Часть третья.
РЕСПУБЛИКАНЕЦ СТАНОВИТСЯ КОРОЛЁМ

16. ПЕРВЫЕ ШАГИ КРОНПРИНЦА

«Князя Пунтекурво» – так стали звать кронпринца шведские крестьяне – за пределами королевского замка воспринимали настороженно и не так восторженно, как в королевской семье. Поэт П.-Д.-А. Аттербум восклицал с возмущением: «Позор, что иностранец, какой-то француз восходит на древний трон Швеции. Какие чувства он может питать к нашему народу, нашему языку, к нашим обычаям?» И действительно: как можно было воспринимать на шведском троне человека вот с таким интересным портретом, который оставил нам в своих воспоминаниях английский полковник лорд Гудзон Лоуэ, будущий тюремщик Наполеона на о-ве Св.  Елены:

«Я ещё никогда не встречался с таким примечательным явлением, как Бернадот. Орлиный нос необычайных размеров, полные огня глаза, всепроникающий взгляд, к тому же тёмный, как у испанцев, цвет лица и чёрные волосы, для которых ни один художник не нашёл бы достаточно чёрных красок...»

Но, с другой стороны, на древнем шведском троне уже давно сидели не чистокровные шведы, а немцы. К немцам давно привыкли и считали их за «своих», а вот французов до сих пор не было. Впрочем, и к французу скоро привыкли, потому что он оказался нисколько не хуже, а во многих отношениях даже лучше «чистокровных» королей Швеции. Этому способствовали неординарность личности Карла Юхана, его блестящие способности, французский шарм и обходительность, а главное – работоспособность и компетентность в государственных делах.

«Мой мен и мои дела – вот мои предки; усыновление меня самым добродетельным из королей и свободное волеизъявление народа, избравшего меняу – вот моё право. С опорой на любовь и доверие этого народа... я смогу придать шведскому имени новый блеск и успешно защитить интересы Швеции»,

– писал он в январе  1815 года. В своём законном праве и в своих способностях он никогда не сомневался.

Править страной Карл  Юхан стал с первых дней появления в Швеции. В стране был вакуум власти – ведь нельзя же было считать старенького, хиленького и безобидного старичка Карла XIII настоящим правителем летевшей в пропасть страны, и деятельный, энергичный наполеоновский маршал, соскучившийся по настоящему делу, естественно заполнил этот вакуум. Да и сам Карл XIII с удовольствием освобождал для него поле действия. Известно изречение Карла Юхана в этот период: «Мир – единственная почётная цель для любого мудрого и просвещённого правительства». Если на первых порах своего правления этому принципу по объективным причинам было трудно следовать, то в последующий период он стал основой всей его политики – и внутренней, и внешней.

Перед наследным принцем стояли три большие задачи, над решением которых он будет работать всю свою оставшуюся жизнь:

1. Внешнеполиическая: создание предпосылок для свободногошведского государства и независимой шведской политики;

2. Внутриполиическая: создание авторитарного и эффективного правления в стране, стоявшей на краю краха и развала;

3. Финансовая: внесение порядка в бюджет и разрушеннуюфинансовую систему страны.

Попав в незнакомую среду, Карл Юхан на первых порах должен был опираться на то правительство, которое было создано Карлом XIII, и пользоваться информацией, которую оно ему предоставляло. Эту информацию нужно было преломлять через свой опыт и только потом действовать. В обычной жизни, не на полях сражений, он был человеком осторожным и осмотрительным. Сильно мешало незнание шведского языка, и к кронпринцу приставили учителя – энтузиаста беллетристики, публициста и библиотекаря Пера Адама Валльмарка. Результаты оказались плачевными: то ли плох был учитель, то ли ленив, неспособен или сильно был занят ученик, но дело с изучением шведского языка шло из рук вон плохо. Единственная попытка Карла Юхана выступить как-то на сессии риксдага с речью на местном языке вызвала смех в зале, и больше он говорить на шведском языке не пытался. Со временем он научился кое-что понимать из разговора шведов, но скрывал это от окружения.

Ведущей фигурой в правительстве был, несомненно, министр иностранных дел Ларе фон Энгестрём. Профессиональный дипломат, франкоман, с большим опытом государственной работы, он оказался незаменимым для короля Карла XIII, выступая интерпретатором его смутных идей и высказываний, оказывая своё влияние на все стороны жизни страны и фактически выполняя функции премьер-министра.

