Часть четвёртая.
ОСНОВАТЕЛЬ ДИНАСТИИ

22. ПРИНЦ-ХОЗЯЙСТВЕННИК

Что ж, внешнеполитические задачи были успешно решены. Теперь можно было обратиться к внутренним проблемам. И Карл Юхан продолжил свои усилия над укреплением своего королевства.

«Наследный принц, несмотря на своё отсутствие¹⁷⁵ продолжает неустанно трудиться над управлением Швецией, – докладывал посол Сухтелен царю поздней осенью 1815 года. – Ни одно дело, будь это военным или административным, не решается без предварительного согласования с Его Королевским Высочеством. Несмотря на тёплую дружбу, связывавшую Энгестрёма с королём, он не даёт хода ни одному делу без согласия престолонаследника, потому что опасается попасть к нему в немилость. Этот постоянный обмен письмами, который конечно же вреден для управления, прежде всего наносит ущерб дипломатическим делам... так что самые безобидные ноты иностранных посланников месяцами валяются без всякого ответа».

Примечание 175. В это время Карл Юхан находился в поездке по Норвегии. Конец примечания.

В конце февраля 1815 года был созван внеочередной съезд риксдага, призванный подвести итоги внешнеполитической деятельности правительства Швеции и наметить меры по оздоровлению экономики страны, которая пребывала отнюдь не в самом блестящем состоянии. Чисто внешне риксдаг проходил под знаком чествования и восхваления Карла Юхана. Многочисленные депутации вручали хвалебные адреса, в его честь произносились речи и поздравления, представители всех сословий выражали ему свою благодарность за всё то, что он сделал за эти трудные для страны годы. Но были и проблемы, которые требовали незамедлительного вмешательства правительства. В стране свирепствовала инфляция, от которой больше всего страдало сельское хозяйство. Все ждали от наследника инициативы, и он с присущей ему энергией включился в рутинную работу правительства по исправлению положения.

Риксдаг преподнёс Карлу Юхану также и другие, менее приятные, сюрпризы. В парламенте выкристаллизовывалась оппозиция, во главе которой стал пробст из Салы, граф Фредерик Богислаус фон Шверин. Пылкий характер, убеждённый англоман, Шверин сразу стал вождём дворянской секции риксдага и принялся насаждать в риксдаге английские парламентские обычаи. Швеция была конституционной монархией, но не настолько «продвинутой», как Англия, и Шверин скоро это на себе почувствовал. Карл Юхан не привык к тому, чтобы ему противоречили. Он не привык к оппозиции и особенно плохо представлял её себе в шведском варианте, а потому пришлось познавать всё на практике, набивая шишки себе и раздавая тумаки оппонентам. При этом, как говорили знатоки, оппозиция на сессии риксдага 1815 года была лишь цветочком по сравнению с оппозицией, «орудовавшей» в парламенте шестью годами раньше.

Потом Карл Юхан научится и парламентаризму. Он станет работать с риксдагом, пытаться не кричать, а влиять на депутатов, обрабатывать их, приглашать к себе на чай и, естественно, использовать свой «административный ресурс», покупая упрямых и строптивых должностями, чинами и деньгами.

В связи с обсуждением финансов возник вопрос и о Гваделупе. Англия так и не начала ещё выплату компенсации за переуступленный Франции остров, которая составляла солидную сумму в размере 24 млн. франков или 1 млн. фунтов стерлингов. Большинство чиновников в правительстве, включая министра юстиции графа Юлленборга, статс-секретаря Вирсёна, справедливо полагали, что компенсационная сумма за Гваделупу является государственным достоянием, а не личной собственностью короля и его наследников. Максимум того, на что мог бы рассчитывать наследник, было санкционированное риксдагом вознаграждение за его труды.

