4. Условия жизни в лагере
Тот факт, что СССР не подписал Женевскую конвенцию о военнопленных, никоим образом не освобождало немцев от обязанности относиться к советским военнопленным так же, как и к пленным других стран. Но немцы грубо игнорировали это положение и в отношении советских пленных применили самые бесчеловечные и жестокие методы обращения.
6 июля 1943 года военные в Норвегии, отвечающие за советских военнопленных, получили разъяснение о том, что они являются большим ресурсом для рейха не только потому, что ему нужен их труд, а и потому, что находясь в плену, они лишены возможности сражаться против немцев. Развивая логически второй из этих аргументов, немцы в Норвегии морили их голодом и непосильным трудом. Ведь мёртвые советские военнопленные уже никогда не смогут воевать против немецких арийцев!
Вот образчик нацистских инструкций по вопросу «здоровой и вкусной» пищи для военнопленных:
«В качестве дополнительного пайка каждый военнопленный может ежедневно получить 500 г картофеля. При недомогании или заболевании ему можно выдать 125 г цельного молока, кроме добавочной порции скисшего молока… Особое внимание должно быть обращено на физическое состояние больного. Предписание врача действует в течение полумесяца и должно быть после этого возобновлено».
Далее лицемерный Берлин советует администрации лагерей давать военнопленным витамины, содержащиеся в травяных взварах, и обязательно регистрировать в их учётных карточках случаи болезни заразными заболеваниями и название вакцин, которые им якобы будут сделаны. Вопрос о госпитализации больных пленных должны были решать местные лагерные врачи.
Педанты из лагерной администрации высчитали, что для нормальной физической работы каждому военнопленному полагалось не меньше 2 400 калорий в день, но этой нормы не выполнил ни один лагерь, находившийся в ведомстве вермахта, а ещё меньше – в лагерях, подведомственных ОТ.
Когда после войны одного бывшего советского военнопленного в транзитном лагере Ватне (Ставангер) спросили, чем он питался все эти годы в Норвегии, тот ответил: буханкой хлеба в день на шестерых, никакого картофеля, немного кольраби и шпината, иногда немного рыбы из рук норвежцев, когда охранник благосклонно отвернётся в сторону, и ещё реже – банку мясных консервов (850 грамм на 100 человек!).
Норвежцы свидетельствуют, что они часто видели, как пленные едят остатки еды для свиней, мёрзлую картошку, гнилую рыбу, отходы рыбных продуктов, траву и цветы и как был застрелен советский военнопленный только за то, что он подобрал на дороге голову от гнилой рыбы.
Интересно, чем было вызвано появление вот такой инструкции:
«В соответствии с порядком деньги и другие ценности у советских военнопленных должны быть изъяты, а им на руки выданы квитанции. Деньги и ценности надлежит взять на хранение... При переводе военнопленного в другой лагерь принимающий лагерь должен подтвердить и получение этих денег и ценностей».
Откуда было появиться деньгам у советских пленных, можно только гадать. Но у немцев во всём должен был быть порядок!
В качестве денег пленным служил табак. На этот счёт были тоже составлены инструкции: военнопленным запрещалось продавать свои поделки за деньги, но разрешалось обменивать их на сигареты. Коменданты лагерей должны были установить параметры такого обмена и цены, для чего следовало развесить в лагерях соответствующие объявления.
Согласно немецким инструкциям, снабжение советских военнопленных куревом должно было обеспечиваться из ресурсов оккупированной страны, т.е. Норвегии. Причём табак для них должен был быть иного сорта, нежели тот, которым снабжали немецких солдат. Но норвежских ресурсов явно не хватало, а потому немцы «родили» вот такую инструкция по табачным делам – опус, достойный для помещения в рубрику «нарочно не придумаешь»:
«Снабжение табаком военнопленных, ввиду его нехватки, явно недостаточно... Чтобы дать военным начальникам и руководителям рабочих команд возможность хотя бы в минимальной степени использовать табак в качестве вознаграждения пленных за хорошую работу, все воинские части должны заниматься сбором сигарных и сигаретных окурков и передавать их в ближайшие лагеря. Таким сбором следует заняться в солдатских казармах, в столовых, в домах отдыха для офицеров и вообще для военнослужащих, и с течением короткого времени можно накопить определённое количество табака».