Но правой рукой Карла Юхана на внешнеполитическом фронте стал гофканцлер Густав Веттерстедт, прекрасно владевший французским языком, великолепно составлявший документы и хорошо знавший европейские реалии. Со временем он всё больше вытеснял Энгестрёма из дипломатической сферы и становился для кронпринца просто незаменимым.

Весьма способным на финансовом поприще был статс-секретарь X. Ерта, но он не сработался с Карлом Юханом, как нам известно, считавшим себя в этой области тоже большим специалистом, и скоро вышел из правительства.

Ниспровергатель предыдущего короля Карл Юхан Адлеркройц, военная и политическая слава которого, по мнению Т.  Хёйера, была слишком преувеличена современниками и потомками и не соответствовала его реальным делам, при кронпринце никак себя не проявил. К тому же наследный принц испытывал к нему естественную неприязнь, так что генерал, шедший в фарватере деятельности Энгестрёма и не отличавшийся особым интеллектом и способностями, тоже скоро сошёл со сцены.

Своеобразной – сильной и талантливой – фигурой был Богуслав фон Платен. Он считался специалистом по норвежским вопросам и обладал необыкновенной трудоспособностью, но потом перестал интересоваться политическими делами и полностью сосредоточился на своём любимом детище – Ёта-канале.

Своего двора кронпринц по соображениям экономии не заводил и для представительских целей пользовался услугами двора Карла XIII и королевы Хедвиг Шарлотты, что не могло не понравиться экономным шведам. Как любому новому правителю, Карлу Юхану нужны были свои люди, на которых он смог бы опираться, а опираться он мог тогда лишь на образованную часть общества – дворян, аристократов, военных. Большинство «настоящих» аристократов находилось как раз среди «густавианцев», к которым он относился с естественным недоверием. Они были здесь свои, а он – чужак. У них был свой король – Густав IV Адольф, выжидавший своего часа в Швейцарии и имевший законного наследника, своего сына принца Густава. К тому же известие о выборе князя Понте-Корво наследным принцем Швеции в ряде европейских столиц встретили не так уж и доброжелательно, и с этим приходилось считаться.

Впрочем, опасения Бернадота за свою жизнь и династию были несколько преувеличены. Как-то он спросил проработавшего в Швеции много лет испанского посла Морено о том, как ему защититься от подстерегавших его в стране опасностей. Посол ответил:

– Нет ничего проще, сир. Носите галоши. Это самый безопасный способ сохранить жизнь в Швеции.

Некоторое время спустя Карл Юхан был вынужден познакомиться с «густавианцами». Контакты с некоторыми из них оказались плодотворными, у них с принцем возникли взаимные симпатии, как, к примеру, это произошло с представителями старинного рода Брахе. В особенности близка к кронпринцу и вообще к Бернадотам стала графская семья Лёвенхъельмов. Граф Карл, внебрачный сын Карла XIII, стал у Карла Юхана ведущим дипломатом и принимал участие в Венском конгрессе 1814–1815 гг., а его сводный брат Густав стал шведским послом в Париже и находился в дипломатической «обойме» Швеции при четырёх Бернадотах.

Меньше повезло барону Густаву Моритцу Армфельту (1757–1814), фавориту свергнутого Густава IV Адольфа. Барон был убеждённым «густавианцем», но, познакомившись в 1810 году с Карлом Юханом, сменил взгляды и намеревался честно служить новому королю. Его «подсидели» враги, нашептавшие Карлу Юхану и Карлу XIII, что Армфельт притворяется и что он по-прежнему является приверженцем высланного короля. В конце марта 1811 года барон был выслан из Швеции. Он прибыл в Петербург, вошёл в доверие к русским властям, принял присягу на верность Александру I, оказал ему существенную помощь в устройстве нового Великого княжества Финляндского и даже успел приложить руку к отставке реформатора М.М. Сперанского. Когда в 1812 году Карл Юхан встретился с Александром I в Обу (Турку), в числе советников царя он увидел эмигранта Армфельта, только барон стал теперь русско-финским графом, а позже он стал генерал-губернатором Финляндии.

«Осколком» густавианского режима был и шведский посол в Петербурге Курт фон Стедингк (1746–1837), генерал, участник Шведско-русской войны 1788–1790 годов, посол Швеции при Екатерине II, а потом и при Павле I и Александре I. Отличительной чертой К. Стедингка было то, что он всегда говорил правду. В 1808 году он предупреждал короля Густава IV Адольфа о нецелесообразности войны с Россией, но тот не послушал его, и теперь он выполнял тяжёлую миссию после потери Финляндии представлять Швецию в стране победителей.

