11. Мир
В понедельник 7 мая 1945 года в лагере Фолькворд, Санднес, после обеда начали циркулировать слухи: война окончилась! Слухи были похожи на правду – куда-то исчезли охранники вместе со своим ненавистным начальником, и уже 2 дня подряд заключённых не выгоняли на работу. В половине четвёртого слухи подтвердились – наступил мир. Все узники переоделись во всё лучшее, что у них было, построились, как всегда в две длинные шеренги, но уже без охраны, и пошли к Санднесу. По пути они приветствовали норвежцев, плакали, махали им руками и что-то кричали. На площади в городе уже собрались норвежцы, и военнопленные присоединились к ним, чтобы вместе отпраздновать такое долгожданное событие.
Когда они поравнялись с железнодорожной станцией, кому-то пришло в голову сесть на поезд и поехать в Ставангер. Так и сделали. Железнодорожники прицепили к поезду ещё 3 вагона и разрешили им съездить в главный город губернии бесплатно. По пути в Ставангер бывшие теперь военнопленные снова и снова приветствовали из окон вагонов радостных норвежцев. В конце этого дня радостные, усталые и голодные они вернулись обратно на свои нары в Фолькворде.
Примерно так советские военнопленные в южной Норвегии встретили День Победы. Но в некоторых лагерях, как, например, в Рисёйе, пленные до 10 мая находились по-прежнему за колючей проволокой. Охрана по-прежнему осуществляла контроль за пленными, но не препятствовала им беседовать через забор с норвежцами. Пока было не ясно, кто возьмёт ответственность за порядок в лагерях. Англичане не торопились брать всё в свои руки. Был период, когда в некоторых лагерях совместную охрану осуществляли и немцы, и норвежцы из Народного фронта.
Бывший сотрудник Милорга21 в Бускерюде Оскар Хасселькниппе, ответственный за советских военнопленных в районе Хёнефосс, вспоминал:
«У нас для этих дел не было ресурсов, и единственное, что мы могли сделать, это попросить военнопленных о том, чтобы они взялись за управление лагерями сами. Они выбрали из своей среды доверенных лиц, и несколько недель сотрудничество с ними было отличным. Трудности возникли, когда в лагерях появились советские офицеры. Один раз возникли волнения. В одном лагере совершили самосуд над пленным, который сотрудничал с немцами. Его осудили на смерть, убили и похоронили. И мы ничего не смогли предпринять».
Примечание 21. Военизированная организация норвежского Сопротивления. Конец примечания.
В лагере Сула немецким офицерам разрешили оставить при себе личное оружие, чтобы якобы препятствовать эксцессам между бывшими охранниками и заключёнными. Но один из офицеров воспользовался этой возможностью для того, чтобы застрелить двух военнопленных в момент, когда они поправляли могилы своих похороненных товарищей.
Первые представители союзнических сил в районе Ставангера появились 9 мая – это была десантно-парашютная часть, так называемые «красные береты», под командованием подполковника Р.А. Эллиота. Наконец, 10 мая представители Народного фронта в Ставангере приняли решение взять лагерь под свой контроль, о чём и договорились с комендантом лагеря. Местные коммунисты соорудили красный флаг и вывесили его в лагере. Впавшие чуть ли не в истерику от радости заключённые собирались вокруг флага. В местной школе военнопленным устроили праздник с угощением. За праздничным столом с речью выступил майор Советской Армии Тимошенко. Потом выступали норвежцы и благодарили бывших советских военнопленных, а те, в свою очередь, благодарили за всю помощь и доброту норвежцев. Потом приехал оркестр, и под музыку бравурного марша военнопленные, представители Народного фронта и рядовые норвежцы вышли на улицу.
При освобождении пленных из лагерей в Норвегии, в том числе и на юге страны, было обнаружены сотни безнадёжно больных туберкулёзом и прочими заболеваниями, вызванными антисанитарными условиями проживания, побоями, истощением от хронического голодания и физическим перенапряжением.
21-летний Пётр Сабугин 2 июня 1945 года был госпитализирован в Рогаландскую больницу с повреждением левой ноги. 7 Апреля 1944 года во время работы в каменоломне он тяжело повредил голень ноги, нога распухла, и он был вынужден ходить на костылях. В течение года ни один немецкий врач не оказал ему какой-либо помощи, пока его ногой не занялись норвежские врачи.
