Часть вторая.
БЕРНАДОТ CONTRA НАПОЛЕОН

9. НА СЛУЖБЕ У ДИКТАТОРА.
ЗАПАДНАЯ АРМИЯ

Когда генерал Сарразэн в воскресную после переворота ночь возвращался домой в Шато-Фрагьер, находившееся в Вилльнёв-Сен-Жорж, он увидел около своего дома знакомую фигуру Бернадота, а рядом с ним – какого-то мальчика. При ближайшем рассмотрении мальчиком оказалась Дезире. Супруги попросили Сарразэна спрятать их на время (сына Оскара они, вероятно, оставили на тётку Жюли), и Сарразэн отвёл их в свой дом. Когда он на следующий день пошёл в Люксембургский дворец, там его встретил Наполеон и сказал, что если он увидит Бернадота, то должен передать, что он всегда рад считать его своим другом. Ж. Фуше уже 11 ноября доложил патрону о местонахождении Бернадотов, а тот через Жозефа дал знать беглецу, что по-прежнему считает его своим другом. Тем не менее Бернадот ещё двое суток, пока не получил письмо от Жозефа Бонапарта, не выходил из дома Сарразэна. К чести Бонапарта следует заметить, что он не стал подвергать кого-либо из своих противников преследованиям – пока. Ему нужно было объединить вокруг себя всех способных и энергичных людей, и если они захотят служить ему, то он найдёт им место во власти. Корсиканское чувство клановости ускорило примирение со строптивым свояком. И Бернадот, «поломавшись» для вида три дня, позволил Жозефу и Дезире уговорить себя вернуться в Париж. 20  января 1800 года он появился в доме у свояка в Мортефонтэне, где праздновали свадьбу Каролины Бонапарт с Йоакимом Мюратом.

Примирение с Наполеоном было, вероятно, полным, потому что оно позволило Бернадоту рьяно добиваться освобождения арестованных депутатов Законодательного собрания и защиты своих друзей. В частности, ему удалось вычеркнуть из списков предназначенных к депортации якобинцев имя Журдана. Аббат Сиейес по поручению Наполеона приступил к разработке новой конституции – конституции так называемые консульства. 24  декабря 1799 года она вступила в силу, Директория упразднялась, и страной стал править триумвират консулов, из которых главным стал, естественно, Наполеон Бонапарт. Вместе с двумя другими консулами и Государственным советом (правительством) он мог назначать всех должностных лиц страны.

Среди военных – единственной прослойки общества, которая искренно поддержала Наполеона во время переворота, — началось брожение и недовольство: как так получилось, что один человек, такой же, как и они сами, узурпировал власть в стране и правил как диктатор? Люсьен Бонапарт и Бернадот на первых порах полагали, что Наполеон станет французским Джорджем Вашингтоном, но просчитались: тот сделался французским Оливером Кромвелем. Первый консул отлично знал об этих настроениях и стал немедленно избавляться от бывших своих сторонников: Сен-Сир с дивизией отправился в Португалию, Ланн уехал послом в Лиссабон, Брюн – в Константинополь, МакДональд – в Копенгаген. Но мстить никому Наполеон не стал. Он делал ставку на достижение в стране консолидации независимо от принадлежности к партиям людей, которые захотят поддержать Консульство.

Бернадот, хоть и не сразу, а только через месяц после событий ставший не без помощи Жозефа Бонапарта членом Государственного совета – центрального органа новой власти, какое-то время работал в военной его секции, занимаясь разработкой нового закона о рекрутах, но скоро получил предложение выехать в армию под Дижон, непосредственно подчинявшуюся Наполеону. Бернадот от этого назначения отказался, и тогда диктатор отправил его в Западную армию. Уже цитировавшийся выше Бурьен писал, что первый консул всеми способами хотел удалить не поддержавшего переворот 18 брюмера и строптивого генерала подальше от Парижа. Т. Хёйер считает такое предположение маловероятным, ибо Бернадот сам искал себе занятия и фактически сам предложил себя на пост командующего Западной армией.

Ещё в 1798 году шла речь о высадке в Англии, и вот теперь первый консул назначил Бернадота командиром экспедиционного корпуса в надежде, что генерал наделает ошибок, и тогда его можно было бы привлечь к ответственности. Вскоре, однако, всем стало очевидно, что бросок через Ла-Манш французам был не по зубам и не по карману, и идею десанта окончательно похерили. А Бернадота послали усмирять мятежную Вандею и сторожить побережье Франции от высадки английского десанта – авось и там он сломит себе голову!

