Часть вторая.
БЕРНАДОТ CONTRA НАПОЛЕОН

12. НАМЕСТНИК ГАНЗЕИ

14 июля 1807 года князь получил новое назначение – командовать французскими частями в ганзейских городах Гамбурге, Бремене и Любеке со специальным поручением императора наблюдать за выполнением континентальной блокады Англии⁹⁴ на южном побережье Балтики. Гражданским наместником в Ганзее Наполеон назначил своего секретаря Бурьена.

Примечание 94. Специальным так называемым Берлинским декретом от 27.11.1806 г. Наполеон объявил о континентальной блокаде Великобритании, с которой ни одна из европейских стран не могла торговать. Россия, как мы знаем, после Тильзита присоединилась к блокаде, но скоро из неё вышла. Конец примечания.

Бремен и Гамбург были заняты в ноябре 1806 года маршалом Мортье, там его сменил маршал Брюн, так что когда князь Понте-Корво 23 июля прибыл в Гамбург, первая жирная жатва взяток и поборов уже была снята. Но добра хватило на всех: и на Бернадота, и на его начштаба Жерара, и на многочисленных адъютантов, и на хваткого и ловкого Бурьена, с которым наш герой здесь тесно сошелся. Все они сколотили себе здесь приличные состояния.

Во время своего пребывания в Ганзее Бернадот принял от местных «благодарных» граждан два «подарка», но довольно крупные: первый раз 300 тыс., а другой – 150 тыс. франков. Естественно, что все «технические детали» подношений брали на себя его адъютанты, которые при этом не забывали и про себя, действуя нагло и напористо и прикрываясь именем своего патрона. Т. Хёйер вынужден признать:

«В гамбургский период особенно ярко проявилось слишком далеко зашедшая толерантность Бернадота по отношению к менее морально устойчивым элементам из его окружения».

Временный поверенный в делах Дании в Гамбурге голштинец Й.Г. Рист, сравнивая Бернадота с герцогом Ауэрштедтским (Даву), правившим в южной Германии исключительно с помощью репрессивного аппарата, в сношениях с местным населением отмечает его мягкий нрав, доступность, справедливость и доброжелательность, но тут же оговаривается:

«Однако действие этих хороших качеств чаще всего разбивалось о его слабость к собственному окружению и их прихвостням».

Присутствие французов в Гамбурге, признаёт другой панегирист Бернадота А. Блумберг, вряд ли было полезным для города и его жителей. При них открылись игорные дома, пышным цветом стали расцветать контрабанда и взяточничество, появились воры и проститутки, и гамбуржцы стали закрывать дома на засовы. Контрабандой занимались бедные и богатые, простые ремесленники, торговцы и знатные дворяне. Но самым деморализующим элементом в городской обстановке был шпионаж французской тайной полиции, которая совала свой нос во все сферы жизни, подслушивала, подглядывала, вынюхивала, записывала, докладывала и не оставляла никого в покое. Французская таможня, призванная следить за выполнением условий континентальной блокады Англии, за взятки закрывала глаза на крупных контрабандистов, но не давала спуску обычным гражданам и мелким торговцам.

Брюн попытался навести в городе хотя бы относительный порядок и смягчить режим оккупации, но попал за это в немилость к императору. Наполеон в это время проводил жёсткую и немилосердную политику в отношении всех германских земель и облагал их население невыносимыми налогами и всяческими поборами. Богатели и жирели на этом, конечно, французский генералитет и всякого рода парижские голоштанные комиссары и инспекторы, набросившиеся на Германию, как голодные собаки на затравленного оленя.

Свою резиденцию Бернадот учредил в Гамбурге: сначала он остановился у ресторатора Райнвилля в так называемом зале Аполлона, а потом нанял другой дом и зажил в нём со всеми удобствами. Он часто устраивал у себя торжественные обеды и приёмы и приглашал на них местную знать. На этих обедах и приёмах, сообщает Хёйер, князь-маршал любил демонстрировать своё красноречие и пофилософствовать на отвлечённые темы, к примеру, о том, есть ли Бог или нет. Вообще же он усвоил там роль некоего доброго и человечного вице-короля.

