"Книги - это корабли мысли, странствующие по волнам времени и
  бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению"

(Фрэнсис Бэкон)


Глава шестая
Дела польские и немецкие

Итак, когда после Столбовского мира, по мнению В. Тамма, восточные рубежи Швеции были обеспечены, и Густав Адольф мог вплотную заняться своим третьим (по счёту, но не по важности!) противником – Польшей. В Стокгольме, возбуждённом интригами и пропагандой короля Сигизмунда, снова возобладали воинственные настроения. К тому же обстановка, по мнению короля и его советников, складывалась благоприятно, для того чтобы нанести удар по Ливонии: Польша завязла в войне с Россией, Ливония была практически оголена и представляла лёгкую добычу для шведского оружия. К тому же два видных ливонца – герцог Вильгельм Курляндский и заместитель главнокомандующего польскими войсками в Ливонии Вольмар Фаренсбах – склонялись к тому, чтобы перейти на сторону шведов, и  вступили с ними в тайные сношения.

Нужно отметить, что претензии короля Сигизмунда на шведский трон и его козни и интриги против Густава Адольфа вызвали в Швеции единодушное осуждение всех слоёв населения, и на риксдаге в Эребру в 1617 году ему не составило большого труда заручиться поддержкой всех сословий в пользу войны с Польшей. Так началось новое двенадцатилетнее противостояние Швеции с Польшей, которое, согласно В.Тамму, можно условно поделить на два этапа: войну в Лифляндии (8 лет) и войну в  Восточной Пруссии в устье Вислы (4 года).

Перед тем как начать свой лифляндский поход, король в 1617 году отправил своего представителя Юхана Шютте в Данию, Голландию и Англию с задачей получить военную поддержку в этой войне со стороны хотя бы одного из этих государств. В Гааге Шютте ждали сюрпризы: Сигизмунд III успел сделать Генеральным Штатам контрпредложение о союзе против Швеции, и, кроме того, в стране начался правительственный кризис с отрубанием голов прежним правителям, так что по-настоящему изложить голландцам суть свое миссии Шютте смог лишь в 1618 году. Реакция голландцев была позитивной, но не достаточно конкретной: в каких случаях и в какой форме воспоследует с их стороны помощь шведам, было не ясно.

Вторжение в южную Ливонию оказалось не таким успешным, как думали вначале. Некоторые сиюминутные победы сменялись внушительными поражениями. В. Фаренсбах продемонстрировал своё непостоянство тем, что сохранил верность польскому королю, в России Сигизмунд III одерживал одну победу за другой, и в Стокгольме начали подумывать о заключении с поляками нового перемирия. Правда, на этот счёт высказывались разные мнения, но победила осторожность канцлера Оксеншерны, который ввиду датской опасности не советовал рисковать безопасностью страны. 1617-1618 гг. характеризовались лишь небольшими стычками между противниками, после чего 11 ноября 1618 года с Польшей было заключено двухгодичное перемирие, которое длилось до 1621 года. При этом шведам удалось оставить за собой Пернау (Пярну).

Из этого периода внимание историков привлекает фигура вышеупомянутого В. Фаренсбаха – ливонского дворянина, состоявшего на службе у короля Польши, словно зайца, перебегавшего от одной воюющей стороны к другой. Ещё в предыдущую войну он попал в плен к шведам, затем в обмен на пленных шведов был выпущен на свободу и стал подданным курляндского герцога Вильгельма Кеттлера, вассала Сигизмунда III. Когда Кеттлер поссорился со своим сувереном, Фаренсбах перешёл на службу к шведам и оказал им полезные услуги в завоевании провинции. Но Густав Адольф не доверял ветреному лифляндцу и приставил к нему своего надёжного человека – Нильса Шерншёльда. Шведское прямодушие потерпело сокуршительное поражение от польско-балтийско-немецкой коварности, и в 1617 году Фаренсбах силой завладел большой суммой денег, прибывшей из Стокгольма на имя Шерншёльда, и опять вернулся на службу к Сигизмунду36.

Примечание 36. На этом приключения Фаренсбаха не кончились. Во время немецкой экспедиции Густава Адольфа он в 1631 году снова объявился в шведском лагере, но его верности шведам хватило не на долго, и он скоро переметнулся в армию Й.Ц. Тилли. Затем он «выплыл» на шведском горизонте в 1632 г. во время осады шведами г. Ингольштадта (Бавария), о чём мы расскажем ниже. Конец примечания.

