"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
  бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"

(Фрэнсис Бэкон)


Глава восьмая
Высадка в Померании

Двойная игра Дании, направленная на ущемление позиций Швеции на Балтике не прекращалась. Кроме попыток Копенгагена склонить к союзу против Швеции Генеральные Штаты и втянуть Густава Адольфа в сомнительные сделки с Фердинандом на Данцигской конференции, король Кристиан IV форсированными темпами вооружал свой флот с явным намерением вытеснить шведов из Балтийского моря. Но и этого было мало: он, во что бы то ни стало, решил помешать высадке шведской армии в районе Штральзунда. В этом ему должен был помочь герцог Померанский Богуслав, который уже давно носился с благой идеей освободить своё герцогство от всех иностранных войск и ввести в Штральзунд свой гарнизон.

В Штральзунде к концу 1629 года шведы имели в составе гарнизона чуть больше 3 000 человек. Армия Валленштейна отрезала город от моря и заняла его «хлебный амбар» - остров Рюген. Кристиан IV увидел в этом хороший шанс вытеснить шведов из Штральзунда и предложил герцогу Богуславу продать Рюген Дании. Имперская армия в данном случае соглашалась очистить остров и передать его датчанам. Покупка Рюгена выбивала из-под ног Стокгольма основание для всякого вмешательства в дела Штральзунда и вообще могла осложнить высадку шведов в Германии. Слабовольный герцог Померании дал своё согласие на продажу Рюгена, и дело завертелось.

Переговоры между герцогом Богуславом и королём Кристианом, несмотря на возражения городского управления Штральзунда, шли успешно и настолько продвинулись, что до подписания соответствующего договора оставались считанные дни, как вдруг возникло непредвиденное препятствие. Кристиан IV пожадничал и захотел прирезать к Рюгену участок суши в непосредственной близости от крепости Штральзунд – т.н. Брандесхагенские шанцы. Начались дополнительные переговоры.

О готовящейся сделке комендант шведского гарнизона Стен Бъельке немедленно доложил Густаву Адольфу и предложил её уничтожить. Он представил королю план вылазки из крепости, захвата Рюгена и поддержки операции из Кальмара на тот случай, если у него возникнут трудности. Густава Адольфа  в данном случае не надо было долго убеждать, и он немедленно дал своё согласие на проведение этой чрезвычайно важной операции.

В ходе первой вылазки шведов из Штральзунда 13 марта 1630 года был захвачен Хиддензее, а к концу апреля имперский полковник Гётц был вынужден оставить им весь Рюген, за исключением одного укрепления, в котором засели 300 имперских солдат. Тогда в мае Валленштейн пошёл на другой маневр: он подтолкнул герцога Богуслава к тому, чтобы начать с гарнизоном Штральзунда переговоры о придании Рюгену нейтрального статуса. Комендант Рюгена, шотландский полковник Александр Лесли, на переговоры для вида согласился, а сам стал готовиться к решительным действиям. В июне при поддержке гарнизона он начал новое стремительное наступление на бастион имперцев на острове и в результате ожесточённого боя взял его. Весь остров и участок суши между островом и крепостью оказался в руках шведов, блокада Штральзунда была прорвана, а планы Копенгагена повисли в воздухе. Имперским генералам оставалась теперь единственная возможность воспрепятствовать королю Густаву проникнуть в Германию – укреплять свои позиции с материковой стороны крепости. В Штральзунд дорога ему была открыта.

Перед убытием из Стокгольма Густав Адольф, словно всё ещё сомневаясь в принятом решении, 14 мая опять созвал риксдаг и правительство и ещё раз обрисовал им внешнеполитическую ситуацию. Представители сословий снова выразили королю благодарность за меры по защите страны от врага и полную поддержку предстоящей высадке в Померании.

