Заключение

Русский человек, воспитанный в традициях Православной общинной культуры, в отличие от представителей западного индивидуалистического общества, весьма склонен к рефлексии (от лат. reflexio – обращение назад). «Кто виноват и что делать?» – два главных вопроса, которые столетиями не дают ему покоя, снова и снова заставляют анализировать собственное сознание и вглядываться в прошлое, критически переосмысливая продукты своей активности. Можно сказать, что в этом суть ментальности нашей нации.

Переоценка ценностей, как результат умозрительных исканий – тоже наша, исконно русская «забава». Она чаще всего происходит на сломе эпох, порождённом внутренними социальными противоречиями, и в силу масштабов государства, имеет вселенское значение. По аналогии со Смутой начала XVII века, отдалённой от нас 400-летним периодом времени, цепь событий начала XX века также следует именовать Смутой, но только «красной» – по цвету знамени большевиков и крови, пролитой нашими соплеменниками в гражданской войне.

Необходимость переосмысления событий не такого уж далёкого прошлого, у нас, как и у всех здравомыслящих людей, не вызывает сомнения. Сегодня она необходима вдвойне, и имеет целью предостережение общества, государства и его руководителей от попадания в тот «исторический капкан», который наши предки не увидели в пылу революционного угара, пытаясь «загнать» население страны в «светлое будущее». К сожалению, такая опасность есть. Достаточно вспомнить 1991 год или посмотреть на то, что сегодня происходит в некоторых постсоветских государствах.

Основой для объективного переосмысления прошлого является наличие достоверной информации, исторических документов, раскрывающих суть правды каждой их противоборствующих сторон – эсеров и большевиков, белых и красных, крестьянства и власти. Долгое время многие аспекты этого противоборства были преднамеренно закрыты для изучения. Открытие архивов и доступ к литературе «с той стороны», внёс в стройные ряды советских историков определённую сумятицу – некоторые из них встали на позиции бескомпромиссной критики коммунистического прошлого, а другие всеми силами защищали «завоевания Октября». Однако, отдавая монополию на истину какой-либо из сторон, такие «учёные» неизбежно искажают событийную картину и грешат против истории. Только комплексный анализ свода источников, сопоставление документов, вычленение фальсификаций и предвзятых интерпретаций позволяют реконструировать и предоставить на суд читателя страницы истории его страны в чистом виде – в этом и заключается основа ремесла настоящего исследователя.

Запутанный клубок социальных противоречий накануне Февральской и Октябрьской революций 1917 г., вероятно, ещё долгое время не позволит дать полную и однозначную оценку всех рассматриваемых событий. Но их стержневые аспекты просматриваются вполне отчётливо. Понятно, что самодержавная власть проиграла потому, что не в полной мере оценила опасность зарождающегося народного брожения, хотя могла быстро и эффективно его остановить. Понятно, что пришедшее ей на смену Временное правительство, имело возможность объединить хотя бы часть разрозненных социал-реформистских партий в единый блок, купировать многоголосицу их представителей на подмостках столичных площадей или, хотя бы, не оттягивать начало Учредительного собрания до января 1918 г., а провести его летом или осенью 1917 г. – все это позволило бы ему устоять и выполнить свою функцию до логического конца. Понятно, что большевики победили не потому, что они были сильны, а потому, что другие политические силы оказались не столь решительными. Так или иначе, но попытка направить развитие России по демократическому пути также окончилась полным провалом.

В советской историографии бытовал миф, поддерживаемый и сегодня некоторыми современными исследователями, что главная причина социальной революции 1917 г. заключается в том, что царская власть, ввергнув в страну в бессмысленную войну, довела народ до отчаяния и сделала невыносимыми условия его существования. Да, перебои с хлебом и другими продуктами питания были, но голода не было. Экономика работала в большей степени не на хозяйственные, а на военные нужды, но не разрушалась, а, наоборот, создавала рабочие места. Вспомним пустые полки магазинов и безработицу конца 1980-х – начала 1990-х гг., когда страна действительно находилась на грани экономического коллапса, на глазах разваливалась на куски, но все-таки смогла выстоять.

