"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
  бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"

(Фрэнсис Бэкон)


Глава пятнадцатая
Навстречу бессмертию

До Лютцена оставалось меньше недели.

Первую длительную остановку Густав Адольф сделал в городе Наумбурге. Король предпринял отчаянные попытки получить помощь от курфюрста Саксонии, но Йохан Георг и Арнхейм, ссылаясь на сложности своего положения в Силезии, дали ему всего 1 500 солдат, да и то с опозданием. В Лютценской битве они участия не приняли. Королю, своему союзнику, главнокомандующему объединёнными шведско-саксонскими силами, который со своими шведами спешил на помощь Саксонии, курфюрст выделил полторы тысячи солдат! Впрочем, в большой политике благодарность и благородство встречаются слишком редко.

Быстрое продвижение шведской армии к Наумбургу заставило Валленштейна собрать военный совет и выслушать мнение генералов о дальнейших действиях. Совет высказался за то, чтобы оставить шведов под Наумбургом в покое и закончить кампанию, отправив армию на зимние квартиры. В Саксонии, по предположениям Совета, никаких серьёзных событий в обозримом будущем не намечалось, шведы, как и имперцы, тоже распылили свои войска по всей Германии, так что у них вряд ли возникнет желание после Альте Весте мериться с ними силами. На голландском направлении противник стал снова теснить имперскую армию, и Валленштейн был вынужден в связи с этим откомандировать 8-тысячный корпус Паппенхейма под Кёльн. Паппенхейм, не участвовавший в битве при Альте Весте, не захотел оставаться с Валленштейном и под Лютценом: при поддержке Мадрида и Вены он планировал организовать свою собственную армию в Нижней Саксонии. Он был отпущен на выручку осаждённому Кёльну, ибо Валленштейн получил сведения о том, что король Густав уводит свою армию на зимние квартиры. Максимилиан Баварский ещё раньше отпросился защищать своё любимое курфюршество.

Но планы имперцев смешал король Швеции.

Как только Паппенхейм 4(14) ноября вышел в поход на Кёльн, Густав Адольф решил действовать и двинул свою армию к Вейсенфельсу. Х. Линдквист пишет, что битва под Лютценом была необходима Густаву Адольфу по двум причинам: ему нужно было продемонстрировать, что шведы решительно настроены защищать Саксонию, кроме того, делом чести и всей дальнейшей его стратегии стала необходимость, во что бы то ни стало, разбить армию Валленштейна. Соотношение сил было таково, что можно было рискнуть скрестить оружие с Валленштейном и ещё раз попытаться добить его окончательно и только после этого уводить армию на зимний отдых. У шведов было около 12 800 человек пехоты, 6 200 кавалеристов, 20 тяжёлых и около 40 полковых пушек; имперцы располагали примерно 10 000 пехотинцами, 6 900 кавалеристами и 24 орудиями разного калибра. Потом к Валленштейну уже вовремя боя присоединится отряд Паппенгейма – 2 300 всадников и 2 700 пехотинцев, – и соотношение сил резко изменится не в пользу шведов.

Густав Адольф рассчитывал застигнуть противника врасплох, но из этого ничего не получилось. Первым движение шведов заметил Рудольф фон Коллоредо, прибывший с отрядом в 100 всадников в Вейссенфельс для усиления там небольшого имерского гарнизона. Колоредо отступил, но обратил внимание на то, что главные силы шведов перешли реку Риппах и двинулись в направлении Лютцена. Он немедленно сообщил об этом Валленштейну, а сам быстро форсировал реку, рассеял за ней свой отряд и приготовился к обороне. Густав Адольф, не предполагая, что имеет дело с ничтожными силами противника, остановился, выдвинул артиллерию и стал изучать обстановку. Это сыграло роковую роль во всём сражении, потому что за это время имперская армия успела принять необходимые меры по обороне Лютцена.

Получив сообщение Колоредо и убедившись в его достоверности, Валленштейн поспешил призвать к себе из Баварии Алдрингена, из Богемии – Галласа и отправил курьера вслед Паппенхейму с приказом срочно возвращаться к армии. (Пропитанное кровью письмо Валленштейна после битвы будет обнаружено у смертельно раненого Паппенхейма в кармане и в таком виде окажется в архивах).