19 мая состоялась торжественная церемония проводов короля в поход. На торжественном заседании риксдага, короля и правительства один из его членов доктор Сальвиус выступил вперёд с пергаментом в руках и зачитал решение парламента. После него говорил Густав Адольф, который в частности сказал: «Если некоторым может показаться, что я начинаю эту войну беспричинно, я призываю в свидетели всемогущего Бога, перед лицом которого здесь сижу, что делаю это не по своей воле или из воинственности, а потому, что в течение многих лет меня побуждали и принуждали к ней». Бог, очевидно, слова его подтвердил.

Создавалось впечатление, что король тяжело нёс бремя взятой на себя ответственности, что временами его одолевали сомнения, и чтобы укрепить себя в принятом решении, он постоянно обращался то к правительству, то к риксдагу, то к канцлеру. После церемонии он немедленно покинул зал и отправился в Эльвснаббен, к месту погрузки армии на суда. Неожиданно перед ним появилась померанская делегация и попросила их выслушать. Просьба померанцев состояла в том, чтобы шведская армия пощадила и без того уже разорённое герцогство от тягот войны и предоставила ему нейтралитет.

Г. Дройсен пишет, что король за словом в карман не полез и тут же дал делегатам ответ: армия Швеции высаживается в Померании, потому что другого подходящего места для выполнения поставленных целей нет; Померания своими антишведскими действиями дала ему достаточно поводов для того, чтобы считать её своим противником; герцогство пустило к себе врага, снабжает его провиантом и предоставляет ему возможность ковать свои коварные планы против Швеции; он отправляется в Германию не только для того, чтобы спасти от порабощения немецких лютеран, но и для того, чтобы защитить свою страну от Габсбургов; судьба померанцев находится в их собственных руках и зависит от того, станут ли они ему помогать или вредить; ни о каком нейтралитете Померании в войне не может быть и речи; окончательное решение он примет на месте.

Можно понять, что обычно спокойный и сдержанный шведский король ходатайством померанцев был раздражён и не попытался ни от кого этого скрыть. Слова короля были прозрачным намёком на неблаговидное поведение герцога Богуслава и предупреждением на будущее.

На месте погрузки Густав Адольф ещё раз обратился к своему народу и призвал их к выполнению взятых на себя обещаний. Он отбросил все политические сложности в сторону и в первый раз отчётливо и энергично подчеркнул религиозные моменты своей миссии, более понятные народу. Народ обещал не подводить короля в его начинании.

На проводах короля присутствовала его трёхлетняя дочь Кристина, наследница престола. Она заготовила несколько прощальных фраз, но отец всё время был занят и внимания на неё не обращал. Тогда она подошла к нему и дёрнула за сюртук. «Когда он увидел меня», – вспоминала потом королева Кристина, – «то взял на руки, и слёзы потекли по его щекам – так рассказывали мне те, кто находился рядом». Принцесса тоже плакала неутешными слезами – ей так и не удалось реализовать свою домашнюю заготовку.

Больше маленькая принцесса отца не увидит.

Почти три недели дули встречные ветры и не давали эскадре возможности двигаться в южном направлении. Все попытки выйти в открытое море оказывались безуспешными. Только к 17 июня ветер начал стихать и постепенно менять направление. Шли на парусах, но приходилось всё время лавировать. К 19 июня удалось добраться до северной оконечности острова Эланда, там бросили якорь, чтобы собрать разбросанные штормом корабли и пополнить запасы воды и провианта. 20 июня поход продолжился, ветер уже дул не с юга, а с запада, а потом и вовсе с северо-запада и севера. Но погода была ясной, и 26 июня эскадра благополучно достигла оконечности острова Узедом. Густав Адольф, несмотря на надвигавшиеся сумерки, отдал приказ становиться на якорь и высаживать армию на берег. К этому времени королю уже было известно, что шведский гарнизон в Штральзунде под командованием Н. Брахе, Лесли и Таупаделя захватили весь о-в Рюген.

После отставки Валленштейна имперскими частями в Померании командовал итальянец Торквато де Конти. В его распоряжении было 16 000 человек, но при высадке шведов имперцев не было и в помине – то ли они запаниковали, то ли проявили высокомерие, то ли не проявили достаточной расторопности. Десант встретили малые суда, подготовленные по приказу неутомимого короля С Бъельке в Штральзунде, и под руководством местных капитанов беспрепятственно стали перевозить шведов на берег.

