13. Репатриация
Репатриация советских военнопленных и перемещённых лиц происходила на основании решений Ялтинской конференции от февраля 1945 года. Согласно этим решениям британские и американские власти должны были беспрепятственно репатриировать на родину всех советских граждан, оказавшихся в Европе в зоне их ответственности. В октябре 1944 года было создано Управление уполномоченного Совета народных комиссаров СССР по делам репатриантов, во главе которого был поставлен бывший начальник военной разведки генерал-полковник Ф.И. Голиков22.
Примечание 22. Историк В.Н. Земсков и другие эксперты полагают, что несколько сотен тысяч советских граждан по различным причинам отказались от возвращения в СССР. Конец примечания.
Норвежское правительство в Лондоне, а конкретно департамент социальных дел, в апреле 1944 года назначил комитет, ответственный за возвращение домой граждан всех союзнических государств, оказавшихся во время войны на территории Норвегии. 9 мая 1945 года департамент социальных дел призвал по радио все местные власти Норвегии принять участие в репатриационной работе. Работа началась с концентрации военнопленных и других перемещённых лиц в специальных транзитных лагерях типа лагеря Ватне. К осени 1945 года большинство их были собраны в районе Осло, а осенью организованно отправлены домой.
По просьбе советской стороны все советские граждане, включая беженцев и перемещённых лиц, с точки зрения репатриации должны были рассматриваться как военнопленные. Их поделили на 4 группы: военнопленные, Ostarbeiter, «власовцы» и советские женщины. Норвежские власти не сочли сомнительным помещать в одни и те же накопительные лагеря представителей первых трёх групп вместе. Так в лагере Бейсфьорд под Нарвиком вместе с обычными военнопленными находилось 500 «власовцев» (эти люди не служили в армии Власова, а, как мы помним, остались в Норвегии в распоряжении вермахта). Остальные лица помещались в лагеря для перемещённых лиц. Лица, добровольно сотрудничавшие с немцами, например, в рамках ОТ, перемещёнными лицами не считались. Их рассматривали как военнопленных и размещали в лагерях вместе с немцами.
Репатриация советских военнопленных осуществлялась в совместной работе норвежских властей с организацией союзников SHAEF – Supreme Headquarters, Allied Expeditionary Force Mission Norway (Штаба Верховного Главнокомандующего союзническими экспедиционными силами, миссия в Норвегии — ШВГСЭСН). На практике ШВГСЭСН представляло Шотландское Командование (ШК) во главе с генералом Эндрю Торном и уполномоченный по делам военнопленных бригадный генерал Венэблз (Venables). Со стороны норвежцев в делах военнопленных участвовали представители Красного Креста, Милорга, а в северных районах страны, где была сосредоточена основная масса советских военнопленных, норвежскую сторону представлял майор Лейв Крейберг.
ШК вместе с норвежцами отвечало за репатриацию военнопленных, включая немцев, а норвежские власти – за возвращение домой всех иностранцев с гражданским статусом и за обеспечение всех репатриантов пищей, одеждой, лекарствами и организацией лагерей. Между норвежцами и ШК возникали недоразумения по поводу толкования терминов «военнопленный» и «перемещённое лицо»: британцы толковали второе из этих понятий весьма расширительно, с чем не соглашались норвежцы, понимая, что ШК хочет таким способом уменьшить свою репатриационную «нагрузку».
Для оказания помощи в этой работе в Норвегию прибыли офицеры связи из СССР, Польши, Югославии и др. стран. Норвежцам было трудно провести разницу между различными категориями пленных, остарбейтерами, беженцами и перемещёнными лицами, и представители соответствующих стран должны были помочь им в этом разобраться. С советской стороны было высказано пожелание рассматривать всех русских в Норвегии одинаково.
8 мая 1945 года инструкции, касающиеся советских военнопленных, включая немецких солдат, были переданы немецким военным. В них указывалось, что вся немецкая охрана с лагерей снимается, и все военнопленные получают пищевой рацион на 30 суток. Норвежское радио каждый день передавало для советских военнопленных соответствующую информацию на русском языке.
