Глава шестая
Дела польские и немецкие (продолжение)
26 июня шведская эскадра появилась на рейде Пиллау. Этот восточно-прусский город, равно как и вся Восточная Пруссия, находился в польском владении, но был, как мы уже упоминали выше, передан в ленное владение Бранденбургу. Курфюрст Георг Вильгельм обещал зятю не оказывать никакого сопротивления. Когда шведские корабли вошли в порт, их встретили залпы орудий, но стреляли пруссаки холостыми зарядами. Высадившись на берег, шведская армия быстро заняла почти всё побережье, заняла города Браунсберг, Фрауэнбург, Эльбинг, Мариенбург, Штум, Гуштадт, Меве, Диршау, Оливу и др., а также замкнула кольцо вокруг Данцига. Война должна была кормить самоё себя, поэтому занятые города были обложены налогами, контрибуциями, а портовые города – таможенными пошлинами на всю внешнюю торговлю. В г. Фрауэнсбурге была конфискована богатая библиотека иезуитского ордена и вывезена в Уппсалу. Это был уже грабёж. Шведы не очень-то церемонились с местным населением и вводили в Пруссии свои порядки, что встретило сильное неодобрение в Гааге и Лондоне, поскольку они ограничивали свободную торговлю Голландии и Англии в этом районе.
Сигизмунд III смог организовать отпор шведам лишь к сентябрю месяцу, когда он с сыном Владиславом и 30-тысячной армией появился, наконец, в Пруссии. Польский король воспользовался паузой в военных действиях шведов, спровоцированной ложным предложением Данцига о заключении мира со шведским королём. Как только польская армия вошла в Пруссию, переговоры были прерваны, и шведская армия оказалась зажатой между молотом Сигизмунда и наковальней Данцигского гарнизона.
Скоро завязались бои за небольшой, но важный городок Меве, контролировавший фарватер в устье Вислы. Шведы были на грани поражения, если бы в бой не вмешался сам Густав Адольф и не подоспели два свежих полка из Пиллау. Бой развернулся упорный и трудный для обеих сторон. У поляков в рукопашной принимал участие принц Владислав, в то время как престарелый Сигизмунд наблюдал за ходом сражения с вершины холма. Король Густав не мог устоять перед искушением и во второй раз бросился в гущу схватки. Зрение его часто подводило, подвело оно его, вероятно, и на этот раз, потому что скоро попал в окружение. Бдительный шведский кавалерист, конечно, во время заметил беду и поспешил своему королю на выручку. Некоторое время спустя, рассказывает Фрюкселль, в окружение попал уже кавалерист, и тогда Густав Адольф поспешил ему на помощь. «Теперь, дорогой мой брат и товарищ, мы квиты!», – крикнул король ему на скаку.
Шведы проявили необыкновенное мужество и стойкость и победили. Поляки потеряли около 4 000 человек убитыми и ранеными и отступили. Потери шведской армии, по данным Фрюкселля, исчислялись 500 убитыми. Сразу после этого начались переговоры о перемирии, но польская сторона выдвинула неприемлемые условия – возвращение Лифляндии и Эстонии и закрепление наследственного права на шведскую корону за одним из сыновей Сигизмунда. Густав Адольф отдал приказ переговоры прервать. Армия ушла на зимние квартиры, а король с триумфом вернулся домой в Швецию. Там его ожидал сюрприз – рождение дочери Кристины. Был созван немедленно риксдаг, на котором принцесса была признана законной наследницей Густава Адольфа на шведском троне, а король представил отчёт о военных действиях в Пруссии и получил у представителей сословий единодушное согласие на дополнительные средства для их продолжения в новом 1627 году.
Зимнюю кампанию 1626-27 гг. в Пруссии возглавил молодой чешский генерал граф Х.М. фон Турн, с польской стороны ему «ассистировал» храбрый и мужественный воевода Конецпольский, только что вернувшийся с польско-турецкой войны. В марте 1627 года Конецпольский потеснил отряд Нильса Хорна и освободил устье реки Вислы для прохода в Данциг. Польский воевода разгромил также отряд немецких наёмников, с которыми полковник Тойффель шёл из Померании. Сам Тойффель попал в плен, но, правда, скоро был обменен на польских пленных и был поставлен Густавом Адольфом командовать гвардейским дворцовым полком, ставшим известным под именем Жёлтого.