За полгода до истечения срока Пярнусского перемирия в Стокгольме снова возникла дискуссия о том, что делать с Лифляндией. Советники короля оставили вопрос на его усмотрение. Всегда горячий и темпераментный, Густав Адольф на этот раз продемонстрировал умеренность и дал указание вернуть полякам Пярну и заключить с ними долгосрочный мир. В. Тамм объясняет эту необычную со стороны короля уступку общеевропейскими соображениями и событиями в германо-римской империи. Дело шло к окончательному размежеванию по религиозному признаку Германии и самой Европы на два непримиримых лагеря, и лютеранской Швеции предоставлялась возможность сыграть там не последнюю роль. Частная проблема Ливонии откладывалась в этой связи на более позднее время.

Сигизмунд III большого энтузиазма от мирного предложения шведов не испытал. Он фактически не признал условий польско-шведского перемирия 1618 года, а теперь направил польских легатов на переговоры со шведами, не наделив их даже соответствующими полномочиями. Такое отношение к себе шведы стерпеть не смогли, и летом 1621 года Густав Адольф с большим войском снова вторгся в Лифляндию с намерением раз и навсегда присоединить её к шведской короне. Общая ситуация для Польши складывалась к этому времени опять не совсем благополучно, и у панов снова затряслись чубы: мир с Россией был заключён, но страна снова оказалась в состоянии войны – теперь с Османской империей. Густав Адольф своим вторжением в Лифляндию навлёк на себя суровую критику в европейских столицах – война с неверными мусульманами считалась в христианском мире священной, и воевать в это время с поляками было большим грехом. Он был вынужден давать всем объяснения в том, что его мирные предложения были отвергнуты коварным врагом, но это мало способствовало изменению уже сформировавшегося о Швеции мнения.

Перед вторжением шведской армии в Лифляндию в Германской империи произошли события, ознаменовавшие собой начало Тридцатилетней войны и дополнительно подтолкнувшие короля Швеции к тому, чтобы занять по отношению к Польше воинственную позицию. Катализатором событий и прологом к Тридцатилетней войне стало, как мы уже знаем, богемское (чешское) восстание 1618 года, известное под названием пражской дефенестрации. Габсбурги жестоко подавили это восстание, а поражение восставших немедленно использовали для развёртывания широкоформатной и далеко идущей контрреформации.

Взоры многих протестантов с надеждой обратились в сторону Швеции. Моритц Гессенский уже на этой ранней стадии стал призывать к созданию антигабсбургского альянса, включавшего в себя не только немецких протестантов, но и протестантские страны Скандинавии, Голландию, Англию и католическую Францию. Определённой вехой на пути консолидации антигабсбургских сил стал Хайльбруннский конгресс от июня 1619 года, обратившийся с воззванием к негерманским протестантским государям, в том числе и к Густаву II Адольфу шведскому.

Настало время осмысления и обсуждения германских событий и в Швеции. Король Густав и канцлер Оксеншерна внимательно следили за развитием событий в Богемии (Чехии), «зимний король» через находившегося в Германии Юхана Казимира обратился в Стокгольм с просьбой напасть на Польшу, вмешавшуюся в богемский конфликт на стороне Фердинанда II. Густав Адольф послал своего представителя Яна Рутгерса в Прагу, чтобы детально ознакомиться с обстановкой в Чехии на месте, а со своим советом обсудил варианты нанесения удара по католической Польше. Даже начались переговоры с царём Михаилом о совместных военных действиях против поляков, но в Москве о новой войне не помышляли – страна после Великой Смуты зализывала раны. В январе 1620 года король Швеции через Рутгерса сообщил «зимнему королю» Фридриху V о том, что Швеция весной откроет фронт в Лифляндии, если чехи нападут на Польшу с юга и пригласят Швецию в протестантский альянс.

