Глава 10
Быт и самобытность
Проводы в армию
Запоминающиеся сцены связаны с проводами молодых парней на службу в армию. Призыв в армию для кураповских ребят, говоря современным языком, был событием знаковым. Он подводил черту под их сельским, колхозным этапом жизни и ставил их перед большой неизвестностью и заманчивым будущим. Почти никто из призывников после демобилизации не возвратится в родное село, потому что они познают уже иную, более интересную и не такую тяжёлую жизнь. Они устроятся в городах – чаще всего в Москве и на великих стройках коммунизма. Другого простого и законного способа оторваться от безысходной деревенской жизни тогда не было.
Но, собираясь служить в армии, никто из восемнадцатилетних парней не думал о тех выгодах, которые ожидали их по окончании срока службы. Прощание с селом, с родными и знакомыми было для них, не высовывавших до сих пор носа дальше райцентра Лебедяни, отнюдь не лёгким делом. Да и служба тогда в сухопутных войсках длилась пять, а во флоте – семь лет, так что ощущение предстоящей службы мало чем отличалось от тех чувств, которые испытывали их деды и прадеды в царское время, когда служба в армии длилась по двадцать пять лет. К тому же одинокие матери лишались крепкого работника и кормильца семьи, поэтому проводы сыновей в армию выливались на селе в большую семейную драму.
Как правило, повестка явиться с вещами в военкомат застигала всех врасплох, потому что почтальон приносил её за 48 часов до назначенного времени. И весенний и осенний призывы были весьма некстати с точки зрения крестьянского труда. Военкоматы это понимали и «тянули» с вручением повесток до последнего дня. Парни, ничего не подозревая, спокойно трудились на колхозных полях, и времени на то, чтобы одуматься и осмыслить предстоящий шаг, у них просто не было. Оставалось только один день погулять, а на следующий – выезжать к месту сбора.
И конечно, если времени в обрез, то погулять напоследок русской душе хочется как следует. Получив повестку, призывник тем же вечером основательно прикладывался к стаканчику, звал лучшего на селе гармониста и двух-трёх закадычных друзей и обходил с ними всех своих товарищей, знакомых девчат и родных, которых считал нужным пригласить на свои проводы. В это время в доме стоял дым коромыслом – матери и близким нужно было приготовить для гостей угощение. Если в доме не было своей самогонки, то за ней посылались гонцы к соседям. Фабричная водка обошлась бы слишком дорого.
Церемония проводов начиналась с обеда следующего дня. Она состояла в основном из обычного застолья, которое, независимо от повода – свадьба, похороны, крестины, день рождения – превращалось на селе в грустное веселие с питием, песнями и плясками. Когда всё было съедено и выпито, гости постарше расходились, а молодые парни вместе с призывником выходили с гармошкой на улицу, обнимались за плечи и вместе с девчатами, следовавшими рядом скромной стайкой под ручку, до утра ходили взад вперёд по селу. Пели всегда жалобные страдания, под которые у слабых односельчанок нет-нет да скатывалась одна-другая слезинка. Жалко Мишку! Он такой ещё молодой, а вот навсегда уходит от матери. Она его вырастила, выходила, теперь бы только радоваться на него, ан нет – армия!
К утру призывник со товарищи выбивался из сил, сон валил их на том месте, где заставал, и сердобольные сёстры и матери подбирали их и приводили домой. Некоторое время спустя все они по одному – по двое опять собирались в доме виновника события, опохмелялись, не заходя в дом (мать призывника обносила их «стаканчиком») и стоя же, но не обнимаясь, горланили старинную рекрутскую песню:
– Последний нынешний денёчек
Гуляю с вами я, друзья.
А завтря рано чуть-светочек
Заплача вся моя семья!
Подъезжала подвода, в которую была запряжена самая резвая и сильная лошадь. Тарантаса на «мягком» ходу призывникам почему-то не подавали – он предназначался только для новобрачных, для транспортировки призывника в Лебедянь использовалась обычная телега.
...Наконец призывник выходит из дома. На нём со всех сторон виснут мать и младшие братья с сёстрами, все ревут и обливаются слезами. Виновник кладёт в телегу котомку с вещами и начинает прощаться. Он обходит всех по кругу, обнимается и садится в телегу. А хор, как в греческой драме, беспристрастно продолжает:
– Заплачуть сёстры мои братья,
Заплача мать и мой отец.
Возница – обычно пожилой мужик – чмокает губами, взмахивает вожжами и телега трогается. Крики и плач достигают апогея. Телега удаляется, и все смотрят ей вслед. Она немилосердно гремит, трясётся и подпрыгивает на ухабах, вместе с ней подпрыгивает будущий солдат или матрос, вид его жалок, остриженная под «ноль» голова мотается, как неспелая груша на ветру, но он держится, пытается улыбнуться и машет рукой оставшимся у дома.
– Ещё заплача дорогая,
С которой три года гулял.
Рядом, держась рукой за телегу, идёт его девушка. Она проводит его до колка или до большака, а потом вернётся домой, чтобы ждать. Дождаться своего жениха из армии было суждено не каждой.
По мере продвижения телеги по селу из домов выходят неработающие односельчане, бабки осеняют подводу крестным знамением и скорбно смотрят ей вслед. Старики делают конкретные наказы о том, как надобно «справлять солдатскую должность». Иногда призывник спрыгивает с телеги и подбегает с кем-нибудь попрощаться лично.
Наконец подвода сворачивает в один из проулков и пропадает из вида.