В мае 1627 года Густав Адольф вернулся в Пруссию с новым войском. Общая численность его армии в Пруссии достигла 35 000 человек. Прежде чем двигаться вглубь страны, нужно было овладеть Данцигом. Кроме того, что город представлял большую опасность для шведского тыла, он привлекал короля своей обширной торговлей и возможностью взять под свой контроль таможенные сборы.
Штурм крепости был предпринят в ночь с 23 на 24 мая при соблюдении полной секретности и мер предосторожности, чтобы застать гарнизон врасплох. Однако в ночной темноте десантные лодки шведов сели на мель, началась неразбериха и шум, атакующие были обнаружены, и защитники крепости открыли беглый и плотный огонь. Король был тяжело ранен в пах, когда плыл в лодке и пытался навести в рядах атакующих порядок, а сама лодка пробита пулями и чуть не пошла на дно. Пришлось повернуть обратно и штурм отложить. Неудача под Данцигом и ранение короля вызвали в шведском лагере тревогу и смятение, и военные действия на какое-то время прекратились.
Данциг оставался польским.
Зато отличился полковник Оке Тотт. Вместе с англичанином полковником А. Лесли он под м. Гребином попал в окружение, но прорвал кольцо польских гусаров и с победой вернулся в свой лагерь. Выстроив всю армию, Густав Адольф посвятил Тотта в рыцари, вручил ему золотую шпагу, а его кавалеристов наградил деньгами.
Затем последовало сражение под Диршау. Здесь король Густав опять чудом остался в живых, потому что в течение одной недели четырежды подвергался смертельной опасности быть застрелянным или зарубленным польскими уланами в мелких стычках 30 июля, 1 и 7 августа, а 8 августа – в ходе самого сражения. В первых трёх случаях для короля возникали лишь опасные ситуации, в которых он проявлял чудеса храбрости и находчивости, и каждый раз его спасали свои (лейб-гвардеец, Нильс Брахе и Эрик Сооп), а вот 8 августа, когда шведская армия атаковала армию Конецпольского, укрывшуюся за полевыми шканцами, король мушкетной пулей был серьёзно ранен в правое плечо.
Удар был настолько сильным, что рука непроизвольно взметнулась вверх, и король одно время подумал, что её оторвало ядром. Король лежал на руках у Пера Брахе, из раны, изо рта и носа у него хлестала кровь, и все думали, что королю пришёл конец. Послали за фельдшером. Фельдшер перевязал рану, но вытащить пулю из кости не смог. «Пусть останется на память», – сказал Густав Адольф, и память осталась на всю его оставшуюся жизнь: рука слегка онемела, а мизинец и безымянный палец полностью атрофировались.
Окружение короля, в первую очередь канцлер Оксеншерна, всполошилось и не на шутку перепугалось. Канцлер во главе генеральской депутации явился к раненому и сделал ему представление о необходимости прекращения всяких бравад с его стороны и проявления больше заботы о своей драгоценной жизни. Король выразил надежду, что Бог будет хранить его и впредь, но в то же время дал понять, что не откажется от исполнения своего долга перед солдатами и отечеством: «И если в превратностях войны смерть выпадет на мою долю, то чтó может быть для короля почётней, чем умереть на поле боя за своего Бога и свой народ?». Когда и фельдшер стал пенять короля за легкомыслие, тот ответил:
– Ne sutor ultra crepidam!41 {Башмачник, знай свою колодку! (лат.)}
Шведы, пришедшие в смятение от вести о ранении короля, вышли из боя. Гетман Конецпольский, узнав о том, что его высокопоставленного противника унесли с поля боя истекающим кровью, был, по словам Фрюкселля, так удивлён, что некоторое время стоял безмолвно на месте, словно поражённый громом, а потом отдал приказ своим солдатам отступить. Это, конечно, была метафора.