Наследному принцу, однако, удалось склонить правительство (как пишет Шёберг, не без подкупа и взяток чиновникам¹⁷⁶) к тому, чтобы предложить риксдагу проект закона, позволявшего королю и его наследнику пользоваться половиной гваделупских денег в личных целях. Проект, составленный Энгестрёмом и датированный 6 июля 1815 года, предусматривал употребление 12 млн. франков на погашение государственного долга Швеции, а 12 млн. с соответствующей вечной рентой – в пользу наследников шведского трона. Ренту определили в размере 200 тысяч риксдалеров в год, что в два раза превышало размеры апанажа принца¹⁷⁷. Авторы проекта мотивировали её необходимостью компенсировать потери Карла Юхана, связанные с исполнением им должности наследного принца и имущественными потерями во Франции. В конце июля депутаты приняли соответствующий закон и выразили Его Королевскому Высочеству благодарность за заботу о своих подданных. Поскольку договориться Карлу Юхану с правительством по этому вопросу не удалось, то дело поступило в суд, который долго не признавал права Карла Юхана, но в конце концов сдался, высказавшись напоследок так: «Это было умно, но не благородно».

Примечание 176. В июле 1815 года Энгестрём получил от кронпринца 70, а Веттерстедт – 35 тысяч риксдалеров. Шведский историк Т. Гиль (1938) писал, что риксдаг 1815 года особенно отличался атмосферой взяток и подкупов. Государственные деньги на взятки искусно списывались со ссылкой на несуществующие расходы. Историк приводит в качестве примера квитанцию, в которой говорится о списывании суммы на «шубы, украденные у крестьянских депутатов риксдага в королевском дворце». Конец примечания.

Примечание 177. Для сравнения укажем, что профессиональный кузнец в то время зарабатывал в год 320 риксдалеров. Конец примечания.

В заключительный период пребывания в качестве наследника престола Карл Юхан, по мнению шведских историков, проявил себя не с самой лучшей стороны. А.Э. Имхоф также пишет, что 1815–1818 годы относятся к самым слабым в жизни шведского наследного принца: везде проявлялось его недоверие, раздражительность, отсутствие самоконтроля и озабоченность личными финансами¹⁷⁸. У Карла Юхана был подозрительный характер от рождения, а годы революции и службы в наполеоновской Франции мало способствовали избавлению от этого недостатка. Несмотря на достигнутые успехи на новой родине, Карл Юхан не смог без разочарования пережить крах своих надежд вернуться «на коне» в любимую Францию. В Швеции он всегда чувствовал себя не в своей тарелке, и не в последнюю очередь из-за климата. Политический климат в Европе тоже не располагал к покою и расслаблению. Хотя Венский конгресс и подтвердил незыблемость монархического принципа, но нельзя было забывать, что многих монархов, в частности, его бывших коллег, с позором прогнали с тронов, выслали из стран, а некоторых, как, например, Мюрата, расстреляли.

Примечание 178. Королевская семья и Карл Юхан в это время фактически располагали четырьмя фондами: св. Бартоломея, так называемым пиастровым, померанским и гваделупским. Фонд св. Бартоломея возник из остатков колониальных владений Швеции, пиастровый – из английских выплат всвязи с трактатом Швеции, заключённым с испанской хунтой в Кадисе. Если бартоломейский и пиастровый фонд использовались королём ипринцем вполне официально и в личных, и в общественных целях, то померанский и гваделупский находились в полном личном распоряженииКарла Юхана. Правда, деньги и из этих фондов шли на благотворительные и государственные цели, но большая часть померанских денег былипотрачены им на «подарки» и вознаграждения друзей, родственникови помощников. К примеру, графине Паппенхейм Карл Юхан «подарил» 200 000 талеров, в то время как её отцу, государственному канцлеру Пруссии князю Харденбергу, всего 25 000 талеров. Конец примечания.