Князь Понте-Корво, ещё ранее получивший богатый опыт подобной административной деятельности, предпринял попытку смягчить оккупационный режим, насколько это было возможно. Он отменил незаконные привилегии крупным мошенникам, для вида пригрозил наказанием Бурьену, установил контроль над деятельностью таможни. Одним словом, он действовал примерно так же, как в свою бытность в Ганновере и Ансбахе, сочетая обещания мелких льгот и послаблений с неуклонным проведением политики Наполеона. Взяточничество и казнокрадство было обычным явлением того времени, так что умеренный в своих претензиях Понте-Корво снискал у замордованных оккупационными французскими властями ганзейцев почёт и уважение.

К чести наместника следует отнести его поведение в связи с учреждением под Гамбургом «чёрного кабинета» – пункта по перлюстрации корреспонденции. Маршалу Даву, ставшему фактически второй (после Фуше) полицейской ищейкой империи, захотелось распространить своё влияние и на Ганзею, в связи с чем он без всякого уведомления открыл перлюстрационный пункт в Эшебурге, пригороде Гамбурга. Агенты Даву действовали так непрофессионально и грубо, что быстро расшифровались и вызвали у гамбуржцев волну возмущения. Бернадот немедленно дал указание арестовать перлюстраторов и выслать их со своей территории. Герцог Ауэрштедтский был уязвлён в самое сердце и затаил на Бернадота великую злобу.

Свои инструкции Понте-Корво получал непосредственно от Наполеона, который относился к нему в этот период в целом благосклонно. Так, ганзейский проконсул осенью 1807 года был включён императором в список полководцев для получения денежных премий. Любимец Бертье получил 1 млн., Ней, Даву, Сульт и Бессьер – по 600 тыс., а Бернадот, Мортье, Ожеро, Виктор и Массена – по 400 тыс. франков (половину суммы – в облигациях, а половину – наличными деньгами). Позже, весной следующего года, князь Понте-Корово получил многочисленные владения и имения в Ганновере, Вестфалии и Польше с общими доходами на сумму примерно 270 тыс. франков в год, не считая княжества в Италии, собственного дома в Париже на ул. д'Анжу и собственного загородного имения Лягранж к юго-востоку от столицы.

Судя по всему, тщеславие Понте-Корво ещё не было полностью удовлетворено, потому что в октябре 1808 года он обратился к свояку Жозефу с просьбой предстательствовать перед братом о присвоении ему более высокого чина – например, вице-гросс-адмирала или вице-статс-канцлера, как это было сделано в отношении Талейрана и Бертье. Но Наполеон отделался отговорками и никаких шагов в этом направлении не предпринял. У императора были другие более преданные люди! Император не спускал глаз со своих наместников, королей и маршалов, внимательно следил за их «взбрыкиваниями » и постоянно устраивал им головомойки. Когда осенью 1807 года Бернадот, следуя просьбе голландского короля Людовика, отпустил от себя два голландских пехотных полка, Наполеон не преминул сделать ему выговор. Ганзейский проконсул оказал слишком большие почести свергнутому с гессенского трона курфюрсту – снова выговор.

Первый корпус Понте-Корво, насчитывавший в 1807 году около 40 000 человек, был рассчитан на нейтрализацию колеблющейся между воюющими сторонами Дании, но после того как англичане в сентябре 1807 года обстреляли и захватили на три дня Копенгаген, Дания сама перешла на сторону Франции. Так что Понте-Корво должен был действовать теперь в интересах датского королевства.

Дания долгое время пыталась сохранить свой нейтралитет, и когда вопрос для неё встал ребром, на чью сторону становиться, она без колебаний выбрала Англию, поэтому континентальная блокада и запрет на торговлю с Англией был для датчан абсолютно неприемлем. С другой стороны, и Англия в августе 1807 года совершила большую ошибку, выставив Дании непомерные требования предоставить в полное своё распоряжение до конца войны датский флот и Копенгагенскую и Крунборгскую военно-морскую базу. Когда Дания отказалась выполнить английские требования, последовало наказание в виде бомбардировки и оккупации датской столицы. Лондон практически вытолкнул датчан в крепкие объятия Наполеона.