Валленштейн вывел свою армию в поле между наполненным водой рвом и Лютценом и стал ждать противника, преградив ему дорогу на Лейпциг. Выставленные на пути шведов лёгкие заградительные отряды хорватов Изолани были смяты, и шведы, не без труда форсировав реку Риппах, появились прямо перед армией Валленштейна. Теперь, получив донесение Изолани, генералиссимус уже больше не сомневался, что шведы не просто маневрировали, пытаясь соединениться с отрядом Люнебургского герцога, как он предполагал первоначально, а шли на него. После этого по всем имперским частям был отдан приказ подтягиваться к Лютцену. Если бы Густав Адольф немедленно напал на Валленштейна, то, по мнению многих экспертов, он добился бы лёгкой и быстрой победы. Но король был явно не тот, что начинал свой германский поход два с лишним года тому назад, он отдал приказ пока занимать позиции и окапываться вдоль дороги, ведущей в Лейпциг. Дорога и со шведской стороны обрамлялась наполненными водой рвами.

Густав Адольф накануне тоже созвал военный совет в Риппахе, на котором мнения о том, что следовало делать, разделились: Книпхаузен высказался за то, чтобы отступить и соединиться с войском Люнебургского герцога, следовавшего из Нижней Саксонии77, а герцог Бернхард Веймарский и король высказались в пользу того, чтобы с наличным войском выступить навстречу Валленштейну. Так и поступили: к Лютцену шведская армия выступила в трёх колоннах рано утром 5(15) ноября 1632 года (по шведскому стилю). А Люнебургский герцог, вопреки указанию Густава Адольфа, пошёл на Виттенберг и там соединился с Арнхеймом. Таким образом, он остался отрезанным от основной шведской армии.

Примечание 77. Люнебургский герцог, вопреки указанию Густава Адольфа, пошёл на Виттенберг и там соединился с Арнхеймом. Таким образом, он остался отрезанным от основной шведской армии. Конец примечания.

Король провёл ночь в походном вагоне вместе с герцогом Веймарским и голландцем Додо фон Книпхаузеном. Рядом лежала шкатулка с письмами супруги.

К утру 6(16) ноября обе армии стояли друг против друга в боевых позициях.

Имперцы извлекли урок из поражения под Брейтенфельдом и расположили пехоту не в глубокоэшелонированных фалангах, а в более подвижном строе, почти как у шведов. Валленштейн выстроил свои пехотные полки в трёх эшелонах фронтом к Лейпцигской дороге в соотношении 5:2:1, а кавалерию традиционно расположил по флангам. Артиллерия была сосредоточена в двух (по данным П. Энглунда, в трёх) важных точках: 7 пушек в центре и 14 орудий перед правым флангом, который Валленштейн справедливо считал самым важным. Герцог Фридландский командовал этим правым флангом, Хольк – левым, а Колоредо – центром. Построение происходило уже ночью при свете факелов. Заполненные водой рвы были использованы в качестве окопов для мушкетёров. Когда шведы пойдут в атаку, их встретит губительный плотный мушкетный огонь.

Король Густав на этот раз ничего не выдумывал и последовал своей обычной тактике: он выстроил армию в два эшелона, правый фланг упирался в ров, а левый своей оконечностью приближался к Лютцену. Правым флангом командовал сам король, левым, состоявшим в основном из немцев, герцог Бернхард Саксен-Веймарский, а центром – Нильс Брахе. Немногочисленный резерв был поручен шотландцу Хендерсону. Центр шведской позиции составляли 8 пехотных бригад (около 10 000 кнехтов), выстроенных в 2 эшелона: первым, преимущественно шведским, командовал Нильс Брахе, а Книпхаузен возглавлял второй эшелон, состоявший из немецких частей. Перед бригадами были оборудованы артиллерийские позиции для 20 пушек; кроме того, за голубыми и зелёными батальонами находились ещё 20 тяжёлых орудий, а 40 лёгких пушек – перед позициями мушкетёров, выстроенных по краям от пехоты рядом  с кавалерией, чьи позиции обрамляли фланги. На правом фланге в первом эшелоне кавалерии было 6 шведских, а во втором – 6 немецких кавалерийских полков. Первым квалерийским эшелоном командовал король Густав, а вторым – генерал-майор Булах. На правом фланге было 3 000 кавалеристов и 1 000 мушкетёров. Левый шведский фланг образовывали тоже 12 кавалерийских полков (3 200 человек, по 6 полков в каждом эшелоне) и 1000 мушкетёров. Из кавалеристов только два полка – лифляндский и курляндский – можно было считать  чисто шведскими, а остальные 10 были немецкие.