А битва под Диршау практически закончилась вничью.
23 сентября 1627 года в Диршау в штаб-квартиру Густава Адольфа прибыл английский посол Спенс и от имени короля Карла I торжественно вручил ему Орден Подвязки. Это было вкладом Англии в борьбу с католической контрреформацией: вместо посылки солдат в Германию англичане отделывались символами. Карл I, правда осознал, что война шведов с поляками способствует общему евангелическому делу, и, кроме награждения короля Швеции, разрешил шведам вербовать наёмников в армию на своей территории, но от активной, действенной поддержки Густава Адольфа отказался.
А. Оксеншерна в своих воспоминаниях описал, как проходила эта церемония. Сначала герольд прикрепил к левой ноге короля сам орден, потом надел на плечи красную бархатную блузу, поверх неё – ещё одну, бархатную коричневую блузу с длинным шлейфом, за спину закинул небольшую шапочку или сумку-кошелёк из красного бархата, к поясу прикрепил меч, а на шею повесил регалии рыцаря Св. Георгия.
В октябре король Густав вернулся в Швецию. Во время сессии риксдага он посвятил Н. Брахе и Э. Соопа в рыцари.
…А война в Пруссии продолжалась с переменным успехом.
После отъезда короля домой шведам был нанесён серьёзный урон под Данцигом – на сей раз на море. Из блокирующей порт шведской эскадры её командующий Нильс Шерншёльд отправил в Швецию четыре неисправных корабля, оставив в своём распоряжении шесть. Накануне адмирал чуть ли не в ультимативной форме попросился в отставку, мотивируя её преклонным возрастом и ранами, но Густав Адольф воспринял это прошение чуть ли не как дезертирство. Н. Шерншёльд был вынужден взять прошение об отставке обратно и просить у короля прощение. И вот 18 ноября поляки вывели из Данцига свой флот, которым командовал нанятый в Дании боевой моряк Арендт Дикман, и напали на шведскую эскадру. Атаке подверглись два корабля – «Охотник» и «Солнце», остальные четыре корабля лавировали на рейде и из-за противного ветра прийти к ним на помощь не смогли. В результате капитан «Солнца» приказал взорвать корабль вместе с экипажем, а «Охотник» был взят на абордаж. Шерншёльд, видя безвыходность ситуации, отдал приказ взорвать и «Охотника», но исполнители приказа были убиты и до крюйтовых камер не добрались, а сам адмирал был смертельно ранен и попал в плен.
Всё это время шведские дипломаты не прекращали усилий склонить Данию к наступательному или хотя бы оборонительному союзу. Сначала король Кристиан IV и слушать об этом не хотел и ссылался на то, что Дания находится с Польшей в состоянии мира, и что война против Польши не принесёт нужного эффекта для общего дела. Кристиан IV, руководимый честолюбивым желанием перехватить инициативу спасителя немецких лютеран, решил сам начать войну против императора Фердинанда II. Англия, Франция и Голландия пообещали помочь Дании субсидиями, и датчане открыли на своих южных границах театр военных действий. Однако скоро выяснилось, что англичане и голландцы стали задерживать выплату денег на ведение войны, и Дания быстро потерпела поражение от войск Валленштейна и Тилли. В 1627 году над Данией нависла непосредственная опасность вторжения имперских войск, и в Копенгагене стали прислушиваться к аргументам шведов и даже запросили у них поддержки. Обе стороны немедленно вступили в консультации, но уже в самом начале переговоров выяснилось, что Кристиан IV имел в виду лишь оборонительный союз без особых для себя обязательств. Несмотря на оглушительное поражение в войне с Габсбургами, датский король не оставлял своих далеко идущих планов, предусматривавщих, в частности, сговор с Фердинандом II. Конечно, Густав Адольф пошёл и на такой союз, и соответствующий договор в апреле 1628 года был подписан и предусматривал оказание шведским флотом помощи Дании. Обе стороны обязывались вести с Веной общие мирные переговоры и учитывать при этом интересы друг друга. Эта оговорка сыграла существенную роль и помогла Копенгагену завершить мирные переговоры в Любеке вполне достойным образом.