Конечно, война создала весьма серьёзные трудности для населения преимущественно аграрной страны – катастрофически не хватало рабочих рук, гибла на фронтах наиболее работоспособная часть населения, не хватало сельскохозяйственных машин и инвентаря, началась продразвёрстка. Но главная причина всех социальных потрясений того времени, по нашему мнению, заключалась в том, что демократические преобразования вызвали к жизни самые тёмные, погромные, шкурные антиобщественные интересы и инстинкты масс. В первую очередь это было связано с настроениями солдат, которые воспринимали свободу от самодержавия как освобождение от обязанностей. Социал-реформистские партии своей деятельностью дискредитировали демократические платформы, народ в них разуверился и поверил большевикам, которые обещали быстрое избавление ото всех тягот. «Оседлав» пролетарские и полупролетарские массы, большевики воспользовались ситуацией, и, опираясь на штыки солдат, ищущих мира, во что бы то ни стало, пришли к власти.

Однако победа большевистских сил не означала реализации в России социалистических идей – народу они были непонятны, он требовал окончания войны и скорейшего проведения социальных реформ. А их лидерам, понимающим шаткость своего положения, надо было любой ценой закрепиться у власти. Именно поэтому они так боялись Учредительного собрания, которое, представляя большинство населения страны, наверняка лишило бы наступательной инициативы. Именно поэтому большевикам так была нужна партийная диктатура, затем ограничение и свёртывание демократических свобод, и наконец, установление системы террора, как основы государственной политики. Причём они этого даже и не скрывали, объясняя террор необходимостью защиты рабочих и крестьян от классовых врагов – «Революционная эпоха требует исключительных мер!».

Реализовав свой лозунг о «перерастании войны империалистической в войну гражданскую», новая власть ещё на четыре года ввергло население страны в кровавую бойню. В это же время большевики приступили к реализации хозяйственных реформ в духе своей идеологии – национализации промышленных предприятий и банков, перераспределения земли и имущества, установление рабочего контроля на предприятиях, введение уравнительной системы оплаты труда и так далее. Это не могло не привести к обвалу экономики и исключительной по своей силе разрухе во всех сферах жизни. Общий объем промышленного производства сократился в пять раз, сельскохозяйственного – вдвое, предприятия закрывались, резко возросла безработица. К 1921 г. Россия буквально лежала в руинах. Главным для выживания общества в это время стало не производство, а распределение того, что имеется в наличии – так появился «военный коммунизм».

Обострение экономического кризиса сильнее всего ударило по благополучию рабочих, от имени которых выступали большевики. Диктатура пролетариата превратилась в «диктатуру над пролетариатом», рабочие от надвигавшегося голода побежали из города в деревню, а за ними потянулась интеллигенция. Продуктовое благополучие деревни, впрочем, продолжалось недолго. Очень скоро «ветер социальных перемен» добрался и сюда – город потребовал от крестьян хлеба, не гнушаясь и реквизициями под угрозой вооружённой силы. В результате подобной политики крестьянство начало отходить от большевиков и очень скоро стало самым непримиримым врагом Советской власти.

Ухудшение экономической ситуации не могло не привести к забастовкам и мятежам рабочих, массовым выступлениям крестьян, которые очень скоро привели к новому витку гражданской войны. Восстания охватили Украину, Дон, Кубань, Поволжье, Сибирь, но особенно крупное было в Тамбовской губернии. Называлось оно «антоновщиной» по фамилии одного из руководителей восстания, начальника штаба 2-й повстанческой армии А.С. Антонова, которому часто приписывают руководящую роль. Главой же восстания был П.М. Токмаков, являвшийся командующим Объединённой партизанской армией и председателем Союза трудового крестьянства. Вскоре восстание распространилось на территории Тамбовского, Кирсановского, Борисоглебского, Моршанского и Козловского уездов Тамбовской губернии, а также соседние с ней уезды Саратовской и Воронежской губерний.