Густав Адольф сошёл на берег в числе первых. Совершив молитву, он тут же схватился за лопату и определил контуры лагеря. К 28 июня основная масса солдат и офицеров находилась уже на острове, но последнего солдата перевезли лишь к 30 июня. В этот день Густав Адольф направил письмо канцлеру Оксеншерне в Эльбинг с радостной вестью об успешной высадке под Штральзундом. Войска, сойдя на берег, сразу занимали оборонительные позиции, расширяли их, зарывались в землю, расставляли артиллерию и готовились к отражению возможной атаки имперцев. Король ничто не оставлял на волю случая.

В Вене известие о высадке шведов в Германии встретили со спокойным скептицизмом. «Его Снежное Величество растает  по мере приближения к южному солнцу», – сказал Фердинанд. – «Опять нам навязался мелкий противник»49. Никто ни на секунду не сомневался в том, что Тилли быстро справится с «готами» и сбросит их обратно в море. «Старый капрал», вероятно, был такого же мнения о шведской армии и предоставил эту нетрудную задачу своему подчинённому Торквато де Конти. «Густав Адольф растерял свою армию в прусских лесах», – сказал имперский полководец. Что это за армия, в которой офицеры сами штопают себе чулки, а солдаты роются в земле?

Примечание 49. Н. Анлунд полагает, что эта фраза выдумана апологетами Снежного Короля. Вена и император Фердинанд, по его мнению, вполне реально оценивали опасность со стороы высадившихся в Германии шведов. Возможно, шведский историк и прав в отношении Вены, но Торквато де Конти явно недооценил противника. Конец примечания.

Бóльшими «реалистами» оказались католические монахи, распространявшие повсюду слухи о том, что в составе армии короля Густава много лапландцев, троллей, колдунов и причудливых существ, при виде которых разбегутся даже самые смелые солдаты Фердинанда. Впрочем, шведские солдаты были не менее наивны и безграмотны: при высадке  в Померании они сразу же стали спрашивать местных крестьян о том, как пройти к городу Риму, чтобы отдубасить там, как следует, самого главного паписта – папу.

28 июня, не дожидаясь окончания высадки, король с небольшим пехотно-кавалерийским отрядом совершил первую рекогносцировочную вылазку за пределы лагеря в южном направлении. Он дошёл до берега залива – как раз напротив г. Вольгаста – и обнаружил перед собой вражеский редут, защищавший мост для перехода на материковую сушу. Изучив к нему подходы и получив дополнительное подкрепление, шведы 30 июня напали на редут. С моря безопасность операции обеспечивали курсирующие вдоль побережья шведские военные суда контр-адмирала Симона Стюверта. После короткого боя имперцы бросились бежать на подготовленные для них баркасы, один из которых был переполнен и затонул. 1 июля шведы во главе с королём практически очистили остров Узедом от противника, и путь на материк был открыт. Скоро вся непосредственная местность вокруг Штральзунда перешла в руки шведам.

Из-за длительного плавания запасы провианта армией были израсходованы, а местные резервы продовольствия, вопреки обещаниям и заверениям стокгольмских министров, в первую очередь по вине Ю. Шютте, созданы не были. 4 000 тонн хлеба – это всё, что шведы нашли на берегу после высадки. Королю пришлось строго напоминать Ю. Шютте о своих обязанностях; кроме того, убедившись в отсутствии противника, он уже 28 июня отправил за провиантом практически более половины наличного флота – 6 крупных военных и 36 транспортных судов – в Померанию. Пока же он поручил С.Бъельке договориться с магистратом Штральзунда о сборе и подвозе в армию продовольствия из запасов крепости.