Большие проблемы с советскими военнопленными возникли на севере Норвегии – главным образом из-за плохого физического состояния репатриантов. 30 мая 1945 года в Тромсё неожиданно прибыла группа советских офицеров. Они уже раньше знакомились с состоянием советских военнопленных в лагерях в Порсангере и Скуганварре, а теперь заявили, что прибыли в связи с урегулированием вопросов репатриации. Они пытались аккредитоваться при британском экспедиционном корпусе, но британцы их ходатайство проигнорировали.
Позже выяснилось, что наряду с бывшими военнопленными их также интересовали вопросы репараций и трофеев. Из записки заместителя министра иностранных дел С.А. Лозовского министру В.М. Молотову от 11 июня 1945 года явствует, что указанные офицеры хотели получить доступ к немецким оперативным документам, но в этом им было отказано. Согласно Лозовскому, британцы слишком медлили с разоружением немецкой армии в Норвегии, и слишком много немцев свободно разгуливали с оружием в руках, в то время как германские суда находились вне всякого контроля и плавали без представителя союзников на борту. Лозовский справедливо указывал, что поскольку Советская Армия участвовала в освобождении Норвегии, то Советский Союз должен получить право не только заниматься репатриацией своих граждан из страны, но и принять участие в разоружении там немецкой армии и в расследовании преступлений немцев, а также получить доступ к трофеям и германской документации. Лозовский сообщал, что Управление уполномоченного по делам репатриантов во главе с генералом Голиковым уже давно приступила к своей работе.
А генерал Голиков между тем критиковал союзников за слишком медленную работу по репатриации советских граждан из Европы в целом и возмущался, что в Норвегии советские военнопленные уже после капитуляции немецкой армии всё ещё находились под немецкой охраной, и что ни одного британского солдата (Норвегия принадлежала к британской зоне ответственности) ещё не было в стране.
Было решено организовать в Англии совместную советско-британскую комиссию, которая бы занялась репатриацией советских военнопленных домой. С британской стороны в комиссию вошёл бригадный генерал Р. Файебрэйс, а с советской — генерал Иван Ратов23. Ратову, в частности, помогали 4 советских офицера, консул Кротов и одна стенографистка.
Примечание 23. Генерал И. Ратов был председателем репатриационной советской комиссии и в соседней Дании, но датчане отказали ему в визе. Конец примечания.
18 мая Ратов и его репатриационная команда прибыли в Норвегию. С точки зрения дислокации советских военнопленных Норвегию поделили на 5 неравных зон: Тромсё, Тронхейм, Осло, Берген и Ставангер. Из-за недостатка персонала советским военнопленным на первое время кое-где, в частности в Ставангере, разрешили выбирать своих доверенных лиц и с их помощью управлять лагерями. В лагере в Хёнефоссе произошёл неприятный эксцесс: там пленные за сотрудничество с немцами приговорили к смерти своего бывшего товарища. Аналогичные эпизоды имели место и в других лагерях. Ненависть к дезертирам и перебежчикам у военнопленных была очень острой.
28 мая офицеры Ратова начали работу по концентрации военнопленных из 400 бывших немецких лагерей в нескольких местах страны. Они составили штаб по репатриации, в который вошли 27 бывших офицеров, выбранных из числа пленных и направленных в Тромсё, Тронхейм, Берген и Ставангер. Среди них был Новобранец, который руководил подпольной группой в немецком лагере в Вюрцбурге (Германия), а потом – в Тёнсберге (Норвегия). В районе Нарвика активно сотрудничали советский дипломат Караваев и британский подполковник Брин (Bryhn).
Работа комиссии Ратова протекала не без проблем.
Главная проблема заключалась в делении репатриантов на категории. Союзники называли эту процедуру screening (просвечивание) и уделяли ей большое значение. Поэтому с союзниками у комиссии постоянно возникали разногласия о статусе репатриированных. Комиссия игнорировала требование инструкции о том, чтобы репатриантам задавали вопросы, желают ли они возвращаться в Советский Союз. Союзники, наоборот, настаивали на этом.
В основе конфликта находилось также разное понимание так называемых перемещённых лиц (displaced persons). Их ещё называли disputed persons. Союзники полагали, что выходцы из Прибалтики и западных районов Украины и Белоруссии советскими гражданами не являлись, а потому имели право выбора возвращаться к своим родным местам или оставаться на Западе. Ратов считал, что такое требование было нарушением Ялтинских соглашений и протестовал против того, чтобы репатриантам задавали подобные вопросы.
