Часть третья.
РЕСПУБЛИКАНЕЦ СТАНОВИТСЯ КОРОЛЁМ

15. ПО КОМ ЗВОНЯТ КОЛОКОЛА ШВЕЦИИ?

Король Густав IV Адольф, заступивший на трон в 1792 году после своего отца Густава III, убитого заговорщиками во время карнавала, стал совершеннолетним лишь через четыре года. В некотором роде на шведском троне оказался свой Павел I: с раннего детства он оказался свидетелем постоянных ссор родителей как между собой, так и с властной, умной и целеустремлённой бабушкой Ловизой Ульрикой, сестрой великого прусского короля Фридриха Вильгельма I. Его мать, датская принцесса София Магдалена, не переставала повторять, что Густав III не являлся его отцом (обстоятельство, которое сыграет потом известную роль в жизни героя нашего повествования), и с этой душевной травмой принц, а потом король был должен жить до конца своих дней.

Драматичное убийство отца мало способствовало улучшению нрава и характера молодого принца. Его тётка, супруга принца Карла, брата Густава III, Хедвиг Элизабет Шарлотта Готторп-Голштинская, живая, умная и наблюдательная женщина, сделала в своём дневнике в 1792 году следующую запись о принце Густаве:

«Он был странным ребёнком, мрачным и мечтательным и, по-видимому, ипохондрического склада. Его никогда, в отличие от других детей у не видели радостным».

Поначалу всё в королевстве шло более-менее гладко: молодой король был экономен, усерден, справедлив, не заводил фаворитов, удалился от фрондирующего дворянства и, подобно многим своим предшественникам на троне, сделал опору на «неблагородные» слои своего подданного населения. Некоторое время принц являлся женихом одной из дочерей великого князя Павла Петровича – причём женихом, искренно влюблённом в невесту, но брак расстроился из-за требования Екатерины II сохранить за своей внучкой православную веру. На это впечатлительный и приверженный своей лютеранской вере шведский принц не мог согласиться, и брак расстроился. И это ещё был один удар по больной психологии Густава IV Адольфа. В 19-летнем возрасте он по настоянию риксдага женился на красивой 16-летней принцессе Фредерике Баденской, на сестре жены царя Александра I, которая родила ему несколько детей, в том числе и наследника Густава, здорового и смышлёного мальчика.

Дворянская оппозиция, будоражимая потомками реваншистски настроенной партии «шляп»¹⁰⁵ и недовольная потерей своих привилегий при отце короля, притихла. Самым смелым её выступлением был акт отказа некоторых её членов от дворянского звания на риксдаге 1800 года в Норрчёпинге, во время коронации короля. Так что всё было тихо и спокойно внутри королевства Шведского.

Примечание 105. Партия «шляп» и их противники – партия «колпаков» («шапок») возникли в 30-е годы XVIII в. «Шляпы» одновременно выступалипротив «колпаков» и «слабого» шведского правительства, возглавляемого Арвидом Хорном, бывшим капитаном драбантов Карла XII исторонником линии на мирное развитие Швеции в том виде, как онасохранилась после Каролинского периода. «Шляпы», ориентировавшиеся на Францию и поддерживаемые ею, мечтали о восстановлениикоролевства в старых границах и были зачинщиками всех последующихвойн с Россией (1741–1742 и 1788–1789) и Пруссией (1757–1762). «Колпаки» же ориентировались на Англию и пользовались поддержкой России. Конфликт между «шляпами» и «колпаками» продолжалсядо конца XVIII века. Конец примечания.

Не так спокойно было за пределами Швеции.

Во Франции произошла революция, повлекшая за собой череду непрерывных войн в Европе. Появился Наполеон, приступивший к перекраиванию государственных границ и созданию универсальной монархии под скипетром императора Франции. Остаться в стороне от этих событий было трудно и даже опасно. Густав IV Адольф питал к Наполеону естественное чувство ненависти и в 1805 году вступил в одну из антинаполеоновских коалиций. О роли шведской армии в этой войне и о первой встрече Берна-дотта со шведами в Померании мы сообщили выше. Высадить свои войска в Швеции Наполеону, как мы видели, не удалось, но зато ему удалось втянуть в войну Данию. Царь Александр I заключил мир с императором Франции, вторгся в Финляндию и скоро завоевал всю страну.

Тут-то Густав IV Адольф и показал свою неспособность руководить страной, а его проанглийская политика потерпела крах. 7 марта 1809 года на норвежской границе восстала западная армия и во главе с подполковником Георгом Адлерспарре двинулась на столицу. Бунтовщики опоздали: уже 13 марта 1809 года Государственный совет Швеции принял решение сместить короля с трона, и по их поручению командующий столичным гарнизоном генерал-майор Карл Адлеркройц с шестью офицерами вошёл в королевский дворец и арестовал короля. Его принудили отречься от престола, интернировали в замке Грипсхольм вместе с членами его семьи, а в конце года выслали всех из страны, включая наследника принца Густава.

Дядя Густава IV Адольфа, герцог Карл Сёдерманландский, немедленно собрал риксдаг, который избрал его в качестве своего председателя. Взоры его в это время с надеждой обратились к императору Франции, но Наполеон оборвал его надежду суровой фразой: «Держитесь русского царя!». Этот совет был неудобоварим для шведов, и они его пока проигнорировали. Вопрос о правопреемнике свергнутого короля отложили в сторону, и все депутаты кричали: «Давай сначала конституцию, а потом уж короля!». Герцог Карл в ожидании созыва риксдага поручил специальному комитету разработать новый порядок правления страной. Первоначальный проект документа, составленный крестьянским сыном из Блекинге Андерсом Хоканссоном, предусматривал сильную королевскую власть, но он встретил ожесточённое сопротивление дворянства и буржуазии. Герцог Карл вынужден был отступить и передать выработку документа конституционному комитету, составленному из представителей всех сословий.