Канцлер Оксеншерна планировал использовать имперско-датские мирные переговоры в Любеке для достижения общей урегулирования положения на севере Германии. Король и он хотели политической и религиозной реституции, отказа Вены и Мадрида от далеко идущих планов создания габсбургского Балтийского флота и прекращения помощи Польше. Но имперцы шведских послов в Любеке за стол переговоров не пустили – к этому времени в Вене уже не скрывали, что основным и непримиримым врагом Габсбургов на Балтийском море являлись Швеция и её король Густав Адольф.
Нарушили свои обязанности по совместному договору и датчане, они пошли на сепаратные договорённости с имперцами, «забыв» принять во внимание пункты вышеуказанной программы Оксеншерны. Накануне Любекской конференции Кристиан IV попросил личной встречи с Густавом II Адольфом, которая состоялась в м. Ульвсбэк в Сконии. Для чего же прибыл датский король на встречу со «своим шведским братом»? Чтобы послушать шведского канцлера и узнать его программу мирного и всеобщего урегулирования положения в Северной Германии? Или обсудить идею заключения нового оборонительного, союза? Нет, Кристиан использовал эту встречу лишь для того, чтобы использовать её как средство давления на Вену и Любекскую конференцию и продемонстрировать Вене дружбу с сильным шведским королём! К январю 1629 года начались мирные переговоры с Данией в Любеке, и Дания практически отошла от коалиции со Швецией.
Примечателен вопрос датского короля к шведскому, который был сформулирован на Ульвсбэкской встрече: «Что ищет Ваше Величество в Германии, и чем не угодил Вашему Величеству кесарь?». В этом вопросе было всё: и нежелание понять шведскую политику, и скрытая вражда, и недоверие, и ревность по отношению к своему заклятому врагу, который планирует развернуть активные действия на той самой территории, на которую положил глаз Копенгаген. «Мрачный и недоверчивый, он ускользнул от горячего призыва Густава Адольфа о необходимости проявить твёрдость в общем деле», – пишет о датском короле Н.Анлунд. Разочарован был и шведский король: «Я был хозяином, а король – гость. Там мало ели, но зато много было выпито дрянного вина…Он не дал мне ни одного совета, но зато то и дело спрашивал, как я намереваюсь поступить с императором и зачем вмешиваюсь в немецкие дела… Когда я это осознал, то возблагодарил Бога за то, что я смолчал…».
Оппортунизм датчан и закоренелое недоверие между обоими скандинавскими соседями опять испортили всё дело. Стало ясно, что Дания всеми силами пыталась предотвратить вмешательство Швеции в германские события. Надежды на привлечение Дании к антигабсбургскому фронту окончательно развеялись.
До тех пор, пока Густав Адольф питал надежды на то, что его прусский поход может стать началом всеобщей борьбы протестантов с кесарем, внешняя политика Швеции в Северной Германии была достаточно сдержанной. Но поражение Дании и успехи армии Валленштейна, вышедшей к побережью Балтийского моря, вынудили Стокгольм более активно заняться северогерманскими государствами. Брауншвейг-Люнебург, Верден и Мекленбург были заняты католическими войсками, Померания была вынуждена пойти на размещение у себя на территории австрийской армии, Мекленбург был подарен Валленштейну в личное владение, сам полководец получил чин титул императорского адмирала и приступил к строительству в Висмаре флота.
Из тридцати с лишним померанских портовых городов Штральзунд был для воюющих сторон наиболее важным. Он занимал стратегическое положение на море и являлся преградой на пути к балтийской экспансии Габсбургов. Верхушка города и померанский курфюрст Богуслав склонялись к передаче крепости Валленштейну, в то время как в голове Густава Адольфа ещё в марте 1628 года созрел план ввести туда шведский гарнизон и связать город союзными обязательствами со Швецией, тем более что Штральзунд издавна поддерживал с королевством дружественные отношения. Занятие шведами Штральзунда создавало препятствия для проникновения армии Валленштейна в Пруссию и для реализации его идеи о господстве империи на Балтике, а также позволяло оказывать Дании своевременную помощь. (В это время между Копенгагеном и Стокгольмом ещё шли переговоры о совместных действиях против Габсбургов).