Максимального размаха оно достигло к февралю 1921 г., когда численность повстанцев достигла 50 тыс. человек, объединённых в две армии (в составе 14 пехотных, 5 кавалерийских полков и 1 отдельной бригады при 25 пулемётах и 5 орудиях). Повстанцы разгромили 60 совхозов, взяли под контроль практически всю Тамбовскую губернию (в руках большевиков остались только города), парализовали движение по Рязано-Уральской железной дороге, и успешно отбивали попытки советских войск вторгнуться на территорию восстания, нанося им большие потери.

Недовольство Советской властью очень скоро перебросилось и на армию. 1 марта 1921 г. моряки и красноармейцы Кронштадтского гарнизона под лозунгом «За Советы без коммунистов!» потребовали освобождения из заключения всех представителей социалистических партий, проведения перевыборов Советов, исключения из них всех коммунистов, предоставления свободы слова и собраний всем партиям, обеспечения свободы торговли, разрешения крестьянам свободно пользоваться своей землёй и распоряжаться продуктами своего хозяйства, то есть ликвидации продразвёрстки. Убедившись в невозможности договориться с восставшими, власти предприняли штурм Кронштадта.

В.И. Ленин вынужден был признать, что крестьянская война со всей очевидностью показала, что продолжение мер военного коммунизма «означало бы, наверняка, крах Советской власти и диктатуры пролетариата». К осознанию этого он пришёл только под грохот орудий Кронштадта. Восстание моряков «колыбели революции» стало для него молнией, осветившей действительность ярче, чем, что бы то ни было.¹¹³⁹ Выход из создавшегося тупика был найден правительством большевиков в переходе от военного коммунизма к Новой Экономической Политике, юридически закреплённом декретом ВЦИК от 21 марта 1921 г. «О замене продовольственной и сырьевой развёрстки натуральным налогом». НЭП рассматривался как временная мера, и был рассчитан на стабилизацию экономической ситуации путём компромисса с большинством населения. Он должен был, прежде всего, спасти власть от разрушения, а затем, при первой же возможности, ликвидирован.

Примечание 1139. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 43. С. 30. Конец примечания.

Процессы, происходившие в 1917–1921 гг. в Тамбовской губернии, отражали существующую ситуацию в государстве, но показывали в то же время и региональную специфику. Эта специфика заключалась, прежде всего, в том, что губерния была крупным аграрным центром с большинством крестьянского населения, консервативным по определению, подчиняющемся общинным традициям в большей степени, чем какой бы то ни было власти со стороны. Отсюда неразвитость общественных институтов, равнодушное и безучастное отношение крестьянства к разворачивающимся на их глазах общественно-политическим процессам, выжидательная позиция по отношению ко всем новым явлениям в жизни страны и региона.

Конкретные исторические особенности, безусловно, отразились и на уездном уровне. Здесь большую роль играли межличностные отношения, характерные для ограниченной в пространстве территории, в условиях, когда лидеров любого местного движения могла выдвинуть только община. Назначенных сверху, присланных цензовой властью она не принимала или, по крайней мере, относилась настороженно. То же самое происходило и в городе, где авторитет руководителя нарабатывался годами и был в прямой зависимости от общественного мнения. Февральская революция 1917 г. не разрушила сложившие традиции городского и земского управления. Большинство местных институтов власти, кроме смены вывесок, фактически не претерпели изменений, даже комиссары Временного правительства назначались из «своих» и выполняли, по сути, привычные функции уездных исправников.

Однако, если «упавшая с неба» свобода в городе Лебедяни вызвала только митинговые настроения и политические перебранки, то в Лебедянских сёлах и деревнях – мощные аграрные беспорядки, грозившие захлестнуть весь уезд. Почувствовав слабость власти, поддавшись агитации вернувшихся с фронта солдат-односельчан, крестьяне пытались прибрать к рукам земли помещиков и их имущество, а часто из своеобразного чувства зависти просто разрушить их хозяйства. К началу 1918 г. погромную волну удалось прекратить – этому способствовали и знаменитое «Постановление №3» Тамбовских губернских властей, и большевистский «Декрет о земле», и начавшаяся социализация земель.