Новая конституция от 6 июня 1809 года базировалась на идеях Монтескье о разделении ветвей властей и творчески учитывала шведские исторические корни и традиции. Король, согласно ей, делил власть с Государственным советом, включавшим 9 членов или министров, и риксдагом, призванным решать самые важные вопросы увеличения налогов, объявления войны и т.д. Министры за свои советы королю несли ответственность перед парламентом. Учреждался Верховный суд из 12 судей и должность специального омбудсмана по соблюдению прав граждан. Конституция гарантировала свободу печати и вероисповедания¹⁰⁶. Все подданные Швеции имели одинаковые права на занятие государственных должностей, и дворяне окончательно теряли свои привилегии. Конституция была настолько удачной, что по ней страна прожила целых 175 лет!

Примечание 106. Последний пункт носил декларативный характер, потому что шведам ещё долго запрещалось выходить из государственной лютеранской церкви. Конец примечания.

6 июня риксдаг утвердил новый порядок правления и выбрал герцога Карла королём Швеции. 29 июня он вместе с супругой Хедвиг Элисабет Шарлоттой на 62-м году жизни был коронован под именем Карла XIII. Карл XIII был слабым королём, слабохарактерным человеком и никаким военачальником. В молодости он увлекался главным образом женским полом, в Русско-шведской войне 1788–1789 годов проигрывал морские сражения¹⁰⁷, а во времена регентства над племянником компрометировал себя связью с Густавом Адольфом Рейтерхольмом, беспринципным, циничным и жестоким человеком, которого он поставил во главе правительства. К тому же он с Хедвиг Элизабет Шарлоттой был уже в преклонном возрасте и бездетен, и нужно было срочно решать вопрос с наследником. Наследственная монархия, в отличие от республики, не может себе позволить оставаться без наследника – это всегда чревато непредсказуемыми последствиями. И нужно было ещё заключить мир с тремя государствами.

Примечание 107. Во время визита Густава IV Адольфа в Петербург (при императоре Павле I) Карл XIII, тогда ещё герцог Сёдерманландский, жил в доме неподалёку от дома графа и канцлера Н.П. Румянцева (1754–1826). Петербургское простонародье прозвало его «СидоромЕрмолаевичем». Конец примечания.

Влияние «густавианцев», сторонников принца Густава, сына свергнутого Густава IV Адольфа, было очень слабым, большинство шведских политиков были настроены категорически не только против его родителей, но и его самого. А время поджимало – Карл XIII уже пережил пару инсультов и в любое время мог отдать Богу душу!

Риксдаг сошёлся на кандидатуре принца Кристиана Августа Аугустенбургского, протеже генерала Адлерспарре, родственнике датского короля Фредерика VI. Принц принадлежал к младшей ветви гольштейн-готторпской линии и долгое время являвшейся поставщиком претендентов на троны России и Швеции. Выборы состоялись 18 июля 1810 года. В Стокгольме питали надежду, что принц, став наследником трона Швеции, присоединит к ней и Норвегию. Трудно сказать, на чём строились такие надежды, но принц Аугустенбургский, со своей стороны, выставил сначала вполне резонное условие: Швеция должна была замириться со своими врагами, а потом уж решать вопросы престолонаследия.

Но тут произошло совершенно непредвиденное: в мае, во время инспекционной поездки по частям шведской армии, расквартированным в провинции Сконе, с Карлом Августом случился удар. Он упал с коня и в возрасте 41 года скончался на месте. Статс-министр Л.  Энгестрём (1751–1826) потом рассказывал:

«В день Вознесения, 31 мая около 10 часов утра пришёл секретарь кронпринца Кулльберг в тот момент, когда я хотел уйти. Он был явно не в себе. «Что с Вами? – спросил я. – Вы больны? » «Нет, но у меня дурные вести». – «Какие? » – «Кронпринц заболел». – «У него жар?» – «Нет, хуже». – «Да говорите же! » – «Он мёртв».

И хотя вскрытие тела умершего не оставляло никаких сомнений относительно диагноза, по стране поползли слухи о том, что Карла Августа отравили «густавианцы». Некоторые даже указывали пальцами на вдохновителя покушения – риксмаршала Акселя Ферсена¹⁰⁸. Когда тело умершего 20 июня привезли в столицу, на улицах появилась толпа недовольных граждан, возбуждённых чьей-то невидимой рукой. Два храбрых офицера отбили несчастного Ферсена у толпы, пообещав ей отвести «преступника» куда следует, но по дороге в ратушу толпа снова напала на графа и линчевала его с невероятной жестокостью. Власти при этом бездействовали, а находившиеся рядом гвардейцы безмолвствовали и на помощь графу не пришли. По иронии судьбы А. Ферсен, как и его возлюбленная, французская королева Мария-Антуанетта, пал жертвой черни и был убит самым жестоким образом на глазах всей публики и армейского отряда на улице Старого города в тот самый день, в который он хотел погибнуть, спасая королеву и организуя бегство всей королевской семьи в 1791 году – 20 июня.