Но планам этим не суждено было сбыться. Они основывались на неверной, слишком оптимистичной информации Ю. Казимира. На самом деле, в протестантском альянсе ещё не было единства. Например, Саксония твёрдо держалась союза с венским двором, да и другие протестантские княжества выступать на помощь чехам не торопились. Более того, Протестантская Уния официально отмежевалась от пражской дефенестрации. Дания, Голландия и Англия пока тоже не созрели для понимания ситуации. Ю. Казимир не имел ни чётких указаний, ни полномочий от пославшего его монарха. Побывавший вскоре в Германии (в связи со своим сватовством к бранденбургской прнцессе) Густав Адольф лично убедился, что время для вмешательства Швеции в германские события ещё не пришло.

…Несмотря на отвлечение сил польской армии на южном (турецком) направлении, война 1621 года далась шведам нелегко и характеризовалась ожесточёнными столкновениями. Военные действия завершились в конце декабря завоеванием Риги и Митавы. Над овладением городом шведам пришлось немало потрудиться. На войну король отплывал в июле месяце, армия собралась в южном пригороде столицы Оште, и на её проводы приехал почти весь двор и обе королевы – мать и супруга. Сильный ветер разметал шведскую эскадру по морю, Карл Филип со своими кораблями прибыл в Пернау (Пярну), в то время как Густав Адольф с остальной эскадрой высадился под Ригой. Гарнизон заблаговременно запросил у короля Сигизмунда помощь, но тот смог послать для него всего 300 солдат. Тем не менее, город решил не сдаваться и на подходе к городу, в устье Двины, для острастки шведов построил укреплённый лагерь. Когда шведы 31 июля приблизились с моря к городу, они увидели грозные валы, блеск мушкетов и развевающиеся знамёна. Это заставило адмирала Юлленхъельма остановиться и отдать приказ своей эскадре бросить якорь на рейде.

До 4 августа на море неистовствовал шторм, а затем адмирал решил всё-таки рискнуть и войти в устье реки. Поляки открыли огонь, но шведы, не обращая внимания на обстрел и, обнаружив в лагере отсутствие артиллерии, стали высаживать десант. Поляки, не оказав сопротивления, поспешили укрыться за стенами крепости и сжечь все предместья. Скоро город со всех сторон был окружён, и в шведский лагерь прибыли Густав Адольф и Делагарди. Король располагался в лагере с северо-восточной стороны города, с востока, вдоль берега реки, находились части под командованием Х. Врангеля и П. Рутвена, с юга, на противоположном берегу Двины, в Кобронских шканцах стоял Х. Флеминг, а флот под водительством Юлленхъельма и вице-адмирала Класа Флеминга запирал вход в Двину со стороны моря.

Итак, гарнизон Риги состоял всего-навсего из 300 солдатов, но оборонять город помогали жители этого крупнейшего ганзейского города. Ультиматум короля Густава от 12 августа гарнизон категорически отверг. 14 августа шведы начали обстрел города. Предпринятый в ночь с 29 на 30 августа штурм через проделанные в стенах крепости бреши был успешно отбит. На помощь Риге спешил отряд К. Радзивилла. Одновременно появились странные слухи об активизации русских на северо-западной границе, а из Стокгольма раздались истошные вопли королевы, «умиравшей от любви» к отсутствовавшему супругу.

Момент был критический, и Густав Адольф проявил выдержку и терпение. Он попросил тёщу не уезжать из Швеции и побыть некоторое время со своей дочерью. Появившиеся на границе русские скоро отступили, но на противоположном берегу Двины в виду крепостных стен Риги появились всадники Радзивилла. Правда, кроме горделивого гарцевания, польский малочисленный отряд противопоставить 20-тысячной шведской армии ничего не смог. Предприняв несколько неудачных попыток пробиться в город, поляки отступили, а затем и вовсе ушли, оставив крепость на произвол шведской армии.

Король Густав ещё раз предложил полякам капитулировать, но гарнизон снова ответил отказом. Тогда осада возобновилась, и шведы приступили к земляным работам, во время которых король Густав с братом Карлом Филипом показывали солдатам пример мужества и самоотверженности. Во время земляных работ рядом с королём неприятельским ядром был убит ливонец Штакельберг, и его кровь забрызгала короля с ног до головы. Поляки отчаянно сопротивлялись, схватки шли и на валах и стенах города, и в подземных минных галереях.