Война с местными крестьянами главным образом развернулась по левому берегу Луары, в Анжу, и по берегам Пуату. Революция, кроме бед и оскорблений обычаев, ничего не дала этому дикому краю, в котором издавна господствовали патриархально-феодальные порядки. Священник и помещик в глазах безграмотных крестьян были наместниками Бога и Короля на Земле, и другого начальства никто из них знать не хотел. Вандея жила изолированно от всей Франции, и её нисколько не трогало, что там происходит в Париже. Вандейцы лишь знали, что их любимого короля убили, и теперь они воевали против тех, кто это сделал. Война приняла затяжной характер, потому что мятежников поддерживало всё население.

18 марта был подписан приказ о назначении Бернадота командующим Западной армией, а 17 апреля 1800 года он приступил к исполнению своих обязанностей в Вандее, сменив на этом посту Брюна. Начальником штаба у него стал генерал Тилли. К этому времени первый консул провёл с руководителями инсургентов переговоры, в результате которых в провинции в обмен на прекращение военных действий всем мятежникам была объявлена амнистия. В лесах остались лишь самые заядлые бандиты, для которых война, грабежи и беззаконие стали уже способом жизни. Их банды подлежали уничтожению. Эта задача и была возложена на боевого генерала Бернадота.

Самый опасный, фанатичный и жестокий вождь шуанов Жорж Кадудаль, крестьянский сын, весной 1800 года сбежал в Англию и договорился там с графом Артуа, будущим королём Карлом X, о том, чтобы поднять в Вандее новое восстание, скомбинированное с роялистским переворотом в Париже. В начале июня он появился в Вандее. Наполеон проинструктировал Бернадота о необходимости проведения в отношении населения умеренной политики и по возможности избегать репрессивных мер, особенно в отношении священников.

Наполеон в ночь на 6 мая отправился в Дижон в так называемую резервную армию, которую после подготовки он намеревался ввести в потерянную – благодаря суворовским войскам – Италию. «Я снова хочу подвергнуть себя батальным опасностям», – сказал он перед отъездом Бернадоту, – «и кто знает, что может случиться со мной. Если погибну, вы с сорока тысячами окажетесь у ворот Парижа... в ваших руках будет находиться судьба республики». Был ли искренен первый консул, признавая соперника своим преемником у кормила власти? В искусстве лицемерия у него не былоравных! Но как бы то ни было, отношения между обоими соперниками с этого момента стали улучшаться – во всяком случае, внешне.

Армия, в которую приехал Бернадот, вместо 40 едва насчитывала 18 тысяч и находилась в жалком состоянии. Солдаты месяцами не получали жалованья, голодали, ходили оборванные и грязные и в стремлении выжить добывали себе средства пропитания у местного населения, что приводило к нежелательным эксцессам. Вандейцы снова стали собираться на тайные сборища и доставать из тайников припрятанное оружие. Результаты перемирия и амнистии сводились на «нет», и в провинции вот-вот должна была эпять вспыхнуть война. Особенно упорно сопротивлялись пасификации служители церкви, и Бернадот уже приходил к мнению э том, чтобы вместо амнистии применять к ним более суровые меры, например, трибуналы.

Основные свои усилия Бернадот направил на то, чтобы искоренить причины недовольства как среди солдат, так и населения. Гам, где можно, он вёл переговоры с местными предводителями, там же, где считал необходимым, применял силу, а в отдельных эайонах ввёл-таки трибуналы. Он разъезжал по провинции и беседовал с населением, уговаривал крестьян, обещал им помощь и справедливость. Он пришёл к выводу, что карательные экспедиции и конфискация оружия были мало эффективны, и добился от правительства того, чтобы за добровольную сдачу крестьянами эружия выплачивались деньги. К концу августа 1800 года появились первые, хотя и скромные, позитивные результаты. Одновременно с этим Бернадоту приходилось заниматься и борьбой с английскими десантами, и охраной всего северозападного побережья Франции. В июне 1800 года, после разгрома датского флота и расстрела Копенгагена⁶⁵, здесь появился флот Англии с 18-тысячным десантом. Подразделения Западной армии метались по берегу и пытались помешать высадке противника. Решающий бой произошёл под Кибероном, там французы не дали зысадиться англичанам на сушу и заставили их вернуться на коэабли. Только близ о-ва Нуармутье англичанам удалось высадить эольшую группу французских эмигрантов во главе с Кадудалем. К счастью, боевой дух мятежников к тому времени уже иссяк, и зажечь пламя нового восстания шуанов Кадудалю не удавалось. Попытки англичан закрепиться на французском побережье тоже ютерпели неудачу.