Фронт сражавшихся войск оказался длиной около 1 км.

Перед боем Густаву Адольфу принесли панцирь, но он от него отказался. Король перестал его носить ещё пять лет тому назад, с момента ранения под Диршау в Пруссии. «Бог – вот мой панцирь!» – говорил он после этого свитским. Крометого, со временем панцырь стал для него слишком тяжёл. Король также отказался от завтрака.

Над полем боя стоял плотный туман, и только к 11 часам он стал медленно рассеиваться. В шведской армии отслужили молебен; Густав Адольф на коне объехал свои боевые порядки и обратился к армии с речью – отдельно сначала к шведам и финнам на шведском языке: «Любимые братья и друзья, держитесь друг друга и сражайтесь по-рыцарски за Бога, Отечество и вашего короля. Всех вас вознагражу – не пожалеете», а потом – к немцам на немецком языке: «Мои честные братья и товарищи, идите смело в бой! Вы будете сражаться не только под моим началом, но со мной вместе, рядом со мной». Отдав последние приказания генералам, король сменил приуставшего коня, обратил взор к небу и произнёс: «Иисус, Иисус, Иисус, позволь нам сегодня сразиться во имя твоё святое!». После этого он взмахнул над головой мечом и дал знак армии трогаться с места. Шведам предстояло преодолеть пространство около 1 км. Ноги солдат и коней глубоко утопали в вязкой грязи.

Валленштейна, страдавшего от подагры, несли сквозь строй на носилках. Он бросал по сторонам то слова воодушевления, обещая вознаградить за храбрость, то слова угрозы, обещая наказать трусов. (Настоящий восточный деспот, замечает австрийский историк Г. Вагнер). Он остановился у центрального пехотного квадрата и оттуда руководил битвой.

Со стороны Лютцена показались клубы дыма – это Валленштейн дал указание поджечь город, чтобы помешать левому флангу шведов воспользоваться для маневра городскими постройками. Над полем раздался боевой клич шведов: «С нами Бог!» Имперцы ответили громовым «Йезус Мария!» Шведская кавалерия поскакала вперёд, пехота пошла на рвы, мушкетёры Валленштейна встретили их огнём, с обеих сторон заработала артиллерия. Битва началась.

Шведы продвигались медленно и тяжело, демонстрируя охват то с левого, то с правого фланга. Понадобился целый час, чтобы преодолеть расстояние около 2 000 локтей. Артиллерия с обеих сторона работала во всю силу. Левый шведский фланг от артиллерийского огня и шведская кавалерия – от мушкетного несли ощутимые потери. Расчёты Валленштейна на огневое укрепление своего правого фланга оправдались полностью. Скоро, однако, шведская пехота вошла в соприкосновении с противником в центре и, захватив всю наличную здесь артиллерию противника (7 пушек), стала вытеснять его изо рвов. Атака шведской кавалерии на правом фланге тоже была весьма успешной, причём король был в первых рядах своих кавалеристов. Им противостояли кирасиры в тёмных мундирах и хорваты. Густав Адольф отдал приказ атаковать «чёрных храбрецов, пока они не натворили нам бед», и финны бросились в атаку. Первыми дрогнули и побежали хорваты, за ними – кирасиры, но усилиями второго эшелона имперцев порядок на фланге Холька был восстановлен снова.

Видимость на поле боя была отвратительная: время от времени наплывал туман, он перемешивался с пороховым дымом и клубами чёрного дыма со стороны горевшего Лютцена и превращался в противную, густую и липкую взвесь. В трёх-четырёх шагах ничего не было видно. О слышимости и  говорить было нечего. Одним словом, всё было, как обычно. Время приближалось к 13:00.