На 9 сентября был назначен генеральный штурм крепости со стороны Песчаных ворот. Ю. Банėр вместе с французом ля Шапеллем повели солдат на штурм, во второй волне атакующих шёл генерал Г. Хорн. Бой шёл с переменным успехом, генералы были ранены, а у ля Шапеля погиб сын. После боевой «ничьей» гарнизон, в надежде получить сикурс, предложил шведам перемирие. Король Густав ответил, что шведы настолько сильны, что они возьмут город и в том случае, если гарнизон получит подкрепление. Хитроумные поляки не без юмора предложили тогда королю впустить в Ригу подкрепление, ибо тогда победа короля Швеции станет ещё более славной и почётной. Густав Адольф улыбнулся дерзкой шутке славян и ответил, что такой ценой добывать победу он не собирается. 12 сентября он начал бомбардировку города и одновременно выслал к воротам трубача с ультиматумом. На этот раз ультиматум подействовал, и 16 (27) сентября Густав Адольф во главе своей армии торжественно въехал в Ригу.

После взятия Риги шведская армия быстро завоевала часть Курляндии и овладела Митавой. Слава о победах шведского оружия и о короле Густаве стала распространяться по всей Европе. В феврале 1622 года король вернулся в Стокгольм. В Нарве, как мы помним, он оставил умирающим брата Карла Филипа. Трон оставался без наследников, и король приказал своему зятю Юхану Казимиру окончательно вернуться из Германии и поселиться в Швеции.

Весной 1622 года война в Лифляндии продолжилась. Со стороны шведов она в основном носила окопный характер. Под Митавой король учил Оксеншерну, как нужно воевать: никогда не покидать ограждённого шканцами старого лагеря, не подобрав новый. Князь К. Радзивилл, командовавший польской кавалерией, был недоволен: что это был за противник, «который, словно крот, воюет под землёй». Для шляхты копание в земле было занятием унизительным, намного почётней было умереть в смелой атаке на эти укрепления. Впрочем, шведская деловитость и методичность постепенно брала верх над импровизацией и горделивой дерзостью поляков.

Генерал-губернатором Лифляндии был назначен Я. Делагарди.

Зимняя же кампания 1621-1622 гг. оказалась для шведов неудачной, потому что поляки заключили мир с турками и всеми силами навалились на шведов. Последние снова стали подумывать об отказе от военных средств и о переходе к дипломатическим. Переговоры с поляками вёл из Риги сам канцлер Оксеншерна. Первоначальная его тактика попытаться внести раздор между поляками и литовцами потерпела неудачу. Потом стали пробуксовывать все его прочие дипломатические усилия, и разобиженный канцлер даже сгоряча посоветовал королю применить силу. Но король уехал домой в Швецию и предоставил Оксеншерне решать польский вопрос одному.

Мирный договор с поляками означал бы для шведов одновременно и разрешение династического кризиса. Если Сигизмунд III согласится подписать мир со Швецией, то он автоматически откажется от всех своих притязаний от шведской короны. За отказ Сигизмунда от шведской короны Густав Адольф готов был заплатить кузену возвращением Риги и довольствоваться удержанием за собой одной Эстонии. А. Оксеншерна возражал королю и отдавать Ригу полякам не советовал. Как бы то ни было, но о прочном мире с поляками так и не столковались. Единственное, чего Оксеншерна сумел добиться от противника, это нового перемирия: 27 ноября 1622 года был подписан об этом договор, рассчитанный до 1 июня 1624 года. При этом Швеция оставляла за собой Ригу и другие территориальные приобретения в Лифляндии.

Внешнеполитическая ситуация вокруг Швеции, несмотря на некоторые успехи в Лифляндии и успешное заключение Столбовского мира с Россией, за десять лет правления Густава II Адольфа, таким образом, мало изменилась к лучшему – скорее наоборот. С момента вступления на шведский трон король Густав Адольф стал пристально следить за развитием событий в Германии. Он был глубоко уверен в том, что эти события будут иметь самое непосредственное отношение к Скандинавии и Швеции, и не ошибся. Ещё в 1614 году, через своего свояка, курфюрста Пфальцского, Юхана Казимира он дал понять о заинтересованности Швеции стать членом протестантского альянса германских государств, и ландграф Моритц Гессенский вместе с нюрнбержцем Людвигом Камерариусом, состоявшим на пфальцской службе37, стали работать над приближением этой цели. В то время как Кристиан IV пытался создать продатский силовой блок в Северной Германии, Густав Адольф искал контакты среди протестантских князей, чтобы создать свой противовес контрреформации.