Когда свергнутого Густава  IV Адольфа пригласили в Петербург, Карл Юхан дал указание Стедингку не допустить этого. Посол ответил, что царь Александр I волен в своих желаниях приглашать к себе кого угодно, тем более Густава IV Адольфа, своего шурина (напомним, что царь и король-эмигрант были женаты на родных сестрах). Карл Юхан таким ответом возмутился и отозвал Стедингка домой. В Стокгольме Стедингк сумел объясниться с кронпринцем, он проинформировал кронпринца о надвигавшейся войне Франции с Россией и высказал мнение, что в этой войне шансы на победу Наполеона выглядели далеко не блестящими. Это во многом определило отношение Карла Юхана к Наполеону и к России, а также послужило основой для дальнейшего плодотворного сотрудничества со Стедингком, который в 1813 году в качестве фельдмаршала примет участие в военных действиях в Германии против наполеоновских войск. В 1825 году К. Стедингк будет представлять Швецию на коронации Николая  I и станет единственным дипломатом, удостоившимся чести сидеть на торжественном обеде за одним столом с царём. К. Стедингк будет весьма активным до самой смерти: он умрёт на 91-м году жизни, простудившись во время посещения умиравшего другого ветерана шведской политики и дипломатии – Густава Веттерстедта. Стедингк забыл надеть галоши, простудился и заболел. Карл Юхан распорядился объявить в стране 8-дневный траур. В распоряжении по этому поводу король написал:

«Закончил свою долгую и славную карьеру уважаемый и заслуженный фельдмаршал граф фон Стедингк у храбрый Нестор, патриарх воинской чести...»

Естественно, Карл Юхан приблизил к себе кузенов Мёрнеров. Лейтенанта Карла Отто Мёрнера наследный принц сделал своим адъютантом, в чьи обязанности входило подавать наследнику трона любимые батистовые носовые платки. Кронпринц быстро произвёл его в полковники, но, несмотря на такую мощную поддержку, «мастеру делать из маршалов королей», в жизни не повезло – мешал взбалмошный характер и дурные наклонности. Он то и дело попадал в долги, кронпринц несколько раз спасал его от долговой тюрьмы, а потом устал и оставил его в покое. Из шведов Карл Юхан приблизил к себе также секретаря Юхана Ульриха, а из норвежцев – Хермана Веделя-Ярлсберга (1779–1840) и адъютанта Юхана Хюбнера фон Хольста.

Поскольку Карл Юхан относился к королю Карлу с большим почтением и пиететом, никаких проблем между ними, за редкими исключениями, не возникало. На заседаниях Государственного совета Карл XIII и кронпринц сидели по торцам большого стола – король за высоким, а кронпринц – напротив него за нижним концом, в то время как государственные советники сидели на табуретах вдоль стола. Большинство дел докладывали статс-секретари – разумеется, по-французски, стоя в течение всего времени обсуждения их вопросов. Кроме министров юстиции и иностранных дел, остальные члены Госсовета департаментов не имели, финансовые вопросы, к примеру, докладывались статс-секретарями финансово-торговой экспедиции. Король смотрел на своего визави с большой благожелательностью, часто закрывал глаза и засыпал. Когда дело было доложено, кронпринц обычно кивал головой, и Его Королевское Величество считало вопрос решённым.

К 12 часам Карл XIII просыпался окончательно и нетерпеливо кивал в сторону двери зала. Дверь открывалась, и лакей на подносе вносил стаканчик ликёра и лёгкую закуску. После этого король считал свои обязанности выполненными и удалялся.

«В тогдашней Швеции ощущался большой недостаток в государственных людях — во всяком случае, в зале заседаний правительства», – пишет Л.О. Лагерквист. – «Впрочем, это не имело никакого значения, ибо наследный принц не любил, когда ему возражали».

Как-то во время доклада госсоветника и генерала А.-Ф. Шёльдебранда Карл XIII проснулся и сказал:

– Да будет так, как тут нам доложил лейтенант Шёльдебранд.

Госсоветник умилился: король вспомнил старые времена и своего старого товарища, когда тот был молодым лейтенантом и они вместе маршировали на учениях в Кристианстаде.