32-летний Александр Морозов 15 мая 1945 года был госпитализирован в той же больнице с резкими болями в области желудка, от которых он страдал с октября 1944 года.
22-летний Владимир Куличенко оказался в указанной больнице 26 мая 1945 года с грыжей, с которой он жил с декабря 1942 года, пока она не выросла с большой апельсин, но ни один немецкий врач не обратил на это внимания.
Список таких больных, выявленных только в одном месте – Рогаланде, коммуна Ставангер – можно было бы продолжить. А сколько таких случаев было по всей Норвегии, особенно в северной губернии Тромс, где смертность среди советских военнопленных была предельно высокой и не шла ни в какое сравнение с цифрами, зарегистрированными в средних и южных губерниях страны?
При освобождении пленных из «благополучного» лагеря в Мадле норвежцы были шокированы тем, что они увидели в бараках ‑ в таких помещениях и скотине было бы неуютно, не говоря уж и о людях. Пока норвежцы круглосуточно праздновали победу, измождённые от голода и больные военнопленные сидели взаперти в бараках и всё ещё охранялись немецкими солдатами – правда, сильно присмиревшими и заявившими, что они не нацисты. Когда некоторые из норвежцев вспомнили о советских военнопленных и побежали в Мадлу, навстречу им вышли тени плачущих и рыдающих людей, со следами побоев на теле, одетых в лохмотья, кишащие вшами, блохами и прочими насекомыми-паразитами.
Кроме примитивной обстановки, они обнаружили там нескольких умиравших от голода и туберкулёза узников, среди которых был 46-летний украинец Дмитрий Андриевич. Предложение норвежцев немедленно поместить его в госпитале Св.Франциска было встречено с большим недоверием – пленные боялись, что их обманут, и что они уже никогда не увидят своего товарища. Тогда один из норвежцев, Мартин Шэвеланд, спросил у своей беременной жены, согласна ли она побыть заложницей на то время, пока больные будут находиться в госпитале. Эльса Шэвеланд сказала «да», и госпитализация при посредничестве другого военнопленного по кличке «Пруссак», говорившего немного по-немецки, состоялась. Вместе с Андриевичем в госпитале оказались ещё 8 тяжело больных. Андриевич, измученный побоями, болезнью и голодом, вскоре умер. Перед смертью с ним беседовал священник, который знал русский язык.
То, что тяжело больной туберкулёзом лежал рядом с другими военнопленными и заражал их, было само по себе уже преступлением, писали норвежцы. Пока больные лечились, Эльса Шэвеланд сидела в лагере заложницей. «Здоровые» пленные снимали одежду и показывали ей на теле следы побоев, которые наносили им вечно недовольные охранники. Многие молодые выглядели стариками. Позже она рассказывала, что это время показалось ей вечностью. Но она всю жизнь гордилась тем, что могла хоть чем-то помочь несчастным советским пленным.
Мартин Шэвеланд вступил в контакт с представительницей Красного Креста фру Гримнес Мауритцен и предложил оказать пленным в лагере немедленную помощь, в первую очередь вывезти их из лагеря и поместить в городе. Госпожа Мауритцен была другого мнения: она считала, что нужно было ждать, когда англичане высадятся в Норвегии... Никакие доводы, в том числе смерть Андриевича, на представительницу Красного Креста не действовали.
Тогда Мартин обратился в полицию. Знакомый полицейский дал Мартину и Эльсе связки ключей от лагеря и сказал, что они могут предпринять всё возможное, что в их силах, чтобы помочь пленным. Супруги раздобыли автомобиль, набили его продуктами и поехали в Мадлу. Продукты они сдали повару, а сигареты раздали пленным. Когда супруги приехали на следующий день в лагерь, довольные пленные показали им, какую еду им приготовили из норвежских продуктов. При этом никто из них не притронулся к пище, пока не приехали их благотворители и не откушали кашу и суп вместе с ними. Чтобы избежать эксцессов, норвежцы предупредили пленных сразу не наедаться, а принимать пищу малыми порциями. На следующий день Мартин и Эльса Шэвеланд приехали в лагерь снова. Потом лагерь перешёл в ведомство союзников, и пленных перевели в транзитный лагерь Ватне. Места бывших советских военнопленных в Сауде, Сандэйде, Форусе, Нэрланде, Мадле и Слеттебё заняли 5000 немецких солдат.