Примечание 37. Л. Камерариус скоро перейдёт на службу к Густаву Адольфу и станет одним из самых выдающихся его дипломатов. Конец примечания.

 После перемирия с поляками Густав II Адольф возобновляет попытки достучаться до голландцев и северо-германских князей, предлагая им наступательный союз против германских «папистов», но скоро был вынужден констатировать, что резонанс на это предложение был минимальным. Понадобились ещё три года, чтобы Франция и Англия уяснили суть происходящих в Германии событий и стали проявлять интерес к созданию противовеса имперско-католической активности. Во Франции во главе правительства встал кардинал Ришелье – непримиримый враг Габсбургов, и его активная позиция заставила «зашевелиться» Англию. В июне 1624 года Лондон послал своих послов в Гаагу, Копенгаген, Берлин и Стокгольм, которые должны были вручить там план создания большого антигабсбургского союза протестантов и католиков. Планом предусматривалось создание общей армии, которая должна была поставить заслон на пути создания в Европе универсальной монархии Габсбургов и восстановить в своих правах пфальцский дом. Изгнанный императором Фердинандом II «зимний король» Чехии Фридрих V стал зятем короля Англии, поэтому на берегах Темзы свой вклад в дело борьбы с католической реакцией видели в первую очередь в восстановлении в своих правах пфальцского зятя.

И Копенгаген, и Стокгольм английский план – т.н. Гаагскую конвенцию - отвергли как утопичный. Густав II Адольф сделал контрпредложение, в котором снова развивал свой пессимистический взгляд на положение в Германии и предлагал создать евангелический союз с единым военным руководством, возможно, с участием французов, целью которого было бы спасение протестантов, обеспечение безопасности Нидерландов и религиозная реституция Германии. Стокгольм не скрывал, что во главе объединённой армии он хотел бы видеть своего короля Густава II Адольфа.

Неожиданно идея шведского короля нашла поддержку у бранденбургского курфюрста, который после длительных колебаний решил перейти в лагерь протестантов. В Швеции этому чрезвычайно обрадовались: можно было отказаться от частных, диверсионных планов против Польши и начать глобальные, совместные военные действия на территории Германии. Король Густав в качестве условия для осуществления этой идеи поставил требование к датчанам и северо-германским княжествам помочь продлить шведско-польское перемирие и предоставить в распоряжение союзников флот, который должен будет действовать вместе со шведским флотом, и два порта: один в Северном, другой – в Балтийском море.

План пришёлся по нраву Гааге, в то время как Лондон выразил своё отношение к нему в самых неясных выражениях. И в этот самый момент со своей инициативой неожиданно выступил Кристиан IV. Он призвал всех заинтересованных поддержать английский план. В результате Лондон потерял всякий интерес к предложению короля Густава, у которого, кстати, не было никаких сомнений в том, что датская дипломатия предприняла свой демарш явно в пику шведам. Отношения между двумя скандинавскими странами и без того были натянутыми, а после того как Дания в проливе Эресунд неожиданно ввела для шведов таможенный режим, ухудшились вовсе. В воздухе снова запахло порохом. Стокгольм начал готовиться к войне, но предпринял попытку договориться мирно. К счастью, она удалась, мир был восстановлен, хотя обстановка недоверия осталась.

Шведский план обсуждался ещё полгода, Гаага и Берлин предпринимали попытки склонить к нему Данию и северогерманские княжества, им помогал Париж, но единственное, чего добились в этом шведы, состояло в том, что в 1625 году Кристиан IV дал торжественное обещание не вступать ни в какие союзы с Сигизмундом III. Правда, морские державы Голландия и Англия не прекратили попыток побудить Швецию и Данию к совместному выступлению в Германии и в марте 1625 года выдвинули новый т.н. кооперационный план, согласно которому шведский и датский король, каждый со своим войском и каждый на своём участке – один по линии Одера, второй по линии Эльбы – выступили бы против имперских сил в Германии. С этим планом согласились и курфюрст Бранденбурга Георг Вильгельм, и король Кристиан IV, но он не понравился Густаву II Адольфу. Вместо того чтобы действовать на линии Одера, король предпочитал вернуться к своему диверсионному плану в отношении Польши. В общем, в планах и комбинациях недостатка не ощущалось, только ни от одного их них не было толку.