В конечном итоге союзники были вынуждены пойти на условия советской стороны, потому что опасались, что русские, захватившие немецкие лагеря с американскими и британскими военнопленными в Германии и Польше, будут препятствовать их репатриации. 10 июня между генералами Торне и Ратовым было заключено соглашение – Административная инструкция 7101, и 13 июня процесс репатриации бывших советских военнопленных из Норвегии тронулся с места. Кое-где союзникам, тем не менее, удавалось способствовать невозвращению перемещённых лиц на территорию Советского Союза.
Например, бывший военнопленный Иван Пашкуров, выучив несколько польских фраз, потребовал перевода в лагерь для польских военнопленных. За него вступился комендант польского лагеря, и, несмотря на протесты советской стороны, Пашкуров остался за поляками. Потом он попросил убежище в Норвегии. Отказались возвратиться в лагерь и совершившие побег П.А. Опарев, А. Бояринцев24 и Л. Акимович. Они скрывались у приютивших их норвежцев и оказали сопротивление (Опарев даже отстреливался из какого-то револьвера) бойцам Народного фронта, когда те попытались перевезти их в транзитный лагерь в Ватне, Ставангер.
Примечание 24. А. Бояринцевым особо занялся Б. Братбак. Он разыскал его дочь в Кемерове, съездил туда и пригласил её в Норвегию. Конец примечания.
Так что нарушения предписаний и правил со стороны норвежских властей и союзников были. Было и утаивание от советских военнопленных информации об условиях предстоящего возвращения домой, было и создание отдельных лагерей для прибалтов, поляков, украинцев и белорусов, выходцев из Западной Украины и Западной Белоруссии, присоединённых к СССР в 1939 году. Часть западных украинцев и западных белорусов, по информации союзников, сделали выбор в пользу возвращения в Польшу. Ратов обвинял также союзников в распространении в лагерях для бывших советских военнопленных антисоветской пропаганды и запугивании их репрессиями, которые ожидали их по возвращении домой. Коменданты некоторых лагерей в Тронхейме и в Северной Норвегии, согласно Ратову, пытались не допустить в них советских офицеров.
Согласно Сулейм, советские офицеры, тем не менее, без разрешения союзников посещали лагеря с польскими гражданами. Она утверждает, что были зарегистрированы случаи насильного увода ими некоторых «спорных лиц», поскольку советская сторона считала их советскими гражданами. В лагере Сальвик под Осло один польский заключённый под угрозой оружия был посажен в советский автомобиль, но ему удалось бежать и сообщить о случившемся англичанам. Американская военная полиция арестовала двух советских военнопленных, участвовавших в «акции». Арест двух товарищей вызвал бунт среди советских военнопленных: они собрались у ворот лагеря, в который заключили их товарищей, и требовали их освобождения. Союзники вызвали подмогу и разогнали протестующих. Оба арестованных так и не были возвращены советской стороне. Их судьбу решали уже норвежские власти.
К августу 1945 года, согласно тому же генералу Ратову, в Норвегии оставалось 6 000 «спорных лиц». Итоговый же отчёт союзников утверждал, что их было всего 1566 человек. Норвежский генерал Отто Рюге в октябре 1945 года докладывал своему правительству:
«Я рассматриваю это дело весьма серьёзно. Если мы после ухода союзников останемся один на один с так называемыми спорными лицами, то мы подвергнемся сильному давлению со стороны русских, и Норвегии будет трудно выстоять в дипломатической борьбе с ними. Мы должны во что бы то ни стало добиться того, чтобы все спорные лица оказались за пределами страны, прежде чем штаб-квартира союзников покинет страну».
В конечном итоге союзники приняли «соломоново решение»: уведомив советскую сторону и к вящему облегчению норвежских властей, 25-26 октября 1945 года перевели 1566 «спорных лиц» в британскую и американскую зоны ответственности в Германии25.
Примечание 25. Всего на территории зон ответственности союзников в Германии к концу репатриации, согласно западным источникам, осталось около 45 000 человек, в основном бывших советских граждан. Более двух третей их эмигрировали в США, Австралию и Канаду, а 15% остались в Западной Европе. В период с 1.7.1947 г. по 31.12.1951 г. из союзнических зон ответственности в Германии были вывезены 712 511 «спорных лиц»: 63% из американской, 31,5% – из британской и 5,3% из французской зоны. Более двух третей эмигрировали в США, Австралию и Канаду, 15% остались в Западной Европе. Конец примечания.