Атака немецкой кавалерии Бернхарда Веймарского на левом фланге Валленштейна, как мы уже отметили, была остановлена сильным артиллерийским огнём, а также и заходом ей во фланг имперских кирасиров Пикколомини. В результате возникла заминка с продвижением шведов в центре. Узнав об этом, Густав Адольф приказал полковнику Стольхандске  (Стальная Перчатка) продолжать давить на фланг Холька, а сам во главе Смоландского кавалерийского полка Фредрика Стенбока через центральное предполье поскакал на левый фланг. Полк не успевал за королём и скоро остался позади, в то время как Густав Адольф, сопровождаемый лишь небольшой свитой, в тумане приблизился к порядкам противника и напоролся на кирасиров противника. Подвела близорукость и туман. В краткотечной схватке с кирасирами Коллоредо король, получив несколько ранений, пал смертью храбрых как простой солдат.

По версии П. Энглунда, из дымовой завесы на шведскую половину неожиданно выплыло яркое каштано-ореховое пятно, при ближайшем рассмотрении оказавшееся лошадью. Всадника в богато украшенном седле не было. Пистолеты по обеим сторонам седла были в своих кобурах, на одном из них были пятна крови. Выскочил какой-то мальчишка и, ловко поймав норовистого коня за уздечку, повёл его к своим на поводу. Кто-то сказал, что это был Штрейфф, жеребец короля Густава…

Король мёртв! Это известие молниеносно пробежало по шведским рядам. В первый момент оно вызвало растерянность и панику. Отбитые мушкетным огнём имперцев, солдаты отступают. Армия вернулась на то место, с которого начала бой. Люди вот-вот не выдержут и побегут. И в это время придворный проповедник Якоб Фабрициус, собрав вокруг себя нескольких офицеров, начинает петь псалм. Шведы сразу успокаиваются, они останавливаются, прислушиваются к пению, собирают волю в кулак и поворачивают обратно на противника – теперь с намерением отомстить за своего короля. Герцог Веймарский принимает на себя командование битвой. Им помогает второй эшелон пехоты.

В этот момент на левом фланге имперцев на взмыленных конях появляется кавалерия Паппенхейма. Оставив после себя на марше пехоту, 3 000 кирасиров немедленно вступают в бой, и сражение разгорается с новой силой. Шведы наталкиваются на ожесточённе сопротивление, и атака захлёбывается. Наступает самый критический момент битвы, правый фланг шведов не выдерживает кавалерийского удара и отступает. Разгорячённый битвой Паппенхейм кричит, спрашивая, где король шведов, и когда ему становится известно, что он должен быть где-то здесь, напротив него, он с удвоенной силой бросается на шведов. Под ним 7 раз убивают коня, пока, наконец, он сам не получает смертельную рану. Его выносят с поля боя, кладут в карету и увозят прочь в направлении Лейпцига. Через два часа он умирает по дороге в местечке Плейсенбург. Перед смертью он узнал о смерти шведского короля и был вполне удовлетворён таким для себя исходом. «Передайте герцогу Фридландскому», – сказал он, перед тем как умереть, – «что я лежу здесь без всякой надежды на жизнь, но ухожу с радостью от известия о смерти непримиримого врага моей веры». И король Густав, и граф Паппенхейм погибли в сражении, так и не встретившись друг с другом на поле брани.

Кроме Паппенхейма, в этом сражении отличился другой генерал Валленштейна – итальянец Октавио Пикколомини, которому удалось отвоевать у шведов обратно потерянную в центре батарею из 7 орудий. До конца сражения – примерно до 18:00 – Пикколомини произвёл на шведов 7 атак, нанёс серьёзные поражения их двум кавалерийским полкам и дважды спасал положение своего правого фланга. Его считали героем дня. Недаром в начале битвы король Густав указывал на него, как на самого опасного противника.

Во второй половине битвы центр тяжести шведского удара переносится на правый фланг Валленштейна. Там на высоте, украшенной ветряной мельницей, имперцы удачно расположили свою вторую 13-пушечную батарею. Если шведам удастся завладеть высотой, то они могут зайти противнику во фланг. Шведская артиллерия подавила огнём имперскую батарею, и в 16:00 шведы пошли в атаку. Они заняли полные трупов валы, но сразу были вынуждены отражать мощную контратаку имперцев. В результате пришлось отсупить на исходные позиции. И так до вечера сражающиеся стороны ходили в атаки, отступали и снова лезли на валы. Счастье дважды переходило к чёрным орлам имперцев и дважды – к голубым стягам со львом и тремя коронами.