Примечание 108. Риксмаршал – член Государственного совета, правительства Швеции, верховный главнокомандующий армии. Другие члены шведского правительства: риксдротс – председатель Верховного суда «Свеаховрэтт», ответственный за всю правовую систему в стране, риксадмирал – военно-морской министр, риксканцлер – премьер-министр; далее шли министры иностранных и внутренних дел, финансов и государственный казначей. Карл Аксель Ферсен, шеф шведского полка армиикороля Людовика XVI, был влюблён в королеву Марию-Антуанетту, после её казни стал ярым противником французской республики и оказал сильное влияние на шведского короля Густава IV Адольфа при выборе им антифранцузского курса. Конец примечания.

Это был один из тех скандалов в шведской истории, когда следствие велось из рук вон плохо, а заказчик убийства так и не был найден. Одни считали, что за убийством Ферсена стоял сам Карл XIII, другие полагали, что убийство насчастного графа было лишь прелюдией к неудавшейся революции, возглавляемой радикальными жителями Стокгольма. Во всяком случае, суд и власти предприняли всё от них зависящее, чтобы не называть имена организаторов этого злодейства. А. Хенриксон пишет, что на скамье подсудимых оказались вовсе не представители так называемой черни, а люди вполне добропорядочные: один оптовик, один ювелир, один комиссионер и ещё несколько стокгольмцев, но они, судя по всему, были лишь исполнителями чьей-то воли.

В сентябре Швеция в г. Фридрихсхамне заключила мир с Россией, по которому потеряла Финляндию, Аландские острова и часть Вэстерботтена, а за ним последовал мир с Данией (декабрь 1809) и Францией (январь 1810 года). Датский принц прибыл в Швецию в начале 1810 года и принял имя «Карл Август». Карлу XIII наследник понравился, и он с ним подружился.

Снова собрался риксдаг – теперь уже в Эребру, потому что бурливший слухами и беспорядками Стокгольм для этого подходил мало. На повестке дня опять стоял вопрос о выборе наследника престола. «Густавианцы» были запуганы и нейтрализованы, но в подспудных интригах и закулисных кознях недостатка всё равно не было. Не было нехватки и в предложениях по поводу кандидатов: на неофициальной встрече Госсовета было решено вопрос о престолонаследнике предоставить на усмотрение Наполеона. Однако эти планы были перечёркнуты в самом зародыше генералом Адлерспарре и его сторонниками. Обеспокоенные своей собственной судьбой, они поспешили назвать наследником принца Фредерика Кристиана Аугустенбургского, брата умершего Карла Августа, и склонить к этой кандидатуре короля.

Назывались также имена герцога Петера Ольденбургского, связанного родственными связями с русской царской семьёй, и даже самого короля Дании Фредерика VI. Последнее предложение явилось попыткой вдохнуть жизнь в старую идею возрождения скандинавской унии, и её особенно поддерживал император Наполеон, союзник Фредерика VI. Но Карл XIII и правительство предпочло остановить свой выбор опять на принце Аугустенбург-ском, к этому склонялось и большинство депутатов риксдага.

Противники датско-голштинского варианта, в первую очередь член Государственного совета и гофмаршал Густав Веттерстедт (1776–1837), который предпочитал пока придерживаться про-французской ориентации, находились в основном среди высших чиновников и военных. Они видели своего кумира в Наполеоне, считали необходимым для Швеции заключить союз с Францией и выбрать в наследники одного из его маршалов. Ведь вся Европа управлялась теперь либо родственниками, либо бывшими маршалами Наполеона! Прозвучали имена Евгения де Богарнэ, приёмного сына императора, и князя Понте-Корво, который так любезно обошёлся со шведскими пленниками в Любеке, но никаких консультаций с представителями Франции, не говоря уж с самим императором, не последовало. Были опасения, что Наполеон будет настаивать на кандидатуре своего союзника датского короля Фредерика VI.

1 июня 1810 года Госсовет собрался на своё официальное заседание. На нём выступил Карл XIII и изложил суть предложения Адлерспарре. Оно было поддержано всеми министрами, которые решили, что нужно собирать риксдаг, пригласить принца Фредерика Кристиана в Стокгольм и проинформировать о своём решении Наполеона. Планы профранцузской правительственной группировки Веттерстедта потерпели полное фиаско. Гофмаршал при голосовании кандидатуры Аугустенбургского принца воздержался, мотивируя это необходимостью проведения предварительных консультаций с императором Франции.

Пока риксдаг перемалывал названные имена и кандидатуры, в Париж выехал королевский курьер Брулин с письмом Карла XIII, в котором содержалось поздравление Наполеона с вступлением в брак с австрийской эрцгерцогиней Марией Луизой¹⁰⁹ и сообщение о том, что Швеция собирается в качестве наследника выбрать датского принца Фредерика Кристиана Аугустенбургского.

Примечание 109. Развод Наполеона с первой женой Жозефиной был оформлен 16.12.1809 г. Брак с Марией Луизой был заключён в апреле 1810 г., и в июле того же года она была уже беременна. Конец примечания.

Вслед за Брулином во Францию отправились ещё два шведа. Генерал и граф Фабиан Вреде должен был по поручению Карла XIII привезти позравительное письмо Наполеону в связи с его вступлением в брак с австрийской эрцгерцогиней, а 29-летний лейтенант Уппландского пехотного полка Карл Отто Мёрнер (1781–1868), кузен того самого графа Г. Мёрнера, который попал в плен к Бернадоту в Любеке, должен был продублировать миссию королевского курьера Брулина. В письме, которое Мёрнер вёз послу Швеции в Париже Густаву Лагербьельке, содержалась просьба как можно быстрее проинформировать Стокгольм о мнении Наполеона на события в Швеции.