В.Н. Земсков пишет, что вопреки всем сомнениям и пропаганде союзников большинство советских граждан хотели вернуться на родину, и это подтверждают норвежские исследователи. Среди «восточников» - граждан, проживавших на территории СССР в границах 1939 года, – количество желавших вернуться домой было довольно высоким – до 80%, в то время как среди «западников», ставших гражданами СССР после 1939 года (западные украинцы, западные белорусы, прибалты, молдаване), он был намного ниже.
Как бы то ни было, репатриационная работа к середине июня 1945 года стала продвигаться. И норвежцы, и англичане были заинтересованы в том, чтобы избавиться от советских военнопленных как можно быстрее. 10 июня комиссия Ратова и союзники заключили соглашение о всех деталях транспортировки военнопленных в Советский Союз: маршруты, даты, количество пленных, минимум вещей, разрешённых для взятия домой, питание на период транспортировки. Больные, способные перенести тяжесть путешествия домой, отправлялись в первую очередь.
Подполковник британского экспедиционного корпуса Мак Уоттерс на встрече с советскими представителями 6 июня сообщил, что он, начиная с 13 июня, готов отправлять поездом из Нарвика ежедневно до 600 советских военнопленных. Перед отправкой все пленные должны были пройти врачебный досмотр в накопительном лагере в Квитсандёре, в котором, кстати, были собраны более 100 человек «власовцев». Помещённые вместе с обычными пленными в один лагерь, «власовцы» попросили у них прощения и просили считать их своими товарищами, но нашли мало снисхождения. Совсем недавно эти «хильфсвиллиге», одетые в форму вермахта, получавшие усиленные пайки и с оружием в руках охранявшие пленных, усердно исполняли приказы врага и издевались над своими бывшими товарищами. Теперь их «почётной» обязанностью стало очищение нужников. Некоторые из них пытались «примазаться» к интернированным немецким солдатам, но нашли у своих бывших хозяев тоже мало понимания.
Согласно британской группе War Crimes Investigation Branch – Секции по расследованию военных преступлений в лагерях Шитборн и Квесменес (Тромс), только в марте 1945 года около 1000 советских военнопленных добровольно, т.е. под угрозой голодной смерти, вступили в ряды вспомогательных подразделений вермахта26.
Примечание 26. По данным Сулейм, каждый десятый советский военнопленный в Норвегии был зарегистрирован во вспомогательной немецкой службе. Формально они продолжали числиться военнопленными, но получали пищевой рацион как солдаты вермахта. Конец примечания.
Как мы уже писали выше, немцы заводили на каждого пленного отдельную карточку и заносили в неё подробные установочные и характеризующие данные. Между тем картотеки и большинство нижних частей карточек, содержащих данные о сотрудничестве с немецкой администрацией лагерей, были уничтожены либо норвежскими военными, которым они были потом переданы, либо британскими офицерами, но главным образом самими немцами.
Объяснений этому странному поступку со стороны норвежцев или англичан существует несколько, но наиболее очевидное из них сводится к той же причине, которой руководствовались при уничтожении картотек немцы: нужно было замести следы собственных преступлений и скрыть факты преступного сотрудничества «власовцев» с ними. Британский капитан Уолтер Баруич (Barwich), который дал указание об уничтожении картотек на советских военнопленных по собственной инициативе, открыто объяснил своё решение желанием защитить бывших «власовцев» от преследований.
Немецкий майор Меттельрот, комендант лагерей в Бергхюльнесе, Лангонесе, Руссонесе, Лиллеальменингене, Бренне и Сундбю, сообщил, что приказ на уничтожение нижних частей учётных карточек он получил от Бухвейзера из штаба «О». Британский капитан Конради, затребовавший картотеки на советских военнопленных в районе Мушёен, обнаружил, что они были уничтожены немцами уже после их капитуляции. (Прав был генерал Голиков, критикуя союзников за безалаберную работу в Норвегии!) Там, куда такой приказ не поступил, картотеки остались в сохранности (например, в лагере в Баккене).