В редких случаях норвежцы снабжали военнопленных саженцами табака, когда это ценное растение выращивалось внутри лагеря. Но вырастить табак было не так просто, поэтому пленные предпочитали получать табак сушёными листьями. Норвежцы с удивлением наблюдали, как русские готовили себе удовольствие, мелко рубя листья и стебли, а потом заворачивая нарубленное в газетную или другую грубую бумагу. От такого курева продирало все внутренности! Смертельная вещь, пишут Скарстен и Стокке. Часто норвежцы видели такую типичную картину: пленные идут строем на работу, впереди идущий закуривает «самосад», делает одну затяжку и передаёт скрутку назад, тот тоже прикладывается к ней и передаёт её следующему.
От заразных болезней, от переохлаждения, от недоедания люди умирали, как мухи. А кто регистрировал многочисленные аварии и несчастные случаи на рабочих местах, где техника безопасности являлась чистой фикцией? Сколько советских военнопленных погибло от несоблюдения элементарных правил безопасности и сколько из них стало инвалидов? В архивных документах немецких концлагерей не обнаружено ни одного случая наказания окружных врачей или лагерной администрации за тотальное несоблюдение ими всех этих предписаний.
Условия жизни пленных в южной и средней Норвегии резко отличались от условий жизни на севере страны. Но и здесь в большинстве случаев военнопленные проживали в закутах, сараях и свинарниках, мыться и стирать одежду было негде, помещения фактически не убирались, вши и блохи размножались с необыкновенной быстротой и проникали везде: в волосы на голове, в одежду, в кровати. И здесь, на юге страны, пленные постоянно испытывали голод. Многие соглашались на выполнение дополнительных услуг и работ в лагере, чтобы заработать лишний кусок хлеба.
Добыча дополнительной пищи была постоянной заботой военнопленных. Нужда заставляла военнопленных идти на хитрости. В лагере Санде (коммуна Сула) пленные санитарного барака, где к зиме собирались сильно простуженные люди, чтобы получить добавку к недостаточному основному пайку, пошли на следующую хитрость: они стали забивать водопроводные трубы тряпками, бумагой и пр. до тех пор, пока трубы окончательно не засорялись. Немцы вызывали норвежских слесарей, а те, как правило, шли в барак не с пустыми руками, а приносили с собой еду. На это и рассчитывали «злоумышленники».
Фермеры в районе лагеря выращивали кольраби, и пленные, марширующие мимо полей на работу, часто тайком получали от норвежцев этот овощ. В некоторых случаях пленным удавалось добыть и мясной приварок: они ловили беспризорных собак и поедали их.
При оккупации Норвегии немцами в апреле 1940 года на складах Ставангера накопилось большое количество солёной и вяленой рыбы, предназначенной на экспорт. Позже рыбные оптовики бесплатно предложили рыбу немцам для военнопленных.
Сильно повезло однажды и военнопленным из лагеря Русенберг. Они занимались разгрузочными работами на местной верфи, когда к причалу подошёл норвежский рыболовный скутер с сельдью и начал продавать рыбу всем желающим. Один из покупателей Магне Линдангер спросил у капитана скутера, не подарит ли он рыбки советским военнопленным.
Сколько им нужно? – спросил тот.
У меня с собой лошадь с телегой, – ответил Магне.
Гони её сюда, – сказал рыбак.
Линдангер подогнал лошадь с телегой, и рыбак вывалил на неё полцентнера рыбы.
Влага, холод, грязь и антисанитарные условия проживания в лагерях делали своё дело – заразные болезни «косили» военнопленных целыми косяками. Когда в 1945 году пленные освободили бараки в Сумамюре и туда вошли наводить порядок норвежцы, они пришли в ужас: достаточно было сунуть щётку в какой-нибудь угол, как она сразу покрывалась серой шевелящейся массой. Когда в лагерь случайно заглянули английские десантники, их с радостью встретили советские военнопленные. Но англичане с трудом заставили себя пообщаться с ними, потому что не могли выдержать исходящей от них вони и вида многочисленных насекомых на их теле и одежде.
