Глава 10
Быт и самобытность
Смерть на селе
Жителей на селе было около двух тысяч, и люди умирали достаточно часто – во всяком случае, чаще, чем рождались. Большей частью мир покидали старики, а стариками и старухами считали людей сразу после 50. К этому возрасту они приобретали соответственные внешний вид, одежду и привычки. По нынешним временам такая «старуха» вполне могла сойти за нынешнюю сорокалетнюю молодку.
Весть о смерти сразу распространялась по селу. Говорили о причинах смерти, но в точности их, конечно, никто не знал. В больницу тогда обращались редко, вызывать врача было не принято, да и не возможно, а уж о посмертных вскрытиях и понятия не было47. В беседах старшие произносили загадочные слова «удар», «кондрашка», «грудная жаба», что лично для нас, мальчишек и девчонок, смерть приобретала какой-то загадочный и страшный смысл. Мы, дети, старались дом, в который пришла смерть, обходить стороной, да и на сами похороны ходить и смотреть не любили.
Примечание 47. Впрочем, ошибаюсь: понятие было. В надежде, что причина того или иного события обнаружится, кураповские мужики загадочно говорили: «Вскрытие покажет». Конец примечания.
Похороны тогда проходили, с одной стороны, буднично, тихо и скромно. Церкви не было, звали батюшку из Лебедяни редко, а похороны с оркестром считались «неправильными» да и не по средствам. Единственным их звуковым сопровождением было разноголосое и заунывное пение псалмов старушками и причитания родственников. В проводах гроба с усопшим до погоста участвовало почти всё взрослое население.
Апогей причитаний и рыданий наступал на кладбище при заколачивании крышки гроба и при опускании гроба в могилу. Вот тут-то похороны приобретали своё истинное значение и драматизм. Близкие родственницы умершего или специально приглашённые плакальщицы начинали истошно голосить:
– И на кого же ты, родимый, нас оставил! Ох! И как же я буду тут без тебя жить-горевать! Ох! И к кому же мне теперь притулиться – прислониться? Ох! И хто же мине теперича утеша и приголубя!
В этот момент начинали плакать мужчины, ревели дети, вытирали слёзы селяне. Содержание и исполнение надгробных причитаний становилось потом предметом обсуждения на селе: выглядело ли это естественно, жалобно голосила плакальщица или не очень. Бабушка моя так комментировала эти «выступления»
– Складно голося.
Или:
– Нескладно голосила.
Всё это скоро ушло в прошлое, кануло в Лету, а похороны на селе, несмотря на известную теперь пышность, стали ещё более безликими и однообразными.