2 августа Понте-Корво получил от императора следующие инструкции:

«Если Англия не примет посредничество России, Дания должна объявить войну (Англии. – Б.Г.), в противном случае я объявлю войну ей. В таком случае вам надлежит овладеть всей континентальной сушей Дании.., Язык вашей дипломатии должен быть следующим: вы постоянно выражаете сожаление по поводу того, что Англия открыла проход через Сунд (т.е. Эресунд. – Б.Г.) и позволила себе нарушить целостность порта, который датчане должны были рассматривать таким же неприкосновенным, как и всю свою страну».

17 августа Наполеон писал Бертье, что Понте-Корво всеми своими силами должен быть готов вторгнуться в Данию «либо ей на помощь, либо против неё». И когда наконец позиция датчан прояснилась, Понте-Корво доложил в Париж, что датчане отнюдь не жаждут прихода французской армии и «со страхом ожидают момента, когда эта помощь появится на датской земле». В Копенгагене уже знали, чего стоили обещания Наполеона и как алчен он был до чужих земелек.

В конце января 1808 года в Гамбург пришёл новый приказ Наполеона о том, чтобы Понте-Корво был готов к оккупации Сконской провинции Швеции и острова Готланд, в то время как французский посланник в Копенгагене должен был получить от датчан согласие на поддержку военных действий России в Финляндии и на участие в совместном вторжении на юг Швеции. Понте-Корво выслал своих людей в район Бельта и Эресунда, чтобы на месте убедиться, какие транспортные средства могли предоставить датчане для десанта на шведский берег. Идея участия в такой интересной военной операции привела князя в полный восторг, и он с большим энтузиазмом приступил к её реализации.

В результате разведки обнаружилось, что английский флот начинает сосредотачиваться в районе датских проливов, а в порту Гётеборга уже стояли шесть английских фрегатов. Но это нисколько не смутило маршала, и он уже видел себя и своих солдат марширующими не только по территории Сконе, но и по улицам Стокгольма. В его распоряжении, кроме датчан и голландцев находился ещё корпус испанской армии⁹⁵.

Примечание 95. 27.10.1807 г. в Фонтенбло между Францией и Испанией было заключено секретное соглашение о ликвидации Португалии как государства и разделе между собой её территории. После того как французская армия вошла в Лиссабон, португальский принц-регент Жоанс 15 000 человек бежал в Бразилию. Союз Парижа с Мадридом и объясняет появление испанских солдат на южных границах Дании. Конец примечания.

Однако реализовать все эти планы оказалось не так просто Во-первых, датский кронпринц хотя и согласился участвовать в войне против шведов, но отказался подчинить свою армию Понт Корво. Во-вторых, он настоятельно рекомендовал князю воздержаться от ввода своего корпуса в Ютландию: если английский флот перекроет Бельтские проливы, то французы окажутся в незавидном положении. И, в-третьих, даже если французам и испанцам удастся перебраться на о-в Зеландия, их там нечем будет прокормить. Кронпринц так разозлил Понте-Корво своими аргументами, что тот с угрозой в голосе ответил: «Ну, хорошо, тогда мы обоснуемся на Фюне, в Шлезвиге и Голгитинии!».

Наконец, план был согласован: Понте-Корво входит в Ютландию с 20–30 тыс. солдат, к ним присоединяется 6-тысячный датский корпус, а принц Кристиан Август с 5-тысячным корпусом осуществляет вторжение на шведскую территорию из Норвегии. Одновременно Дания стала уговаривать Швецию расторгнуть свой союз с Англией и сделала всё возможное для того, чтобы шведы не только помирились с русскими, но и стали их союзниками. Король Густав IV Адольф, однако, заупрямился, и 29 августа 1808 года Копенгаген объявил Стокгольму войну.