В лагере была столярная мастерская, и пленные, кроме предметов быта, вырезали шкатулки, рамки и игрушки, которые они обменивали у норвежцев на еду и тем спасались. Для своих поделок пленные подбирали всё, что попадалось им на глаза: куски дерева, железа или алюминия, гвозди, стальную проволоку и пр. Краску они добывали из сочной травы, листьев деревьев и кустарников и цветов.
Лагеря в Мадле, Санде и Фолькворде в районе Ставангера пользовались особенно дурной славой. Норвежцы утверждают, что по крайней мере трое советских военнопленных были на их глазах застрелены в Фолькворде. Пленные из лагеря Русенберг (Ставангер), работавшие на строительстве объектов для ВМС и ВВС, по пути на работу всё время искали глазами местных жителей, которые либо умудрялись бросать пакеты и кульки с едой (кольраби, картошка и пр.) прямо в маршевую колонну, либо оставляли её в укромных местах во мху, в торфе и в канавах по пути следования пленных. Из-за экономии времени немцы кормили пленных прямо на месте работы. Если в самом лагере питание было скудным и недостаточным, то на работе оно было ещё хуже.
В лагере Вигдель (коммуна Сула, Ставангер) раздавали хлеб, который выглядел как камень. Суп-кашу варили из остатков этого хлеба и ржавой селёдки. Ежедневный рацион обычно состоял из 1 литра жидкого супа (завтрак), из остатков ужина (обед), хлеба и искусственного кофе (ужин). Мяса, сыра или картофеля они практически не видели. Дневной рацион хлеба составлял не более 300 г, а к 1945 году он сократился до 220 г. Но и этого количества пищи часто не доставалось из-за штрафов и наказаний. Любой проступок заканчивался одним: «Твой номер? Фамилия? Сегодня без еды!».
В лагерях в северной Норвегии положение с питанием военнопленных было ещё более ужасающим. Пленных из Фолькворда, работавших на строительстве бункеров и оборонительных объектов, собственных лагерей, а также на погрузке-разгрузке в порту Санднес, сопровождали четверо охранников: двое шли по бокам, один - впереди и один – сзади. Более всего норвежцев поражало то, что большинство пленных не имели обуви – они обматывали ноги мешковиной и завязывали её верёвочкой. На более дальние объекты их отвозили в грузовиках, и тогда их набивали в кузов, как селёдку в бочки.
Комендантом Сомармюра был подполковник, отличавшийся особой жестокостью по отношению к пленным. Когда немцы капитулировали, он подошёл к заключённому Михаилу Аренбергу и сказал:
Я рассчитываю, что ты не забудешь, что я был добр с тобой.
Аренберг сказал в ответ всего лишь два слова:
Я – еврей.
Проклятая свинья, – зашипел немец.
Кстати, еврей Аренберг выжил благодаря тому, что тщательно скрывал свою национальность и несколько раз менял свои имя и фамилию. Однажды его узнал один немецкий солдат, с которым Аренберг когда-то учился в школе. Но солдат не выдал его и помог ему выжить.
В большинстве лагерей, пишут Скарстен и Стокке, среди советских военнопленных наблюдались сильное сплочение и солидарность. Тех, кто пытался нарушить эту атмосферу, подвергали остракизму и выживали по возможности из своей среды, добиваясь их перевода в другие лагеря. Все опрошенные историками свидетели тех событий подтверждают, что более сильные и здоровые пленные, как правило, помогали своим слабым товарищам, отдавая им часть своего пайка и заботливо поддерживая их при возвращении с работы в лагерь. Полученной из рук норвежцев едой пленные делились со своими товарищами по бараку или по работе.
Норвежские девушки Сольвейг Братланд и Вальборг Свенссон наблюдали, как при распределении пищи военнопленные, чтобы соблюсти полную справедливость, пользовались самодельными весами. Охранявший их солдат, чех по национальности, сказал девушкам:
– Мы многому у них можем поучиться. Смотрите, как они распределяют еду между собой.