Военнопленные перевозились в Советский Союз либо на норвежских судах до Мурманска, либо в поездах через территорию Швеции. 10 июня 1945 года генерал Ратов договорился со шведскими властями, что перевозки 44 000 пленных из Нарвика, Тронхейма и Осло в шведские порты Лулео, Сундсвалль и Евле начнутся уже в середине июне 1945 года. Оттуда они на судах должны были быть доставлены в финские порты Улеоборг и Рауно. Первый поезд из Нарвика в Лулео с 1000 пленными должен был отправиться 13-14 июня. Далее планировались еждневно по 2 поезда в Евле; были составлены 3 маршрута движения поездов: Нарвик-Лулео, Тронхейм-Эстерсунд-Сундсвалль и Осло-Шарлоттенберг-Арвика.
43 000 человек, согласно предложению Ратова, должны были эвакуироваться из района Нарвика морем (порты отправления Мушёен, Му, Будё и Тромсё). Москва дала «добро» на это предложение, но поставила условие, чтобы союзники обеспечили безопасность плавания судов до Мурманска (мины и т.п.) На самом деле морским транспортом при репатриации воспользовались значительно меньше людей. Согласно Сулейм, поездом из Норвегии были отправлены 70 972 советских гражданина.
Однако в итоговом союзническом отчёте от 14 декабря 1945 года указаны другие данные – 84 351 человек, из них:
– отправлено поездом через Швецию – 64 070 здоровых и 1 429 больных человек,
– отправлено морским путём в Мурманск – 17 270 здоровых и 1 582 больных человека. Мы видим, что количество отправленных морским путём в версии союзников расходились с норвежскими и советскими данными чуть ли не на 4 000 человек. Союзнические данные отличались от норвежских и советских и по суммарным цифрам репатриантов. Впоследствии, в ходе дополнительной работы, в России и Норвегии также признали данные итогового союзнического отчёта, так что они считаются теперь официальными. Всего же по западным источникам из Норвегии вернулись 84 069 советских военнопленных27.
Примечание 27. Эти данные в западных источниках слегка варьируются: есть сведения о репатриации в СССР 84 324, есть – 84 312человек. По советским данным, число репатриантов достигло 84 775 человек (77 812 военнопленных и 6 963 гражданских лица). Конец примечания.
Подготовка пленных в северном районе Норвегии проходила тяжело: многие из них были истощены от голода и страдали от болезней. Кроме того, выяснилось, что Ратов не подписал соглашение со шведскими властями, и на устранение этого недоразумения тоже ушло время.
Первый пароход из Тромсё – «Король Хокон VII» – отправился в Мурманск 22 июня 1945 года. На его борту находились 2 000 бывших советских военнопленных. Они подходили к площади Нансена со всех окрестностей партиями по 50 человек, пели солдатские песни и несли транспаранты с надписями: «Мы никогда не забудем норвежский народ», «Спасибо помощникам солдатам России», «Да здравствует Сталин и советская армия!» и «Да здравствует советско-англо-американский военный союз!». Когда прогудел пароходный гудок на отправление, с борта на причал полетели пачки сигарет и другие мелкие сувениры, предназначенные для провожающих норвежцев. Оркестр города Тромсё играл марши.
Потом были другие пароходы, другие проводы...
Был норвежский пароход-лазарет «Стелла Полярис», отходивший из Квесменеса и портов Фауске и Му и Рана. Военнопленные перед отправкой проходили реабилитацию в госпитале Трандум. О первом и втором рейсе на т/х «Стелла Полярис» летом 1945 года в Мурманск рассказывает американский медик Э. Росс Дженни28. В первый рейс «Стеллы Полярис» на борту судна с норвежской командой находились 622 больных советских военнопленных, пожелавших во что бы то ни стало без задержек вернуться на родину, и 47 человек медицинского персонала. Северные воды Норвегии всё ещё не были освобождены от мин, так что плавание было далеко не безопасным. Впереди судна-лазарета, перегоняемого сначала из Бергена в пресловутый Квесменес, шёл норвежский тральщик.
Примечание 28. Американец обладал незаурядным талантом литератора, но мы извлечём из его живого и правдивого рассказа одни сухие факты. Кроме того, в настоящей работе мы использовали извлечения из «Неформального отчёта» о результатах расследования союзниками в июне 1945 года преступлений немцев в лагерях Шитботна и Квесменеса. Расследованиями руководил Э. Россом Дженни. Им же подписан и отчёт. Конец примечания.
