"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
  бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"

(Фрэнсис Бэкон)


Глава 10
Быт и самобытность

Кураповский говор

Кураповские жители, как и все жители Верхнего Подонья, за время своего существования выработали определённый деревенский диалект. По некоторым формальным признакам, в частности, по словарному составу, наш верхнедонской говор, кажется, имеет некоторую схожесть с речью донских казаков. На некоторое родство с донскими казаками указывают, кстати, и некоторые предметы утвари, их названия, сельские обычаи и традиции.

Иван Бунин в своих ранних рассказах даёт срез крестьянской речи, услышанной им, вероятно, близ своего родного города Ельца на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий. К описываемому здесь времени жители моего села говорили точь-в-точь так, как это в своё время зафиксировал наш великий земляк.

Кураповцы, как всякая «голопузая» рязанская «деревенщина», отчаянно «чавокали» и «кудыкали». В речи пожилых крестьян в начале иностранных слов происходила странная замена звуков «ф» и «х»: они говорили «филюган», но твёрдо произносили «хветровая шляпа» или «хвилософия». Русские же слова типа «филин» или «Филя» трудностей у них не вызывали.

Буква «щ» почти повсеместно замещалась сдвоенным «ш»: уташшить, шшука, ишшо. Вместо «всё» говорили «усё», вместо «всякий» – «усякий», а вместо предлога «в» употреблялся соответственно вариант «у».

Очень вольным было обращение с глагольными окончаниями. Во-первых, окончания третьего лица единственного числа ничего не имели общего с общерусским стандартом. Кураповцы заменяли окончание «ет» на «я» или «а» и говорили: он едя (едет), он паша (пашет), пиша письмо, маша рукой, или прибавляли мягкий знак: льёть (льёт), пьёть, глядить. То же самое происходило во множественном числе третьего лица: они глядять, едуть, пашуть, машуть. Это, кажется, похоже на рязанский говор («У нас у Рязани грибы с глазами. Их едять, а они глядять»).

Уменьшительно-ласкательный суффикс «ка» превращался в «кя»: Борькя, Витькя, Манькя, уточкя, палочкя, бабочкя.

Слово «подарок» употреблялось главным образом в ироничном смысле, имея в виду какую-нибудь неприятность. По-старинному говорили «гостинец», который обычно связывался с покупками в городе Лебедяни или Москве. Пасхальный кулич называли «паской», а того, что принято называть пасхой, на селе не знали и не готовили. Кураповцы говорили «чижало», но правильно произносили слова «тягло» или «тяжесть», «цепь» превращалась в «чепь». Употреблялась особая форма множественного числа для слова «пальто» – «польта» с ударением на первом слоге.

– Как жисть молодая? – спрашивали они.

Для большинства кураповцев существовал только мужской и женский род. Существительные среднего рода переходили в женский: светила солнце, большая окно, зелёная яблоко, кислая молоко.

Звук «г» в начале слова имел у нас южнорусский вариант. Он, вместо того чтобы являться звонким вариантом «к», выступал звонким вариантом «х». Такой звук «г» имеется на Нижнем Дону и на Украине. (При изучении иностранного языка преподаватель сразу обратил на это моё внимание. До этого момента я и понятия не имел, что я «гакал»).

Словарный состав речи требует отдельного филологического исследования. Она была буквально напичкана диалектизмами типа: гребовать (брезговать), буровить (болтать), «махотка» (кринка), «шкворень» (толстый железный прут), «растрёпка» (пресная лепёшка), «жаворонки» (род фигурного печенья»), «кубан» (верша), «резка» (мелко нарезанная солома, корм для коровы), «косьё» (коса без ручки, обычно со сношенным лезвием), «кундёбы» (лакомство), «селявка» (уклейка или щуплая женщина небольшого роста) и т.п. В некоторые слова вкладывался несколько иной смысл, чем того требовала норма: «сладкий» вместо «вкусный», «покушать» вместо «попробовать». Вместо «кыш!» кур прогоняют криком «ще!», а зовут ласковым «типа-типа-типа!» Лошадей останавливают не губовым «Тпру», а рычащим «Тр-р-р-р!»

По мере возможности такие словечки будут появляться на страницах этой книги, они, как уже догадался читатель, выделены курсивом и в некоторых случаях снабжены пояснениями.

Воспитываясь в семье сельской учительницы, я должен был выглядеть «культурным мальчиком» и не употреблять «простонародные» выражения. Сказать честно, я специально никогда своё внимание на этом моменте не заострял и с детства более-менее правильно говорил по-русски, что объясняется, вероятно, моей сильной приверженностью к чтению. Но полностью избежать местного влияния мне, естественно, не удалось. Поэтому, став московским студентом, мне пришлось основательно заняться подчисткой своей речи, чтобы не выглядеть в столице белой вороной.

Григорьев Борис Николаевич


 
Перейти в конец страницы Перейти в начало страницы