Свободное от работы и сна время военнопленные занимались добычей пищи, ремонтом одежды и обуви или поделками из подручного древесного или металлического материала. В лагере Форус оказался военнопленный, который делал товарищам татуировки. В некоторых лагерях пленные занимались пением – в основном по воскресеньям. Военнопленным в Мадле разрешили обменивать у норвежцев и даже у охранников свои поделки – шкатулки, кольца, сабо, игрушки – на еду. У каждого военнопленного, занимавшегося ремеслом, был собственный инструмент, который они на ночь сдавали охранникам на хранение. Немцы в большинстве случаев не возражали, чтобы местные норвежцы делились с пленными пищей. Дети передавали её через окна бараков, т.е. им разрешалось войти на территорию лагеря. Иногда охранники брали у детей пакеты с едой и сами вручали их непосредственно нуждающимся заключённым. По просьбе местных фермеров администрация лагеря предоставляла в их распоряжение военнопленных, которые выполняли различные работы по дому или на огородах, например посадка картофеля. В таких случаях фермеры подкармливали рабочих, и некоторым из них удавалось кое-что из продуктов незаметно присвоить.
Но и в Мадле не все охранники проявляли снисходительность к «проступкам» пленных. Среди них были и настоящие садисты. Эрик Финнестад, тогда 9-летний мальчик, вспоминает, как один из них зверски избивал военнопленного прикладом от винтовки.
Обстановка внутри лагерных бараков обычно была самой примитивной – грубо сколоченные столы, печка, нары и набитые соломой грязные матрацы. Но и в этой обстановке попадались отдельные «счастливчики», которым жилось относительно легче других. Пленный Иван Горбоконенко из лагеря Севландсвик был профессиональным художником и использовал своё мастерство при установлении контактов с норвежцами. Его картины до сих пор висят в норвежских домах, в том числе копия знаменитой картины Шишкина, на которой изображены играющие в сосновом бору медвежата. Немецкие офицеры также заказывали ему картины, так что от всех работ он был полностью освобождён и целыми днями занимался любимым делом.
Наиболее страшные картины голода советских военнопленных относятся к Северной Норвегии. И без того скудные пищевые рационы для советских военнопленных имели там по мере продолжения войны однозначную тенденцию к сокращению. Скарстен и Стокке, написавшие своё исследование в основном о военнопленных, оказавшихся в районе Ставангера, замечают, что у них создалось впечатление, что в некоторых лагерях немцы рассчитывали на то, что военнопленные должны были сами заниматься своим пропитанием. Часть пищи отбирали сами немцы, предоставляя военнопленным недоброкачественные и гнилые продукты. Капуста кольраби, которая обычно использовалась при приготовлении супов, часто лежала сваленной в кучу перед бараком и постепенно сгнивала, издавая вокруг вонь.
Вообще лагерная система немцев, особенно на севере Норвегии, исходила из того, чтобы на ослабевших от голода и болезней пленных не тратить ни лишних продуктов, ни лекарств. В лагерях Квесменеса и Шиботна действовало правило: кто не мог работать, тот еды не получал. По ночам пленные глодали кору и сухие листья. Доведенные до крайности пленные, чтобы выжить, были вынуждены заниматься людоедством. А пропитание находилось рядом: как выяснилось в первые дни после войны, немцы забили свои склады продовольствием на целых 6 месяцев!
Лагерь смертников Малльвитц в долине Китдал, губерния Тромс, представлял собой барак из брёвен без потолка. Полом служили брошенные на землю неструганые доски. От комаров пленных защищали грубые сетки в проёмах, которые с трудом можно было принять за окна. В каждой комнате (если эти закуты можно было называть комнатами) на 30 кв. м полагались 20 больных и голодных пленных. У каждого пленного для отдыха и сна были по три тонких истрёпанных коврика.
Еду давали только тем, кто мог поправиться в течение 2 месяцев, объясняли потом немцы. Почему 2 месяца? Потому что они ждали наступления Советской Армии на этом направлении не позднее мая. Высшим командованием немецкой армии планировалось к этому времени передислоцировать выздоровевших пленных в южные районы Норвегии. Они не планировали покидать Норвегию, они хотели её оборонять до последнего, а русские пленные им бы ещё понадобились. Тех, кто таких шансов не имел, немцы морили голодом или расстреливали.
