюрье, не мешкая, отправился в Стокгольм и рассказал там обо всём случившемся.

Как можно убедиться, операция по ликвидации Синклера была проделана так топорно, что её русский след сразу обнаружился. Она получила самую неблагоприятную огласку в Швеции в тот самый момент, когда Бестужев писал в Петербург, что «жар к войне у шведов потухает». А 6 июля он доложил в Петербург о том, что шведы уже получили известие о гибели Синклера от рук русских солдат.

Убийство Синклера вызвало резкое ухудшение отношений между Стокгольмом и Петербургом, хотя, как утверждает Соловьёв, Юлленборг на первых порах был склонен к тому, чтобы по возможности не предавать это дело широкой огласке, и сожалел о том, что Синклер не был убит какими-нибудь разбойниками, а был так неосмотрительно ликвидирован русскими. Как сообщает наш маститый историк, в Стокгольме на некоторое время потеряли следы своего курьера и уже считали его пропавшим без вести, не возлагая на его миссию уже никаких надежд.

М.П. Бестужев от имени петербургского двора выразил шведскому правительству соболезнование и возмущение свершившимся произволом, но никто ему и в его обещания наказать виновников убийства Синклера не поверил. Чрезвычайный посланник России не мог теперь открыто показаться на улицах шведской столицы, потому что многие шведские офицеры дали клятву отомстить за убитого Синклера. «Кровь Авеля взывает к мщению» – так, согласно Мальмстрёму, говорили тогда в шведском обществе. Появилась песня о Синклере, написанная студентом Андерсом Уделем, которую распевали во всех уголках страны (и поют её до сих пор). Согласно тексту песни, Синклер встретился на том свете с самим Карлом XII.

Бумаги Синклера, как выяснилось, особо важных секретов не содержали. Лейтенант Левицкий и все его помощники по «милости Ея Императорского Величества» были арестованы и сосланы на 5 лет в Сибирь (правда Левицкий за это время получил следующий чин и вернулся потом снова в армию)³¹. Михаил Петрович просидел, практически не выходя из дома, вплоть до начала русско-шведской войны в 1741 году, уверяя Петербург, что ничего страшного и опасного в Швеции не происходит, и продолжал тратить крупные суммы денег на поддержании партии мира – «колпаков». По всей видимости, посланник уповал на отсутствие резкой официальной шведской реакции на убийство Синклера и продолжал сорить деньгами. И в самом деле: правительство Юлленборга никогда не высказывало по поводу убийства Синклера жалоб и явно не желало предавать это дело широкой огласке. Послу Нолькену в беседах с официальными русскими лицами имя Синклера было запрещено упоминать.

Примечание 31. 18/29 июня 1745 г. канцлер А.П. Бестужев-Рюмин доложил императрице рапорты подполковника Туркеля, майора Ликевича и двух прапорщиков, причастных к ликвидации М. Синклера и обретавшихся под вымышленными фамилиями в Казани, о возмещении содержания, не выплаченного им за прежнюю службу в полках. Во избежание разглашения их настоящих фамилий, которые могли бы всплыть при официальном расследовании рапортов, Елизавета Петровна распорядилась удовлетворить их претензии немедленно и с лихвой. Конец примечания.

Некоторое время спустя Стокгольм получил дубликаты документов, изъятых у Малькольма Синклера, и мог обсудить их содержание. Правительство приняло решение наделить Карлссона и Хёпкена официальными полномочиями на завершение переговоров о заключении союзного договора с Портой, направленного против России. Без этого Константинополь отказывался иметь дело со шведскими коммерсантами. Вновь испечённые дипломаты получили инструкции договориться с турками о ведении военных действий до победного конца, пока оба союзника не добьются поставленных перед собой целей. На случай мира между Турцией и Россией «посланникам» рекомендовалось заключить с османами хотя бы оборонительный союз, но при условии, что Порта предоставит Швеции субсидии сроком на 3 года по 1 миллиону пиастров в год.

В Финляндию, кроме двух пехотных полков, отправили ещё 6 тысяч солдат. Хорн предлагал Бестужеву не обращать внимания на воинственные глупости шведов, потому что содержать этот контингент в Финляндии правительству было не на что, так что он растает там сам собой. Отставной премьер-министр советовал готовить Россию к обороне и не подавать шведам поводов к провокациям. Бестужев тайно послал одного из своих агентов в Карлскруну, главную военно-морскую базу Швеции, и выяснил, что в гавани Карлскруны вооружались 22 линейных корабля, а в провинции, ссылаясь на дело Синклера, офицеры возбуждали народ к войне с Россией.

3) Военная конвенция с Францией