5 марта 1808 года первый корпус французской армии пришёл в движение. В авангарде шли бравые испанцы, к концу марта они прошли половину Ютландии и были уже у о-ва Фюн. Зима в том году стояла холодная, и Бельтские проливы покрылись толстым льдом. Испанцы собирались уже вступить на лёд, чтобы идти в Зеландию, как вдруг возникли непредвиденные препятствия. Британским корвету и бригу удалось освободиться ото льда, выйти из Гётеборга и заблокировать пролив Большой Бельт. Датчане вызвали линейный корабль «Принц Кристиан», самую крупную единицу своего военно-морского флота. «Принц Кристиан» попытался сперва обойти Зеландию с юга, но был вынужден повернуть обратно из-за сильного встречного ветра. Он пошёл на север, чтобы обогнуть Зеландию со стороны Эресунда, но встретил там 3 английских линейных судна, вступил с ними в бой и в результате неравных сил был захвачен противником. После этого блокада датских проливов лишь усилилась. Понте-Корво в середине марта с женой и сыном удалось пробраться в Копенгаген. По пути он получил из Парижа приказ не вводить в Данию всю армию, а только одну усиленную дивизию плюс испанцев, а что касается Зеландии, то Париж рекомендовал переправить туда всего лишь 1 французский кавалерийский полк и два пехотных испанских полка. Это коренным образом нарушало всю диспозицию частей и весь порядок спланированной им операции.

В Копенгагене Понте-Корво нашёл тёплый приём, кронпринц Фредерик, ставший к этому времени королём Фредериком VI, уделил ему особое внимание. Впрочем, когда датский король узнал о том, какие приказы получил князь от своего императора, радость тут же пропала и сменилась большим разочарованием. Король стал уговаривать Понте-Корво не обращать внимания на приказ и продолжать выполнять план в том виде, как он был задуман: когда Наполеон узнает, что Большой Бельт проходим сейчас, и не раньше и не позже, он одобрит действия своего маршала и губернатора. Но Понте-Корво уже был не тот, что раньше, да и верховная власть в Париже была другая, так что он ответил королю Фредерику, что нарушать инструкции не имеет права.

В феврале 1808 года русский генерал М.Б. Барклай-де-Толли (1761–1818) приступил к завоеванию Финляндии, и Наполеон отдал приказ Понте-Корво начать вторжение в Швецию. Но время было уже упущено⁹⁶. Начались весенние паводки, лёд на датских проливах взломался, и в проливе между Зеландией и Фюном появился английский фрегат. Путь через Фюн французам был отрезан, и Бернадоту пришлось менять маршрут. Он двинул свои части на юг через Вордингборг, где его с семьёй посадили на утлую лодку и мимо о-ва Альс переправили прямо в Голштинию, откуда он поспешил сразу в Гамбург.

Примечание 96. Л.У. Лагерквист полагает, что Наполеон специально сорвал запланированную им самим операцию против Швеции, поскольку пришёл к выводу о целесообразности дать русским одним увязнуть в Финляндии. Ему вторит А. Палмер, утверждающий, что Наполеон и не думал высаживать свой смешанный франко-испано-датско-голландский десант в Сконии. Конец примечания.

К этому времени относится первая оценка маршалом положения в Швеции. Он сообщает в Париж, что дворяне недовольны королём Густавом IV Адольфом, в то время как клир ему верен, а городское население симпатизирует идеям французской революции. Шведские же крестьяне необразованы и подвержены любому воздействию. По мнению Бернадота, вторжение французов и датчан в Швецию вызовет непредсказуемые последствия. Оно может вызвать у населения подъём патриотических чувств, разжечь старую ненависть к датчанам и затруднить проведение всей операции.

Похоже, последние указания Парижа окончательно разочаровали маршала-наместника, и большого энтузиазма по поводу высадки в Швеции он уже не испытывал. Вероятно, он уже догадывался, что Наполеон затеял какую-то свою игру, в которой ему было важно демонстрировать свои союзнические обязательства перед Россией, но ничего не предпринимать в их осуществление. Поэтому, когда 15 марта поступил приказ Бертье об ускорении перехода Бельтских проливов и Эресунда, как это в своё время сделал шведский король Карл  X, Бернадот язвительно ответил, что природного феномена, который сопутствовал успеху шведа 150 лет тому назад, в данный момент не наблюдается. Лёд на проливах давно взломался, а в них появились английские фрегаты.

Какова же стала судьба вошедшего в Данию «ограниченного контингента» наполеоновских войск? Начнём с испанцев. Во главе 12-тысячного испанского корпуса стоял генерал-лейтенант маркиз де ла Романья, принадлежавший к одному из древних и знатных испанских родов, человек в возрасте около 40 лет, крепко сложенный, незаурядный, умный, образованный и храбрый. Он много путешествовал, учился в Гёттингене, был хорошим математиком, занимался филологией и неплохо знал европейскую литературу. Под маской легкомыслия и юмора скрывалось разочарование испанским королевским двором и его упаднической политикой.