Высадку армии в Померании шведская дипломатия и пропаганда пыталась представить европейской общественности как вынужденный акт защиты. В июле 1630 года был выпущен т.н. Штральзундский манифест, в котором, в частности, говорилось: «Старая поговорка гласит, что никто не захочет иметь более долгий мир, нежели тот, который примет сосед. Эту поговорку, какой ни правдивой бы она ни была, Его Королевское Величество Швеции познал со всей горечью в прошлые годы и познает ещё в будущем». В манифесте, оправдывающем высадку шведской армии в Германии, как ни странно, ни слова не упоминалось о защите протестантской веры. Его главный мотив – экономические интересы и безопасность Швеции50.

Примечание 50. В начале XVII в. в протестантской среде распространился миф о т.н. Льве Полуночи (Льве Севера), который должен явиться, покончить со всеми несправедивостями, спасти мир от «римского Вавилона» и положить начало новому «золотому» веку. Наибольшее распространение этот миф получил в Германии, а потом и в Швеции. Постепенно в сознании людей Северный Лев стал ассоциироваться с Густавом II Адольфом. Шведская церковь и пропаганда усиленно поддерживали это суеверие и активно использовали его в Тридцатилетней войне. Конец примечания.

Казалось, появление шведов в Германии вызовет волну энтузиазма и бурю радости у лютеранских немцев. Но ничего подобного, констатирует Дройсен, на самом деле не произошло. Местное население сначала с любопытством наблюдало за тем, как шведские солдаты трудятся на земляных работах, а потом стало ворчать на их «прожорливость». Лютеранские князья забились по своим «норам», затаились в ожидании дальнейшего развития событий и ничего не предпринимали. За исключением мекленбургских герцогов, прибывших в шведский лагерь поздравить короля Густава с благополучной высадкой, ни один немецкий князь, ни один ганзейский город своего представителя в Штральзунд не выслал, о шведском патронаже не попросил и никаких обещаний о содействии шведам в их предприятии не сделал.

Зато опять появилась померанская депутация. Она извинилась за то, что герцог Богуслав не явился лично – ему, видите ли, не было известно местонахождение Густава Адольфа. Впрочем, они поручали себя воле короля Швеции, ждали от него приказов и в знак расположения подарили ему 2 экземпляра т.н. мекленбургской апологии – текста, с которым герцогство в своё время присоединилось к Аугсбургскому эдикту. Король обошёлся с ними на этот раз достаточно милостиво и отпустил их с Богом к своему герцогу.

Взоры Густава Адольфа немедленно обратились к главному городу Померании – Штеттину, занимавшему стратегические позиции в дельте Одера. Часть имперской армии под командованием итальянского герцога Савелли расположилась к югу от Штральзунда, напротив Узедома, другая, под командованием самого Торквато де Конти, стояла в т.н. Задней (Восточной) Померании. Штеттин находился поблизости от дефиле, по которому могла воссоединиться разъединённая имперская армия. Заняв Штеттин, шведская армия сделала бы этот маневр невозможным и заставила бы для этого Савелли и Конти оттянуть свои части далеко на юг.

Померанский гарнизон Штеттина Торквато Конти к себе в своё время не пустил. Конти, вместо того чтобы поступить решительно и взять город штурмом, ограничился воззванием к герцогу Богуславу и магистрату Штеттина не пускать в город врагов императора и на этом успокоился. Король Густав оказался умнее имперского полководца и, оставив в г. Воллине полковника Александра Лесли, а на Узедоме – Ларса Кагга под общим командованием генерала Книпхаузена, 8 июля собрал на южной оконечности острова войска, посадил их на корабли и поспешил к Штеттину «попытать счастья». Перед отплытием к нему опять явилась померанская делегация с ходатайством о нейтралитете, и король снова ответил им, что посмотрит на их поведение.

Ветер сопутствовал эскадре шведов, состоявшей из 51 судов разного калибра, и скоро она появилась в виду города Штеттина, произвела несколько выстрелов из орудий, стала на якорь и стала высаживать солдат на берег. Никто шведов не ждал, десант застал город врасплох, он начался внезапно, но потом происходил при огромном стечении сбежавшегося к берегу народа. Всем хотелось увидеть знаменитого короля Швеции.