Как-то рассматривалось дело об оскорблении чести Его Королевского Величества, подготовленное каким-то усердным лэнсманом¹³³. Суть вопроса заключалась в том, что какой-то пьяный швед произнёс ужасную фразу: «А хотел я с.ать на Е.К.В. и его указы! » Статс-секретарь, докладывавший дело, очень долго смаковал подробности и клонил его к тому, чтобы примерно наказать хулителя королевской чести. Карл XIII, уставший от затянувшегося доклада, стукнул кулаком по столу и крикнул:

— Тихо! С.ть я хотел на этого мужика! Я не желаю больше слушать этого!

Мужика помиловали.

Примечание 133. Лэнсман, губернатор лэна, административной единицы Швеции. Конец примечания.

Некоторые проблемы для наследного принца создавала королева Хедвиг Шарлотта, известная своей невоздержанностьюи острым язычком, но и с ней Карл Юхан сумел поладить – как и с Софией Магдаленой, вдовой короля Густава III, и Софией Альбертиной, её незамужней сестрой.

Но были дела поважней.

Сразу после принесения Карлом Юханом присяги – 13 ноября 1810 года – из Парижа прибыл курьер и привёз от Наполеона ультиматум: Швеция должна была немедленно, не позже, чем через 5 дней, присоединиться к континентальной блокаде и объявить войну Англии! Уезжая из Франции, Бернадот надеялся, что это требование по отношении к Швеции будет предъявлено не раньше мая 1811 года, но, видимо, Наполеон решил иначе.

Карл Юхан написал императору письмо, но тот на него не ответил. Бонапарт с какими-то там принцами не общался – равными себе он считал королей, да и то не всяких. Император высокомерно объявил, что все вопросы следовало решать через установленные дипломатические каналы – для этого он держит в Стокгольме своего посла Шарля Алькье! Алькье, подобно сторожевому псу, внимательно следил за поведением кронпринца и о каждом его шаге докладывал в Версаль. 5 января 1811 года, выполняя инструкцию Наполеона о присоединении Швеции к блокаде Англии, он без всякого смущения сказал Карлу Юхану следующие слова:

«Если Бернадот уклонится от милости Его Императорского Величества, то где он найдёт кредит и поддержку?»

Делать было нечего, кредита и поддержки у Карла Юхана на самом деле не было ни в чужой пока Швеции, ни в каком-либо другом месте – смутные надежды на поддержку Александра I пока в счёт не шли. Он мог рассчитывать только на свою любимую Францию. Поэтому Англии для вида 17 ноября объявили войну. Наполеон временно успокоился – Швеция, как он и предполагал, становилась послушным сателлитом Франции. Но радоваться было рано: ни одного выстрела между шведами и англичанами не прозвучало, а торговля между обеими странами тихо и в скрытых формах продолжалась. Контрабандная торговля большей частью шла на шведскую Померанию, а уже оттуда товары перевозились в метрополию. Французские консулы в Штральзунде и других городах постоянно докладывали в Париж о померанской «дыре», но не забывали и про свои карманы, вступив в сговор с английскими купцами. Несмотря на зверства, грубости и бесчинства французских каперов, торговля на Балтике продолжалась.

Гётеборгский губернатор А.П. Росен получил из Стокгольма указание для обеспечения бесперебойной торговли с Англией всячески содействовать курсировавшей у шведских берегов английской эскадре. Когда в апреле 1812 года шведская эскадра вышла из Карлскруны к о-ву Рюген, английский адмирал получил указание держаться от шведов подальше. Когда шведские и английские корабли встречались в море, они приветствовали друг друга поднятием флагов. Дипломатические отношения между обеими странами поддерживались на прежнем уровне, только неофициально и с соблюдением секретности. Шведы и англичане обсуждали вопросы внешней политики, в том числе перспективы заключения между собой и с Россией мира и образования антинаполеоновской коалиции.

Наполеону обо всех этих контактах докладывали агенты разведки и дипломаты. Он рассердился и отозвал из Стокгольма всех французских адъютантов и лекаря Карла Юхана. Великий диктатор не чурался теперь и мелкой мести, и от былого великодушия нн осталось и следа. А когда в декабре 1810 года Карл Юхан напомнил Наполеону о планах в отношении Норвегии, император не нашёл ничего лучшего, как проинформировать об этом датского короля Фредерика VI. Это уже граничило с подлостью.