Устав от бесплодных переговоров и оставляя дверь для дальнейших переговоров открытой, шведы решили окончательно «разобраться» с поляками в Лифляндии. Король одобрял действия канцлера Оксеншерны и его твёрдую линию на переговорах с поляками и был рад, что ему удалось избежать заключения перемирия. Угрожающая концентрация имперских войск на севере Германии вызывала, по мнению Стокгольма, необходимость присутствия в Пруссии шведской армии. «Швеции следовало теперь в одном важном аспекте поступать по примеру недруга», – пишет Анлунд, – «концентрировать свою силу на чужой территории, укреплять её за счёт противника и отражать его наступление». Такой территорией, несомненно, являлась Польша – большая, плодородная, открытая со всех сторон, и одновременно враждебная, лишённая единой воли и стремления к миру бессильная страна.

Когда в ноябре 1625 года в Гааге произошло конституирование евангелического союза Дании, Голландии и Англии, представителя Швеции на нём не было. На англо-голландский запрос от марта 1626 года, присоединится ли Швеция к этому союзу, Стокгольм ответил сдержанным «нет». После целой декады дипломатических переговоров Швеция опять оставалась одинокой и изолированной.

Шведско-польское перемирие 1623 года было неустойчивым, потому что Сигизмунд III использовал его исключительно для того, чтобы накопить сил для новых сражений со шведами. У польского короля возникла идея повторить свой поход чуть ли не тридцатилетней давности и нанести им удар в самое сердце в их собственной стране. В Данцигском порту началась концентрация польской армии и судов. Между поляками и шведами начались столкновения на море. Слухи о вторжении польской армии быстро распространились в Швеции, и в стране началась паника. Королева-мать предусмотрительно удалила из Нючёпинга в Грипсхольм свою персону, а заодно и все накопленные богатства. Её примеру последовали другие. Король объявил призыв в армию и определил главнокомандующих в Финляндии и на юге Швеции. Были приняты меры по укреплению флота и балтийского побережья, а в Пруссию посланы соглядатаи, чтобы добыть более подробные сведения о планах поляков. Разведка доложила, что в Данциге собралось около 6 000 поляков, готовых вот-вот погрузиться на приготовленные для них купеческие суда.

Густав Адольф решил, что вместо того чтобы ждать нападения врага на Швецию, лучше нанести ему упреждающий удар в порту Данцига. 13 июня 1625 года он с эскадрой, состоящей из 20 хорошо вооружённых кораблей, отплыл из Стокгольма и через 3 дня появился на Данцигском рейде. Эффект превзошёл все ожидания. Шведы захватили несколько торговых судов, принадлежавших данцигским купцам, и король сделал у отцов города запрос, намерены ли они и впредь предоставлять порт в распоряжение Сигизмунда III, вероломно нарушающего перемирие со Швецией. Данциг был торговым городом и ни с кем ссориться расположен не был, а потому дал уклончивый ответ. Густав Адольф потребовал быстрый и определённый ответ – в противном случае он пригрозил высадкой десанта. Одновременно он послал Сигизмунду с супругой шутливое приглашение прибыть к нему в гости под Данциг вместе с сыном Владиславом – если они, конечно, будут рады видеть обветренные лица шведских моряков. Польская королева в ответ прислала шведскому королю приглашение прибыть в гости в Варшаву.

Пока шла эта «шутливая» переписка, Данциг медлил с ответом. Тогда шведский флот подошёл ближе к городу и конфисковал ещё несколько судов. Данцигцы заволновались – судьба Риги им не улыбалась. Они стали просить короля Сигизмунда прекратить приготовления к морскому походу на Швецию. При ближайшем рассмотрении транспортной флотилии поляков шведы убедились в том, что всё было организовано из рук плохо: суда были малы и находились в неисправном состоянии, воинский контингент недостаточен, а весь провиант был уже съеден без остатка. Король немедленно сообщил в Стокгольм о том, чтобы состояние боевой готовности в стране было отменено, а солдаты отпущены по домам. Не дожидаясь конца переговоров с Данцигом, он, оставив у Данцига половину эскадры во главе с Шерншёльдом и Флемингом и возвратив городу конфискованные суда, с остатком эскадры отплыл обратно в Стокгольм.