Зиму 1807–1808 годов маркиз провёл в Гамбурге вместе с Понте-Корво. Всё свободное время он проводил в городской библиотеке и рылся в книгах, приводя в недоумение местных жителей загадочностью своей личности и знанием старой немецкой литературы. Как вспоминал один гамбуржец, «Романья, очевидно, имел гордое намерение отличаться испанским благородством и в этом отношении превзойти самого Бернадота». Бернадоту же испанец очень понравился, и они стали большими друзьями⁹⁷.

Примечание 97. Романья жил у одного гамбургского купца и в знак благодарности за постой захотел вознаградить своего хозяина, но тот от денег отказывался, ссылаясь на то, что все расходы по содержанию маркиза несёт магистрат города. Тогда маркиз обратился к немцу с просьбой приобрести «для одной дамы» драгоценную вещицу, причём на деньги просил не скупиться. Когда хозяин принёс ему дамское ожерелье, он вызвал его супругу и заставил принять подарок. Конец примечания.

12 февраля 1808 года испанцы, предводимые маркизом де ла Романья, выдвинулись к датской границе и миновали Фленсбург. Стояли крепкие морозы, в поле дул пронизывающий до костей сырой ветер, и испанцы жестоко страдали от холода. Во главе полка Гвадалахара на маленькой лошадке с выражением неимоверного страдания и терпения на лице ехал длинный тощий полковник – настоящий Дон-Кихот, за ним плёлся штаб, солдаты, и весь этот поход со стороны выглядел настоящим донкихотством. Без знания местного языка испанцы постоянно сбивались с пути и с трудом добирались до места отдыха и ночёвки. К тому же испанцы уже знали, что Наполеон с помощью испанского премьер-министра Мануэля Годоя начал делать подкоп под испанского короля⁹⁸, а потому они жестоко ненавидели Наполеона и продажных испанских политиков, по воле которых они оказались теперь игрушкой в руках французов вдали от своей родины.

Примечание 98. 2 мая 1808 г. Наполеон вынудил Фердинанда VII отречься от престола, после чего в Испании вспыхнуло восстание и началась освободительная война против французов. Конец примечания.

К марту испанские части расположились в центре Ютландии, в то время как французы были дислоцированы южнее, в их тылу. На всякий случай. Как только в Испании началось антифранцузское восстание, маркиз принял решение встать на их сторону. Разыгрывая роль преданного союзника французов, он поставил в известность о своём решении вышестоящих начальников и связался с английским адмиралом Китсом. Наполеон и Бертье до последнего момента скрывали перед Бернадотом информацию об истинном положении вещей в Испании и тем самым способствовали его заблуждениям в отношении Романьи.

В середине июля 1808 года маршал получил от генерального полицейского комиссара в Антверпене Бельмара сообщение о том, что Англия планирует оторвать корпус Романьи от французов, и что Романья питает проанглийские настроения. Бернадот, до конца веривший в честность и благородство испанского гранда, ознакомил Романью с письмом Бельмара, и тот решительно отверг все «инсинуации» в свой адрес и полностью оправдался перед своим французским начальником.

В конце июля Бернадот с супругой, со всем штабом и с семьёй Бурьена уехал поправлять своё здоровье в Травемюнде, откуда он 1 августа пожаловался Бертье на нелояльное поведение датской прессы, слишком раздувавшей, по его мнению, непорядки в испанском корпусе. Он писал, что его доброе отношение и доверие к союзникам непременно окажут на них позитивное влияние.

Первый серьёзный сигнал о неблагополучии в испанском корпусе Бернадот получил 4 и 5 августа после того, как испанские солдаты и офицеры на Фюне отказались присягать на верность новому испанскому королю, свояку Бернадота Жозефу, «переброшенному» с неаполитанского на мадридский трон. Берна-дот, вместо того чтобы поспешить к месту событий, отправился в Рендсбург и оттуда стал посылать к Романье своих адъютантов с «отеческими упрёками». Через два дня произошёл бунт испанцев в Роскильде (Зеландия), но и тут Бернадот в предположении, что бунт скоро подавят, из Рендсбурга не тронулся, передвинув лишь на всякий случай единственную французскую дивизию к Кольдингу и Фредеричии. А потом пришли известия, которые уже не оставляли никаких сомнений в измене Романьи. Тогда Понте-Корво кинулся к Кольдингу, но было уже поздно⁹⁹.