Валленштейн, секундируя своему центру, оставил свой правый фланг и тем самым ослабил его. Скоро он получил контузию от мушкетной пули в бедро. Среди раненых оказались его сын Бертольд, командовавший пехотным полком, камергер, генерал Пикколомини и восемь подполковников. Были убиты 15 полковников и подполковников. В это время шведы с громким пением хоралов и псалмов, «аки дикие звери набросились на врага, чтобы отмстить за своего короля» (Хемнитц). Герцог лично водил своих пехотинцев в контратаку, но с ранением неистового Паппенхейма удача покинула имперских солдат. Когда к вечеру прибыли 5 000 пехотинцев из его корпуса, битва уже завершилась.

К 17:00, когда стало уже темнеть, высота с ветряной мельницей оказалась в руках шведов. Но развивать наступление у них нет уже сил, и вместе с пушками они оставляют высоту на откуп мародёрам. У мертвецки уставших солдат Валленштейна тоже нет сил занять высоту. Валленштейн опасается – кстати, напрасно, – что к шведам могут подойти подкрепления – саксонские части, и даёт команду на отступление. Потрёпанная имперская армия с сохранением порядка уходит с поля битвы первой, а не менее потрёпанная шведская армия, тоже собиравшаяся сделать это, остаётся на месте. Бойню прекратили наступившие сумерки.

У шведов был ранен Нильс Брахе, один из наиболее способных генералов Густава Адольфа, а его Жёлтая бригада потеряла пять шестых своего состава. Кругом вздымались трупы людей и лошадей. Не лучше обстояло дело и с Голубой бригадой. Вообще первый шведский эшелон понёс более крупные потери, нежели второй, немецкий (из каждых 6 шведов и финнов в живых остался только один). Шведская кавалерия и второй эшелон из-за густого тумана, вновь и вновь опускавшегося над полем сражения, всё время опаздывали на помощь пехоте первого эшелона.

Когда имперцы уступили шведам место боя, явного перевеса не было ни на одной из сторон. Потери с обеих сторон были примерно одинаковыми – по 7 тысяч убитыми и примерно столько же ранеными. Вечером 6 ноября шведы, захватив 17 вражеских знамён, отступили за свои рвы, а Валленштейн с 60 (по другим данным, с 43) трофейными шведскими знамёнами на следующее утро повёл свою армию к Лейпцигу. Уход Валленштейна из-под Лютцена, пишет Вагнер, предрешил победу шведской армии и подвёл черту под этой битвой. Кто покидает поле битвы первым, тот и считается проигравшим.

Обстоятельства смерти Густава Адольфа противоречивы, как были противоречивы показания её свидетелей. Из походного журнала шведской армии явствует следующее:

«6 ноября, когда настал день, войска Его Королевского величества в полном боевом порядке выступили навстречу противнику, который всю ночь готовился к бою, устраивая позиции для своих батарей и окопы, а потом стал за ними в боевых порядках. Когда прибыл король, он отдал приказ выстрелить из двух пушек. Противник быстро ответил и непрерывно обстреливал нашу армию с трёх батарей, но без явного ущерба. Между тем Е.В. постепенно выдвинулся вперёд, так что скоро вошёл в соприкосновение с противником. Началось главное сражение. Е.В. скоро овладел 7 орудиями противника, которые потом, однако, были потеряны. Когда Е.В. с полком полковника Стенбока столкнулся с полком кирасиров, и началась свалка, Е.В. получил пулевое ранение в левую руку. В это время противник сразу в трёх местах поджёг Лютцен, и многие попали в такой плотный дым, что не могли ничего увидеть в 4 шагах от себя. Когда герцог Франц Альбрехт Саксен-Лауэнбургский попытался спасти Е.В. от опасности, в которой он получил ранение, он и его товарищи неожиданно наткнулись на другой вражеский полк, из-за чего Его Кор. Вел., наш благородный предводитель, к сожалению, лишился жизни. И хотя этот наш высокородный предводитель погиб, наши солдаты продолжали доблестно сражаться, и к вечеру, благодаря Богу, мы одержали победу, прогнали противника с поля боя и захватили 19 пушек».