В мае генерал Ханс Георг фон Арнхейм (Арним) по приказу Валленштейна предпринял первую атаку на крепость, и на помощь гарнизону Штральзунда из Дании спешил десант генерала Хенрика Холька, «вояки международного типа кондотьера» (Н. Анлунд), который станет потом одним из успешных генералов Валленштейна. Король Густав в это время находился с флотом в Пиллау и совещался с канцлером о дальнейших совместных действиях с датчанами. В июне 1628 года в шведскую штаб-квартиру из Штральзунда прибыла делегация и попросила шведов защитить город от имперских посягательств. Взвесив все обстоятельства, Густав Адольф принял решение оказать городу помощь всеми имеющимися у него возможностями. К Штральзунду немедленно отправилась шведская флотилия под командованием адмирала Класа Флеминга42 из 8 вымпелов, имея на борту десант в количестве 600 человек под командованием Фритца Росладина. С десантом поплыл Ф. Садлер, дипломатический представитель короля, уполномоченный вести переговоры с властями города о заключении союза.
Примечание 42. К. Флеминг, настроенный когда-то в пользу короля Сигизмунда, был прощён Густавом Адольфом и сменил на посту главнокомандующего шведским флотом Юлленхъельма, сводного (внебрачного) брата короля Густава, поссорившегося с канцлером Оксеншерной и подавшим в отставку. Ссора произошла из-за того, что Оксеншерна не позволил Юлленхъельму воспользоваться призом с имущества перехваченных в море данцигских купеческих кораблей. Конец примечания.
Была пора проливных дождей, осадные работы под крепостью прекратились, солдаты фон Арнхейма сидели безвылазно в окопах и выглядели мокрыми курицами. Шведы беспрепятственно вошли в город, а 23 июня Садлер заключил с городом оборонительный союз сроком на 20 лет, который положит начало распространению шведского влияния на всю северную Германию, в котором Штральзунду будет отведена ключевая роль.
Итак, помощь Штральзунду пришла вовремя, через четыре дня под стенами крепости появился сам Валленштейн и приказал начать штурм города. Атака имперцев была отбита, но в боях погиб Росладин, а гарнизон потерял многих своих защитников. Наступило временное затишье, Валленштейн удалился в подаренный кесарем Мекленбург, оставив армию на Арнхейма, и начали действовать дипломаты. С инициативой выступил курфюрст Богуслав, предложивший вывести из Штральзунда все иностранные войска и ввести в него померанский гарнизон, верный императору. Шведы тоже не сидели сложа руки и для подкрепления своих позиций ввели в Штральзунд дополнительный военный контингент в количестве 1 200 человек под командованием Н. Брахе и Александра Лесли-старшего и таким образом в количественном отношении сравнялись с датчанами.
Потом король Густав послал в бой свою «тяжёлую артиллерию» – канцлера Оксеншерну. В августе канцлер прибыл в Штральзунд и вступил в контакт с Арнхеймом и послами Богуслава. Он нашёл состояние крепости и его защитников в неудовлетворительном состоянии и потребовал возведения вокруг города новых крепостных сооружений. Померанским послам Оксеншерна заявил, что от нападения противника бумагой и чернилами не защититься: «военная сила против военной силы или отказ от применения оружия с обеих сторон» – вот верное средство против имперцев. Если крепость попадёт в руки Валленштейна, со свободой в Балтийском море будет покончено. Швеция намерена воспрепятствовать этому всеми своими силами, и шведская армия покинет крепость только тогда, когда Валленштейн освободит Померанию, или если в Германии наступит мир. Нейтральной, т.е. шведской державе не пристало отводить свои войска, если в Штральзунде останется враждебный германскому императору датский гарнизон. Поэтому датчанам необходимо убрать из Штральзунда свой контингент.