События 1918 г. – первой половины 1919 г. являются едва ли не самыми противоречивыми во всей Лебедянской истории. Они прошли под знаком борьбы за власть – сначала за власть Советов, затем за власть в Советах и, наконец, за власть личную. Спокойно и без каких-либо проблем, а тем более кровопролития, в январе 1918 г. союзники большевиков (о каком-либо политическом влиянии которых в то время говорить не приходится) левые социалисты-революционеры стали хозяевами города и уезда. Однако не прошло и полгода, как они также спокойно передали власть набравшим силу большевикам, осудили действия своего ЦК и отмежевались от губернского партийного руководства. Значительная их часть «растворилась в массе», другая перешла на службу большевикам и даже вступила в их партию. В партийных анкетах того времени запись «бывший член партии левых (или правых) с.-р.» – отнюдь не редкость.

Окончательно монополизировав власть, большевики со свойственным им революционным напором включились во внутрипартийные разборки. С 17 мая по 1 ноября 1918 г. сменилось 4 руководителя городской ячейки партии, 4-5 марта 1919 г. из-за раздела портфелей в уисполкоме между приезжими и местными коммунистами произошёл раскол, которой привёл к массовой перетряске состава местной организации РКП(б). К 1921 г. в структурах уездной власти почти не осталось персонажей местной революции, которые играли заметную роль всего тремя годами ранее – одни ушли на фронт гражданской войны, другие были переброшены в соседние уезды Тамбовской губернии, третьи исключены из партии и исчезли с политической сцены.

В тексте одного из популярных революционных маршей того времени есть такая фраза: «И вся-то наша жизнь есть борьба!». Даже поверхностное ознакомление с историей подтверждает, что она верно отражала социально-политическую обстановку раннего советского времени. Завоевание власти большевиками не означало окончательную победу, впереди была не менее сложная борьба с внешней и внутренней «контрреволюцией», причём сразу на нескольких фронтах – с белой армией и иностранной интервенцией, с разрухой и голодом, за хлеб и советизацию деревни. Особое значение имело противостояние города и деревни, которое по своим масштабам и ожесточённости превосходило любой ранее известный русский бунт – «бессмысленный и беспощадный», и имело все признаки полноценной крестьянской войны.

Волна этой стихии в Лебедянском уезде распространялась с определённой закономерностью. Начавшись на севере уезда осенью 1918 г. (Ольховская волость), она весной 1919 г. достигла западной части (Троекуровская, Ищеинская, Пятницкая и Слободская волости), затем в конце 1919 г. переместилась на юг (Куйманская волость) и в феврале-марте 1920 г. оказалась на востоке Лебедянского уезда (Добринская и Больше-Хомутецкая волости). Отдельные вихри волны, конечно, выбивались за рамки этого маршрута, но в целом тенденция очевидна. Вероятно, это явление связано с двумя причинами. Во-первых, пахотные земли северной и западной части уезда были наиболее плодородными, собирали самое большое количество хлеба и, поэтому, привлекали первоочередное внимание реквизиционных отрядов, а территория южной и, особенно, восточной части уезда в значительной мере были покрыты лесными массивами и не давали столь значительный объем урожая. Во-вторых – Ольховская, Троекуровская, Ищеинская и Слободская волости были ближе расположены к уездному центру, что позволяло реквизиционным отрядам совершать относительно безопасные «вылазки» за хлебом и быстро возвращаться под защиту Лебедянского военного гарнизона. Только опустошив ближайшие волости и подавив карательными акциями попытки крестьян к будущим выступлениям, реквизиционные отряды стали все дальше продвигаться на восток уезда.

Оценивая социально-политические события 1917–1921 гг. с позиций сегодняшнего дня, мы, безусловно, отмечаем их «космическое» значение для дальнейшей истории страны. Коренной перелом произошёл и в судьбах населения, который не только трансформировал жизненное пространство человека, но и оказал существенное влияние на его ментальность и мировоззрение. Впрочем, этот перелом был не одномоментным событием, а растянутым на несколько десятилетий. Это позволило населению приспособиться, адаптироваться к новым условиям своего существования и под воздействием мощного пропагандистского аппарата принять коммунизм как национальную идею. Можно сколько угодно дискутировать о том, хорошо ли это для страны или плохо, но изменить ничего нельзя. Это наша история и её надо принимать такой, какой она есть.

Кривошеин Николай Викторович