Король сошёл на берег в сопровождении свиты и двух рот пехотинцев, поднялся по склону к замку Одербург и стал осматривать окрестность. Зевакам предстал высокий статный господин в обычном суконном солдатском мундире, без пера в шляпе и без каких бы то ни было знаков отличия, как это обычно водится с королями, а главное, без оружия – ну просто как обычный приятный, с мягкими манерами, общительный господин. Господин с приятными манерами заверил всех, что прибыл в город с добрыми намерениями, чтобы поддержать в чистом виде религию аугсбургской конфессии и наказать врагов церкви.

Начальник гарнизона полковник Дамитц отправил к королю трубача с предупреждением о том, что по приблизившимся к крепости шведам без предупреждения будет открыт огонь. Густав Адольф спокойно сказал, что «с подобными ему не принято разговаривать через переводчика», и Дамитц в сопровождении комиссаров герцога Богуслава поспешил явиться в шведский лагерь засвидетельствовать почтение. Густав Адольф потребовал предоставить своим частям квартиры и показал полковнику ключ, которым он в случае невыполнения требования откроет путь в город. Комиссары стали просить найти другое место для расквартирования шведов, но король холодно повторил ещё раз своё требование и сказал, что далее будет разговаривать только с равными себе, т.е. хотя бы с герцогом Померании.

Герцог Богуслав, болезненный, безвольный 50-летний человек, накануне прибытия шведов в Штеттин клятвенно заверил Валленштейна в своей неизменной верности своему императору и в намерении защищать город от шведов. Не прошло и часа, как он появился перед Густавом Адольфом собственной персоной. Король вышел ему навстречу, шведские лейб-гвардейцы образовали круг, внутри которого два потентата тут же вступили в переговоры. Результатом стал известный трактат, положивший начало сотрудничеству германских князей с королём Швеции – сотрудничеству вынужденному, а потому напряжённому, осторожному, эгоистичному и мало продуктивному. Густав Адольф был шведом, чужаком, а они – немцами. Они слепо верили в своего императора, с которым в прошлом им всем, в общем-то, неплохо жилось. Вот только зря Фердинанд затеял своё предприятие с универсальной монархией, т.е. усилением своей власти над империей за их счёт. А религия их мало интересовала: если надо, если потребуют политические и экономические интересы, они хоть завтра все станут католиками. Или, наоборот, кальвинистами.

В шведско-померанском трактате всё было расставлено по местам: Швеция освобождает Померанию от жадного и алчного врага, мучившего герцогство последние три года; возобновляется старый – 1570 года – Любекский договор, который приобретает характер оборонительного союза на «вечные времена»; гарантируется свободная торговля Померании со Швецией; герцогство остаётся членом имперского «клуба», т.е. членом Священной римской империи; герцог остаётся полноценным правителем своей земли и городов, кроме, разумеется, Штральзунда, статус которого уже определён специальным договором со Швецией сроком на 20 лет; герцог обязан позаботиться о том, чтобы ни один клочок его земли не попал врагу и чтобы померанские власти оказывали во всём содействие шведской армии. Швеция обязуется не предпринимать никаких шагов в отношении Померании без согласования с герцогом Богуславом. И самое главное в конце: если бездетный герцог Богуслав останется без мужского наследника, то при всех спорных ситуациях между претендентами Швеция распространяет на Померанию секвестр. Здесь дальновидный король заложил фундамент для будущей безопасности Швеции. При этом король скромно сообщил Оксеншерне в Эльбинг, что договор для него «мало полезен» – вероятно, потому, что в его текст не удалось вставить пункты о выплате субсидий, средств на содержание армии, её расквартирование и т.п. Разовой контрибуции в размере 100 000 риксдалеров шведам, конечно, было мало.