Не так уж и спокойно было и в шведском королевстве. Совсем недавно убили одного короля¹⁷⁹, а его наследника¹⁸⁰ арестовали, посадили в тюрьму, заставили отречься от престола и выслали из страны; безнаказанно убили высшего сановника страны¹⁸¹. Карл Юхан всё время боялся сторонников прежнего короля, поэтому с первых дней своего нахождения в Швеции он учредил тайную полицию, которая, по мнению Лагерквиста, вряд ли состояла из самых надёжных и честных людей. Они должны были отрабатывать свой хлеб и искать заговоры, а поскольку заговорщиков не находилось, то их пришлось придумывать. Пока тайную полицию курировал серьёзный и вдумчивый граф Карл Мёрнер, ситуация сохранялась в более-менее законных рамках, но дело совсем ухудшилось, когда ею стал руководить Рудольф Седерстрём.

Примечание 179. Имеется в виду Густав III, ставший жертвой заговора в 1792 г. Конец примечания.

Примечание 180. Густав IV Адольф, известный под кличкой «полковника Густафссона». Конец примечания.

Примечание 181. Риксмаршал Ферсен. Конец примечания.

Карл Юхан высоко ценил возможности «четвёртой ветви власти» и всегда старался воспользоваться услугами печати в собственных целях. Его рабочий стол всегда был завален газетами и переводами статей из них, к тому же он не прекращал выписывать газеты из Франции. Неудивительно, что дело пропаганды при нём было поставлено на солидную ногу. Он охотно занимался этим сам, особенно в полемике с Наполеоном, «запустившим» в Европу с о-ва Св. Елены свои мемуары, и кроме того, ему много в этом помогали дипломат Лёвенхъельм и француз на шведской службе Жозеф Изарн.

А сторонники принца Густава, сына «полковника Густафссона», в Швеции конечно ещё не перевелись. 1 января 1817 года, в день именин принца, несколько человек в г. Висбю, напившись до положения риз, провозгласили тост за здоровье «Густава V». Инцидент привлёк внимание Карла Юхана, и сам канцлер юстиции приступил к его расследованию. Суд приговорил участников пьянки к смертной казни, которую, впрочем, заменили пожизненным тюремным заключением. Когда шведский офицер-«густавианец», принадлежавший известной старой фамилии Даг-ок-Натт (День-и-ночь) в 1816 году написал памфлет в пользу «полковника Густафссона», Карл Юхан не колеблясь приказал приговорить его к смерти, правда, In contumaciam. Но ещё одиознее выглядело так называемое дело кабатчика Линдблума, сфабриковавшего дело о государственном заговоре. Линдблум, старый агент тайной полиции, сделал на ряд лиц донос, которым власти инкриминировали покушение на жизнь кронпринца и его сына Оскара. Ретивый Рудольф Седерстрём буквально на ровном месте раздул огромное дело, получившее сильный негативный резонанс за границей, и сумел упомянуть в нём имя королевы Хедвиг Шарлотты. Поскольку Карл Юхан, как потом записала в дневнике королева, слишком ревностно защищал действия чиновника и мало учитывал оскорблённые чувства приёмной матери, между ней и Карлом Юханом возникло отчуждение. Восторженно принявшая семь лет тому назад принца, королева теперь относилась к нему с большой неприязнью.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что никакого покушения оговорённые Линдблумом люди не планировали, а все его обвинения были высосаны из пальца. Но у страха глаза были велики, и Карл Юхан ещё долго сомневался в своём будущем в Швеции. Вслед за делом Линдблума последовали не менее одиозные дела графа Делагарди и др. Всё это, конечно, мало способствовало укреплению авторитета Карла Юхана как внутри страны, так и за её пределами.

В августе 1816 года в Скандинавии неожиданно «вынырнул» граф Виль-Кастель. Он приехал с секретной миссией от колонии французских эмигрантов в Бельгии, большинство из которых были членами бывшего Конвента, голосовавшими в своё время за казнь Людовика XVI. Теперь они носились с идеей скинуть с трона Людовика XVIII. В задачу авантюриста Виль-Кастеля входило уговорить какого-нибудь принца-некатолика, например, принца Оранского или русского великого князя, выставить свою кандидатуру на французский трон. Перед этим ему было бы полезно заручиться поддержкой и рекомендациями Карла Юхана.