Шведов в Париже стало многовато.

Лейтенант К.-О. Мёрнер, один из восторженных поклонников Наполеона и его маршалов, напросился в эту поездку якобы сам, а помогли ему в этом его будущий шурин, госсоветник и гофмаршал граф Густав Веттерстедт и министр иностранных дел Ларе фон Энгестрём. Так, во всяком случае, пишут историки, потому что настоящая подоплёка последовавших за этим событий так и осталась до сих пор тайной за семью печатями¹¹⁰. О лейтенанте К.-О. Мёрнере А. Хенриксон пишет, что тот, если судить по оставленным им дневниковым записям, отнюдь не был светлой головой. Его главной целью в жизни было, ни более – ни менее, ниспровержение России.

Примечание 110. Многие историки пишут об участии в приглашении Понте-Корвов Швецию графа Фабиана Вреде. Основываясь на наиболее достоверной, на наш взгляд, версии Т. Хёйера, мы опускаем её. Конец примечания.

В день прибытия этого пламенного шведского патриота в Париж посол Лагербьельке, молодой бонвиван, прогуливался с императором по дорожкам парка в Сен-Клу и информировал его о содержании письма Карла XIII, только что доставленного графом Фабианом Вреде. Наполеон высказал мнение, что лучшей кандидатурой на вакантное место шведского кронпринца мог бы всё-таки стать король Дании. Это как нельзя лучше отвечало бы стратегии Наполеона и способствовало бы объединению скандинавских стран в одно королевство. Лагербьельке мягко возражал императору, высказывая сомнения в том, что шведы согласятся на такой вариант. Наполеон не настаивал, но через четыре дня отправил ответ Карлу XIII, в котором на роль кронпринца снова предлагал всё-таки Фредерика IV.

В тот самый день, 20 июня 1810 года, когда на улицах Стокгольма убивали графа Ферсена, лейтенант Мёрнер, сдав депешу шведскому послу Лагербьельке и убедившись, что дубликат послания его короля никому уже не нужен, отправился к своему давнему приятелю картографу Пьеру Лапье. Швед поделился с французом планами шведских военных, а потом они, якобы посвятив в дело ещё двух французских генералов – Гийемино (Guilleminot) и Филиппа-Анри де Гримуара¹¹¹, – вчетвером стали перебирать французских маршалов и «примерять» их к шведскому трону. Посовещавшись, они обратились поначалу к Массене и Евгению Богарнэ, но те от такой чести решительно отказались. Тогда они остановили свой выбор на маршале Бернадоте и владетельном князе Понте-Корво, который как раз жил в Париже и был не у дел.

Примечание 111. Генерал и граф Гримуар, бывший военный советник Людовика XVI, видный военный теоретик, автор труда о Густаве II Адольфе, заказанного королём Швеции Густавом III, и панегирика о деятельности Бернадота на посту военного министра Франции, входил в круг близких знакомых Понте-Корво. Конец примечания.

К.-О. Мёрнер стал искать путей подхода к князю и 22 июня обратился за помощью к генеральному консулу Швеции в Париже Элуфу Сигнёлю (Signeul). Генконсул обратился к генералу Гримуару, и тот, предварительно встретившись с лейтенантом и поговорив с ним, оказал ему содействие в устройстве аудиенции у князя Понте-Корво¹¹². Мёрнер, заручившись рекомендациями Гримуара, 25 июня отправился к князю Понте-Корво. Во время беседы шведский лейтенант без всяких околичностей и обиняков предложил французскому маршалу выставить свою кандидатуру на выборах наследника шведского трона. Нашей стране, заявил Мёрнер, не нужен ни датчанин, ни русский, ни какой-либо ребёнок – Швеции нужен француз, известный своим умом, мужеством и ценимый как императором Наполеоном, так и королём Испании¹¹³. Естественно, вспомнил вдруг лейтенант, наследник должен быть протестантом.

Примечание 112. Почему Мёрнер сразу не обратился к Гримуару, непонятно. Конец примечания.

Примечание 113. Имеется в виду Жозеф Бонапарт. Почему именно важна была оценка испанского короля, тоже не ясно. Конец примечания.

Ситуация была невероятной, почти фантастической: бедный, никому не известный, невысокого роста, неказистый лейтенант-мальчишка из какой-то там Швеции предлагал статному, высокому и блестящему французскому маршалу, годившемуся ему в отцы, целое королевство! Мало сказать, что предложение до чрезвычайности удивило и поразило князя, поэтому первая его реакция была, мягко говоря, весьма осторожной. Безвыходное положение опального маршала, однако, помогло ему взглянуть на ситуацию более трезвыми глазами. В тот же день Понте-Корво проинформировал о контакте со шведом своего императора.

К.-О. Мёрнер отправился к графу Фабиану Вреде, у которого он когда-то служил адъютантом, и решил на всякий случай проконсультироваться с ним по поводу своего дерзкого визита к Понте-Корво. Консультация спецкурьера со спецпосланником закончилась тем, что последний от идеи лейтенанта пришёл в полный восторг. Ещё во время своей беседы с Наполеоном граф почувствовал, что император не был в большом восторге от выбора, который сделал Карл XIII, и 26 июня поспешил, со своей стороны, нанести князю визит.