После этого, отслужив службу в городском соборе и отобедав у герцога, Густав Адольф присоединил полковника Дамитца вместе с его гарнизоном к своей армии, образовал из него Белый полк, оставил в Штеттине около 4 000 своих солдат и принялся за ремонт крепостных сооружений города, пришедших в полную негодность, в том числе и за оборудование вокруг замка Одербург укреплённого лагеря для своих подразделений. Одновременно с укреплением Штеттина король продолжал уделять неослабное внимание дооборудованию и расширению своей базы в Штральзунде, где полковник Лесли стал незаменимым его помощником.

А лабильный, трусливый и слабохарактерный герцог Богуслав, дрожа от страха, поехал в Вену к императору Фердинанду просить прощение за то, что «присоединился к шведу». В Вене взятие шведами Штеттина и заключение с Померанией договора вызвало переполох и страх. За месяц шведский король одержал две блестящие стратегические победы, которые ему не стоили почти ни одного солдата. И теперь у него образовалась удобная и надёжная база для расширения сферы действия своей армии и для выхода на оперативный простор. Имперские полководцы явно просчитались и недооценили энергичность и решительность «короля лапландцев».

Скоро по указанию шведского короля в Штеттин прибыли 13 кавалерийских рот, которыми командовал бравый полковник под многозначительной говорящей фамилией Тойффель51. Густав Адольф не собирался отсиживаться за палисадами и крепостными стенами – противник был рядом, и ему нужно было показать, что шведы прибыли из-за моря не для шуток. Штральзунд и Штеттин для начала германской кампании были важными стратегическими козырями в руках у Густава Адольфа, но не достаточными для того, чтобы шведская армия считала себя в полной безопасности. Необходимо было, не теряя времени, расширять плацдарм для дальнейших успешных действий против армии Тилли, чтобы не быть сброшенными обратно в море.

Примечание 51. В переводе с немецкого означает «дьявол». Конец примечания.

Во-первых, существовала опасность того, что расположенные вокруг Штеттина дугой имперские войска могли снова отрезать город со стороны моря, с севера. Получив из Штральзунда кавалеристов Максимилиана Тойффеля, Густав Адольф начал постепенно расширять плацдарм вокруг Штеттина и брать под свой контроль все переправы, мосты и близлежащие населённые пункты. Неплохо в этих мероприятиях проявил себя действовавший на восточном направлении полковник Дамитц со своими померанцами и присланный из Пруссии канцлером Оксеншерной десант.

Во-вторых, возникла насущная необходимость восстановить связь между Штеттином и Штральзундом по суше. В большинстве населённых пунктов по этой береговой линии стояли гарнизоны противника. Особо важным пунктом был городок Анклам, расположенный напротив острова Узедом. Пока шведы думали, как его взять, имперцы неожиданно покинули свой лагерь в Анкламе и Вольгасте и приблизились к Штеттину. Этот маневр заставил короля Густава задуматься: с какой стати противник делает ему такой неожиданный «подарок»? Заподозрив военную хитрость, король приказал Ларсу Каггу занять Анклам, но проявлять при этом величайшую осторожность. Кагг занял город и убедился, что он пуст, и никакого подвоха со стороны противника шведы там не встретили. Стало ясно, что имперские генералы подумали, что Густав Адольф после занятия Штеттина станет развивать наступление на юг вдоль Одера, и поспешили этому воспрепятствовать.

Генерал-майор Книпхаузен, действовавший в районе Штральзунда, 28 июля занял важный пункт Вольгаст, но противник укрылся в замке Вольгаста и почти месяц оказывал шведам упорное сопротивление. Но скоро большинство прибрежных населённых пунктов всё-таки перешло в руки шведов. В военных действиях наступила пауза, в ходе которой произошёл обмен военнопленными и обоюдная разведка позиций противника. Переговоры об обмене пленными со шведской стороны вели королевский секретарь Ларс Груббе и подполковник Лильеспарре, а имперцев представлял генерал-квартирмейстер имперского корпуса де Конти – швед Спарре. Спарре в чине подполковника когда-то служил в Голубом полку шведской армии, но потом по идеологическим соображениям  – он являлся родственником казнённого в своё время Карлом IX Эрика Спарре – перешёл на службу в императорскую армию. С ним мы ещё встретимся на страницах этой книги.

