7. Побеги
«Советско-русский военнопленный совершил побег в окрестностях Ставангера. Опасный преступник, который воровством попытается добыть себе гражданскую одежду. За оказание ему помощи и укрытие строгое наказание».
Вот такое объявление года было помещено в газете «Ставангер Афтенблад» 25 сентября 1941 г. Не прошло и нескольких дней с момента появления советских военнопленных в южной части Норвегии, как кто-то из них уже воспользовался случаем и сбежал. Как выяснили Скарстен и Стокке, им оказался 25-летний Амарбек Шакинов из лагеря в Суле, сбежавший во время работ неподалёку от Ставангера.
Шакинову не повезло: скоро в той же газете появилось сообщение о его поимке. Его нашли и задержали неподалёку от места побега в тот самый день, когда было сделано объявление в газете. Выдал ли его кто-то из местных жителей? Этого нам не дано узнать, пишут норвежские историки и выражают надежду, что соотечественники тут, скорее всего, были ни при чём. При неразберихе, которая наблюдалась в лагерной системе Норвегии в первые дни, немцы проявили «гуманность» – Шакинову сохранили жизнь. Но его случай был, вероятно, исключением из установившейся позже практики.
Несмотря на тщательную охрану, пленные умудрялись совершать побеги. Это естественно для всех заключённых, а при невыносимых унизительных условиях жизни в немецких лагерях – в особенности. Нередко побеги организовывались с совершением покушений на охранников, что было практически осуществимо, когда военнопленные находились за пределами лагеря. Поскольку побег в любом случае карался смертной казнью, то убийство охранника ничего не прибавляло к участи пойманного. Поэтому многие советские военнопленные шли на это сознательно. Немцы видели в побегах непосредственнyю угрозу, поскольку сбежавшие могли организовать диверсионные партизанские отряды.
Из лагеря Фолькворд (Ставангер) было совершено довольно много побегов, потому что пленные во время различных работ имели возможность выйти на какое-то время из-под контроля охранников. Они решались на побеги, хотя хорошо знали, что в случае поимки их ждала смерть. Большинство побегов были неудачными, пишут Скарстен и Стокке, доказательством чего служат их учётные карточки с пометками о расстреле. Фёдор Шерстик и Василий Гонтовой из лагеря Санднес, совершившие побег 14 и 17 ноября 1942 года, были пойманы спустя несколько дней после побега, расстреляны и похоронены на кладбище в Санде (Сула). Также пойманы и расстреляны были ещё 2 беглеца из этого лагеря, одного из которых звали Григорий Пономаренко. Пойман и расстрелян был также Вальдемар Франкович Падороецкий, бежавший из госпиталя в Ставангере 3 апреля 1943 года.
Однажды в октябрьский вечер норвежцы, жившие неподалёку от лагеря, услышали оттуда какие-то шумы, крики и выстрелы. Они поднялись на чердак и через слуховое окно стали наблюдать следующую сцену (среди наблюдавших был Ларс Туднем, 10-летний мальчик):
Поблизости от дома, остановился грузовик. Из кузова спрыгнули немецкие солдаты и погнали впереди себя, вдоль каменного вала, военнопленного. В руках он держал свёрнутый в рулон шерстяной ковёр. Они дошли до перекрёстка со следующим валом и остановились. Немцы приказали нескольким пленным развернуть ковёр. Потом раздались выстрелы, и пленный упал на ковёр. Испуганный Ларс, наблюдавший всё это из-за вала, бросился домой и рассказал всё родителям. Они вышли проверить, и когда они вышли из дома, то увидели, что немецкие охранники с несколькими пленными уже шли по направлению к лагерю. На носилках пленные несли завёрнутое в ковёр тело своего товарища. Так закончилась очередная попытка бежать из лагеря.
Бывший офицер Михаил Болдырев и рядовой Леон Акимович за 5 дней до конца войны совершили побег из лагеря в Сумармюра. Условия в лагере были настолько невыносимы, что пленные, рискуя жизнью, всё равно решились на побег. Благодаря норвежкам Нэнси Камиллы Кристиансен и Сигрид Паульсен, матерям 6-8 летних девочек Бъёрг и Кари, с которыми пленным удалось познакомиться раньше, попытка завершилась удачно.