На сей раз князь-маршал высказался более определённо: он успел проконсультироваться с Наполеоном и возражений от него против полученного предложения не получил. Император Франции первое время пребывал в недоумении: посол Лагербьельке о французском кандидате на шведский трон не сказал ему ни слова, граф Вреде – тоже! Поэтому Наполеон по-прежнему придерживался мнения, что лучше короля Дании на место наследного принца Швеции никто не подходил. Но это было до тех пор, пока на горизонте не показались другие кандидаты.

Во время беседы Вреде начал было перечислять препятствия на пути предполагаемого избрания Понте-Корво наследным шведским принцем: князь не был лютеранином, не владел шведским языком и находился в неприязненных отношениях с Наполеоном. На это Понте-Корво живо возразил, что с императором он находился в самых прекрасных отношениях (что, конечно, далеко не соответствовало действительности), что язык он выучит, а что касается религии, то с ней в стране Генриха IV никогда проблем не было¹¹⁴. Собеседники разошлись, вполне довольные результатами беседы.

Примечание 114. Намёк на то, что Генрих IV для достижения своих политических целей несколько раз менял вероисповедание (ср. его высказывание:«Париж стоит мессы!») Конец примечания.

Ф. Вреде был человеком основательным и решил внести в ясность в самый главный, по его мнению, вопрос: отношение к обсуждаемым планам императора Наполеона, ибо на его мнение в значительной степени ориентировалась вся верхушка Швеции. Он обратился с этим вопросом к герцогу Кадорскому, т.е. министру иностранных дел Франции Шампиньи, и к только что назначенному послом в Стокгольм Алькьеру (Alquier), но те ничего определённого сказать не могли: Шампиньи, как вспоминал Вреде, «был "запечатан" больше обычного, хотя в конце аудиенции и проводил меня на пару зал дальше обычного», а Алькьер вообще молчал, как рыба. Зато один из главных интриганов во французской политике – граф Симонвиль – шепнул Вреде, что император не смотрел на выбор Бернадота с неодобрением.

Т. Хёйер обращает внимание на странную пассивность Наполеона в этом вопросе и объясняет её, во-первых, тем, что император не был уверен в приемлемости для шведов кандидатуры француза вообще; во-вторых, он считал Понте-Корво не самым лучшим кандидатом из французов, а в-третьих, он не хотел показывать свою ангажированность в этом вопросе, чтобы не вызвать раздражение со стороны Санкт-Петербурга. Последнее опасение, как мы покажем далеее, было напрасным.

Но Вреде было вполне достаточно того, что он уже услышал.

«Если Ваше Превосходительство спросите меня о том, что я думаю о князе Понте-Корво», – спешил он сообщить в личной записке министру иностранных дел Швеции фон Энгестрёму, – «я честно отвечу, что испытываю к нему необъяснимое уважение и не только как к политику и полководцу, но и как к добродетельному и благородному человеку. Vox populi, Vox dei:¹¹⁵ вся Германия и вся Франция говорит так. Он на самом деле является примером, не имеющим подражания. Отличный человек, хороший отец, верный друг, добрый начальник, он любим всеми, кто его окружает... То, что его действительно ценит император, знают все... Свой голос я отдаю тому, который больше всего это заслуживает»¹¹⁶.

Примечание 115. Глас народный – глас Божий (лат.). Конец примечания.

Примечание 116. В официальном отчёте своему правительству граф Вреде утверждал, что в беседе с ним Бернадот первым заговорил о выборах наследника и спросил его, что за человек был Мёрнер, и можно ли было емуверить. Граф якобы описал ему личность своего бывшего адъютанта и перечислил моменты, затруднявшие перспективу избрания маршала на шведский трон (язык, религия, нерасположение Наполеона). Бернадот же в письме к Наполеону писал, что первым поднял темуграф, что именно Вреде сообщил ему, что принц Аугустенбургскийне пользуется авторитетом у шведов и что именно Бернадот имеет все шансы быть избранным в престолонаследники, если, конечно, его кандидатуру поддержит император. Ё. Вайбулль пишет, что версия самого Бернадота более правдоподобна, нежели версия графа Вреде: граф никак не мог признаться в том, что действовал в Париже вопреки данным ему инструкциям и фактически действовал заодно с лейтенантом Мёрнером. Конец примечания.

Вот так формируются мнения, от которых зависят судьбы народов!

28 июня «делатель королей» К.-О. Мёрнер, воодушевлённый положительным ответом маршала Бернадота и снабжённый запиской с личными впечатлениями графа Вреде правительству, отправился обратно в Швецию, а Ф. Вреде пошёл наконец к послу Лагербьельке и посвятил его в события последних дней.

Перед отъездом К.-О. Мёрнер договорился с Сигнёлем о том, чтобы тот подобрал хорошего человека, который бы приехал в Эребру и в самом лучшем свете представил князя Понте-Корво шведским выборщикам. Э. Сигнёль немедленно навестил своего старого знакомого Жака Антуана Фурнье, и они вместе, при согласии Понте-Корво, взялись за организацию выборов будущего наследника шведского трона. Сам же князь, снова проинформировав Наполеона, взял «тайм-аут» и на целых три недели уехал с Дезире в Пломбьер на воды. Там он с женой и свояченицей Жюли между приёмами воды оживлённо обсуждал перспективу стать шведским королём, а обе сестры активно его в этом поддерживали.