При этом известии Валленштейн впал в неописуемую ярость. Он пригрозил превратить в порошок любой гарнизон в Штральзунде, какому королю бы он ни служил. Впрочем, уж если он потерпит иностранных солдат в крепости, то ими могут быть только датчане – по крайней мере, их Кристьян IV законный король, а шведский выскочка может убираться обратно в свою Швецию. Но на следующий день он успокоился и дал фон Арнхейму своё согласие на контакты с Оксеншерной, которые, впрочем, Валленштейну никакой пользы не принесли.
Из Штральзунда канцлер отправился в Копенгаген, где после длительных и утомительных бесед с датскими партнёрами условился о том, чтобы в Штральзунде вместе со шведами оставался лишь небольшой датский отряд численностью в 300 человек. Полностью взять под свой контроль крепость пока не удавалось, но и это было большой победой канцлера. Данию тоже не устраивало предложение курфюрста Богуслава. И пока продолжалась шведско-польская война, Штральзунд прочно оставался в руках шведов и представлял собой удобную базу для осуществления будущих планов Густава Адольфа.
…Между тем, прусский поход Густава Адольфа затягивался и решающего перевеса над поляками не приносил. Конецпольский, убедившись в превосходстве шведской армии над польской, избрал изнурительную тактику «малой войны», что сильно раздражало и ослабляло шведов. Предпринятая в мае 1628 года попытка взять «занозу» Данциг снова окончилась неудачей. На сей раз город спасли начавшиеся проливные дожди, затопившую и без того плохо проходимую болотистую местность на подступах к крепости.
Перед шведскими генералами остро стояла проблема снабжения армии провиантом. В августе погода улучшилась, шведы нанесли поражение полякам под Штрассбургом, и на этом кампания 1628 года практически закончилась. В октябре король Густав отплыл домой в Швецию, и битва под Горзно произошла уже без него. Конецпольский тоже удалилися на зимний отдых и передал командование армией гетману Потоцкому, а тот, заняв хорошую позицию перед мостом, вместо того чтобы обрушиться на подходившего противника и уничтожить его авангард, самонадеянно позволил шведам перейти мост. Когда его военачальники указали на несуразность такой тактики, Потоцкий заявил, что «мелкие стычки мало полезны и славы не принесут» и что следует дать шведам возможность перевести через мост всю свою армию, чтобы потом уничтожить их одним ударом. «Рыцарство» гетмана обошлось дорого: шведы сумели неожиданно быстро – для Потоцкого, разумеется, - встать в боевую позицию и нанести полякам сокрушительное поражение.
Победа под Горзно вызвала настоящую панику в Варшаве – особенно после того, как передовые отряды Х. Врангеля чуть ли не заняли сходу крепость Торн (Торунь). В феврале 1629 года шведы, совершив рейд вглубь Польши, вернулись на свою базу в Эльбинг, а Оксеншерна заключил с поляками перемирие сроком до 1 июля 1629 года.
Но Сигизмунд не сдавался. Скоро он преподнёс шведам новый сюрприз: он пригласил на помощь 10-тысячный имперский корпус генерала фон Арнхейма. Сигизмунд просил 20 000, но император Фердинанд II, упоённый победами Валленштейна и Тилли, считал, что для нанесения «снежному королю» Густаву с его «лопарями» за глаза будет достаточно и 10 000. «Иди в Пруссию и прогони снежного короля», - писал Валленштейн Арнхейму, – «а если это не удастся, скажи ему, что скоро приду туда сам и сделаю это».
Валленштейн маневрировал и пытался прощупать позицию шведов. Он внимательно следил за действиями шведов в Пруссии, полагая шведов главным потенциальным противником империи – «более злыми врагами, нежели турки». План Валленштейна состоял в том, чтобы не допустить союза Дании со Швецией, посеять между ними недоверие и рассорить их, играя на их старых противоречиях. Ещё осенью 1627 года он через генерала Арнхейма предлагал Оксеншерне антидатский союз с императором, а потом предложил воспользоваться слабостью датчан и отвоевать у них Норвегию. Аналогичные консультации Валленштейн одновременно вёл и с датчанами, предлагая королю Кристиану союз с Австрией против Польши и Швеции. Арнхейм, успевший побывать на службе чуть ли не у всех монархов Европы, служил и у шведов и даже был у них командиром элитного Голубого полка. Реакция канцлера на такое экстравагантное предложение была сдержанной, но в течение 1627-1628 гг. консультации между ним и Валленштейном продолжались. Вскоре шведам стали ясны истинные планы Валленштейна, и грубый зондаж австрийского генералиссимуса провалился.