Наследный принц дал указание не пускать Виль-Кастеля в Швецию дальше Кальмара и послал к нему навстречу своего секретаря Ульриха. Виль-Кастель был разочарован и незамедлительно уехал в Польшу. Там его вполне благосклонно принял великий князь Константин Павлович – тем более что авантюрист заверил князя в том, что в своей миссии имеет полную поддержку наследного принца Швеции. Естественно, Константин Павлович доложил об авантюристе брату императору Александру I, а тот предупредил о нём все европейские дворы, включая шведский. Скандал получился шумный, репутация Карла Юхана, и без того «подмоченная», испортилась окончательно, и принцу пришлось перед всеми оправдываться – прежде всего перед Александром I.

1817 год был неудачным для Швеции: страну поразил сельскохозяйственный и финансовый кризис, и настроение кронпринца было особенно удручённым. Придуманный им метод стабилизировать финансовое положение страны с помощью продажи векселей давал существенные сбои. Скоро в стране разразился так называемый дисконтный кризис, причём часть вины за это лежала и на Карле Юхане, который, вопреки советам экономистов, отказался от идеи государственного вмешательства и государственной поддержки дисконтных банков и вовремя не помог им из государственных резервов. Для решения дисконтного кризиса пришлось снова созывать риксдаг.

Впрочем, принц не сдавался и упорно продолжал разгребать «авгиевы конюшни». Предметом его пристального внимания стали так называемые аккорды – пагубная и широко распространённая, особенно в армии, практика приобретения чинов и должностей с помощью, как бы мы сейчас сказали, «отката», т.е. выплаты денежной компенсации лицам, занимавшим должность или чин. Карл Юхан призвал шведов прекратить практику аккордов:

«Если мы хотим видеть Швецию свободной, счастливой и хорошо управляемой, то аккорды должны исчезнуть. Если мне не помешают, я найду средства, помимо государственных, чтобы осуществить эту меру»,

и сделал ставку на организацию для военных нормальных пенсий. Он принимал меры борьбы с нищенством и попрошайничеством, бил тревогу по поводу распространения венерических заболеваний и помогал организовывать благотворительные и медицинские учреждения.

Довольно много времени принц уделял в это время Норвегии. Он совершил туда две поездки: осенью 1815 года и летом 1816 года. В целом его впечатления от страны были благоприятными. В отношении бывших противников он продолжал неуклонно придерживаться политики примирения и держаться в конституционных рамках. Он по-прежнему считал, что не стоило оказывать на норвежцев давления и вводить силой положения, делавшие их союз со шведами более тесным и прочным. Нужно было предоставить им время. Впрочем, он не избегал критики в адрес норвежских министров, но критика принимала чаще всего форму отеческих назиданий и ворчаний.

Между тем Карл XIII совсем одряхлел и дышал на ладан. Он забывал иногда, что являлся королём Швеции и Норвегии, что у него был приёмный сын Карл Юхан, призванный из другой страны, он не знал, что живёт в Стокгольмском дворце, а полагал себя в Швеции путешественником. На банкете в честь 55-летия Карла Юхана с ним случился приступ, и через неделю, 5 февраля 1818 года, в присутствии членов правительства и придворных он тихо ушёл из этой жизни. Карл Юхан распорядился на всякий случай закрыть ворота Стокгольма. Настал заповедный час, и нужно было принять все меры безопасности, чтобы никто и ничто не смог помешать переходу власти.

Жан Батист Бернадот, сын простого французского юриста, бывший солдат королевской армии, бывший князь Понте-Корво, генерал республиканской Франции и маршал Наполеона готовился стать королём Свеев, Норвежцев, Готов и Вендов. Он и никто иной!