14 мая 1945 бывших узников лагеря Русенберг написали письмо со словами благодарности всем норвежцам, которые помогали им в трудную годину, поддерживали морально и физически и не давали умереть. Они просили опубликовать письмо в местной прессе, что и было незамедлительно сделано. «Мы никогда не забудем норвежских детей!» – писали они. – «Мы расскажем о них всем людям в нашей огромной стране, России. Мы расскажем всем русским детям, как они всем своим детским сердцем ненавидели тиранов, немецких фашистов, и что мы видели тысячи примеров того, как они помогали нам».
При освобождении их заверили, что английские военные распорядились о направлении в лагерь достаточно провианта и сигарет, но с момента освобождения прошло уже более 2 недель, а положение со снабжением лагеря всё не улучшалось и оставалось по-старому. Адвокат М. Воланд наскрёб где-то немного сигарет и передал их в лагерь, но этого явно не хватало. Положение военнопленных изменилось только после того, как их перевели в транзитный лагерь Ватне. Скарстен и Стокке пишут, что военнопленные, которые имели все основания быть недовольными медленными действиями норвежских и английских властей, тем не менее, выразили своим вышеупомянутым письмом трогательную благодарность, и это норвежцы оценили.
Норвежские авторы пишут, подводя итоги сказанному, что положение советских военнопленных в первые дни освобождения было не таким уж и безоблачным. Они ходил в той же рваной ненавистной одежде и питались также впроголодь. Радость освобождения быстро прошла, для советских военнопленных снова начались будни. Некоторые ни за что не хотели возвращаться в свои лагеря и неприкаянные бродили по улицам, другие, наоборот, предпочитали другим помещениям свои насиженные места. Подача еды в лагерях на эти переходные дни прекратилась вовсе: немцы «умыли руки», а норвежцы и англичане ещё не вошли в курс дела.
Во избежание всякой анархии Красный Крест, английские военные и норвежские власти старались как можно быстрее организовать военнопленных, оказать им медицинскую и другую помощь и разместить в более-менее приличных условиях. Один из руководителей Милорга адвокат Клуге уже 9 мая освободился из концлагеря Грини и активно включился в работу по упорядочению дел с освобождёнными советскими военнопленными. В этих целях ставангерское оделение Милорга организовало специальный рабочий комитет и начал действовать вместе с английской комендатурой Ставангера. Сначала комитет назывался «Комитетом по делам освобождённых иностранных военнопленных», но поскольку других иностранных пленных, кроме советских, в районе Ставангера не было, то он стал называться «Комитетом по делам советских военнопленных». В него вошли только что вышедший из Грини адвокат Герхард М. Воланд (председатель) и жители Санднеса Арне Нильсен и Сигурд Й. Эглэнд (члены). Среди населения начался было сбор одежды для советских военнопленных, но потом выяснилось, что одежды много на немецких складах. Бывших пленных просили оставаться на местах и для переговоров с новыми властями выбрать доверенных лиц.
В обстановке эйфории освобождения случилась беда: бывшие советские пленные вместе с норвежскими друзьями «отметили» праздник употреблением древесного спирта. 85 человек немедленно отправили в больницу, но, к сожалению, шестеро из них скончались от отравления, а некоторые ослепли.
Бывшие советские военнопленные были приглашены принять участие в праздновании дня 17 мая, государственного праздника Норвегии. Они вместе с норвежцами маршировали с советскими флагами по улицам местных городов, участвовали в митингах и собраниях, слушали речи норвежцев, произносили свои, получали угощение.
Со стороны бывших советских военнопленных отмечались попытки мщения бывшим охранникам, но они были единичными: на первые дни после капитуляции англичане предупредительно оставили немцам оружие, а, во-вторых, английская военная полиция и норвежские власти все такие попытки пресекали.