Король Густав прибыл в Эльбинг за 8 дней до конца срока перемирия. К этому времени у него уже созрели планы завершить войну в Пруссии, перейти там к сугубо оборонительным действиям и перенести центр тяжести всех военных усилий в Германию, откуда в данный момент исходила основная опасность для Швеции. Он полагал, что если время для этого будет упущено, то встречать войска Валленштейна и Тилли ему придётся уже в Кальмаре. Однако прибытие на прусский театр военных действий имперского корпуса Арнхейма заставили короля Густава на время отложить эти планы. Пришлось принимать срочные меры по укреплению шведских позиций в районе Диршау и устья Вислы и просить подкрепление из Лифляндии.
Соотношение сил в Пруссии в это время было не в пользу шведов: у них была 22-тысячная армия, большая часть которой была разбросана по гарнизонам, а у поляков 26 000 человек. В Пруссии, обнаружив перед своими позициями 8 000 пехоты и 2 000 кавалерии фон Арнхейма, король поручил Стену Бъельке из Штральзунда заявить Валленштейну протест и потребовать от него объяснений: почему император направляет свою армию против него, ведь он ничего плохого императору не сделал. Ответ Валленштейна был высокомерен и нагл: «У императора больше солдат, нежели необходимо; поэтому он уволил со службы несколько полков и разрешил им наняться на службу к польскому королю, так что они ему уже не подчиняются».
Король Густав немедленно проинформировал о случившемся курфюрстов Бранденбурга и Саксонии и приступил к военным операциям в Пруссии. Он разделил свою армию на две части, одну в Мариенбурге возглавил сам, навёл мост через реку Ногат и создал предпосылки для марша на Диршау, а вторую часть поручил фельдмаршалу Херману Врангелю, чтобы тот прикрыл участок между Ризенбургом и Мариенвердером. Потом, убедившись, что для Диршау непосредственной угрозы не было, повёл войско в Мариенвердер на соединение с Врангелем.
В это время корпус Арнхейма в районе Груденца соединился с польской армией фельдмаршала Конецпольского и формально поступил под его начало. Было ясно, что противник намеревался отрезать шведов от Мариенбурга. Отдав приказ Врангелю немедленно выступить навстречу противнику, Густав Адольф со своим отрядом последовал за ним в направлении деревни Хонигфельд. 17 июня у м. Штум произошло столкновение с противником. Бой был тяжёлым и упорным, и ни одной из сторон решающего перевеса достигнуть в нём не удалось. В ходе сражения Конецпольский и король Густав чуть не попали друг к другу в плен; враждующие стороны развела только наступившая темнота. Густав Адольф решил не рисковать и отдал приказ укрыться за стенами Мариенбурга. Позже он впоминал, что никогда не участвовал в более жарком сражении, как под Штумом.
После сражения обе армии заняли позиции под Мариенбургом. Некоторое время спустя к шведам подошли подкрепления: старые полки из Лифляндии под командованием Я. Делагарди, новые полки из Швеции и наёмники из Германии, Шотландии и Англии. Король Сигизмунд, находившийся со своими сыновьями в войсках, должен был скоро убедиться в тщетности своих надежд сбросить шведов в море. Между Конецпольским и заносчивым пруссаком Арнхеймом начались неурядицы, потом стала сказываться нехватка провианта, пошли дожди, и начались болезни и болезни, которые нанесли армии невосполнимые потери. Чума распространилась вглубь Польши и на шведскую армию – из 16 500 человек шведы за штумскую кампанию потеряли убитыми и умершими от болезней и ран около трети личного состава – и парализовала все военные действия.