Как говорится, авторы записи смешали в кучу коней и людей, а существа дела не изложили.

В соответствии с версией, изложенной австрийцем Г. Вагнером, среди сопровождавших короля лиц оказался, как уже упоминалось в официальной шведской версии, герцог Франц Альбрехт Саксен-Лауэнбургский78. Смоландский полк столкнулся в тумане с имперскими кирасирами Гётца, и началась свалка. Кавалеристы, орудуя шапагами и саблями, время от времени доставали из седельной кобуры пистолеты и в упор расстреливали своих противников. В первый же момент пуля разможжила левый локоть короля, и из раны вылезла кость. Стенбокские кавалеристы в ужасе закричали: «Король ранен, у него кровь!», но тот ответил: «Ничего, следуйте за мной!». С раненой левой рукой Густав Адольф отбрасывает в сторону шпагу, берётся за поводья правой рукой и бросается на врага. Обессиленный от потери крови, он теряет сознание. Над ним склоняется герцог Франц Альбрехт и слышит, как король по-французски говорит: «Уведите меня незаметно из свалки». Герцог сопровождает его на правый фланг, но в это время вторая пуля поражает короля – теперь уже в спину. «Я своё уже получил!» – хрипит король. – «Спасайся сам!». Третья пуля поражает короля, он кричит: «О Боже!». Его конь, покрытый кровью седока, врезается в шведские кавалерийские порядки. Подоспевшие кавалеристы Стенбока врубаются в ряды противника, чтобы отнять у них своего короля. Наконец им это удаётся, но плащ монарха где-то остаётся под копытами лошадей. Со стороны имперцев слышится: «Виктория!»

Примечание 78. В Нюрнберге королю предложил свои услуги высокопоставленный императорский офицер герцог Франс Альбрект Саксен-Лауэнбургский, член большого и безалаберного кружка братьев, счтавшихся в некотором роде родственниками Густаву Адольфу, ибо первая жена его деда Густава Васы была взята из лауэнбургского дома. Потом многие историки будут считать герцога убийцей короля. С герцогом в Нюрнберге беседовал канцлер и охарактеризовал его в письме Густаву Адольфу как «самого резонного из братьев», но никаких предостережений или рекомендаций королю не высказал. Конец примечания.

Без всякого пафоса, опираясь лишь на известные факты, последние минуты жизни Снежного Короля описывает современный шведский историк П. Энглунд. По его версии, после первого ранения король со своей свитой попытался выйти из боя и отделиться от основной массы смоландцев, но в тумане и пороховом дыму натолкнулся на группу имперских кирасиров, и началась новая свалка. Разгорячённые лица, мелькающие руки со шпагами, звон оружия. Раздаётся хлопок пистолетного выстрела – имперский офицер Моритц Фалькенберг почти в упор стреляет в спину королю. Пуля проходит через правую лопатку, застревает в лёгком и вызывает сильное кровотечение. Кто-то из свиты Густава Адольфа тут же прокалывает Фалькенберга шпагой, и тот мёртвым валится из седла на землю. Герцог Франц-Альбрехт пытается удержать теряющего сознание короля в седле. Ещё один выстрел – пуля попадает в холку Штрейффа. К голове Лауэнбургского герцога кавалерист противника приставляет пистолет, но герцогу в момент выстрела удаётся рукой отвести пистолет в сторону; он отделывается ожогом лица и спасается бегством. Оставшись без поддержки, король медленно сползает из седла на землю. Одной ногой он застревает в стремени, и Штрейфф какое-то время волочит его тело по земле. Потом нога освобождается, и Густав Адольф остаётся лежать на спине на земле. Он всё ещё жив. Из порохового дыма снова возникают кирасиры противника. Их трое. Они слезают с коней и подходят к телу. Один из них вонзает стилет в грудь, другой – шпагу в левую руку. Потом они садятся на коней и исчезают.