Квесменес — пустынное место, небольшой посёлок из нескольких разбросанных по побережью домиков, над которыми нависла гряда мрачных тёмно-серых гор. Погрузка репатриантов началась без промедления. На пристани Квесменеса уже было тесно от автотранспорта ‑ бывших немецких штабных машин, машин скорой помощи и пр. Головной автомобиль шёл под советским флагом, изготовленным на месте из подручных средств.
«Погрузка началась немедленно с самых безнадёжных пациентов» ‑ пишет Дженни, ‑ «их поднимали на борт на деревянных рамах и бережно опускали на лебёдках на палубу. Мой переводчик сказал мне, что некоторые из людей, выгружаемых таким способом на борт судна, были убеждены в том, что они попали в смертельную ловушку. Один из них слабым голосом спросил: ”Нас недолго будут мучить?” Из своего предыдущего опыта в Квесменесе я знал, что этот страх отнюдь не был странным. Пережив один ад, русские имели все основания ожидать другой».
Это были те же самые люди, которые свидетельствовали о зверствах немцев в лагере смертников в Малльнитце. Отход судна провожало всё население Квесменеса — 20 человек. Они принесли для отплывающих букеты полярных цветов. Четверо из бывших пленных на борту судна оказались врачами, они помогали норвежскому персоналу ухаживать за больными товарищами. Особенно полезна была их помощь для пациентов, которые страдали психическими заболеваниями. Они могли общаться с ними на родном языке.
В районе Мурманска море тоже изобиловало минами, и судно встретил советский лоцман. При входе в порт на палубе появился аккордеонист, и пленные запели песни. Город был пустынным, и встречать «Стелла Полярис» пришли несколько офицеров и солдат. Дженни замечает, что в их действиях чувствовалась инструкция.
Сначала спустили на причал самых тяжёлых больных, и только тогда, пишет американец, открылась вся правда. Сходившие по сходням пленные становились в стойку «смирно» и отдавали честь офицерам. Никто из офицеров на отдание чести не среагировал. В ответ кто-то из них громко и грубо прокричал какую-то команду. Почти целый день сходившие на берег бывшие пленные отдавали честь офицерам, а офицеры продолжали их игнорировать. Спустили на причал неходячих больных, а их поставили в строй и заставили маршировать. Один из них упал на землю.
Всех прибывших заставили раздеться и повели в какой-то сарай. «Больше я их никогда не видел», – заключает Дженни эту часть своего рассказа. Один из русских врачей, помогавших во время плавания ухаживать за тяжело больными, вернулся из сарая за последними репатриантами с посеревшим лицом. Американец задал ему очевидный вопрос и получил в ответ:
Мы ничего не знаем - вероятно, Сибирь.
Потом он ушёл с последними пассажирами в сарай, и дверь за ними захлопнулась. Один из членов команды парохода вспоминал потом, как советских пленных погрузили на грузовики и куда-то увезли. Норвежцев больше всего поразили грузовики. Но откуда в разорённом Мурманске могли появиться кареты скорой помощи или комфортабельные автобусы?
За этим рейсов у «Стелла Полярис» был другой – из Му и Рана и Фауске, взявших на борт 631 репатрианта. И снова отплывавшие репатрианты поднялись на борт теплохода с букетиками цветов в руках. На сей раз по пути умерли три тяжело больных человека, прежде чем все остальные добрались до Мурманска.
Конечно, Дженни, как и норвежцы, драматизировал увиденное в Мурманске. Этому во многом содействовало отсутствие достоверной информации о процедуре приёма репатриантов. Естественно, обстановка подозрительности и недоверия к бывшим советским военнопленным была в наличии. То, что вновь прибывших раздевали, тоже имело своё объяснение. Происходила дезинфекция людей и переодевание их в чистую одежду. Ничего сверхъестественного в этом не было.