В конце июня 1625 года Густав II Адольф с 12-тысячным войском и в сопровождении канцлера Оксеншерны снова отплыл в Лифляндию, чтобы окончательно разделаться с Сигизмундом III. На сей раз военные действия  для шведов развивались вполне благоприятно. Шведы начали своё наступление от Риги, потом выдвинулись в Курляндию, взяли Митаву и Бауск, когда их победоносное продвижение было остановлено появлением польского корпуса гетмана Л. Сапеги, приведшего с собой отборную польскую кавалерию из 2 600 всадников и 1 300 пехотинцев. Шведская кавалерия в значительной степени уступала польской и немецкой (из-за малорослости шведских коней), и гетман рассчитывал именно с помощью своей кавалерии одолеть шведов. Густав Адольф, наоборот, делал ставку на свою пехоту и 7 (18) января 1626 года при Вальхофе наголову разгромил поляков.

После этого его генералы Я. Делагарди и Г. Хорн быстро завоевали оставшиеся курляндские и лифляндские территории. Поляки терпели одно поражение за другим и не оказывали шведам почти никакого сопротивления. Летняя, а потом и зимняя кампания позволила шведам завладеть всей провинцией и придвинуть границы этих завоеваний к Литве и Польше. Густав Адольф счёл необходимым начать с поляками мирные переговоры и послал в Варшаву своих послов Г. Хорна и А. Сальвиуса. Но поражение в войне отнюдь не заставило Сигизмунда сесть за стол переговоров – он был хитр, непреклонен и упрям, как все отпрыски рода Васа. Он приказал арестовать послов своего кузена Густава и прервать с ним всякие переговоры о мире. После дипломатического демарша Швеции послы Хорн и Сальвиус вскоре были отпущены домой.

Состояние войны с поляками, таким образом, продолжилось.

Поделив завоёванные лифляндские земли на административные участки и поставив во главе их своих генералов, король оставил Лифляндию на самого главного генерала – Я. Делагарди и поехал в Ревель, где его ждала супруга. Перед убытием из Лифляндии Густав Адольф задержался с канцлером в Ревельском замке, чтобы обсудить польские и германские события. Судя по всему, пишет В. Тамм, король уже в это время имел вполне определённые планы относительно будущей войны в Германии. Уже в это время он обратился к своему бранденбургскому свояку с просьбой предоставить в распоряжение шведов порт Мемель. Это позволило бы Густаву нанести удар полякам с юга, из Пруссии и одновременно гарантировать безопасность Бранденбурга. Но Георг Вильгельм в этот момент удалился от евангелического лагеря, решил соблюдать в войне нейтралитет и передавать порт Мемель Густаву отказался.

В феврале 1626 года он вернулся в Стокгольм и начал планировать поход в Пруссию, чтобы «достать» Сигизмунда с западного фланга. 22 июня король с канцлером, генералами Г. Хорном, Ю. Банėром, полковниками Турном, Тойффелем и Торстенссоном отплыл в Пруссию, где назревали серьёзные события. Императорская армия, возглавляемая Валленштейном, наступала в северном направлении. Это уже представляло угрозу непосредственным интересам Швеции в Балтийском море.

В этот же момент король Густав направил к царю Михаилу и трансильванскому князю Габору38 посольства с предложением союза против Сигизмунда. Несмотря на одержанные в Лифляндии победы, король не был спокоен за их прочность и искал дополнительные рычаги давления на Польшу. Успеха в этом направлении шведский король не добился, хотя попытки  втянуть в войну с поляками царя и князя он будет продолжать до 1632 года, но об этом мы скажем отдельно ниже. Реальным кандидатом в союзники оставался Бранденбург, но он, ввиду успехов армий Валленштейна39 и Тилли40, всё теснее сближался с католическим лагерем. Нужно было хотя бы нейтрализовать свояка, но только в 1627 году под давлением шведской силы Георг Вильгельм дал обещание не вмешиваться в события в Пруссии.

Примечание 38. Бетлен Габор стал шурином Густава Адольфа, женившись на бранденбургской курфюрстине Катарине, сестре супруги короля Марии Элеоноры. Конец примечания.

Примечание 39. О Валленштейне см. отдельную главу. Конец примечания.

Примечание 40. О Й.Ц. Тилли см. далее. Конец примечания.

Григорьев Борис Николаевич


 
Перейти в конец страницы Перейти в начало страницы