Военные операции шведов, как бы они ни были рискованны, до сих пор протекали весьма успешно благодаря пассивности противника. Потом, однако, наступила полоса неудач. Противник оправился от неожиданных ударов и уколов и стал переходить в наступление. Густав Адольф разделил всю армию на три корпуса: корпусом у Штеттина командовал он сам, под Штральзундом – генерал Книпхаузен, а в промежутке между ними – на самом ответственном участке – находился корпус Кагга. Армия, как мы уже упоминали, должна была решить задачу захвата всего прибрежного участка между двумя городами.

Савелли в августе 1630 года выступил с крупными силами из Грейфсвальде и перебил небольшой шведский гарнизон в только что занятом городке Клемпенове. Было ясно, что следующей атаке подвергнется Анклам, но Савелли выбрал другой населённый пункт, только что занятый шведами – Пазевальк, и так же немилосердно расправился с ними, как в Клемпенове. Похоже, пишет Дройсен, застать гарнизон врасплох помогли предатели.

В начале августа Густав Адольф едва не стал жертвой заговора.

А. Фрюксель сообщает, что заговор возник в среде монахов-иезуитов, а исполнителем его стал некий итальянский подполковник Квинти дель Понте, перешедший на сторону шведов. В полку Фалькенберга дель Понте нашёл ещё одного своего земляка – Юхана Баптисту, тоже перебежчика, и привлёк его к заговору. Баптисте предоставилось несколько возможностей убить короля, но то ли у него дрогнула рука, то ли он боялся быть схваченным с поличным, но привести в исполнение план покушения он не смог.

Наконец, случай представился: король перед началом похода в т.н. Переднюю Померанию выехал на рекогносцировку в район г. Демина, взяв с собой отряд сопровождения в количестве 70 финских всадников. Город занимал важное положение на пути продвижения шведов, и Густав Адольф планировал взять его в первую очередь. Дель Понте, у которого в Демине был припрятан клад, чтобы не потерять накопленное добро, принял меры к тому, чтобы предупредить о выезде короля своих сообщников в имперском лагере. Но итальянец не знал, что король  перед самым отъездом из лагеря приказал следом за собой выслать три эскадрона кавалеристов – так, на всякий случай.

Дель Понте с 1 500 всадниками устроил Густаву Адольфу засаду. Имперцы сразу окружили горстку шведов, внутри которой оказался король, она быстро таяла, и казалось, что положение было безнадёжное. Сначала имперцы воздерживались от применения стрелкового оружия, чтобы не демаскировать себя и не привлечь внимания, но, увидев ожесточённое сопротивление финнов, применили пистолеты и карабины. Под Густавом Адольфом пал конь. Оказать помощь было уже некому, и короля схватил какой-то рядовой кавалерист противника. Не представляя, кто попался к нему в руки, конник решил показать его дель Понте… и тут подоспели шведские эскадроны. Началась новая рубка, в ходе которой Густаву Адольфу удалось освободиться, а шведам – рассеять и прогнать уже поредевший отряд имперцев.

Дель Понте в шведском лагере, естественно, больше не показывался. А скоро шведы перехватили имперского лазутчика и узнали от него о предательстве Баптиста. Итальянец немедленно отправился на виселицу. С помощью шведской разведки был предотвращён и второй заговор католиков против короля Швеции. На сей раз Акселю Оксеншерне удалось получить сведения о подосланном к шведам под видом лютеранского священника иезуите-монахе, который должен был вручить королю пропитанное ядом письмо. При раскрытии конверта испарения должны были немедленно отравить короля. Монах был вооружён также и кинжалом, который он должен был пустить в ход в случае неудачи с письмом.

Пока комета в созвездии Кассиопеи королю благоприятствовала и на поле битвы, и в личном плане.

Григорьев Борис Николаевич


 
Перейти в конец страницы Перейти в начало страницы