«Я осознавал всю опасность положительного ответа», – признавался он впоследствии. – «Я согласился, воодушевлённый желанием восстановить честь Швеции и надеждой на успех 6 этом предприятии. Нужно было подняться над обычными человеческими представлениями, чтобы отважиться на то, чтобы воспользоваться таким случаем...»

Ф. Вреде покинул Париж неделю спустя после Мёрнера, и когда он прибыл в Стокгольм, там его уже ждала готовая про-французская партия, возглавляемая графом Густавом Мёрнером, кузеном спецкурьера Мёрнера и любекским пленным маршала Бернадота. А кандидат в наследные принцы 21 июля вернулся в Париж и с нетерпением следил за развитием событий в Швеции, о которых его чуть ли не ежедневно информировали купцы из Гамбурга. Понте-Корво, замечает Хёйер, был удивительно хорошо информирован обо всех перипетиях заседаний правительства и риксдага и делился этой информацией с Наполеоном.

Между тем Наполеон предложил стать шведским наследником своему пасынку и вице-королю Италии Евгению Богарнэ, перед которым он чувствовал вину, считая его, по сравнению с другими своими родственниками, несколько обделённым. Но тот в это время собирался жениться на баварской принцессе, родители которой вряд ли были бы в восторге от перехода в протестантскую веру. Кроме того, младшего Богарнэ мало радовала перспектива оказаться в «варварской и холодной стране», поэтому от предложения отчима он отказался. После этого Наполеон стал более благосклонно рассматривать вариант с князем Понте-Корво и негласно дал ему зелёную улицу. В конце концов, на шведском троне скоро окажется его маршал, и какие бы противоречия их ни разделяли с Бернадотом, француз есть француз, он всегда порадеет за своего императора и великую Францию! В свете предстоящей войны с Россией левый скандинавский фланг ему будет обеспечен. Это было, пожалуй, намного выгоднее и надёжнее варианта с королём Дании.

Посол Швеции в Париже Густав Лагербьельке находился в полном неведении относительно того, что происходило буквально под его носом. Только когда уже лейтенант Мёрнер ускакал в Стокгольм, Вреде посвятил его в детали прошедших с князем Понте-Корво переговоров. Посол пришёл в негодование: он много повидал на своём веку, но такое безобразие он видел в первый раз. В то время как он по поручению своего короля «пудрил мозги» Наполеону кандидатурой датско-голштинского принца, за его спиной какие-то лейтенанты, путаясь у него под ногами, вершили судьбу Швеции по своему лейтенантскому усмотрению! 30 июня он обо всём пожаловался министру иностранных дел Швеции Энгестрёму. Для себя он решил во что бы то ни стало внести в этот важный вопрос ясность и воспользоваться для этого присутствием на приёме в австрийском посольстве, куда был приглашён и Наполеон.

Всё получилось так, как предполагал Г. Лагербьельке: грандиозный приём состоялся, император появился на нём со своей беременной супругой¹¹⁷, послу удалось добиться у императора согласия встретиться, они уединились в отдельной комнате и уже начали беседу. И тут случилось второе невероятное даже для видавшего виды Лагербьельке событие: в здании начался пожар! Беседа была, естественно, прервана, началась паника, все 1500 приглашённых, включая императора Франции, беременную императрицу, министра иностранных дел Меттерниха и весь цвет парижского дипкорпуса, ринулись на улицу. Возникла давка, и было много жертв, несмотря на то что тушением пожара руководил сам Наполеон. Лагербьельке, к счастью, не пострадал, но после пожара он целую неделю никак не мог найти кого-нибудь, с кем мог бы переговорить о волновавшем его деле. Наконец, через неделю ему посчастливилось встретиться с министром иностранных дел Франции Жан-Батистом Шампиньи. Но тот от решительного разъяснения уклонился, а встретившийся потом маршал Савари вместо Бернадота стал предлагать Лагербьельке других маршалов: чем, к примеру, Бертье, Массена или тот же Даву хуже худородного гасконца?

Примечание 117. 2 апреля 1810 г. Наполеон заключил брак с эрцгерцогиней Австрии красавицей Марией Луизой. Тремя месяцами раньше Наполеон просил у Александра I руки великой княжны Анны Павловны, но царьотказал ему в этом, предложив подождать 2 года. В 1811 году у Наполеона и Марии Луизы родился сын, известный во Франции под именем Наполеона II, а в Австрии — герцога Рейхштадтского. Конец примечания.

Как покажут события, Наполеон свои планы относительно Швеции строил на песке. Во-первых, он недооценил князя Понте-Корво, который отнюдь не был настроен на то, чтобы в качестве наследника шведского трона продолжать таскать для Наполеона каштаны из огня. Быть маршалом императора – это одно, а стоять во главе другой страны – это совсем другое. Он и года не продержится на шведском троне, если не проникнется духом уважения к стране, будет игнорировать её национальные интересы и останется марионеткой Франции. Так что если принимать корону Швеции, считал князь, то нужно становиться настоящим королём.

Во-вторых, Наполеон не учёл роли, которую во всём этом сыграл русский царь Александр I. Император не догадывался, что царь к этому времени по всем статьям переигрывал его и на дипломатическом, и на разведывательном поприще. В Петербурге уже поняли, что союз с Парижем продержится недолго и что Наполеон уже готовится к новой большой войне с Россией. Скромный советник русского посольства по финансовым вопросам К.В. Нессельроде (1780–1862), будущий канцлер, наладил получение регулярной и чрезвычайно важной информации от самого важного агента Ш.-М. Талейрана-Перигора, светлейшего князя и герцога Беневентского, великого камергера императорского двора, вице-электора Французской империи, командора ордена Почётного легиона, предложившего свои услуги Александру I ещё на Эрфуртском конгрессе¹¹⁸ и подписывавшего свои донесения псевдонимом «Анна Ивановна».

