Глава 10
Быт и самобытность
Клички и прозвища
В Курапово было принято, наряду с фамилией, носить прозвища. Похоже, эта традиция на Руси берёт своё начало со времён Киевского и Московского княжества, когда отчества и фамилии при общении наших предков друг с другом ещё не получили своего официального и повсеместного закрепления. Вспомним Ивана Калиту, Илью Муромца, Максима Грека, Ивана Косого, Фёдора Хрипуна, Василия Шемяку и т.д.
На селе клички и прозвища имели хождение издавна. Почти каждый дом или род в Курапово, наряду с официальной фамилией, имел переходящее из поколение в поколение прозвище. Моих предков по матери звали Чугунами или Чугуновыми. Не миновал этого прозвища и я. Только к концу двадцатого столетия эта традиция стала постепенно угасать, но люди моего возраста и старше, чтобы точнее идентифицировать нужное лицо, непременно назовут его по прозвищу: Арбуз, Чупень, Ныть, Грамотей, Киргиз, Камрат, Турок, Кобылка, Агапов, Гаранин и т.д. Иначе среди Иншаковых, Зайцевых, Денщиковых, Москворецких, Денисовых и Двойченковых – коренных кураповских фамилий – разобраться было бы трудно. Слишком много среди них оказывалось полных тёзок! Так что употребление прозвищ на селе объяснялось и сугубо практическими причинами. Полученное от односельчан прозвище прочно закреплялось за двором и автоматически переходило на супругу или супруга, а также на их детей.
Как бы то ни было, кураповские жители, подобно старинным дворянским родам, носили клички и прозвища, правда, не всегда благозвучные и употребляемые в приличном обществе. Кураповские шутники распространяли своё остроумие и на бедных животных, в частности, на колхозных лошадей. В колхозе «Путь Сталина» был злой и кусачий жеребец по кличке, состоящей из трёх букв в сочетании, очень часто встречающемся на заборах. Его обычно запрягали для учительниц, собиравшихся поехать в райцентр. Бедная учительница приходила на конюшню и вручала конюху записку с письменным распоряжением председателя: «Разрешаю запрячь Х...». Конюх читал, понимающе улыбался и громко, на всю конюшню, кричал своему помощнику-подростку:
– Мишка! Запряги в сани Х..! Поедешь на нём с учительницей в Лебедянь!
Бедная учительница краснела, но поделать ничего не могла – таков был деревенский юмор. Неудобопроизносимые прозвища присваивались и людям. Одному нашему сверстнику, который бравировал тем, что постоянно и громко портил в нашем присутствии воздух, мы дали такую кличку, с которой ему, уже взрослому человеку, стало неудобно появляться на людях.
Как видно из вышеприведенного примера, прозвища возникали не только из соображений удобства, а вырастали из такой черты русского человека, как ёрничество, шутовство, насмешливость, ирония, сарказм, злоязычие. Кураповский обыватель – большой ёрник и насмешник. Он ни за что не пройдёт мимо явления, не вписывающегося в круг его понятий и представлений и непременно подвергнет его уничтожающему осмеянию. Саркастический подтекст – непременный элемент его речи, и чужаку бывает трудно понять, подшучивают над ним в данный момент или говорят всерьёз.
Правда и то, что в прозвище зачастую вкладывалось пренебрежительное отношение к человеку. Недаром, когда мальчишки ссорились между собой, то сразу переходили на прозвища, чтобы побольнее уязвить и обидеть противника. Когда меня называли Чугуном, я не обижался – подумаешь Чугун! Лишь бы в печь не ставили. Но изобретательные кураповцы не удовлетворялись приклеиванием семейных прозвищ, а давали ещё уличные клички-дразнилки ad hoc35. Дразниться кураповцы были большие мастера – почти такие же, как на острый язычок. Вот дразнилки были злыми и обидными, потому что казались несправедливыми. Меня, к примеру, дразнили почему-то Гудком.
Примечание 35. Т.е. на случай. Конец примечания.
Автором многих дразнилок был неутомимый Егорлексев – Егор Алексеевич Зайцев, сам получивший злую кличку Косоротый, потому что вернулся с фронта с раздробленной челюстью и ходил до самой смерти с повязкой на лице. Участник финской войны Павел Павлович, старший сын бабки Борисихи, живший через дом от нас, к старости стал приволакивать раненую в боях ногу и тут же получил от Егорлексева прозвище Дед Лодыжкин. Прозвище приклеилось, как смола и сопровождало бедного Палпалыча до смерти. Как зло, как смешно, но и как метко одновременно! Или взять, к примеру, моего сверстника Шурика Зайцева. Это был тщедушный, хлипкий и малорослый человечек, о которых в народе говорят, что маленькая собачка – всегда щенок. Свои вышеупомянутые физические недостатки Шурик усугублял ранним и беспощадным курением. За что и получил от Егорлексева кличку «Дер Манн», то бишь, по-немецки «мужчина»! Егорлексев был грамотный и начитанный мужик!
К пожилым мужчинам на селе обращались либо по имени-отчеству, либо только по отчеству, иногда называли «соседом» или «кумом». Его супруга для соседей и кумовьёв была «кумой» или «суседкой», но чаще всего их называли – за глаза и прямо в лицо – искажёнными вариантами отчества (Борисиха, Семёниха, Максимиха, Филиппиха, Михалиха) или реже имени (Санюха).
Бытовало на селе и такое имя, как Махора. Им называли всех Марф.