Примечание 65. 2 апреля 1801 года, в ответ на создание так называемой Северной коалиции (Россия, Швеция, Пруссия и Дания), английский флот предпринял нападение на датскую столицу. Конец примечания.

Летом 1800 года к генералу приехала супруга с сыном и поселилась в епископском дворце в Ренне. Здесь на неё сильное впечатление произвели местные обычаи и постоянная опасность. По сообщению Изарна, Дезире иногда переодевалась в офицерский мундир и сопровождала мужа на конных прогулках. Уезжая в Париж, она договорилась с адъютантами мужа о том, чтобы они хорошенько присматривали за ним. Потом Жерар и Морэн писали ей письма и докладывали, как они остерегают своего шефа: в комнате рядом со спальней Бернадота всегда ночевал адъютант, во время поездок вместе с генералом всегда спал Жерар, а на лестницах и под окнами спальни стояли часовые; на прогулках генерала сопровождали 5–6 самых верных людей, одетых в такие же мундиры, что и сам объект охраны – чтобы террористы и бандиты не сразу узнали, кто из них Бернадот. Аналогичные меры безопаности принимались на приёмах посетителей, во время завтрака, обеда и ужина и купания в ванне. Морэн успокаивал генеральшу, что жизни её супруга ничто не угрожает, потому что он пользуется в Вандее огромной популярностью. (Насчёт популярности высказываться воздержимся, но факт, что ни одной попытки покушения на жизнь генерала за всё время его службы в Вандее не было).

Супруги находились в постоянной переписке друг с другом. Их письма, по свидетельству Хёйера, демонстрируют тёплые сердечные отношения. Бернадот советует Дезире не засиживаться дома и больше выходить в свет – ведь жизнь так скоротечна, и нужно сполна воспользоваться её благами. Он призывает её развивать свои музыкальные и танцевальные способности. Супруги живо обсуждают сына, которого настала пора отнимать от груди и вакцинировать от оспы. Много строк занимают советы супруга обратиться к зубному врачу и вытащить у Оскара больной зуб: лучше пострадать один раз, чем долго мучиться. К тому же больной зуб так портит внешний вид! Это замечание подвигло-таки трусиху Дезире пойти к дантисту. Правда, окончательно убедить её в этом помог корсиканец Чиаппе, общий друг супружеской четы Бернадотов. Генерал благодарит Чиаппе за помощь, а супруге пишет, что тот слишком часто стал у неё бывать⁶⁶.

Примечание 66. Анж Чиаппе (Ange Chiappe), 41-летний корсиканец, экс-депутат Конвента и Совета 500, последовательный противник Наполеона, пользовался репутацией человека полезного и покладистого, к семье Бернадотов пристал в основном по политическим соображениям, хотя полиция, под постоянным наблюдением которой он находился, не упускала возможности делать по этому поводу скабрёзные намёки на егоблизость с Дезире. Т. Хёйер считает, что эти намёки, подхваченные досужими историками, не имели под собой ни малейшего основания. Конец примечания.

В этот период Бернадот продолжал заниматься самообразованием и пополнять свои знания. Осенью 1800 года он составил записку о возможной ликвидации крепости Филиппсбург, в которой цитировал Морица Саксонского, Ллойда и др. авторитетов в области фортификации и военного искусства. Швейцарский публицист Этьен Дюмон в 1801 году после обеда, на котором присутствовал Бернадот, сказал, что был впечатлён его деятельностью и огромным влиянием на солдатскую массу, и что его беседа за столом выдавала в нём вполне образованного человека. Приятное признание для бывшего гренадера полка Рояль-Марин!

Между тем к лету отношения между первым консулом и командующим Западной армией стали снова заметно портиться. Если раньше Бонапарт заканчивал свои письма к нему дружеской фразой «Je Vous salue et Vous aime» и приветами Дезире, то уже в письме от 18 июля он ограничился коротким «Je Vous salue»⁶⁷, a потом тексты посланий и вовсе становились всё суше и холодней, пока к концу года переписка не прекратилась вовсе.