Некоторое время спустя, привлечённый слухами о гибели шведского короля, на месте появляется генерал О. Пикколомини. Всмотревшись внимательно в окровавленное и распростёртое на земле тело короля, итальянец обнаруживает, что король ещё дышит! Несколько кавалеристов Гётца в надежде поживиться начинают обыскивать одежду Густава Адольфа: кто-то снимает с пальца кольцо, кто – нагрудную цепь и часы, а кто-то стаскивает с него сюртук и передаёт его Пикколомини. Х. Линдквист пишет, что убитого короля имперцы раздели до нижней рубашки. В заключение кирасиры ещё несколько раз протыкают тело короля шпагами и стилетами и делают «контрольный» выстрел. В висок. Последний, пятый по счёту. Теперь король мёртв.

Шведский историк XIX века А. Крунхольм излагает обстоятельства гибели короля более подробно, нежели другие современные ему историки – например, Фрюкселль и Дройсен. А. Крунхольм называет некоторых лиц из свиты, сопровождавших короля в последний бой. Кроме уже упоминавшиеося герцога Франца-Альбрехта Лауэнбургского, в ней были хофмаршал Крайльсхейм, камергер Трухсесс, паж Август Лейбельфинг, несколько офицеров, включая шталльмейстера герцога Франца-Альбрехта, и два рядовых кавалериста. Когда король повёл за собой кавалерийский полк Стенбока на выручку пехоте, он оторвался вперёд и в тумане наткнулся на кирасиров противника. Один имперский капрал, увидев, как перед Густавом Адольфом расступились кавалеристы, отдал команду своим мушкетёрам: «Стреляйте вон в того важного господина!». Мушкетная пуля попала в левую руку короля, а выстрелом из пистолета был ранен в шею его конь. Король, сдерживая боль, сопровождаемый Лауэнбургским герцогом и двумя кавалеристами, попятился назад. Со стороны противника появился всадник в блестящем панцире – лейтенант Фалькенберг Тосканского полка – и выстрелил в короля из пистолета. Вторая пуля попала королю в позвоночник, и он свалился наземь. Лейтенант Фалькенберг был тут же заколот шпагой штальмейстером герцога Франца-Альбрехта.

Трухсесс был очевидцем того, как Фалькенберг стрелял в короля. В суматохе шведы приняли имперского лейтенанта за своего. Раненый король, лёжа на земле, крикнул герцогу, чтобы тот спасался: «Брат, я своё получил!» Герцог, однако, не побежал, а взвалил короля на своего коня и хотел вывести его из боя. В это время их настигли ещё четыре кавалериста противника. Один из них приставил пистолет к голове герцога, но тому удалось выбить оружие из руки стрелявшего и отделаться лишь ожёгом щеки. Во время этой потасовки король снова упал с коня. После этого герцог его покинул и убежал.

Эти сведения, говорит Крунхольм, он взял у шведского историка С.Пуффендорфа79, настроенного, как известно, в духе известных подозрений в отношении Лауэнбургского герцога.

Примечание 79. Самуэль Пуффендорф был немцем, который некоторое время находился на шведской службе. Конец примечания.

Другой свидетель – паж Лейбельфинг – излагает обстоятельства смерти шведского короля иначе: Густав Адольф якобы поразил шесть человек противника, прежде чем упал с лошади. Это, по мнению Крунхольма, мало вероятно, если учесть потерю крови и слабость от этой потери, которую король испытал после ранения. Рядом находился паж короля, но он вряд ли мог противостоять четырём, как он рассказывал, вражеским всадникам. После бегства герцога, рассказывал Лейбельфинг, он вместе с кавалеристом Якобом Эрикссоном (второй, Андерс Ёнссон, по его показаниям, был уже убит) остался с королём и попытался посадить его на своего коня. Но король был слишком тяжёл для восемнадцатилетнего юноши. В этот время прискакали кирасиры противника, которые нанесли пажу несколько огнестрельных и холодных ран и стали спрашивать, кто из лежавших на земле шведов был королём. Король, после того как в него ещё раз выстрелили, якобы произнёс: «Я был когда-то королём Швеции» и потерял сознание.