Примечание 118. Эрфуртская встреча была последней лицемерной попыткой императоров продемонстрировать «дружбу». Они обсудили на ней восточный вопрос (Турция), судьбу Пруссии, проблему мира с Англией, вооружения Австрии и др. Александр I добился от Наполеона согласия на присоединение к России Дунайских княжеств и Финляндии, на освобождение Пруссии от французской оккупации и уменьшения наложенной на неё контрибуции. Взамен он дал туманное обещание содействовать Франции в случае её войны с Австрией. 12.10.1808 г. в Эрфурте между Александром I и Наполеоном была подписана союзная конвенция, подтвердившая также Тильзитский мир. Конец примечания.

В своих донесениях царю Нессельроде¹¹⁹ зашифровывал Та-лейрана псевдонимами «кузен Анри», «красавец Леандр» или «юрисконсульт», Наполеона – русским именем «Терентий Петрович» или «Софи Смит», Александра I называл «Луизой», а себя – «танцором». Когда «красавец Леандр» стал «втёмную» использовать министра полиции Фуше, то Нессельроде называл его в своих разведдонесениях «Наташей», «президентом» или «Бержьеном». Внутреннее положение во Франции называлось «английским земледелием» или «любовными шашнями Бутягина» (настоящая фамилия секретаря русского посольства в Париже). Сухарь и педант Нессельроде не был лишён остроумия и живого воображения! За свои услуги Талейран в сентябре 1810 года потребовал ни много ни мало 1,5 млн. франков золотом, но царь отказал ему в этом, справедливо опасаясь, что «красавец Леандр» начнёт сорить деньгами направо и налево, не заботясь о том, что они значительно превышали его легальные доходы, и расшифрует себя.

Примечание 119. Для полной конспирации Нессельроде посылал свои шифровки на имя М.М. Сперанского, а уже Сперанский передавал их царю. Конец примечания.

Другим важным русским разведчиком в Париже был полковник, флигель-адъютант царя, граф Александр Иванович Чернышев (1785–1857). Формально своё пребывание во Франции он оправдывал тем, что выполнял между Александром I и Наполеоном роль посредника и перевозил друг к другу их послания. В марте 1809 года, во время боевых действий французской армии в Австрии и Пруссии, Чернышев стал личным представителем царя в военной ставке Наполеона, а с 1810 года он подвизался уже при дворе императора во Франции. В великосветских салонах о посланце русского царя бытовало мнение как о жуире и волоките, не пропускавшем ни одной хорошенькой женщины. С ним дружила сестра Наполеона Каролина, а с другой сестрой императора, легкомысленной Полиной Боргезе, он, согласно молве, находился в любовной связи. На самом деле полковник являлся сотрудником Особенной канцелярии (разведки) и одним из семи русских военных агентов военного министра Михаила Богдановича Барклая-де-Толли, командированных в разные столицы Европы. А.И. Чернышев вошёл в доверие к самому Наполеону и в короткое время создал в Париже разветвлённую сеть информаторов в правительственной и военной сфере страны. Известны точные и подробные портреты (характеристики) большинства генералов и маршалов Франции, составленные 26-летним флигель-адъютантом и направленные им в Петербург.

Граф А.И. Чернышев. Художник Дж. Лоу

Князь Понте-Корво не входил в число агентов, завербованных Чернышевым, но он, по всей видимости, «пересекался» с полковником на светских раутах. Известно, что летом 1810 года, когда Швеция после внезапной смерти принца Аугустенбургского снова осталась без наследника, Понте-Корво встречался с русским разведчиком, и о первой такой встрече Чернышев доложил в Петербург канцлеру Н.П. Румянцеву (1754–1826). Согласно этому отчёту, Бернадот, ещё не получив для себя никакого приглашения и имея в виду предстоящие выборы наследника трона в Швеции, сказал:

«Я буду говорить с Вами не как французский генерал, а как друг России и Ваш друг. Ваше правительство должно всеми возможными средствами постараться воспользоваться этими обстоятельствамиу чтобы возвести на шведский престол того, на которого оно могло бы рассчитывать. Такая политика правительства тем более для него необходима и важна, что, если предположить, что России придётся вести войну либо с Францией, либо с Австрией, она могла бы быть уверенной в Швеции и совершенно не опасаться, что та предпримет диверсию в пользу державы, с которой России придётся сражаться. Она извлечёт неизмеримую выгоду от того, что сможет сосредоточить все свои силы в одном месте».

Уже на этой первой беседе Бернадот делает «тонкий намёк на толстые обстоятельства» и недвусмысленно даёт понять Чернышеву о своей кандидатуре на шведский трон и о том, что Россия могла бы на него рассчитывать. Потом князь сделает вполне однозначные и конкретные обещания в случае избрания на шведский трон проводить дружественную по отношению к России политику и попросит русского царя поддержать его кандидатуру. На это «странное» прорусское выступление маршала обращает также своё внимание и шведский историк Т.-Т. Хёйер.