Вот типичный эпизод из жизни военнопленных в лагере «Малльвитц», куда, в частности, отвозили «доходяг» со строительства оборонительной линии Люнген. Военнопленного немцы выгоняют из барака и начинают бить. Потом его ведут к огромной яме – общей могиле – и стреляют в лоб, так что его мозги брызгают во все стороны. Один из военнопленных, которому приказано похоронить убитого товарища, подбирает мозги и поджаривает их на огне. И съедает. И, кстати, остаётся в живых. Ещё один эпизод людоедства в этом лагере зарегистрирован за 2 дня до конца войны. Очумевший от голода пленный отрезал часть тела умершего товарища. Немцы, обнаружив это, загнали голодного в барак и нашли человеческое мясо уже в котле, в котором готовилась еда на трёх пленных. Всех троих немцы расстреляли из пулемёта.
Вот ежедневный рацион питания в этом лагере: завтрак – тёплая вода, очень редко чай; обед – 800-900 г супа, сваренного из горстки муки; ужин – 100 г хлеба, 800 г мясных консервов и 500 г маргарина на 4-5 человек. Слабых и больных в лагере «Малльвитц» убивали ядом (керосином), делая им смертельные инъекции. Чудом выжили двое пленных, они то и рассказали о зверствах немцев.
Рабочее время военнопленных варьировалось от лагеря к лагерю.
Пленный из лагеря Мадла рассказывал, что в летнее время они работали, как правило, до 5 часов пополудни. Если они падали от изнеможения, их били. Если они пытались передохнуть, их снова били. В пять часов они получали по пол-литра жидкого супа из кольраби. На этом их питание в этот день заканчивалось.
На строительстве аэродрома в Суле военнопленные работали с 9:00 до 15:00, но при недостаточном питании, плохой одежде и сильных холодах в зимнее время, когда морозы достигали -15˚/-17˚, многие пленные не выдерживали и умирали.
Летом рабочий день удлинялся: он начинался в 8:00 и заканчивался в 16:00 или 17:00. В 12:00 был перерыв на то, чтобы попить воды из колодца. После работы уставшие и голодные пленные должны были ещё добираться пешком до лагеря, который зачастую находился на расстоянии 2-3 километров от места работы. Некоторые ослабевали на работе до того, что не могли идти. Тогда немцы разрешали одалживать у местных норвежцев тачки, чтобы довезти такого «доходягу» до лагеря.
Конечно, полуголодные пленные работали без особого энтузиазма. На работу их пригоняли в пешем порядке. Они шли в колонне, но строй, естественно, держали плохо, вразнобой шмыгая по земле ногами. При этом, несмотря на окрики охранников, спешить на работу не собирались: чем позже они появятся на объекте, тем короче окажется рабочий день.
Одежда военнопленных тоже была ниже всякой критики.
Многие советские пленные были одеты в свои ещё советские шинели, в которых они ходили практически круглый год, во-первых опасаясь, что в их отсутствие шинели украдут и, во-вторых, используя их для скрытия неожиданно полученной от норвежцев «подкормки». Многие ходили в ватниках (фуфайках). На подкладке шинелей и фуфаек пленные вшивали как можно больше карманов, чтобы туда можно было положить что-либо нужное и полезное. Головные уборы были самые разные: некоторые сохранили ещё свои будённовки, большинство же ходило в пилотках, шапках-ушанках типа «зэковки» или тёплых картузах.
Часто пленные возвращались с работы в лагерь под дождём. В бараках они должны были развесить мокрую одежду поближе к печкам. «Мы можем только с трудом представить себе запах от всех этих шинелей и курток», – пишут Скарстен и Стокке. – «Это издавало такую вонь, что немецкие солдаты, приходившие утром будить пленных на работу, не решались войти в бараки».
Немцы пытались одеть пленных в стандартную лагерную и рабочую одежду, но её на всех не хватало. Как замечают норвежские историки, эта одежда по своему покрою напоминала довоенную униформу норвежских солдат, только отличалась от неё цветом. Возможно, так и было на самом деле: немцы захватили норвежские склады, перекрасили норвежские мундиры в серый цвет и раздали пленным. Во всяком случае, на металлических пуговицах курток сохранились норвежские львы.
Пленным иногда выдавали носки, но они были изготовлены из целлюлозы и при первом же дожде расползались на части. А дождь в Норвегии – нередкий гость. А если пленные работали в торфяной местности? Или в болотах, что тоже часто случалось? Ревматизм и другие болезни были обычным явлением среди пленных.