"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"
(Фрэнсис Бэкон)
Золотов Юрий Александрович
Академик РАН
…Выйдя на склоне дня из Мессинского пролива, теплоход взял курс на запад, на Барселону, чтобы ночью пересечь эту часть Средиземного моря. И тут в надвигающихся сумерках – фантастическое зрелище. Чуть севернее Сицилии есть остров-вулкан, из моря торчит огромная скала, а над ней фейерверки, взрывы – вулкан действующий. Трюк для туристов: теплоход идёт в непосредственной близости от острова, все пассажиры на левой стороне палуб, но четырнадцатипалубньй теплоход не опрокинуть. Зрелище впечатляющее.
Но нельзя теперь не вспомнить, как в начале 2012 года итальянский капитан посадил на скалы похожий туристский теплоход недалеко от Ливорно; хотел пройти поближе к берегу! Впрочем, чего именно он хотел, не очень ясно, так как вроде бы в роковой момент находился не на капитанском мостике, а в ресторане в обществе молодой дамы.
Маршрут нашего круиза был замечательный: Рим – Неаполь (с поездкой в Помпеи) – Дубровник – Венеция (два дня) – Мессина – Барселона – Канн (с поездкой в Монако) – Ливорно (с поездкой в Пизу и Флоренцию) – Рим.
В Риме, куда мы прилетели за два дня до начала круиза, было довольно жарко, хотя и терпимо. В первый день ходили по интересным местам, как все туристы, потом проголодались и зашли в обычную пиццерию. Заказали три «Маргариты»; по пицце каждому. Очень быстро появились огромные тарелки, едва умещавшиеся на небольшом столике. У меня ощущение такое, что мы до сих пор сыты этой «Маргаритой». Нет, нет, без всякой иронии, пицца была отличная, вкусная-вкусная; но очень, очень большая. Мы сидели долго. Ну как же – хорошая пицца в рядовом римском ресторанчике, спешить особенно некуда. Одним словом, простая радость. Запивали, кажется, пивом, по-простому, но до чего же хорошо! Как немного подчас нужно человеку, чтобы испытать радость жизни. Потом на теплоходе в блестевшем всем, чем можно, ресторане с белой-белой скатертью на огромном круглом столе, который обслуживали три официанта чуть ли не в смокингах, были изысканные и разнообразные блюда. Но что они на фоне обычной пиццы для как следует проголодавшихся и благодушно настроенных туристов!
Поднимались на крышу собора Святого Петра, я это делал, кажется, в третий и четвёртый раз. Мне вообще нравится куда-то подниматься, на соборы особенно. Дважды я был на крыше Миланского собора, смотрел на Венецию с башни, что на площади Сан Марко; вот почему-то не поднимался на Кёльнский собор; может быть, туда нельзя? Или времени не было? Или сил? Вид с собора Св. Пётра в хорошую погоду – великолепный. В одну сторону – прямо внизу Ватикан. С другой стороны – огромный город на холмах. Было семь холмов, теперь, наверное, куда больше, город растёт. Площадь перед собором с её знаменитой колоннадой, прямая улица за ней; всё стоит веками, всё это видели миллионы, миллионы раз фотографировали и описывали; а плевать – вы восхищаетесь всё равно, каждый ведь воспринимает вечный город по-своему.
Тут, по контрасту, вспоминаешь ощущение, которое испытываешь, когда находишься внутри нью-йоркской Статуи свободы и поднимаешься по узкой металлической лестнице. Вида никакого; железо; кругом железо. И зачем туда лезть? А ведь лезут; и я полез. Нет, соборы лучше.
Да, так вернёмся к круизу. Плавсредство я называл теплоходом. Но теплоход – это как-то обычно, по-будничному; не годится это название. Судно ещё хуже. Теперь говорят «лайнер»; звучит солидно, возвышенно. Достойно. Придётся так и говорить. Я уже написал про четырнадцать палуб. Когда теплоход, пардон – лайнер, стоял в Венеции, он казался больше всей Венеции. Ну не больше, так выше. Выше всех домов Венеции, его было видно издалека. Одним словом, грандиозное это было плавсредство. Пассажиров три тысячи, команда – две тысячи. Несколько ресторанов; театральный зал; картинная галерея, где можно не только смотреть картины известных художников, но и купить их; магазины; два или три бассейна на верхней палубе.
У нас на троих хорошая каюта – не только с окном, а не с иллюминатором, но и с дверью на собственный балкон. На балконе можно сидеть – читать или любоваться морем. Каюту ежедневно приводят в порядок два стюарда; кажется, они филиппинцы. Из банных полотенец, которые постоянно меняются, они делают фигуры разных животных (попробуйте – ничего не получится, я пробовал), и ставят эти фигуры на широкую кровать. Стюарды как-то умеют выбрать время для уборки, когда нас нет.
...Старую часть Дубровника мы обошли кругом по крепостной стене; был солнечный день, море казалось неправдоподобно синим, камень, из которого сложены стены, да и большинство домов, на солнце казался намного светлее, чем был на самом деле. И здесь наш лайнер возвышался невероятной глыбой над морем и городом.
В Хорватию теперь часто ездят отдыхать: море, горы, интересные экскурсии, хорошо кормят. Я вспомнил, что в советское время приезжал на конференцию в Сплит, это севернее Дубровника, тоже любопытный город. Там запомнился художественный музей, у меня сохранились открытки с его экспонатами. Это была ещё неразделённая Югославия.
Утром пришвартовались в Барселоне. Я в этом городе был и раньше, и не один раз, но жена Галя и внучка Маня здесь впервые. Конечно, посмотрели всё, что связано с Гауди, припортовый район, поднимались на гору, с которой прекрасно виден весь город. А какое удовольствие погулять по самой замечательной барселонской улице, которая называется Рамбла. Наверное, улицу никогда не переименовывали, как это делали у нас в Москве, да и едва ли не во всех наших городах.
О названиях улиц, в частности московских, написаны книги, но в книгах в основном история. Современная наша топонимика кажется какой-то странной. Проспект маршала Жукова, улица маршала Тухачевского, улица академика Янгеля – не по-русски это; почему проспект не назвать просто Жуковским, как Ленинский. Где живёшь? На маршала Жукова – ужас! А не хотите – на Маши Порываевой; хорошо ещё, что не на Маше. Русский язык любит названия улиц типа Рябиновая, Заречная, даже Профсоюзная. А как удобно говорить Знаменка, Остоженка, Пречистенка, Воздвиженка – все эти улицы, кстати, из одного района.
В 1993–1994 годах в Москве многим улицам, переулкам и площадям вернули их исторические названия, т.е. те, которые существовали до 1917 года. Например, площадь Восстания стала опять Кудринской, площадь Маяковского – Триумфальной, улица Кропоткинская – Пречистенкой, улица Неждановой – Брюсовым переулком и т.д. Если я правильно понимаю, переименовали то, что внутри Садового кольца. Ленинские горы оставили Ленинскими, как и Ленинский проспект. До революции они назывались Воробьёвыми, и многие стали использовать это название. Однако официального решения не было, адрес Московского университета всё-таки Ленинские горы. А станция метро – Воробьёвы горы. Одним словом, неразбериха.