Кирасиры противника сделали попытку унести тело короля к своим, но в это время показалась шведская кавалерия Стенбока. Имперцы выстрелили в неподвижное тело ещё несколько раз, нанесли удары шпагами, взяли кое-что драгоценное и скрылись. Через пять дней паж Лейбэльфинг скончался от ран, успев рассказать то, что изложено выше. Подозрения в предательстве пали на Лауэнбургского герцога – людям свойственно не примиряться с простыми и естественными объяснениями.

Объективно, Франц-Альбрехт бросил короля, спасая свою жизнь. Оставшись с королём, он всё равно ничего сделать бы не смог и погиб. Но дело осложнялось тем, что герцог перешёл к шведам недавно – за три недели до сражения – из лагеря противника, и было известно, что А. Валленштейн находился с ним в хороших отношениях. Кстати, после выдвинутых против него обвинений герцог удалился под крыло к саксонскому курфюрсту, а потом снова перешёл на службу к германскому императору. Но и там его ждали большие неприятности: как сторонник Валленштейна он был обвинён в заговоре против императора и опять был вынужден спасаться бегством. В 1642 году его возьмут в плен шведы, и генерал Торстенссон с трудом отобьёт его от солдатской расправы. Но кондотьерство и переход из лагеря в лагерь было тогда обычным делом. Половина, если не больше, офицерского и командного состава в армиях противоборствующих сторон были наёмниками, служившими в армии противника.

Существует теория о том, что во главе заговора против Густава Адольфа стоял кардинал Ришелье. Никаких доказательств в пользу этой версии до сих пор обнаружено не было. С таким же успехом высказывались подозрения и в адрес герцога Бернхарда Веймарского80.

Примечание 80. Когда Карл XII в 1707 году находился в Саксонии, ему передали от одного местного жителя письмо, содержавшее «записки очевидца» смерти короля Густава. Очевидец был ранен во время Лютценской битвы и якобы собственными глазами наблюдал сцену гибели короля Швеции. Содержавшиеся в письме намёки указывали на то, что убийцей был всё тот же герцог Франц-Альбрехт. Карл XII не поверил ни одному слову обвинения. «Я не могу никогда поверить в то, чтобы князь такой чёрной неблагодарностью отплатил королю за всё добро», - сказал он. У короля Карла была своя логика сомнений и правды. Конец примечания.

…Итак, тело короля, почти голое и до неузнаваемости изуродованное, с трудом нашли на поле сражения. В ближайшей деревне Мойхен тело обмыли и привели в порядок, после чего перенесли в Вайсенфельс. Аптекарь Каспер, осматривавший тело короля Густава, обнаружил на нём 2 колотые, 1 сабельную и 5 огнестрельных ран.

Полковник Стальная Перчатка в ночь с 6(16) на 7(17) ноября привёз тело короля в церковь Мойхена, где над ним были совершены необходимые церковные обряды. Потом тело вскрыли, и внутренности захоронили в церкви. Останки короля положили в обычный гроб и отвезли в Вайсенфельс. Там его бальзамировал аптекарь Каспар, и бальзамированные останки под колокольный звон повезли в Виттенберг, оттуда – в Вольгаст, а дальше – морем, пока в 1633 году они не были доставлены в Нючёпинг и только в 1634 году не захоронены в Риддархольмском соборе Стокгольма. Тело на погребение долго не отдавала королева-вдова. Два года она хранила сердце супруга, заключённое в золотую коробочку, пока её летом 1634 года не уговорили похоронить его, присоединив к останкам короля.

Датский король Кристиан при известии о смерти Густава Адольфа плакал. Московский патриарх Филарет, узнав печальную весть о гибели шведского короля, установил для себя особый пост, а царь Михаил Фёдорович сказал, что охотно выкупил бы жизнь короля Швеции половиной своих княжеств. Канцлер Оксеншерна в первый раз в жизни провёл бессонную ночь. (Вторая и последняя бессонная ночь случилась в 1634 году после сокрушительного поражения шведской армии под Нёрдлиннгеном). Утверждают, что при виде пропитанного кровью плаща Густава Адольфа император Фердинанд уронил несколько слёз.

Этому можно верить. Фердинанд мог всплакнуть – он так любил людей!

Григорьев Борис Николаевич


 
Перейти в конец страницы Перейти в начало страницы