В.Н. Земсков приводит один характерный эпизод из работы приёмной репатриационной комиссии в Мурманске в ноябре 1944 года. 6 ноября в Мурманск поступили 9 907 репатриантов из Великобритании. Из них СМЕРШ арестовал 18 человек, 81 человек были размещены по госпиталям и больницам города, а все остальные были отправлены в Таллинский спецлагерь №0316 и Зашеекский ПФЛ (Карело-финская ССР) на фильтрацию. Никаких документов о расстрелах или других действиях по отношению к репатриированным историк не обнаружил.
Генерал Торн в начале августа рассказал, что ежедневно откуда-то «выныривали» по 2-3 советских военнопленных и сообщали о своём желании уехать домой. Очевидно, это были военнопленные, которым удалось бежать из лагерей и с помощью норвежцев отсиживаться в укрытиях и убежищах до конца войны.
К концу войны в Швеции оказалось около 2 500 советских военнопленных, бежавших из лагерей в Норвегии и Финляндии. Согласно шведскому исследованию, большинство их пожелало остаться в Швеции, но почти все они были репатриированы в СССР.
С точки зрения физического состояния военнопленных район Тронхейма с его 332 лагерями считался для британцев и норвежцев, занимавшихся их репатриацией, относительно лёгким. Из 13 000 пленных в этом районе набралось «всего» около 700 больных. Их, за исключением трёх совсем нетранспортабельных, перевозили отдельным санитарным поездом в Швецию и пароходом в Мурманск. Ещё 350 больных из лагеря Древья (Мушёен) в июле 1945 года отправляли в Мурманск морем. Обстановка при их перегрузке из прибывшего из Тронхейма поезда на пароход-лазарет «Аба» на причале Братёра, согласно сообщению в местной газете «Адрессеависен» от 23 июля, была весьма удручающей. Репатриантов провожали только генералы Ратов и бригадный генерал Смит. Представителей города Тронхейм и Красного Креста на месте не оказалось. Заражённые туберкулёзом, страдающие от плеврита и др. лёгочных заболеваний и измождённые голодом, бывшие пленные производили ужасное впечатление. Это были в основном безнадёжные случаи, но врачи продолжали их лечение, пока была хоть какая-то надежда на их выздоровление.
Газета «Фарсундсавис» за 3 июля сообщала о более благоприятной обстановке, в которой 600 бывших советских пленных из Листы накануне сажали на пароход в Фарсунде. Советский майор Сорокопуд, отвечающий за репатриацию в этом районе, сообщил, что условия в лагере Листа были ужасными, и что после капитуляции немецкой армии немецким военнопленным были предоставлены лучшие лагеря, в то время как советские военнопленные были вынуждены ждать своего отправления домой в тех же самых ненавистных условиях. Газета писала, что репатрианты стройными рядами выходили на причал и после переклички организованно поднимались на борт парохода. Их провожали многие норвежцы с детьми и вручали отплывающим цветы и сувениры. Пленные пытались всеми способами выразить им свою благодарность.
По данным М.Н. Сулейм, самому старому пленному при отправке домой исполнилось 85 лет, а перешагнувших возраст 56 лет оказалось всего 167 человек. Подавляющее число военнопленных были людьми молодыми или относительно молодыми.
Согласно данным, приведённым В.Н. Земсковым, в Норвегии от репатриации в Советский Союз уклонились или были освобождены от неё 23 русских, 1050 украинцев (большинство которых, по всей видимости, были «остарбайтерами»), 57 белорусов, 1335 латышей, 32 литовца и 96 эстонцев. Все они остались либо в Норвегии, либо переехали потом в другие страны Западной Европы. Часть бывших советских военнопленных из норвежских, а также вероятно из финских концлагерей осела в Швеции: 94 русских 312 украинцев и 100 белорусов.
При репатриации не обошлось без казусов. Так при отъезде на родину бывшие военнопленные лагеря в Агдере «прихватили» с собой пианино, стоявшее в офицерской столовой охраны лагеря. Норвежские полицейские, узнав об этом в последний момент, помчались на вокзал и буквально перед самым гудком паровоза успели забрать приглянувшийся кому-то из отъезжающих на родину музыкальный инструмент. Хауген29 с гордостью сообщает, что пианино вернули его законному владельцу. В своё время оно было реквизировано у него немцами.
Примечание 29. Johnny Haugen Sovjetiske krigsfanger på Sörlandet http://www.sovjetiskekrigsfanger.no Конец примечания.
Что ж: и среди военнопленных были разные люди.