С обеих сторон возникло желание военный конфликт затушить, начались переговоры, но ни о мире, ни о перемирии стороны никак договориться не могли. Поляки отказывались признавать за Густавом королевский титул, и король Сигизмунд по-прежнему считал себя королём Швеции. Они также не могли согласиться с потерей своих территорий, и все раунды переговоров заканчивались ссорами. В события вмешались голландцы, потом Бранденбург, но потребовалось ещё много совместных дипломатических усилий с участием французов и англичан, чтобы, наконец, заставить Сигизмунда III сесть за стол переговоров.
Болезни в армии, отсутствие денег и надежд на новые подкрепления от Фердинанда было той суровой реальностью, с которой польский король не мог не считаться. В Варшаве вновь зашевелились противники войны со шведами и стали оказывать на короля давление. В результате Сигизмунду, скрепя сердце, пришлось войну прекратить. Начались снова мирные переговоры – теперь уже с участием французского посредника посла Эркюля Шарнаса, родственника кардинала Ришелье. Прибыл в Пруссию и посол короля Карла I сэр Томас Ру, чтобы тоже помогать мирить воюющие стороны. Э. Шарнас и Т. Ру представляли собой весьма контрастную картину: француз, разодетый и гордый как петух, раздающий направо и налево комплименты и запахи духов, и скромный англичанин, далёкий от внешних эффектов и прочей мишуры. Густаву Адольфу и канцлеру пришёлся ко двору англичанин, но если верить Поршневу, то бóльших успехов добился француз43.
Примечание 43. Г. Дройсен считает, что приписываемая французским посредникам заслуга в этом деле сильно преувеличена. Всё, по его мнению, объясняется славными победами шведской армии. С этим мнением спорить трудно, но следует также признать, что без нажима со стороны Франции Сигизмунд вряд ли бы так быстро «созрел» для мира. Конец примечания.
28 октября Густав Адольф уплыл домой в Швецию, не дожидаясь завершения переговоров с поляками. Он торопился домой, чтобы начать готовить «общественное мнение» страны к предстоящей войне в Германии. Перед самым его убытием из Пруссии поляки сделали новое предложение о перемирии, базовой основой которых был отказ короля Сигизмунда от претензий на шведскую корону (он настаивал, однако, на наследственных правах для своих сыновей), но король спешил домой и все переговоры оставил на Оксеншерну.
16(26) сентября 1629 года в местечке Альтмарк было подписано соглашение о длительном – на 6 лет – перемирии. Швеция сохраняла за собой Лифляндию и прусские города Эльбинг, Браунсберг и Пиллау с прилегающими землями и правом взимать в них пошлину в пользу шведской казны. В феврале 1630 года при содействии английских посредников было заключено специальное соглашению по городу Данцигу. Оно было вполне благоприятно для шведов и давало им возможность взимать в свою пользу таможенные пошлины. Оба соглашения в ноябре были ратифицированы польским сеймом.
Теперь, по выражению канцлера Оксеншерны, «все балтийские порты от Кальмара до Данцига через Лифляндию и Пруссию попали в руки Его королевского величества» – в полном соответствии с выдвинутой недавной доктриной об ответственности Швеции за недопущение в Балтийское море иностранного присутствия, кроме, естественно, датского. Династический спор, правда, оставался нерешённым, но на такие символы Густаву Адольфу обращать внимание было уже некогда. Главное, что тылы с востока были худо-бедно пока обеспечены, и средства для ведения войны в Германии были добыты. Ко всему прочему перемирие уничтожило последние надежды шведской эмиграции на внесение каких-то поправок в историю. Вождь эмиграции Габриэль Поссе, активный сподвижник короля Сигизмунда, обратился к Оксеншерне с просьбой дать ему аудиенцию, но канцлер холодно отверг его, после чего Поссе, окончательно сломленный и униженный, скончался.
В последний день октября соглашение торжественно, с салютом, пением труб и громом барабанов, вступило в силу. Сообщая Госсовету об Альтмаркском соглашении, Густав Адольф заметил, что он хотел бы добиться лушего мира с поляками, но ввиду многих препятствий следовало пока довольствоваться тем, что сделано.
Польша не была сломлена и, как заноза в незаживающей ране, будет постоянно напоминать о себе до последних дней его жизни.