Болдырев, не имевший на родине ни одного живого родственника, хотел бы остаться в Норвегии, но ему, естественно, не разрешили. Перед отъездом на родину Л. Акимович подарил родителям Кари Паульсен две сделанные в лагере гитары. Михаил Болдырев оставил Бъёрг красиво оформленный альбом, посвящённый своей погибшей на фронте жене. В альбом Кари Акимович записал:
«Дорогая Каричка, моя дорогая малышка, я люблю тебя и любуюсь тобой. Я благодарен тебе за всё и оставляю о себе память на долгие времена. Я оставляю тебе глубокую благодарность и тёплые пожелания. Я желаю всей твоей семье всего наилучшего в жизни… Я увидел свободу и большую любовь и симпатии к русскому народу. И везде нас русских норвежский народ встречает с большим почётом. Куда мы ни придём, везде чувствуем себя, как дома. Когда нас за колючей проволокой мучили нацисты, мы получали большую помощь... Мы вас никогда не забудем. Мы, русские, хотим передать вам свою благодарность и пламенный ПРИВЕТ. На память от русского друга Леона моим дорогим детишкам Кари Гуннар и Сигрид. 2.6.45 г. Леонид Акимович».
Михаил Болдырев ещё раз напомнил о себе из Советского Союза: семье Паульсен он выслал по почте икону с изображением девы Марии и младенца Иисуса. Икону как реликвию в семье хранят до сих пор.
Коре Георг Орешёльд из Рёйнли, коммуна Санднес, вспоминает, как к ним то ли в 1943, то ли в 1944 году пришли несколько военнопленных, бежавших то ли из лагеря Сумармюр, то ли из ближайшего Свиланда. Его родители знали, что помогать беглецам запрещено, но они снабдили их едой и посоветовали идти на юг в направлении Ультедаля.
Скарстен и Стокке упоминают в своей книге ещё один побег, совершённый двумя советскими военнопленными летом 1944 года из лагеря Сауда, коммуна Сауда, Северный губерния. Первое время они скрывались в хижине неподалёку от Фивельандснутен, а зимой нашли убежище в пещерах. Им удалось продержаться на свободе до последнего дня войны – вероятно, не без помощи норвежцев. Ещё одному пленному из лагеря в Санде той же коммуны удалось бежать зимой, когда он был занят на лесоповале. Нашли ли его немцы, или ему удалось скрыться, историки выяснить не смогли.
Статистика показывает, что наибольшее число побегов падало на весну и лето, и большинство побегов совершали офицеры. Своего пика побеги достигли к 1943 году, т.е. когда пленные уже достаточно «вкусили» от лагерного режима.
Сразу после обнаружения побега немцы информировали о нём местное отделение службы безопасности (СД), та информировала соответствующий шталаг, обращалась к полицейским властям Норвегии и делала объявление в газете вермахта «Verordnungsblatt des Wehrmachtbefehlshabers in Norwegen» и в полицейской газете Норвегии. Помещённое в начале главы объявление в газете свидетельствовало о том, что немцы ещё надеялись на содействие норвежцев, которые ещё не узнали, как немцы обращались со своими узниками лагерей. Позже к услугам местных газет в подобных ситуациях они уже не прибегали.
Норвежская полиция также принимала участие в поиске сбежавших военнопленных. В сентябре 1942 года в розыскных ведомостях Тронхеймской полиции сообщалось о поимке пленного из лагеря Сула по имени Николай Банчин, 30.12.1912 г.р., номер военнопленного 99087-II-D. Ставангер отделяют от Тронхейма несколько сотен километров, что свидетельствует о том, как далеко Банчин мог уйти от своего лагеря – явно не без помощи норвежцев.
На базе изученных учётных карточек советских военнопленных Скарстен и Стокке вычислили, что примерно две трети сбежавших из лагерей пойманы не были. В чужой стране, в чужой языковой обстановке процент спасшихся нам представляется достаточно высоким. Он может объясняться только получением помощи со стороны местного населения.
Сбежавшим узникам в первую очередь нужна была гражданская одежда и еда. За всем этим он должен был либо обратиться к норвежцам, либо попытаться добыть необходимое кражей. Нильс Ульсен Тьилкорстад помог бежавшему из лагеря Севланд и был арестован. Ему грозила смерть или концлагерь. Ленсманном в его районе оказался активный нацист Педерсен, который и «вытащил» Тьилкорстада из тюрьмы. Но это был, конечно, не типичный случай13.
Примечание 13. 30.3.1946 г. Педерсен был приговорён норвежскими властями к смертной казни. Помощь Тьилкорстаду смягчающим его вину обстоятельством признана не было. Конец примечания.
Фермер Сверре Ойестад однажды обнаружил у себя во дворе спрятавшегося советского военнопленного. Бедняга уже доходил от голода, и Сверре решил его сначала откормить, а потом уж решать, что с ним делать. Пленный поправился и стал помогать норвежцу по уходу за скотиной. Фермер не мог на него нарадоваться – до того ловким и смышлёным оказался этот недобровольный батрак. Но всё дело испортил сосед, который случайно обнаружил пленного. На всякий случай Сверре решил не рисковать и переправил пленного в другое место.
