6. Вербовки в РОА и вермахт
По данным КРЖПР, германскому командованию за всё время войны удалось из числа советских военнопленных и перебежчиков сформировать подразделения общей численностью около 250 000 человек12.
Примечание 12. Мы уже убедились, что Комиссия исходила в своих оценках о советских военнопленных из принципа минимизации. Поскольку по данному пункту – количество завербованных пленных в армию Гитлера – других данных нам не встретилось, то будем использовать цифру КРЖПР. Конец примечания.
К осени 1944 года, когда Гитлер, наконец, дал согласие на организацию Власовым так называемую РОА, в лагерях для советских военнопленных уже полным ходом проходила кампания по вербовке в неё добровольцев. В Норвегии она началась весной 1943 года. Провозглашённые Власовым цели – освобождение России от коммунистов – разделяли немногие военнопленные, а потому разъезжавшие по лагерям 40 пропагандистов-вербовщиков привлекали их в основном сытной едой и довольствием. Когда добровольцев не находилось, прибегали к насилию. Особенно жёстко эти вербовки стали проводиться с сентября 1944 года, когда вся лагерная система в рейхе перешла в руки СС. Немцы загоняли военнопленных в РОА под страхом смерти. В Ставангере их жестоко избивали, а в Бергене отправляли в штрафные лагеря. В январе 1945 года, когда Власов формировал свои 1-ю и 2-ю дивизии, пленных в лагерях вокруг Бергена, отказавшихся завербоваться, отправляли в штрафной лагерь в Ульвене, в нём находилось 620 «отказников».
Для агитации немцы стали выпускать специальные 2 газеты: одну – для военнопленных, другую – для «остарбайтеров». Военнопленные в Норвегии считали своим долгом при контактах с норвежцами подчёркивать, что среди них сторонников Власова не было, и что в их лагере никто не поддался на уговоры вербовщиков из РОА.
Несколько тысяч военнопленных, всё-таки подписавших согласие, в Германию не поехали, и в немецкую форму их не одели. Их даже не перевели во вспомогательные воинские подразделения – им просто увеличили пайки. Так произошло с военнопленными в Ставангере, Бергене и в губернии Тромсё. Скарстен и Стокке утверждают, что часть завербованных осенью 1944 года была отправлена на Восточный фронт, а завербованных позже осталвили в распоряжении вермахта в Норвегии.
В лагере Сальтфъеллет, да и в других лагерях военнопленные должны были сделать выбор между службой в РОА и голодной смертью. В лагере Сумамюр, по свидетельству М. Аренберга, семеро «отказников» были расстреляны. Многих привезли в гестаповские застенки в Ставангере. Это подействовало на многих, но не на всех.
Думается, немцы сами испытывали острый недостаток во вспомогательных войсках и предпочли под видом вербовки в армию Власова приобрести себе в Норвегии дармовых помощников. В лагере в Мадле агитация проходила под жестоким силовым прессом. Георгий Чеверда долго сопротивлялся, к нему делали подход три раза, но он считал, что, поскольку его отец и брат сражались на фронтах, воевать против них было бы изменой. Татарин Могдан Шарифулин, происходивший из раскулаченной семьи, коммунистов ненавидел, но в РОА записываться не захотел, потому что считал, что там были одни украинцы, которые вряд намеревались воевать за освобождение Татарстана от коммунистов.
Осенью 1944 года военнопленные из лагеря Санде получили предложение от вермахта работать на его оборонных объектах в обмен за хорошее обхождение, улучшенные по сравнению с лагерями для военнопленных жилищные условия и усиленный, как у немецких солдат, паёк. Эту службу немцы назвали Ergänzungsdienst. Записавшиеся туда военнопленные сохраняли свой прежний статус и оружие не получали.
Предложение вызвало оживлённые дискуссии среди узников лагеря. Мнения, как и следовало ожидать, разделились. Одни считали предложение подходящим: можно было жить рядом с местом работы и нормально питаться. Другие называли это предательством. Несколько человек записалось, остальные военнопленные стали их презирать.
Двое советских военнопленных, взятых в плен в Крыму, рассказывали потом после войны, что самым тяжким для них испытанием в Норвегии оказались грубые и жестокие вербовки в армию Власова. Некоторые не выдерживали давления – и морального, и физического – и сдавались, хотя никакого внутреннего желания служить изменнику родины у них не было. К таким бывшим товарищам военнопленные относились снисходительно и даже с сочувствием. Один из этих пленных рассказывал:
«Немцы использовали самые варварские способы вербовки. Каждый из нас был поставлен к стенке, и они начали угрожать нам оружием — пистолетами и штыками. Они приставляли ножи к горлу и говорили, что сейчас отрежут нам голову. Поскольку мы продолжали упорствовать, они избивали нас до потери сознания. Я получил 100 ударов кнутом, и несколько дней мне не давали есть. Если бы не норвежцы, мы отдали бы концы».
Скарстен и Стокке оценивают общее число советских военнопленных, завербованных в РОА и Ergänzungsdienst, до 1 млн. человек. Сколько таких лиц оказалось в Норвегии, неизвестно, но если исходить из общей статистике по всем военнопленным, их должно было быть около 11,5%, т.е. более 11 тысяч человек. На долю РОА количество симпатизирующих в лагерях, расположенных в северной губернии Тромс, по подсчётам норвежских авторов, приходилось около 3 300 человек (а там находилось около 60-65% всех советских военнопленных), а по всей стране их было не более 4 тысяч человек, т.е. не более 4%. Остальные 7,5 тысяч были завербованы во вспомогательные военизированные подразделения вермахта. Д. Хауген на примере лагеря в губернии Агдер сообщает, что из 1042 военнопленных лагеря в так называемую вспомогательную службу записались 157 человек.
Определённое количество военнопленных, в частности, мусульмане Кавказа, Крыма и Средней Азии, были завербованы в так называемые национальные легионы и активно использовались вермахтом в разведывательно-диверсионных операциях и боях на восточном и других фронтах.