Примечание 67. Соответственно «Я Вас приветствую и обнимаю» и «Я Вас приветствую». Конец примечания.

Одной из причин этого могли служить напряжённые отношения Бернадота с военным министром Л. Карно и постоянные жалобы на него первому консулу, который к этому времени уже, вероятно, задумал Западную армию упразднить, а также доклады полиции о причастности генерала к интригам против первого лица Консульства.

В сношениях с Карно Бернадот избрал весьма резкий и вызывающий тон, напоминая ему о том, что он – член Государственного совета и генерал-аншеф, а тот – всего лишь какой-то кабинетный генерал, который плохо понимает запросы простых солдат и к тому же в прошлом был на хорошем счету у якобинцев, а после 18 брюмера попал в опалу. Явно недозволенный приём критики! Как будто сам генерал не пребывал в точно таком же положении!

«Мы более не живём во времена , когда донос или неприязнь могущественного властителя означали смертный приговор... Во всяком случае, я могу только высказать Вам сожаление, что Вы не отдаёте справедливости человеку, участие которого к Вам в Ваших бедах всегда следовало за Вами и который снисходительно относился к Вашей политической карьере».

Вот такой залп красноречия «выдал» генерал-аншеф в адрес своего коллеги, пытавшегося высказать своё мнение.

Долго испытывать терпение Карно не пришлось – его скоро «ушли» в отставку. Но перед уходом он «хлопнул дверью» и, со своей стороны, успел лягнуть Бернадота, доложив первому консулу о том, что в районе действия Западной армии против Наполеона плетутся интриги и что «генерал-аншеф» смотрит на это более чем снисходительно. Всё это нервировало Бернадота и вносило дополнительные трения в отношения с Парижем. 6 сентября 1800 года он попросил Наполеона перевести его на открывавшийся португальский фронт, но тот решил отправить туда своего зятя, мужа сестры Полины генерала Леклерка.

К октябрю обстановка в районе действия Западной армии стабилизировалась и Бернадот вернулся в Париж, откуда управление армией осуществлял до апреля 1801 года. Пребывание в Париже Бернадот пытался использовать для получения назначения в Италию, предложив на своё место Й. Мюрата, но Мюрат, зять Наполеона, наотрез отказался рокироваться с ним и сам отправился командовать Итальянской армией. Это сильно ударило по самолюбию беарнца: получалось, что первый консул при назначениях на важные посты руководствовался не заслугами генералов и пользой дела, а исключительно родственными соображениями.

Бернадот попытался заручиться поддержкой Наполеона, чтобы получить назначение в Сан-Доминго, но неожиданно туда за какие-то провинности, вместо обещанной Португалии, послали Леклерка. В ноябре Леклерк, отправляясь за границу, по пути в Брест посетил Бернадота в Ренне. Встреча была холодной, Бернадот не мог простить Леклерку, что тот перешёл ему дорогу. А зря! Осенью 1802 года Леклерк умрёт от жёлтой лихорадки, а вся вест-индская затея Наполеона закончится полным фиаско.

10 октября 1800 года на первого консула в опере должно было произойти покушение, исполнителем которого стал корсиканец Жозеф Арена. В числе сообщников Арены был заподозрен итальянский скульптор Джузеппе Черакки (Ceracchi), знакомый Бернадота. Дело было, по мнению Хёйера, сфабриковано полицией Фуше, который использовал в этих целях агента-провокатора Хареля. Провокатор сделал донос на многих видных якобинцев, включая Массену, Ланна, Саличетти и Бернадота. Поскольку заговор был раскрыт сразу после высылки из страны активных якобинцев, подозрение пало на Бернадота. Его имя внесли в так называемые проскрипционные списки, и он должен был, по всей видимости, разделить судьбу своих многих коллег-генералов. После ареста Черакки полиция Фуше вплотную занялась Бернадотом, пытаясь инкриминировать ему соучастие в покушении и финансировании террористов. Когда Бернадот подъезжал к Парижу, подчинённые Фуше допрашивали Дезире.

Какая же связь существовала у Черакки с Бернадотом? Дело в том, что генерал прошлой зимой заказал у скульптора свой бюст⁶⁸ и дал ему задаток! В конце концов, следствие было прекращено за неимением улик. Помогли родственные связи: с помощью свояка Жозефа имя Бернадота из списков неблагонадёжных было вычеркнуто, но не из памяти первого консула.