Поздней февральской ночью 1945 года в дверь фермера Ларса Шельбрейда в Биркеланде, Бъеркрейм, осторожно постучали. Хозяин открыл дверь и увидел на пороге соседа, который сказал, что требуется помощь сбежавшему русскому военнопленному Аркадию Бояринцеву из лагеря Форус. Бояринцев намеревался пешком пробраться в Швецию. Он прошёл через весь город Санднес и каким-то счастливым образом не был замечен. Замерзшего и усталого его обнаружил в 3 милях юго-восточней Санднеса Ян Русланд. Он привёл его в дом Сиквеландов, где бабушка Эллен в первую очередь дала ему поесть. Невероятно, что эта семья пошла на такой риск: тремя годами раньше их родственник Тургейр был расстрелян за попытку вместе с товарищами уйти Северным морем в Великобританию, а его отец Эллинг отсидел в немецкой кутузке полтора года.
С употреблением немецких, норвежских и русских слов, но главным образом на пальцах Сиквеланды узнали о намерениях Бояринцева и его просьбе снабдить его гражданской одеждой и хоть каким-то оружием. С имевшимся при нём ножом выходить на поединок с немцами было бесполезно. Оружием хозяева не располагали, а вот плащ, резиновые сапоги и ещё кое-что из одежды погибшего Тургейра они дали. На ночь Бояринцева устроили в сарае, укутав его старыми коврами и сеном.
На семейном совете пришли к выводу, что лучше всего было укрыть Бояринцева подальше к востоку от Санднеса. В этих целях связались с семьёй Хольмов, Хольмы отвели его к Сёйландам, а оттуда он попал уже к Шельбрейдам. Шельбрейды приняли беглеца с распростёртыми объятьями. Было решено после короткой отсидки проводить его дальше на восток, к шведской границе. При других обстоятельствах норвежцы решили держать Бояринцева у себя до конца войны. А пока его отвели в хижину, принадлежавшую жителю Санднеса Бернеру Хаугланду.
Хаугланд, приехав однажды из Санднеса, неожиданно обнаружил у себя в доме русского военнопленного. Позже было решено перевести Бояринцева в другую семью. Ему в километре от прежнего места отыскали тёплую пещеру, в которую вела единственная тропинка – кругом были болота, лес и скалы. Он получил тёплые вещи, примус и всё необходимое и продержался там до конца войны. После войны, до репатриации, он некоторое время жил у Шельбрейдов на правах члена семьи.
В марте 1945 года Биргер Роструп случайно обнаружил в своём летнем домике двух русских военнопленных, бежавших, по всей видимости, либо из лагеря в Суле, либо в Санде. Они тоже пробирались на восток, в Швецию. Получив еду от норвежца, русские ушли. На прощание они оставили записку, из которой явствовало, что одного звали Егорушиным Анатолием, а другого Ивановым (записку расшифровали в 1970 году, когда некоторые детали текста выцвели и стали неразборчивыми). Они писали, что находиться в лагере больше не было мочи и что они во что бы то ни стало хотели добраться до своей любимой родины. Дальнейшая их судьба не известна, во всяком случае в транзитном лагере для репатриантов в Ватне Роструп их не обнаружил. По всей видимости, Иванову и Егорушину удалось добраться до Швеции, в которой после войны оказалось около 2 000 советских граждан, большая часть которых были военнопленными из немецких лагерей в Финляндии. Из норвежских дагерей, согласно некоторым данным, в Швецию удалось убежать только около 150 советским военнопленным.
Одним из таких «счастливчиков», подобранных шведами 25 сентября 1944 года уже на своей территории, оказался узник из лагеря в Суле Медведев Симон Андреевич, 9.4.1919 г.р., житель Ульяновска, взятый в плен под Ново-Ржевом 17 июля 1941 года. Он бежал вместе с двумя другими товарищами. Перед шведской границей они разделились и дальше пробирались в Швецию поодиночке. Медведева накормили, обули-одели и передали в ведение криминальной полиции в Фалуне. 9 октября 1944 года он выехал поездом на родину. К этому времени шведы репатриировали в СССР около 900 бывших советских военнопленных, бежавших из немецких лагерей в Норвегии.
С побегами советских военнопленных связана ещё одна история, требующая своего расследования. Это история о том, что многие русские военнопленные после побега связывали свою судьбу с норвежским сопротивлением. Сотрудник Милорга (военная организация норвежского сопротивления) Оскар Хасселькниппе и норвежский генерал Алекс Хаген свидетельствуют, что только в отделении Милорга в районе Бускерюда к концу войны были зарегистрированы около 30 бывших советских военнопленных.
Сделаем очевидный вывод: всем удачным побегам из лагерей советские военнопленные обязаны исключительно бескорыстной и самоотверженной помощи норвежцам.