Встреча Чернышева с будущим королём Швеции великолепно вписывалась в общий план Александра I, направленный на нейтрализацию в будущей войне возможных союзников Наполеона (Австрии, Пруссии, Швеции и Турции) и привлечению их в свой лагерь¹²⁰. В многозначительном письме своей матери, вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, написанном накануне Эрфуртской встречи в 1808 году, Александр I писал, что мир и союз с Наполеоном – это всего лишь отсрочка для решения принципиальных разногласий между Францией и Россией. Россия вошла на некоторое время в согласие с взглядами Наполеона, чтобы использовать его (согласие) для «увеличения наших сил и средств». «Но работать в этом направлении», – заключал письмо император, – «мы должны в глубоком молчании, а не кричать на площадях о наших приготовлениях, о нашем вооружении и не греметь против того, кому мы не доверяем». Можно что угодно говорить о способностях Александра I как администратора и полководца, но дипломатом он был отменным. В отношении Швеции его тайная дипломатия, как мы видим, увенчается полным успехом. Чернышев немедленно выполнил просьбу Понте-Корво и проинформировал царя о его настроении, а Александр I уверенно поддержал его кандидатуру в шведские короли.

Примечание 120. С Турцией в 1811 г. заключили Бахчисарайский мирный договор;с Пруссией в октябре того же года был заключён секретный оборонительный договор, но Фридрих Вильгельм III уклонился от его ратификации, опасаясь повторения событий 1806 г.; Австрия вела себя тожеуклончиво и в конце концов вошла в союз с Францией, но предупредила Россию, что посылать свою армию против России не будет. Конец примечания.

Итак, Наполеон, полагая, что Швеция у него уже в кармане и что как только он начнёт войну с Россией, шведская 45-тысячная армия высадится на восточном берегу Финского залива и займёт Петербург, со спокойной совестью «отпустил» Бернадота в Швецию. Перед отъездом кандидат в короли попросил императора в счёт компенсации за потерянную Финляндию отдать Швеции Норвегию. Наполеон, не подозревая никакого подвоха, великодушно пообещал поддержать эту просьбу. Вышеизложенное, несомненно, свидетельствует о том, что князь Понте-Корво отнёсся к своей миссии с присущей ему основательностью и что в голове его уже созрела вполне определённая программа действий, одним из пунктов которой, в частности, была компенсация территориальных потерь Швеции за счёт Дании, т.е. присоединения Норвегии.

О том, что Бернадот собирался проводить по отношению к восточному соседу дружественную политику, никто в Швеции, включая авторов «бернадотовского проекта» К.-О. Мёрнера и Ф. Вреде, не знал и не предполагал. Если бы кто-нибудь сказал им об этом, то они в ужасе тотчас бы открестились от такого наследника.

Встаёт вопрос: действовал К.-О. Мёрнер самостоятельно или по поручению каких-либо влиятельных лиц? Л.У. Лагерквист полагает, что Мёрнер действовал один¹²¹. Возможно, перед поездкой в Париж он рассказал о своих планах кому-нибудь из знакомых или родных, но не больше того. В то же время обращает на себя внимание тот факт, что санкцию на его поездку в Париж дали два таких высокопоставленных министра, какими были министры юстиции и иностранных дел Швеции. Ё. Вейбулль полагает, что за поездкой Мёрнера в Париж стоял Веттерстедт, организовавший командировку Мёрнера в Париж в качестве второго, дополнительного курьера, что, по мнению историка, вряд ли вызывалось необходимостью. Вейбулль обращает также внимание на то, что вознаграждение, которое К.-О. Мёрнер получил за свою историческую миссию в Париж, было несоразмерно с заслугами, которые ему приписывались: в 1811 году он стал адъютантом наследного принца, а потом скромным таможенным инспектором в Стокгольме. Это была награда за роль посредника. В то же время Веттерстедт как главный «делатель королей» стал одним из самых близких приближённых Карла Юхана¹²².

Примечание 121. В подтверждение он приводит результаты исследований профессора Магнуса Мёрнера, опубликованные в Швеции в соавторствесо своей женой Ааре в 2000 году. Профессор, прямой потомок тогосамого графа Густава Мёрнера, который попал в плен к Бернадоту в Любеке и был дальним родственником лейтенанта К.-О. Мёрнера, обнаружил записки, сделанные К.-О. Мёрнером ещё в 1810 году, т.е. по свежим следам описываемых нами событий. В своих записках Мёрнерне упоминает ни слова о том, что действовал в Париже от имени какой-либо группы людей. Мнение профессора М. Мёрнера стал разделять и другой шведский историк – Ё. Вейбулль, также ссылающийся теперь на найденные записки К.-О. Мёрнера. Думается, что неупоминание К.-О. Мёрнером оставшихся в тени сообщников не является ещё доказательством того, что он на самом деле действовал один. Но мог ли он в 1810 году отважиться написать правду? Вряд ли. «Общественность» Швеции этого бы не вынесла. Конец примечания.

Примечание 122. С этим не соглашается С. Шёберг, полагающий, что Мёрнер получил от Карла Юхана вполне приличное «вознаграждение»: 160 000 талеров деньгами, быстрая карьера в армии (к 1818 г. он был уже полковником), временно исполняющий должность губернатора в Емтланде и синекурная должность руководителя таможеннного участка в Стокгольме. Конец примечания.

Но о Бернадоте теперь на самом высоком уровне говорили в Петербурге. Так что появление лейтенанта Мёрнера в приёмной у князя Понте-Корво летом 1810 года, вероятно, не было случайным...