Примечание 68. Бюст Ж.-Б. Бернадота работы Черакки хранится теперь в его музее в По. Сам скульптор 31.01.1801 г. был казнён. Конец примечания.

24 декабря 1800 года на диктатора было совершено второе и тоже неудачное покушение. Во время проезда кортежа первого консула на одной из улиц Парижа взорвалась бомба. Когда Наполеона спросили, кто в случае его смерти должен будет сменить его на посту первого консула, он ответил:

– Генерал Бернадот. Он, как и Антоний, продемонстрировал бы возбуждённой толпе окровавленную тогу Цезаря⁶⁹.

Примечание 69. Так свидетельствует, во всяком случае, мадам де Сталь, которая якобы лично услышала эти слова из уст Наполеона. Конец примечания.

Пожалуй, первый консул был прав: Бернадот продемонстрировал бы французам не только кровавый мундир Наполеона, но, возможно, и его голову.

В апреле 1801 года, после того как удалось помочь освободить из тюрьмы арестованного ранее отца известной содержательницы парижского салона мадам Жюльетт Рекамье, генерал Бернадот вернулся в Западную армию. К этому времени генерала Тилли сменил товарищ Бернадота и убеждённый республиканец генерал Эдуард-Франсуа Симон. На восточных фронтах дело шло к миру, и единственным неспокойным местом во Франции оставался район дислокации Западной армии. Бернадот всё ещё надеялся, что в ближайшем времени состоится высадка в Англии. Наполеон собирался назначить во главе экспедиции Бернадота, Массену и Ожеро, и в Париже мрачно шутили, что главная цель всей затеи первого консула заключалась в том, чтобы все три якобинца нашли наконец свою смерть.

Супруга Дезире, вероятно уставшая от роли ревнивой львицы, стоящей на защите своего льва-героя, сразу окунулась с головой в светскую жизнь. Её всё время видели в салонах Парижа в сопровождении 49-летнего холостяка адмирала Лорана Трюге (Laurent Truguet) и Чиаппе.

21 мая 1802 года в связи с заключением мира с Англией Наполеон дал указание упразднить Западную армию за ненадобностью. 9 августа Западная армия была распущена, и Бернадот 10 октября снова вернулся в Париж, ожидая получить хоть какое-то новое назначение, но время шло, и, казалось, никто в его услугах больше не нуждался. Впрочем, одно предложение поступило: поехать генерал-капитаном на о-в Гваделупу, но посылать туда полного и заслуженного генерала было всё равно, что стрелять по воробьям из пушки. Бернадот, естественно, от такой чести отказался. Отверг он также и предложение занять пост посла в Константинополе – с него хватило венского опыта! По приказу Наполеона Бертье начал в армии чистку, чтобы изгнать из её рядов всех республиканцев. Вероятно, для защиты республики первый консул в её сторонниках не нуждался, а собирался найти опору в её противниках. Бернадот ждал, когда Бертье доберётся и до него. Чистки от «неблагонадёжных элементов» полным ходом шли в государственном аппарате, в судах, в представительных учреждениях. Первый консул расчищал себе путь для пожизненного консульства и готовил базу для примирения с Ватиканом.

Люсьен Бонапарт в своих мемуарах (со слов брата Жозефа) описывает беседу, которую в это время первый консул имел со старшим братом Жозефом. Жозеф пришёл убедить Наполеона в том, что Бернадот – умный и порядочный человек и что ему следовало бы подыскать какое-нибудь подходящее занятие.

– Так-так-так, – произнёс первый консул, – если эта дурная южная голова не прекратит осыпать моё правительство упрёками, то вместо какого-нибудь назначения, о котором он ходатайствует,я прикажу его расстрелять на площади Каруссель.

– Вы хотите, чтобы я с этим пошёл к нему? – спросил Жозеф.

– Нет, – уже более благодушно сказал Наполеон, – это совет, который я даю вам, его другу и свояку, чтобы вы посоветовалиему вести себя поумней и осторожней.

Жозеф пожал плечами, пошёл к Бернадоту и пересказал свой разговор с братом. Занесенный над головой меч снова просвистел мимо. Угрозы со стороны диктатора были всего лишь словами, и посягнуть на жизнь Бернадота он не смел. Но отношения междусоперниками от этого лучше не стали.