Примечание 99. Пребывание Бернадота на «травемюндских водах» обошлось свободному городу Любеку в 27 тыс. марок, которые он так никогда с него не получил. Конец примечания.

Ещё в июле Романья вступил в контакт с католическим священником Робертсоном, а через него – с командованием английской эскадры. Когда весть об измене по неосторожности одного офицера стала распространяться по Дании, а Романья 6 августа получил от Бернадота первое «отеческое увещевание», стало ясно, что дальше терять время было опасно. 7 августа испанское командование провело военный совет и отдало приказ по всем своим частям в Ютландии собираться в Нюборге. Испанцы захватили датскую крепость Нюборг, а англичане – порт Нюборг, и 9–10 августа испанцы стали переправляться на о-в Лангеланд. В тылу у датско-французских союзников появился плацдарм противника.

Испанский генерал Кинделан (по национальности швейцарец), на словах присоединившийся к восстанию, а на деле сумевший бежать к французам в Кольдинг, доложил Бернадоту о подробностях дела. Его письмо пришло к Бернадоту в Рендсбург 8 августа. По приказу маршала на север бросились французские полки дивизий Буде и Дюпа, но было уже поздно. Им удалось перехватить в Ютландии только 1 полк испанской пехоты, в то время как в Зеландии датчане разоружили ещё 2 полка и держали их на положении пленных.

11 августа Бернадот стоял на берегу Малого Бельта, 12 числа он был уже в Оденсе, а 13 августа первые французские части появились в Свендборге. Но они опоздали. Лангеланд был рядом, но добраться до него через воду не было никакой возможности. Большая часть испанского корпуса (около 10 000 человек) до 21 августа на глазах у французов погрузилась на английские суда и переправилась в Гётеборг, откуда испанцы скоро отправились в Испанию¹⁰⁰.

Примечание 100. Страна с восторгом приветствовала своих земляков, которые тут же влились в ряды восставших. Маркиз де ля Романья до победы не дожил и погиб в Португалии, где он при содействии англичан сколачивал новый корпус. Конец примечания.

При бегстве из Дании возникли трудности с погрузкой великолепных андалузских коней на суда – их было около 1100 голов. Ни маркизу Романья, ни самому последнему солдату и в голову не приходило застрелить животных, и их всех отпустили на волю. На некотором расстоянии паслись датские кони, и когда андалузцы увидели скандинавов, они построились в атаку, как будто руководимые своими всадниками, и поэскадронно, как были обучены, напали на них. Прогнав местных коней, испанские кони стали драться между собой, и скоро всё поле покрылось их искалеченными крупами. Не в силах наблюдать за страданиями бедных животных, Романья отдал приказ пристрелить их. Но не у всех солдат поднялась рука на своих любимцев, и испанцы уже с бортов кораблей наблюдали за тем, как оставшиеся кони уничтожают друг друга. Удивительный случай массового самоубийства животных!

Наполеон не преминул выразить ганзейскому проконсулу своё неудовольствие. В письме царю Александру он сообщил, что уход испанского корпуса из Дании лежит полностью на совести маршала Бернадота, который слишком доверился Романье и не выполнил его личный приказ о расчленении корпуса и организации за ним строгого контроля. Наполеон почему-то забыл проинформировать царя, что именно он весной отдал приказ Бернадоту перебросить испанцев в Ютландию, на Фюн и Зеландию, а французские дивизии – в Данию не вводить, а держать их в Голштинии и в Ганзее.

Оставшаяся часть проконсульства Понте-Корво – осень 1808-го – первый месяц 1809 года – прошли для проконсула в праздничном безделье. У него отняли дивизию Буде и голландскую дивизию. 15  августа в Гамбурге торжественно, с большой помпой, отпраздновали день рождения императора. В середине февраля из По пришло известие о кончине 7 января 84-летней мадам Бернадот — матери князя Понте-Корво, а управляющий княжеством Понте-Корво доложил его владельцу о том, что там по этому поводу была отслужена торжественная заупокойная месса.